- К бою! Вперед! - скомандовал командир отделения. Бросив еду и схватив винтовки, разведчики, на ходу развертываясь в цепь, устремились за командиром. Он уже увидел, кто пускал ракеты, и руками показывает - окружить!
Из-за дерева вышел старшина с черными петлицами. На шее трофейный автомат. Ракетница лежит на земле.
- Руки вверх! - скомандовал ему командир отделения.
- Да что вы, ребята! Я же свой, иду из окружения, ищу свою часть…
- Стученко! Обыскать! - приказал отделенный.
Тот подошел к "старшине" и вытащил из карманов его брюк немецкий пистолет и два запасных магазина с патронами, из карманов гимнастерки - документы и пачку денег. Из вещмешка, кроме туалетных принадлежностей, - шоколад, галеты, магазины с патронами к автомату, ракеты…
- Потом признался, - закончил рассказ Потехин, - их тут заброшена целая группа. Задача - уничтожать старших командиров, выявлять и показывать командные и наблюдательные пункты, сосредоточения войск, складов, взрывать мосты…
- А вы ходите без охраны, с одними пистолетами!
- Так вот кто вел по нас у дуба огонь из автомата, - заметил Жолудев, когда мы возвращались к себе. - А я и не подумал…
…Отразив наши атаки, немцы подтянули свежие силы и перешли в наступление. С неба бомбят и поливают огнем из пушек и пулеметов фашистские асы. А на земле вражеские цепи с бронемашинами. Их поддерживают артиллерия и минометы. Впереди ползут танки. Наши одиночные орудия ведут по ним огонь прямой наводкой.
- Вот уже второй месяц, - услышал я голос Жолудева, - как наша армия делает самую тяжелую и грязную работу - уничтожает отборные дивизии фашистов…
- Да, но какой ценой! - воскликнул Назаренко, - ведь мы отходим! Поймут ли нас наши люди…
…Уже шесть часов идет бой. Гитлеровцы заняли село Красный Трактир. Редкие группки десантников медленно отходят. Немцы ведут по ним сильный пулеметный огонь, прижимая к земле. А в это время их автоматчики, парами, прикрывая друг друга, просачиваются в разрывах между бойцами в наш тыл. Вот они уже за передовыми подразделениями. Маскируясь в еще зеленой бахче, гитлеровцы короткими очередями ведут беспорядочный огонь, пытаясь вызвать панику. Падают идущие с передовой раненые. В бинокль видна суматоха, возникшая на батальонном пункте медпомощи. В воздух из нашего тыла поднимаются вражеские ракеты, создавая видимость окружения и обозначая достигнутый немцами рубеж. Этот прием был для нас еще новинкой.
- Так вот откуда рождаются постоянные разговоры об окружении! - заметил Назаренко. - Об этом надо будет обстоятельно рассказать десантникам.
- И не забудь о диверсантах, - напоминает комбриг.
…К концу августа непосредственно от Киева враг был отогнан. На какое-то время наступила передышка. Вместе с комиссаром и комбригом мы обедаем в его землянке. На самодельном столе в алюминиевой тарелке нарезанный тонкими миниатюрными ломтиками хлеб. В двух котелках - борщ и каша. Штабной повар, в белом колпаке и куртке, разливает борщ по тарелкам.
- Хорошо готовишь, Иван Данилович! - говорит Жолудев, попробовав борщ. - Спасибо тебе!
- Стараемся! Я ведь и на фронт пошел добровольно. До войны работал в Ленинграде шеф-поваром. Конечно, профессия моя, прямо скажем, не героическая. Не то что снайпер или разведчик… Супруга моя, Марья Ивановна, как услышала, что собираюсь на фронт, говорит мне:
- Куда тебе, Ваня, на войну, ведь уже 49-й пошел, ты только мешать там будешь.
- Не говори так, Маша! И я там нужен буду. Ведь когда человек хорошо поест, у него и сила и настроение появляется. А без настроения как будешь бить фашиста?
- Правильно, Иван Данилович! - поддерживает его комиссар Назаренко. - На войне настроение - великое дело.
- Вот только хлеб ты режешь, Иван Данилович, не по-фронтовому, - говорю я, - это сколько ломтиков надо мне съесть, чтобы от них сила проявилась, да сколько времени затратить…
Все засмеялись.
- Учтем, товарищ майор, - улыбаясь говорит повар, - будете довольны…
Закончился обед.
- Сегодня ночью, - говорит Жолудев, - нас сменят. Дадут пару дней на приведение в порядок и отправят на тыловой рубеж, где мы сможем и пополниться. Продумай, начальник штаба, как сделать, чтобы гитлеровцы не заметили смены. Потом доложишь.
Киев! Как былинный богатырь, вместе с армией разишь ты неприятеля у ворот своих… Как покидать тебя? Здесь мы учились бить врага и стали солдатами. А сколько десантников навсегда осталось у стен города.
И будто продолжая мои мысли, Виктор Григорьевич говорит:
- Сколько киевлян погибло от обстрела и бомбежек. Но какая выдержка. Многие тысячи их уже воюют в боевых частях, в ополчении, истребительных батальонах, в медицинских подразделениях. Они готовы пожертвовать всем для победы над врагом.
В 1967 году в Киеве собрались участники его обороны - ветераны 3-го воздушно-десантного корпуса, его 5-й, 6-й и 212-й бригад. Мы посетили места боев и не узнали их. Появились новые районы, бывшие деревни Мышеловка, Красный Трактир, хутор Теремки, Голосеевский лес оказались в черте города. Все застроено, во всем виден героический труд киевлян. Мы вспомнили товарищей и жителей города, отдавших в те дни свою жизнь за наше мирное завтра.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
МЫ ОТХОДИМ
После боев за Киев меня назначили командиром 6-й воздушно-десантной бригады. Начальником штаба стал прибывший из 5-й бригады капитан И. А. Самчук.
Уже вторые сутки днем и ночью идут бои на промежуточном рубеже за город Белополье. С наблюдательного пункта, разместившегося в кирпичном складе старинной постройки, вместе с комиссаром бригады П. Я. Назаренко наблюдаем за ходом боя.
- Товарищ комбриг! - слышен голос разведчика, старшего лейтенанта В. Ф. Бакая. - Похоже, что наши отходят…
Смотрю в бинокль. От окраинных домиков, отстреливаясь, по одному отходят небольшие группки десантников.
- Плохо, Павел Яковлевич! - У нас нет ни сил, ни средств, чтобы вести бой в городе за каждый дом, улицу, перекресток. Выход один - быстро выбить немцев с окраины, пока они не закрепились.
- Это так! - говорит Назаренко. - Я пойду в батальон к Прошо.
Вместе с ординарцем они уходят.
По телефону ставлю задачу командирам батальонов на общую контратаку. В. Ф. Бакай и бригадный инженер старший лейтенант Н. Г. Паршин бегут с приказом в разведывательную и саперную роты. В 11.00, после пятиминутного огневого налета, бригада контратакует врага, засевшего на окраине.
Смотрю на часы: успеют ли десантники подготовиться к атаке?.. Но и больше времени давать нельзя - гитлеровцы закрепятся, потом их не выбьешь…
Начинается огневой налет. На окраине сплошные разрывы снарядов и мин. Видны прямые попадания в дома.
Десантники выходят на исходное положение и, не останавливаясь, контратакуют. К нам доносится громкое "Ура!". Лотом слышны только короткие очереди автоматов, пулеметов, разрывы гранат. Постепенно бой удаляется и затихает.
- Наверное, ничего тяжелее отхода нет, - раздается сзади меня голос Назаренко, вернувшегося из батальона. - Как бы бой ни кончился - надо уходить. А что скажешь людям?
После моего назначения командиром бригады наши отношения с комиссаром Павлом Яковлевичем Назаренко не изменились. Как и раньше, мы работали дружно.
Руководимый им политотдел соединения стал большой организующей силой. Коммунисты личным примером добивались выполнения поставленных задач…
…Ночью на привале за поздним ужином сидящий рядом со мной начальник оперативного отделения штаба бригады капитан Г. Б. Смолин рассказывает:
"В селе Елизаветовке мотор нашей штабной полуторки закапризничал. Прикрытие, с которым мы двигались сюда, ушло за бригадой. А мы вместе с начальником штаба И. А. Самчуком остановились у одной из хат, выходящих окнами на площадь. На другой ее стороне, напротив нас, стоит в боевой готовности отставшее от своей части 85-миллиметровое зенитное орудие. Село забито обозами уже отошедших частей. Как мы узнали несколько позднее, обозы, двигаясь по лесным дорогам и просекам, ухитрились выйти к своим по уже занятой врагом территории. Сейчас обозники - пожилые колхозники-"бородачи", привлеченные для перевозки военных грузов, не зная обстановки, спокойно занимаются своим делом: кормят и поят лошадей, умываются, стирают портянки, варят на кострах похлебку. Над селом в лучах робкого сентябрьского солнца стоит светлое облако дыма.
- Тылы надо выгонять отсюда немедленно, - говорит Самчук, - ведь гитлеровцы рядом…
- А ты, Николай, еще долго будешь копаться? - обращается он к водителю.
- Да с час, наверное…
- Страшно есть хочется, - продолжает Самчук. - Может быть, Григорий Борисович, ты чего-нибудь сообразишь, пока я схожу к "бородачам"? А то я погибну не в бою с врагом, а от самого примитивного истощения в окружении друзей и товарищей…
С Иваном Аникеевичем мы дружим, и я, глядя на его плотную фигуру, смеясь, замечаю: "До истощения, Ваня, тебе еще далеко", - и направляюсь во двор хаты.
- Рубай ему голову, - взяв с меня тридцатку, щебечет хозяйка, передавая мне гуся, - а я швыденько затоплю пичь…
Когда начальник штаба вернулся, из раскрытого окна хаты уже тянуло ароматом свежезажаренного гуся. Водитель доложил, что машина готова.
В этот момент мы услышали характерные выстрелы вражеских танковых пушек и вслед за ними истошные крики: "Фашистские танки!"
С окраины села доносился лязг двигавшихся танков. И здесь мы впервые увидели так близко, что такое паника. Дико крича и неистово нахлестывая лошадей, обозники, ломая заборы и мешая друг другу, неслись из села. Многие, оставив повозки и имущество, скакали верхом, другие, садами и огородами, бросив все, обгоняя друг друга, неслись к околице.
Выхватив из кобуры пистолет, чтоб не быть раздавленным, бежит через площадь к зенитному орудию Самчук. Когда он оказался у пушки, прогремел выстрел. Выскочивший на площадь вражеский средний танк от прямого попадания снаряда резко вздыбился, а потом со страшным грохотом взорвался. Вслед за ним, видимо, по инерции появился легкий танк. Раздался второй выстрел зенитки, но наводчик промахнулся. Мгновенно оценив обстановку, гитлеровец развернулся и как мышь "нырнул" в переулок. И сразу стал слышен лязг гусениц уходящих на большой скорости танков. Я тоже подошел к зенитке.
- Бородачи бегут в одну сторону, а гитлеровские танкисты - в другую, - улыбается Иван Аникеевич, - сейчас и тех и других ни на каком транспорте не догонишь…
Все засмеялись.
- Постройте расчет орудия, - приказал Самчук командиру.
- Товарищи! Я начальник штаба 6-й воздушно-десантной бригады капитан Самчук. За стойкость и мужество, проявленные в бою, за то, что уничтожили вражеский танк, от лица службы объявляю вам благодарность!
- Служим Советскому Союзу!
- Запишите, товарищ капитан, - обращается начальник штаба ко мне, - необходимые данные для представления расчета к боевым наградам!
- А сейчас, товарищи, свертывайте орудие, поедем догонять свои части вместе. А то за танк придется перед гитлеровцами ответ держать, они невдалеке. Это была их разведка…
- А гусь? - спрашиваю потихоньку своего начальника.
Иван Аникеевич смеется:
- Пусть подождет до конца войны…
И мы идем к машине.
Уже выехав за село, Самчук говорит:
- Паника страшна своей стихийностью. Главное в этой обстановке - сохранить присутствие духа, как это сделал командир орудия…"
…15 октября. Ночь. Нескончаемый дождь. Грязь по колена. Намокшая одежда. Серые лица. После дневного боя бригада отходит. В селах, через которые пролегает наш путь, молча провожают нас взглядами старики и женщины. Бойцы и командиры помогают нести оружие уставшим. Выбившихся из сил подбирают идущие в хвосте каждой части повозки. Застрявшие машины вытаскивают проходящие подразделения. Тяжело, но во всем соблюдается порядок.
Вместе с начальником штаба капитаном И. А. Самчуком мы едем на маленьких монгольских лошадках в хвосте колонны.
- Враг у стен Москвы! Что может быть трагичней для каждого советского человека. Неужели фашисты возьмут Москву?
- Не думаю, Иван Аникеевич! Но если бы даже взяли - это не конец войны. Наполеон уже брал Москву. Но народная война только начиналась. Пришлось уходить… Бросить армию… Потерять Францию…
…22 октября. Вторая половина ночи. Дождь с мокрым снегом. Вместе с адъютантом и радистом, промокшие и грязные, подъезжаем на открытом "газике" к штабу бригады, разместившемуся в селе Заходы. У дежурного уточняем обстановку, а потом идем в подобранную для меня невдалеке от школы квартиру. В доме темно. Посыльный потихоньку стучит в окно. Загорается свет, и хозяйка открывает нам дверь.
- Здравствуйте! Извините, пожалуйста, ведь уже так поздно…
- Пожалуйста! - радушно приглашает женщина. Она с сочувствием смотрит на нас. В тусклом свете лампы в мокрых плащах, грязных сапогах, усталые от бессонных ночей мы выглядим не лучшим образом… Потом хозяйка ведет нас в комнату. В ней кровать, этажерка с книгами, платяной шкаф, стол с креслом - на нем уже стоит полевой телефон.
- Устраивайтесь! Умывальник в сенях. Сейчас будет чай - согреетесь.
Она уходит.
- Вы переобуйтесь, - заботливо говорит адъютант, - а я возьму сапоги, чтобы к утру их высушить.
…Меня пригласили в соседнюю комнату поужинать. На столе шумит самовар, стоят стаканы, нарезан хлеб. В графине домашняя настойка. У стола хлопочет маленькая седая женщина.
- Моя мама, - представляет ее хозяйка.
- Здравствуйте! - кланяюсь я и не свожу с нее глаз.
- Ольга Павловна! - говорит старушка, протягивая руку, и тепло улыбается.
- Вы так похожи на мою покойную мать… От неожиданности я даже растерялся. Тот же взгляд, та же добрая улыбка… Это удивительно!..
- Наверное, все старые матери похожи друг на друга…
Мы садимся за стол.
- Это у меня еще от свадьбы осталось, - наливая в рюмки, говорит хозяйка… - За что же мы выпьем?
- За нашу победу!
Мать и дочь невесело смотрят на меня и молча чокаются.
- Это ваш брат? - обратил я внимание на фотографию, висящую на стене.
- Муж!.. Мы вместе закончили пединститут, получили назначение в здешнюю школу. В субботу приехали из ЗАГСа, а в воскресенье он ушел на фронт… В сентябре пришла "похоронка" - "погиб смертью храбрых". - Она опускает голову.
- Извините, пожалуйста… "Похоронку" надо спрятать подальше. Ведь завтра здесь будут немцы. Они жестоко расправляются с семьями советских командиров…
- Как немцы! А что будет с нами? - в испуге спрашивает молодая женщина.
Глаза ее матери - Родины-матери - с укором смотрят на меня, как будто это я, молодой и здоровый, пустил гитлеровцев в их село. Не прикрыл их собой, отдал во власть коварному и жестокому врагу…
…8 ноября 1941 года. В этот день, через политотдел корпуса, мы узнали содержание речи И. В. Сталина, выступившего 7 ноября перед войсками, уходившими прямо с парада в Москве на фронт. И хотя Сталин говорил о тяжелом положении на фронте, слова его своей определенностью и верой в конечную победу вызвали небывалый подъем среди десантников и глубоко запали в наши сердца.
…Уже третьи сутки ведет тяжелые подвижные бои выдвинутая в качестве передового отряда под город Курск 6-я воздушно-десантная бригада. Задача - не допустить внезапного удара по поселку Тим. Его обороняют главные силы 3-го воздушно-десантного корпуса.
Сегодня утром, введя в бой главные силы, 16-я моторизованная дивизия гитлеровцев, отбросив бригаду к Черниковым Дворам, с ходу ворвалась в Тим. Уютный поселок, расположенный на самой высокой части Среднерусской возвышенности, весь в дыму пожаров и виден издалека.
Вместе с отходящими частями бригады я подъехал к околице Тима - Выгорному Второму. Его приказано оборонять. Сюда уже прибыл штаб, и капитан И. А. Самчук докладывает, что части сосредоточились полностью, за исключением артиллерийского дивизиона с ротой прикрытия. Из села Марьевки дивизион обеспечивал огнем отходящие части бригады.
- Садись со мной, - сказал я начальнику оперативного отделения штаба бригады капитану Г. Б. Смолину, - выскочим вперед!
- Опять в разведку, - вспоминает он нашу совместную поездку в 5-ю бригаду к А. И. Родимцеву, перед тем как мы оказались в окружении на реке Сейме.
- Нет. В Марьевку! Надо быстрей снять оттуда дивизион Павленко, а его радиостанция не отвечает. Иначе он попадет в лапы к гитлеровцам.
Дорога, по которой мы едем, сильно разбита, и наша новая "эмка" скрипит как немазанная телега.
- Это что за ящик? - спрашивает Григорий Борисович, увидев посылку, которую мне прислали в подарок трудящиеся к 7 ноября. Перед отъездом адъютант положил ее в машину, посоветовав "хоть раз за сутки поесть".
- Возьми себе пачку "Шедевра", - предлагаю Смолину, - таких папирос ты, наверное, давно не курил, и перекуси чем-нибудь.
В этот момент мы увидели, как из-за перевала выскочили машины с орудиями и повозки с минометами. Ездовые стоя нахлестывали лошадей. Где-то впереди захлопали пушечные выстрелы вражеских танков.
- Быстрее, Федя, к перевалу, - говорю я водителю, - надо посмотреть, что впереди…
От резкого торможения я едва не разбил головой переднее стекло. Навстречу нам, чуть не столкнувшись, вынеслась машина с орудием на прицепе. Дверь кабины открылась, и командир артдивизиона закричал:
- Скорее назад! Танки!
Его машина понеслась прямо по полю. Водитель быстро развернулся и дал газ.
- Два легких танка, - говорит глядя через заднее стекло машины Смолин.
Почти сразу раздались выстрелы и вокруг нас стали рваться снаряды. Резко прыгая по кочкам и ухабам, мы неслись вперед. Неожиданно нас занесло в сторону. Машина остановилась. Выскочив первым, Федя доложил: "Пробило правую переднюю покрышку…" И тут же стал подавать артиллеристам сигналы остановки.
Вместе со Смолиным и водителем мы бегом направились к остановившейся в небольшой ложбине машине Павленко. Вдруг Смолин, как будто что-то вспомнив, повернулся и побежал к нашей "эмке".
- Куда ты? - закричал я.
- Бегите к машине! Я вас догоню.
На минуту я остановился. Вытащив из "эмки" посылку, Смолин уже бежал обратно. Мы сели в машину и понеслись вперед. Проскочили по шаткому деревянному мосту через небольшую речку с обрывистыми берегами.
- Остановись! - показал я рукою водителю.
С кузова спрыгнул Павленко. Я приказал ему занять здесь огневые позиции и открыть огонь по танкам. Орудие, с которым мы сюда подъехали, уже через несколько минут от-крыло огонь. Первый снаряд угодил в борт легкого танка, и он загорелся. Остальные начали пятиться, искать укрытий. На выстрелы своих пушек стали возвращаться орудия, проскочившие вперед. Павленко и Смолин, стоя на мосту, ставили задачи подходившим артиллеристам и стрелкам. Порядок был восстановлен.
- Организуйте, - приказал я Павленко, - отход дивизиона перекатами в Выгорное Второе.