ТРИ НЕВЕСТЫ И… ДВА ЖЕНИХА
Путилин, схватив меня за руку, потянул назад, шепнув:
- Тут вот выступ притвора… Спрячемся здесь. Любопытно послушать их объяснение. Играть уж комедию - так до конца!
Не прошло и нескольких секунд, как послышались шаги, звон шпор, раздались голоса:
- Ну, батюшка, вот и мы!
И вслед за этим веселым, звучным мужским голосом раздался трясущийся, вздрагивающий голос батюшки:
- Позвольте, а кто же эта вот девица в подвенечном уборе?
- Как кто? Моя невеста, батюшка! - удивленно воскликнул другой мужской голос.
- Как-с ваша невеста? - заикнулся старый священник.
- Очень просто, моя невеста. Да что с вами, батюшка?
- Позвольте, сколько же невест-то всего? Три, значит? Голос священника дрожал. В нем слышались не только изумление, но и испуг.
- Как - три? Откуда вы взяли третью? Вот моя невеста, вот невеста моего приятеля. Вы простите меня, батюшка, я вас не понимаю.
В голосе офицера звенело несказанное удивление.
- Нет-с, вы уж дозвольте мне вас не понять! - взволнованно проговорил престарелый иерей. - Я еще по милости Божией из ума не выжил и до трех считать не разучился и трех невест на двух женихах повенчать никак не могу-с…
- Il est devenu fau! Он сошел с ума! - с отчаянием в голосе воскликнул по-французски один из прибывших.
- Эта невеста - раз, та невеста - два, а эта девица - уже три. Как ни считайте, выходит три.
- Да какая та невеста?.. О ком вы говорите? - звякнули шпоры.
- Та-с, которая приехала сейчас с вашим приятелем. Ваша невеста.
- Что! Что такое?! Моя невеста приехала с моим приятелем?! Да вы… вы, извините, с ума сошли, батюшка! Вот моя невеста, она стоит перед нами.
- Коля, ради Бога, что это значит? - послышался испуганный женский голос.
- Да, с вашим приятелем, Путилиным… Девица Сметанина, - продолжал батюшка.
- С Путилиным?! - послышались испуганные возгласы.
- Да-с.
- С каким Путилиным?
- С полковником гусарским…
- Нет, батюшка, вы ошибаетесь: не с гусарским полковником, а с начальником Санкт-Петербургской сыскной полиции! - громко проговорил Путилин, выходя из-за прикрытия.
Его внезапное появление было подобно неожиданному удару грома. Громкий крик испуга, изумления вырвался из четырех уст: двух офицеров гусарского полка и двух барышень в подвенечных нарядах.
- Ах! - прокатился и замер под высокими церковными сводами этот крик.
Барышни пошатнулись и, наверное бы, упали, если бы их не подхватили офицеры. Бедняжка-священник остолбенел, замер, застыл.
Первым опомнился высокий, стройный офицер. Он сделал шаг по направлению к Путилину и гневно крикнул:
- Что это за мистификация, что это за маскарад? Кто вы, милостивый государь, и по какому праву вы одеты в этот мундир?
- Кто я вы уже слышали: начальник сыскной полиции Путилин, а по какому праву я в мундире, я не обязан вам давать ответа. Я имею право наряжаться так, как мне угодно для пользы дела. А вот мне было бы интересно знать, по какому праву вы изволили облачиться в какой-то плащ, ворваться в церковь и похитить невесту… с усами? - отчеканил гениальный сыщик.
Офицер растерялся, опешил.
- Так как вы предпочитаете невест с усами, господин Неведомский, то я и захватил для вас таковую. - С этими словами Путилин вывел меня за руку и сорвал вуаль с моего лица, которое в эту трагическую минуту было, по всей вероятности, в высокой степени глупо. - Рекомендую, девица Сметанина, ваша невеста с усами и даже с бородой!
Раздался новый крик испуга и изумления. Батюшка, взглянув на меня, затрясся.
- Свят, свят, свят! - дрожащим голосом вырвалось у него. Нет слов описать выражение лиц нашей странной группы, того столбняка, который овладел всеми, за исключением меня и Путилина.
- Ну-с, господа, что же мы будем теперь делать? Как мне прикажете поступить со всеми вами? По закону я могу вас не арестовывать, - обратился Путилин к офицерам, - так как это - дело вашего военного начальства… Но ваших невест я обязан арестовать вследствие заявления их родителей.
Обе невесты плакали.
- И вы это сделаете? - вырвалось у обоих офицеров-женихов.
- Я обязан.
- Честное слово, мы этого не допустим!
- Вы окажете сопротивление? Но не забывайте, господа, что это уже явится тяжким преступлением, за которое вас по головке не погладят.
Взбешенные офицеры были белее полотна.
И вдруг, к моему глубокому удивлению, Путилин громко и весело расхохотался.
- Вы еще смеетесь?! - рванулся один из женихов, Неведомский.
- Ну да! И знаете, почему? Потому что я нашел счастливый выход для всех вас.
- Какой?
- У вас шаферов нет?
- Вы продолжаете издеваться, господин Путилин?
- Я вас спрашиваю: у вас шаферов нет?
- Нет.
- Ну, так вот позвольте нам с доктором заменить их вам. Живо к аналою, господа, живо! Батюшка, пожалуйте!
- Как-с?.. Венчать?! - пролепетал не могущий все еще прийти в себя священник.
- Господин Путилин! Да неужто? Вы не шутите?! Правда? Оба офицера радостно бросились к Путилину и схватили его руку.
- Да что же с вами поделаешь теперь? Не везде ведь найдется такой добрый, милый батюшка… Бог с вами, валяйте, но только помните, что о моем шаферстве - ни гугу никому, а то мне нагорит по шапке!
Оба офицера душили моего благородного друга в своих медвежьих объятиях.
- Спасибо вам! Ах, дорогой господин Путилин! Голубчик!..
- Ну, ну, довольно, хорошо! Пустите… А знаете ли вы, что из-за вас Путилин первый раз в своей жизни оскандалился.
- Как так?
- Очень просто. Родителям ваших невест я обещал разыскать сих барышень и вернуть их им.
- Да вы ведь и разыскали! - радостно-возбужденно ответил офицер.
- Разыскать-то разыскал, да вернуть-то уж их я не смогу. Теперь это уж ваше дело будет.
И вот через несколько минут у аналоя началось необычайное венчание первой пары: шафером был Путилин, выследивший и накрывший "преступников-похитителей"!
Так же повенчали и вторую пару.
После венчания Путилина окружили и пристали к нему с расспросами.
- Иван Дмитриевич, дорогой, как это вы унюхали?
- По обстановке решил сразу, что похищение - романического свойства, по дерзкой смелости и отваге предполагалось, что сделано это людьми военными. У вас, молодая моя красавица, в кармане вашей юбочки записку нашел. Ах, какая вы неосторожная барынька! Разве можно такие записки не уничтожать? Ай-ай-ай!
Путилин вынул розовый листок бумаги и прочел:
"Голубка моя! Посылаю тебе наши гусарские усы. Другого выхода нет, следят за тобой так, что выкрасть тебя можно только из церкви. Поступи, как я тебя учил. Пробудешь немного у меня, потом поедем Кол. Священник согласился. Целую тебя, твой Владимир Н."
- Ах! - закрыла лицо руками "молодая".
- Ну-с, имея в руках сие, остальное узнать было не так трудно, - весело смеялся Путилин. - А вот вас тут захватить еще я не ожидал, - обратился он к другой повенчанной паре. - Я пока выследить успел только ваших друзей, а на вас точил еще зубы.
ПРЕТЕНДЕНТ НА БОЛГАРСКИЙ ПРЕСТОЛ (Корнет Савин)
ГРАФ ТУЛУЗ ДЕ ЛОТРЕК В КОНСТАНТИНОПОЛЕ
Прежде чем начать повествование о замечательном деле "претендентства корнета Савина на Болгарский престол", деле, в котором гениальный авантюрист столкнулся с гениальным сыщиком и где оправдалась поговорка "нашла коса на камень", скажем несколько слов о корнете Савине.
По своему общественному положению, по дерзкой отваге, по изумительному блеску выполнения своих смелых "похождений", по полету фантазии из всех русских авантюристов, бесспорно, первое место принадлежит корнету Савину.
Свою славу он распространил далеко за пределы своего отечества, прогремев за границей.
Блестящий офицер, молодой, красивый, ловкий, с ума сводивший женщин одним взглядом, лихой танцор, безукоризненно владеющий несколькими иностранными языками, он "свихнулся" с прямой дороги и покатился по наклонной плоскости.
Пытаясь сначала стоять только на грани гражданского и уголовного права, он перешагнул в область уголовщины.
Тут и началось! Одна безумно-смелая авантюра следовала за другой, и скоро послужной список экс-корнета обогатился массой громких деяний, не только изумлявших, но даже и восхищавших наше и заграничное общество "чистотой работы" и, я бы сказал, аристократичностью ее.
Если можно вообще в бездне человеческого падения найти красоту, то этой уголовно-преступной красотой обладал в полной мере Савин. Поистине, он был велик и в падении!
Но едва ли не самым замечательным в характере этой недюжинной личности являлась его уверенность в своем самозванстве.
Он мало-помалу так претворял в себе свою ложь, так свыкался с ней, что потом не на шутку начинал верить в нее, не отделяя вымысла от правды.
Это любопытное явление в области гипноза, самообмана было отмечено многими прозорливцами духа человеческого.
Так, у Гоголя есть замечание, что в знаменитой сцене вранья перед городничим и его присными Хлестаков искренно верит в ту ерунду, которую несет о "лабардан" и тридцати тысячах курьеров.
У Пушкина растрига Гришка Отрепьев увлекается до того, что опять-таки искренно считает себя русским царевичем Димитрием.
Были моменты, когда Емелька Пугачев, "со рваными ноздрями", в состоянии длительного "аффекта лжи", говорил сам себе, что он - подлинный император Петр Федорович…
Константинополь - гордая столица Блистательный Порты, был залит горячими, яркими лучами солнца. Как красив, дивно хорош был он, купаясь в этом море света, со своими высокими, белоснежными минаретами, со своим очаровательным видом на Босфор.
В роскошном отеле нарядного европейского квартала, где помещаются иностранные посольства, консульства, вот уже несколько дней проживал молодой богатый знатный граф Тулуз де Лотрек со своей супругой.
До сих пор существовал закон, что жены приобретают новые фамилии и титулы по мужу, а вот граф Тулуз де Лотрек взял да и изменил этот старый обычай, ибо… сделался графом "по жене".
- Как?! - удивитесь вы. - Да разве это возможно?
- Возможно, - отвечу я вам, - так как граф Тулуз де Лотрек был никто иной, как экс-корнет Савин. А Савину, как известно, никакие законы не писаны, он сам создавал их.
Сманив безумно влюбившуюся в него графиню Тулуз де Лотрек с ее миллионами, он решил, что, будучи теперь ее "супругом", он имеет право не только на ее деньги, бриллианты, но и на ее титул.
По гостиной отельного отделения, убранной с комфортом и изысканной роскошью, нервно ходила графиня, молодая, очень красивая женщина.
"Граф", наш знаменитый корнет Савин, сидел в кресле, заложив нога за ногу. Одной рукой, поигрывая своим страшным бичом (этот бич был из какой-то особенной кожи и с ним Савин не расставался почти никогда), другой, держа сигару, он невозмутимо спокойно глядел на свою взволнованную супругу.
Ирония, насмешка сверкали во взгляде его удивительных глаз.
- Итак, мы взволнованы?
- Я попросила бы тебя обойтись без насмешек! - резко выкрикнула графиня.
- Ого!
- Да, да! Ты должен знать причину моего волнения.
- А именно? - прищурился Савин.
- Я совершенно не понимаю, зачем, для чего мы торчим здесь, в этом отвратительном Константинополе. Вместо того, чтобы пребывать теперь на каком-нибудь курорте, мы вдыхаем отравленный пылью воздух, жаримся, как в пекле в этой раскаленной духоте.
Графиня нервно комкала кружевной платок.
- Ах, вот в чем дело? - усмехнулся Савин.
- А ты этого не знал? - вспыхнула графиня.
- Знал, слышал, мой ангел, но я уже говорил тебе, что мне необходимо пробыть здесь еще несколько дней.
- Да зачем? Зачем?
- Это мое дело. Я не обязан отдавать отчета.
- В таком случае и я не обязана исполнять всех твоих прихотей. Я уеду одна.
- Что?
Медленно, точно тигр, собирающийся к прыжку, поднялся с кресла Савин…
Голова гордо откинулась назад, в глазах мелькнули огоньки гнева.
- Что? - повторил он, подходя к графине. - Это с каких же пор ты решила не подчиняться моей воли?
Та под этим пристальным, властным взглядом потерялась, как-то съежилась, пригнулась. Точно птичка под взглядом удава.
Любуясь ее смущением, довольный своей победой, Савин начал уже другим, ласково вкрадчивым голосом:
- Ах, женщины, женщины, все-то вы на один покрой! Ну, давай мириться, Лили.
Он обнял ее и властно притянул к себе. Она, с глазами полными слез, но и восхищения, прижалась к его широкой, сильной груди своей красивой головкой.
- Слушай же, моя капризница, слушай внимательно, что я буду тебе говорить. Скажи: ты хотела бы сделаться княгиней?
- Графиня удивленно посмотрела на своего супруга.
- Что такое? Княгиней? С какой стати? Какой княгиней?
Савин тихо рассмеялся.
- Ты думаешь, что графский титул не стоит менять на княжеский? Я был бы согласен с тобой, если бы тот княжеский титул, который я хочу предложить тебе, был обыкновенный, заурядный… Но дело в том, что моя корона будет поважнее простых графских и княжеских.
- Я тебя не понимаю…
- Сейчас поймешь. Ты должна войти вместе со мной на престол.
- Что? - даже отшатнулась от Савина-"графа" настоящая графиня.
- Да, на престол.
- Ты с ума сошел? На какой престол?
Несмотря на то, что графине не были тайной гениальные проделки ее супруга, который с циничной откровенностью посвятил ее в них, зная что она все равно пойдет за ним в огонь и воду, несмотря на это она была поражена, как никогда.
"Он смеется… Он шутит…" - пронеслось в ее головке.
- Ты спрашиваешь: на какой престол? Изволь, я тебе отвечу: на Болгарский.
- Это… это шутки?
- Нимало. Знай, что я - претендент на Болгарский престол.
- Ты?!
- Я.
- По какому праву? Причем ты и Болгарское княжество?
- Скажи, Лили, ты католичка?
- Да.
- Историю папства хорошо знаешь?
- Знаю.
- Так вот скажи, как мог пастух сделаться папой? А такой случай был. Итак, если пастух мог занять папский престол, то почему русский корнет, сделавшись графом Тулуз де Лотрек, не может взойти на престол Болгарского княжества? Ведь ты пойми: в настоящее время престол этот свободен. А раз он свободен отчего мне его не занять? Черт возьми, это было бы чрезвычайно глупо отказаться от такого удобного и приятного помещения!
Графиня глядела на своего самозванного супруга широко раскрытыми глазами. А Савина словно волна какая-то подхватила. Он преобразился, горел, пылал жаром своей необузданной фантазии.
- О, Лили, моя верная подруга, какая блестящая, славная будущность открывается нам! Я - коронованный князь болгарского народа, я - в дружбе и сношениях с венценосцами всего мира.
- Но… как же это все устроится? - лепетала в величайшем смущении графиня.
- Все, все устроится! Вот для этого-то я и нахожусь в Константинополе. Теперь ты понимаешь? Теперь ты согласна ждать и задыхаться в жаре? Пойми, что мы отсюда пойдем прямо в Болгарию.
И многое еще говорил "будущий" болгарский князь, а пока - наглый самозванец, авантюрист величайшей марки.
ПОЛИТИЧЕСКИЕ ЭМИГРАНТЫ. ТАЙНОЕ СОВЕЩАНИЕ
В начале раннего вечера Савин - граф Тулуз де Лотрек - вышел из своего фешенебельного отеля и как-то тайком, крадучись, стараясь не обращать на себя ничьего внимания, направился пешком в один из отдаленных, грязных, вонючих кварталов "великолепной" столицы Оттоманской империи.
Жар еще не спал. Тучи пыли стояли над узкими улицами, кишившими столичной рванью и массой бродячих голодных собак, похожих на шакалов, тощих, озлобленных.
Нарядный, сверкающий Константинополь остался там, позади.
Тут был тот главный Константинополь, который олицетворял собою всю неряшливость, всю грязь Востока.
"Экие свиньи!" - мысленно ругался претендент на Болгарский престол, попадая в кучи отвратительных экскриментов.
Подойдя к небольшому домику, ставни которого были наглухо закрыты, он тихо постучал в одно из окон и приблизился к двери.
- Кто там? - послышался вопрос.
- Это я, Цанков, отворяйте.
Дверь быстро распахнулась, впустила гениального авантюриста и также быстро захлопнулась за ним.
- А наконец-то вы, ваше высочество! - с улыбкой проговорил высокий черномазый субъект, одетый в сюртук с типичным видом болгарина.
- Не слишком ли рано, - "ваше высочество"? Пока еще только ваше сиятельство, - рассмеялся Савин, крепко пожимая руку болгарина.
- Пустяки. Для такого умницы, как вы, сроков не существует. - Болгарин говорил довольно чисто и правильно по-русски.
- Все в сборе, Цанков?
- Все.
- А Хильми-паша?
- И он прибыл, Савин.
- Да ну?
В голосе экс-корнета послышалась радость.
- А все-таки вы, Цанков, лучше величайте меня графом де Лотреком. Знаете, это звучит более внушительно.
Тихий смех болгарина смешался с таким же смехом "графа".
- Слушаю-с, ваше высочество!
В комнате, небольшой и тонувшей в полумраке, благодаря закрытым ставням, на креслах и широком диване сидело несколько человек.
Большинство из них были болгары, за исключением двух лиц, принадлежавших к сынам правоверного пророка Магомета.
- Простите великодушно, господа, что я запоздал! - весело, непринужденно проговорил Савин по-французски, здороваясь со всеми и особенно почтительно с Хильми-пашой.
- Ваше превосходительство, как мне благодарить вас за ваше любезное посещение? - склонился он перед ним.
Тот благосклонно улыбался.
- Ничего… Я так сочувствую, граф, этому делу, - ответил Хильми-паша.
- Позвольте мне, ваше превосходительство, в знак моей глубокой благодарности предложить вам на память о сегодняшнем вечере эту безделушку.
Савин вынул из кармана роскошный футляр и, раскрыв его, подал турецкому сановнику.
На голубом бархате, переливаясь всеми цветами радуги, сверкал драгоценный перстень с огромным бриллиантом-солитером.
- О! - вырвалось у всех.
Алчный взгляд паши загорелся восторгом.
- Ах, граф, какая прелесть! Но к чему это? Мне совестно принимать такие ценныесувениры.
- О, это такие пустяки, ваше превосходительство. Эта безделушка - одна из моих фамильных, - небрежно, с апломбом бросил великий авантюрист. - А это позвольте вручить вам.
И Савин протянул другой футляр младшему турку.
- Чисто работает, - прошептал болгарин Цанков своим соотечественникам.
Те взглядами подтвердили это.
- Ну, господа, мы можем приступить к совещанию, - пригласил всех Цанков.
И когда все заняли места за круглым столом, продажный турецкий сановник начал первым.
- Я должен сообщить вам, господа, что по полученным мною тайным сведениям русское посольство что-то разнюхало и, кажется, послало донесение. Поэтому я советовал бы вам торопиться.
Граф Тулуз де Лотрек, претендент на Болгарский престол, чуть-чуть побледнел.