Г. Баснер: "Эспераль"? Это такие таблетки, которые вшивают под кожу. Действуют они полгода, но мы говорили, что гораздо больше. Они абсолютно безвредны, если не употреблять алкоголь… И вот тогда я в первый раз сделал Володе имплантацию препарата, его привезла Марина".
М. Влади: "Эта имплантация, проведенная на кухонном столе одним из приятелей-хирургов, которому я показываю, как надо делать, - первая из длинной серии".
Г. Баснер: "…То, что описывает Марина в своей книге, - это уже было во второй раз - в квартире на Матвеевской. А после первого раза Володя не пил полтора года.
Однажды звонит Саша Митта:
- Гера, срочно приезжай! Володе плохо! Он перепутал стаканы.
Я сказал:
- Надо немедленно промыть желудок! Пусть пьет воду и - два пальца в рот! Самый элементарный и надежный способ.
Тут же вскочил в машину и приехал. Володя уже более или менее успокоился, сделал себе это "промывание". Но "эспераль" сработала: оставалась гиперемия (краснота) лица и ярко выраженная тахикардия…
Как же это произошло? Володя говорил, что перепутал стаканы. Возможно. <…> Но я думаю, что он тогда сам решил попробовать. И минуты через две ему стало плохо. А Володя сделал всего один глоток! Вот тогда он понял, что "эспераль" действует".
М. Влади: "Периоды затишья длятся от полутора лет - в первый раз - до нескольких недель после последнего вшивания. Ты больше в это не веришь, хуже того, ты начал сам себя обманывать… Через несколько дней… ты пробуешь немного пить, реакция слабая, ты увеличиваешь дозу, и, видя твое состояние, врач решает удалить препарат".
A. Федотов: "Несколько раз я делал вшивку. Володя строго следил: сколько таблеток, на какой срок. Он привозил их из-за границы. Но потом Володя научился сам их выковыривать…"
М. Влади: "Иногда ты не выдерживаешь и, не раздумывая, выковыриваешь капсулку ножом…"
Г. Баснер: "…У меня где-то лежат его расписки… Под мою диктовку Володя два раза писал примерно такой текст: "Я, Владимир Высоцкий, сознательно иду на эту операцию. Ознакомлен со всеми возможными последствиями, а именно, паралич и даже остановка сердца. Обязуюсь спиртного не употреблять". Ведь ему нельзя было пить даже вчерашний кефир…"
М. Влади: "…Это не более чем подпорка. Но благодаря ей тебе на шесть с лишним лет удается отодвинуть роковую дату, предназначенную судьбой".
"Эспераль" в России быстро переделали в "спираль", а потом и в "пружину"… В 1975 году(?) Высоцкий присылает Ивану Бортнику открытку из Испании со следующим текстом:
Скучаю, Ваня, я
Кругом Испания.
Они пьют горькую, лакают джин
Без разумения и опасения,
Они же, Ванечка, все без "пружин".
B. В. привозил "эспераль" не только для себя… Нескольким актерам Театра на Таганке тоже была сделана имплантация этого препарата, то есть "вшивка"… Юрий Петрович Любимов называл этих актеров - "вшивота"!
2 мая 1980 года. А.Федотов: "На следующий день на кухне у Володи я вшил Далю "эспераль".
3 мая Высоцкий в последний раз играет в спектакле "Добрый человек из Сезуана". Некоторые коллекционеры считают, что 3 или 4 мая у Высоцкого был концерт в КГБ, если он действительно состоялся, то это был единственный концерт в мае 1980 года.
Напомним, что В.В. в Венеции обещает Марине, что к ее дню рождения он будет в полном порядке. К 10 мая он должен быть в Париже. Времени остается очень немного.
Высоцкому не хотелось лететь в Париж… Он не сдержал слово, данное Марине, - наркотики остаются по-прежнему… Доставать наркотики в Париже для Высоцкого практически невозможно - они там слишком дороги. Кроме того, он понимает, что контроль со стороны Марины будет очень жестким… Но, с другой стороны, ему хочется покончить с унизительной зависимостью от "лекарств"…
A. Бальчев: "В мае мы с Бабеком встретили Володю на улице.
- Мы летим в Сочи, - давай с нами!
- А что, может быть, действительно? Позвоните из Сочи.
Мы позвонили.
- Нет, не могу. Времени нет".
Времени нет еще и потому, что В. В. занимается оформлением документов для брака американки Барбары Немчик и Валерия Янкловича.
Б. Немчик: "Буквально все сделал Володя - он везде со мной ходил… Ведь все надо было проталкивать.
Мы вместе пошли в Бюро переводов… Я знаю, как долго там держали американцев, которые женились или выходили замуж в России. Я сама сделала перевод паспорта, а этого делать нельзя - они должны переводить сами. Мы пришли туда, нас встретила женщина - такой очень тяжелый, железный, советский тип. Володя подошел, объяснил ситуацию, и через десять минут все было готово
Она приказала сотруднику:
- Девушка сама перевела паспорт. Перепишите, пожалуйста, ее перевод на наш бланк и поставьте печать.
А для наших это была одна из самых сложных проблем, в Бюро переводов документы задерживались на две-три недели. Володя все сделал за десять минут".
Назначена регистрация, несмотря на все усилия помешать этому браку. В. Янклович: "Директор этого Дворца бракосочетаний сказала мне: "Хотите совет? Даже и не пытайтесь - вас никогда не зарегистрируют!" Специально закрыли на ремонт это учреждение… И все- таки нас расписали…"
B. Шехтман: "На регистрации я был… Где-то лежит фотография… А за документами мы помотались… Володя же ездил к министру юстиции РСФСР, когда заведующий загсом отказал".
Напомним, Высоцкий надолго собирается за границу, и там ему нужен человек, который мог бы вести дела.
В. Шехтман: "Валера с Барбарой женились вроде бы фиктивно и вроде бы - по любви… Как Леша Зубов. Володя с Валерой собирались в Штаты…"
По утверждению Барбары Немчик, действительно, регистрация состоялась в мае, но ближе к концу месяца… Она точно не помнит дату - 25 или 27 мая.
В один из дней начала мая Высоцкий слушает лекцию известного историка Натана Эйдельмана:
"Читал я лекцию, дело было в начале лета, в начале мая 1980 года, и, стало быть, Высоцкому оставалось жить меньше трех месяцев. Лекция была в Доме архитектора, тема - тайны XVIII века. Я рассказывал увлекший меня сюжет о несчастном Брауншвейгском семействе, о свергнутых с престола в 1741 году родственниках императрицы Елизаветы Петровны, о приключениях и темной борьбе за власть в XVIII веке. Зал полон. И вдруг, я смотрю, у прохода, где-то около заднего ряда, сидит Высоцкий. Я, признаться, не поверил. Не потому, конечно, что не мог себе представить, будто Высоцкий ходит на лекции… Но я решил, что это какой-то человек, на него похожий. Слушал он очень хорошо. А потом ко мне подошли друзья, лекция кончилась, человек, похожий на Высоцкого, исчез.
25 июля он умер, и, естественно, о нем много говорили. И вдруг я получил потрясший меня загробный привет. Очень пожилая женщина - подруга матери Высоцкого - рассказала, как он пришел с лекции и говорил всякие лестные для меня слова, и как ему лекция понравилась, и какой вызвала у него интерес… Привет, полученный уже в августе 1980 года".
6 мая - вечером спектакль "Преступление и наказание".
7 мая - "Гамлет".
8 мая - телефонный звонок в Ижевск. В этот же день телефонный разговор с Италией. В Ижевске продолжается суд - скорее всего, Г. П. Падва рассказывает о процессе.
Б. Немчик: "8 или 9 мая я прилетела из Средней Азии, пробыла там 10 дней. А поехала туда, чтобы мне продлили визу. Володя и Валера встречали меня…
Я поехала с ними на Малую Грузинскую и там узнала, что Володя купил мне путевку в Москву! Путевку в Москву, чтобы мне на неделю продлили визу. И стажировка, и советская виза у меня давно закончились, тогда мы даже не знали: состоится ли брак вообще.
И еще Володя решил, что самое разумное - пожить у него: "Там тебе не будут мешать…"
9 мая - сборы в Париж, в этот же день Высоцкий заезжает к В. Баранчикову: "В самый последний раз Володя был у нас 9 мая
1980года… (Баранчиков жил тогда на Бауманской, рядом Елоховская церковь. - В. П.) Сидели на кухне, окна были открыты. Володя запел "Купола"… И тут зазвонили в Елоховской. Это было нечто…"
10 мая - ранним утром Высоцкий вылетает в Париж. У В. В. договор с "Аэрофлотом" о том, что он будет рекламировать советские авиалинии за рубежом, поэтому он платит за билеты половину стоимости.
И. Шевцов: "В день отъезда я его провожал. Были Валера Янклович и Оксана. Было очень рано, часов шесть утра. Я знал, что потом будут гастроли в Польше. Потолкались у парадного… Какие-то разговоры, - у меня было то же самое:
- Как будем дальше действовать? (О фильме "Зеленый фургон".)
В аэропорт я не поехал".
В. Шехтман: "…Мне кажется, ему снова не хотелось лететь в Париж. Он же опоздал в Шереметьево!
- Ну, все - опоздали.
Но рейс задержали, и Володя улетел".
Б. Немчик: "Володя позвонил Марине, что встречать его не надо, он доедет сам… А на другой день Марина звонит в Москву:
- Где Володя? Он не прилетел! Я не знаю, где он!"
Марина Влади: "…Мое беспокойство, когда ты не приехал в назначенный день, бесполезные звонки, ожидание, бессилие, твое исчезновение между Парижем и Москвой и - однажды ночью - звонок моей подруги. Ты уже несколько часов в Париже - в одном из русских ресторанов, - и дело плохо, надо ехать за тобой. Я бужу Петю (средний сын Марины Влади. - В.П.), - мне нужна помощь. Мы находим тебя на банкетке, обитой красным плюшем, в самом темном углу. С тобой гитара и чемодан, ты похож на отставшего от поезда пассажира".
М. Шемякин: "…Был жуткий запой, его напоили свои же доброхоты: Высоцкий едет с нами! Ну как не выпить с Высоцким! - на всю жизнь сувенир! Две бутылки коньяка ему дали в самолете. <…> Володька попал в сумасшедший дом".
11 мая. Марина Влади: "Наш добрый доктор Поль Онигман не может ничего сделать - тебя нужно класть в больницу. В коридоре доктор Дюгарен смотрит на меня и спрашивает:
- На этот раз кто это?
- Мой муж.
- Бедняжка.
В этом же коридоре несколько лет назад находился мой старший сын".
Речь идет о клинике Шарантон под Парижем. Именно эту специализированную клинику описывает Высоцкий в "парижском дневнике" 1975 года, когда они с Мариной навещали ее старшего сына- Игоря: "Поехали в больницу. Похоже на наши дурдома, только вот почище, и все обитатели - вроде действительно больные. Ко мне разбежался кретин в щетине и потребовал закурить. Я дал".
Шемякину Шарантон представляется громадным мрачным зданием с железными дверями, железными лестницами и маленькими окнами.
"Бывают странные сближенья…" В трехтомнике Шемякина, в примечаниях читаем: "В 1968 году после протеста Питера Вайса против советского вторжения в Чехословакию не была поставлена его пьеса "Марат-Сад" ("Преследование и убийство Жана-Поля Марата, представленное труппой дома умалишенных в Шарантоне под руководством маркиза де Сада"), Высоцкий ничего не забывал - на капустнике к восьмилетию Театра на Таганке он спел:
Удивлю сегодня вас
Вот такою штукою:
Прогрессивный Питер Вайс
Оказался сукою.
* * *
Этот ветер - мимо сада,
А в саду растут дубы.
Пусть его "Марата-Сада"
Ставят "Белые Столбы".
На станции Белые Столбы в Подмосковье расположена одна из самых известных и больших психиатрических больниц…
13 или 14 мая. В. Янклович: "Марина приехала за Володей в "Распутин", потом положила в госпиталь. Позвонила мне, сказала, что в Польшу он приехать не сможет.
В театре я сказал об этом Дупаку. А коллектив должен был на следующий день выезжать в Польшу. В коридоре стояли артисты, я увидел Пыльнову, Жукову, Додину… Одна из актрис говорит:
- Знаем мы, как Высоцкий болен… Он там на фестиваль в Каннах поехал с Мариной. А нас потом никуда из-за него пускать не будут.
Я сказал им:
- Вы, наверное, забыли, что вас еще потому и приглашают за рубеж, что в театре есть Высоцкий…
А ведь тогда Володя чуть ли не умирал в Париже. Они как бы отказывали ему в праве на болезнь… Так что на совести у труппы кое-что есть…"
На совести у труппы - не только полное непонимание Высоцкого, но и активная - черная зависть… Не у всех, конечно, но…
Н. Л. Дупак: "Вот расскажу вам, опять кто-нибудь обидится… Актеры… Да они же угробили его завистью. Все эти Петровы, Сидоровы, Ивановы…
- Мы - черная кость, а он - белая!"
Ю. П. Любимов во время работы над спектаклем "Владимир Высоцкий" собрал друзей В. В. и сказал им: "Вы же понимаете, как трудно сделать спектакль с людьми, которые Владимира не любили".
Конечно, Высоцкий знал об этом… Вначале взрывался, возмущался, а в последние годы отвечал почти полным равнодушием…
В. Шехтман: "Я спросил у него:
- Володя, ты не жалеешь, что ушел из театра?
- Нет. Здесь (он показал на сердце) ничего не осталось".
В. Баранчиков: "Володя говорил (о театре и об актерах. - В. П.):
- Было время, когда мы друг друга посылали… И это было ближе к истине. А теперь… Все абсолютно чужие…"
С 11 по 21 мая Высоцкий лечится в специальной клинике Шарантон. Вероятно, у французских врачей более эффективные методы - через несколько дней В.В. начинает работать. Фломастером на линованной бумаге написаны несколько стихотворений:
"Алфавит" (Общаюсь с тишиной я…)
"Неужто здесь сошелся клином свет…"
"Жан, Жак, Гийом…"
"Мог бы быть я при теще, при тесте…"
"В стае диких гусей был второй…"
"Как зайдешь в бистро-столовку…"
По воспоминаниям Михаила Шемякина, Высоцкий в клинике Шарантон был в пунцовой (малиновой?) байковой пижаме, а в стихотворении "Общаюсь с тишиной я…" есть такое четверостишье:
Жизнь - алфавит я где-то
Уже в "це-че-ше-ще".
Уйду я в это лето
В малиновом плаще.
Сергей Жильцов, работавший с рукописями Высоцкого, которые хранятся в ЦГАЛИ, сообщает, что все эти рукописи - на линованной белой бумаге… Тексты написаны тонкой шариковой ручкой, предположительно типа "Пилот"… Все они написаны до 30 мая 1980 года. Сюда же можно отнести беловик стихотворения "Две просьбы" и текст "Как зайдешь в бистро-столовку…"
16 мая - Театр на Таганке в Польше. Отмена (замена?) спектакля "Гамлет". В этот день В. Золотухин записывает в своем дневнике:
"Мы в Польше. Вроцлав. Сразу событие - у Володи в Париже предынфарктное состояние, отменяется "Гамлет". Шеф на проводе:
- Как текст? Бери Боровчика - знаешь, кто такой Боровчик? (Д. Боровский - главный художник Театра на Таганке) - и ко мне.
Отказался, самоубийство…"
Позже Золотухин напишет об этом подробнее (18.03.1985):
"Вспоминали (вместе с Полокой) Володю. Венька (В. Смехов) сказал ему в посольстве польском, что я в Польше Гамлета хотел сыграгь. Вот, оказывается, что он имел в виду в своем письме: "Я простил тебе, но не простит покойный…" Знал бы он, какой был разговор у меня с Любимовым. Да ведь он знал. Я не мог ему не рассказать об этом, не похвастать, как я отказался, ссылаясь на то, что Польша не Рязань, что Польша ждет Высоцкого, и мне с бухты-барахты только выучить за ночь текст, играть и позорить Таганку негоже… и как шеф был благодарен мне за это… Ну, Веня!"
Разумеется, Высоцкий очень не хотел подвести Любимова - пришлось бы отменять еще два спектакля. В общем, на грани срыва все гастроли Театра на Таганке. В. В. в Шарантоне, на выписку из этой больницы, вероятно, требуется согласие жены…
Марина Влади: "Прошло время. Ты приходишь в сознание, а дальше- угрызения совести, отчаянье и, наконец, откровенный разговор со мной. Я отказалась, несмотря на советы врачей, оставить тебя в специальной клинике. Быть может, я должна была на это решиться. Но могла ли я посягнуть на твою свободу, которой ты дорожил больше жизни?.."
Высоцкий умел убеждать, Марина Влади забирает его из клиники 18 или 20 мая, но до этого происходит несколько событий… Михаил Шемякин, узнав, что В.В. в больнице, навещает своего друга:
"И вот я стою перед громадным мрачным таким зданием. А там, где-то в середине, сидит Вовчик, к которому мне надо пробиться, но как? Во-первых, у меня - такой первобытный страх, по собственному опыту знаю, что такое психиатрическая больница; во-вторых, там же, в клинике, все закрыто. Я перелезаю через какие-то стенки, ворота, бочком, прячусь между кустов сирени… Вижу, какая-то странная лестница, я по ней поднимаюсь, почему - я до сих пор не могу понять, это чисто звериная интуиция! - поднимаюсь по этой лестнице до самого верха, почему-то - там железная дверь и железные оконца в решетках. Я в них заглядываю - и вдруг передо мной выплывает морда такого советского психбольного. Он мне подмигивает так хитро из окошечка: "Э-э-э!"
Этот больной впускает Шемякина, и в первом же коридоре тот встречает Высоцкого… "…Вовчик у окна стоит. Он обернулся - а он тогда в каком-то фильме снимался - волосы такие рыжеватые, и все так сплетается, в таком ван-гоговском колорите, сумасшедшем. И мне навстречу:
- Миша!
А я - после запоя, в еще более сентиментальном настрое:
- Вовчик!
Он повел меня к себе в палату… в какой-то закуток. Я говорю:
- Что? Вот так-то…
А он:
- Да… Да… Вот напоили!..
И вот так он сидит, а я говорю:
- Ну что? Все будет хорошо…
А он - мне:
- Мишка, я людей подвел!
И заплакал вдруг. Я спрашиваю:
- Каких людей?
- Да понимаешь, я там обещал кому-то шарикоподшипник достать для машины…
(Не то колесо там или покрышку.)
- …Я так людей подвел!
…Воду на нем возили… Потом он вдруг опомнился, говорит:
- Мишка, тебе надо уходить!
- А что такое?
- Да ты знаешь, это все-таки настоящая психиатричка, ну - повяжут тебя, повяжут.
…Он прислонился к окошечку, а там идет другая жизнь, никакого отношения к нам не имеющая - там солнышко, которое на нас абсолютно не светит и нас не греет… Вот так мы стоим, прислонившись лбами к стеклу, и потихонечку воем… Жуть! Вот этого - не передать! Этой тоски его перед самой смертью, которая его ела!
…Самая жуткая из наших последних встреч была- в дурдоме этом жутком! И как я пробрался туда- не могу понять! Казалось, невозможно туда прорваться, - это больница для наркоманов - самых страшных… Ну, судьба!"
И еще из воспоминаний М. Шемякина: "Я говорю:
- Знаешь, Вовка, я всегда думаю, что мы с тобой какие-то никому не нужные птицы…
А он меня схватил за руку - у него есть такая песня о подстреленных лебедях - и говорит:
- Мишка, этого не может быть! Я здесь, в больнице, стал думать об этом и вспомнил эту свою песню".
Вспомнил? А может быть, написал… Приведем два четверостишья из стихотворения "В стае диких гусей был второй…":
Все мощнее машу: взмах - и крик
Начался и застыл в кадыке!
Там, внизу, всех нас - первых, вторых -
Злые псы подбирали в реке.
Может быть, оттого, пес побрал,
Я нарочно дразнил остальных,
Что, во "первых" я жизнью играл,
И летать не хотел во "вторых".
В клинике (или, может быть, во время гастролей Театра на Таганке в Польше) написано и посвящено Шемякину стихотворение "Две просьбы" - "М. Шемякину - другу и брату - посвящен сей полуэкспромт":