– Тихо, "кураж" – от слова courage – безрассудное мужество, отвага!
– В России, – продолжал Марк, – кураж и куражиться значит заносчиво показушничать. Кураж – небрежно подзывать официанта, громко высказывать свои политические убеждения, нагло смеяться. Кураж – это расставленные пальцы. Это – "понты". Но в фехтовании не так. Куражась перед противником, вы преодолеваете свой страх. Фехтование помогает преобразовать ваш мандраж в кураж. А кураж в победу над противником. Возникает ощущение, что ты сможешь решить любую проблему. Твоим возможностям нет предела. Ты способен одолеть что угодно и кого угодно. В этом состоянии рвешься в бой… – сказал Марк. – Вот мы и бились с шпажистом, – тихо продолжал Марк. – Я ранил его в ногу.
– А дальше? – шепот из дальнего ряда.
– Впрочем, – громко сказал Марк, не отвечая на вопрос, – кураж не единственная причина разного рода современных дуэлей. Несколько лет назад дралась на боевых шпагах пара депутатов парламента Аргентины. Причина поединка – столкновение политических взглядов – самый распространенный повод. Недавно была дуэль на боевых шпагах в Париже между балетмейстером одного из театров и спонсором театра. Причина поединка – увлечение соперников артисткой труппы. Спонсор – пожилой аристократ – получил от учителя танцев ранение в руку.
– Кого предпочла актриса? – поинтересовалась Ира, сняв очки.
– Как только узнаю, непременно доложу, – улыбнувшись, сказал Марк, надел лежащую на стуле левую боевую перчатку и встал в левостороннюю стойку. – Ан гард!
Если правша Марк был для меня едва ли разрешимой проблемой, то, взяв рапиру в левую руку, он стал для меня абсолютно непостижим. И со словами: "Из четвертой защиты круг шесть и с шагом вперед с выпадом перевод во внешнюю сторону, алле!" – надев маску, провел атаку, затем расстегнул нагрудник, опустил рапиру.
– Зачем я рассказываю и показываю это? Вам интересно?
– Да! Да! Интересно! Интересно! А кому… пусть мотает!
Ира подняла руку:
– Марк Петрович, фехтование опасный вид спорта? Ведь можно очень поранить. И вообще…
– Ира, а вы знаете безопасный вид спорта? Меры безопасности в фехтовании надежны – и маска, и нагрудник, и наконечник клинка. Но все бывает. На фехтовальной дорожке случаются и серьезные ранения, и даже убийства. Это бывает крайне редко, и о трагедии раньше предпочитали молчать. Сейчас настали другие времена. Времена сравнительно открытой информации. Ну так вот: я был очевидцем трагедии на фехтовальной дорожке: мастер спорта Леонид Алексеев (имя и фамилию я сейчас изменил, как и подлинное имя и фамилию его невольной жертвы. – А. М.) на сборе к Спартакиаде народов СССР за несколько дней до Спартакиады убил шпагой в тренировочном бою мастера спорта Павла Платонова… Шпага Алексеева попадает в атаке в крохотную дырку под мышкой у противника, проходит вдоль тела и колет в сердечную артерию. Павел успевает только сказать: "Ты мне очень сильно попал", и падает. Я был рядом, говорю: "Паша, вставай…" Леня до этого очень хотел выступить за команду Москвы на Спартакиаде. Но он был запасным. А Павел был в основном составе команды. После того, что произошло, Леня отказался выступать, но его обязали, потому что другого запасного бойца у команды под рукой не было. Надо кого-то готовить, а времени не оставалось. А при отказе команды выступать из-за неполного состава шпажисты нанесли бы удар всей сборной Москвы. Команде московской шпаги надо было выступать любой ценой. Леню заставили. Вышел на бой. В его руке шпага дрожала так, что ходила ходуном. Ни в одном бою он не нанес ни одного укола. Бледный был смертельно. Его качало из стороны в сторону. Но это редкий, очень редкий случай… Федерация фехтования ввела жесткие требования к инвентарю. Костюмы стали выпускать на подкладке из пуленепробиваемой ткани "Кевлар", маски из сверхпрочной стали, клинки из стали типа "Марагинг", которые практически не ломаются. Изменились требования к прогибу клинка и к нагрузке на конец рапиры или шпаги… Тем не менее бой есть бой.
Марк снова обращает ко мне рапиру:
– Ан гард! – И говорит: – На мое начало атаки седьмая защита и – на длинном выпаде – укол с оппозицией под руку!
Еще минут десять приемов и перемещений по фехтовальной дорожке.
Наконец – последнее: атака дубле с двумя купэ. Я – выжатый лимон.
Марк снял маску:
– Но я хочу вернуться к проблеме чести и достоинства, потому что эта абсолютно-не-проблема-для-современного-фехтования является водоразделом между ним и дуэлью. Главный мотив дуэли – защита личной чести. Главный стимул спортивного фехтования, если мы говорим о профессиональном спорте, – добыть славу чемпиона для себя, для своей страны и заработать деньги. И когда ты поднимаешься на пьедестал победителем Олимпийских игр, чемпионата мира, Европы, страны, своего города – ты воспринимаешь это как честь. А некоторые люди устроены так, что их достоинство высочайше воспаряет при победе команды, в которой они сражались. Наконец, заработок денег, чтобы достойно содержать семью, тоже повышает чувство собственного достоинства.
Но это, так сказать, другие разновидности, другие типы чести. Надо признать, что пути фехтования, как традиционной кровопролитной защиты личного достоинства, и фехтования, как средства поднять престиж своей страны и заработать деньги, разошлись и расходятся все более широко. Но я не хочу, чтобы из современных стимулов к победе моей и моих учеников исключался старый традиционный мотив защиты личной чести! Подведем итоги. Как нам защищать нашу честь и достоинство от унижений и оскорблений?
Зал молчал.
Молчал Лукин, молчал "Вещий Олег", энциклопедист, молчала симпатичная Ира Смольянова, в зале переглядывались и смущенно молчали.
– А может, и нет никакой проблемы? – негромко прервал тишину Марк. – Есть недоумение… Обратите внимание – наше достоинство и честь это наши индивидуальные самоощущения, которые не всегда улавливаются юридическими законами и гражданскими судами, правилами ведении боя и регламентами спортивной этики. И получается такая картина, а за ней видится мировая проблема фехтования как спорта и – восстановления достоинства как самоощущения. Смотрите! Шпаги устарели – и, видоизменившись до мирного своего варианта, перешли в спортивное фехтование, булавы и кулаки для защиты чести не всегда и не для всех возможны и приемлемы, терпеть молча значит опускать унижение в сердце, отлаяться – мы не собаки, не обращать внимания, "не брать себе в голову" – значит, при жизни стать теплым мертвецом, фальстафить значит оправдывать низость, малодушие, трусость, наконец, превращать оскорбителя-недруга в друга – мы не Сократы, прощать обидчика по-христиански – мы не святые, судиться и получать за свое унижение деньги, продавать честь – это уж совсем подлое дело. И что же в сухом остатке?
Сотни тысяч дуэлянтов и в Европе, и в нашей России рисковали жизнью в дуэлях, и не мелкого полета люди, такие как Пушкин, Лермонтов, Грибоедов, Столыпин, Брюсов, Набоков, Белый, Волошин, Гумилев, люди – гордость России, принимали вызов, шли ва-банк, чтобы не позволить кому бы то ни было посягнуть на их личное достоинство. Молчите? А может, ничего не надо делать? Жили же люди без чести до пятого века нашей эры. Так что вопрос, что делать ради защиты личной чести и достоинства, так и остался открытым. Или, может, все-таки нам с вами напрячь, так сказать, коллективный разум и выработать, наконец, руководство по защите личности от поругания. Вот вы и подумайте, друзья мои. Есть вопросы?
Зал загудел:
– Нет! Еще! Расскажите еще! Есть, есть вопрос.
– Хорошо, последний.
Ира Смольянова тянет руку, подскакивает:
– Марк Петрович, а в кино вы снимались?
– Однажды помощник режиссера в фильме "Сирано де Бержерак", который собирался снимать Эльдар Рязанов, обратился ко мне с просьбой поставить дуэльные сцены. Я приехал на "Мосфильм", там в это время шли пробы. На роль Сирано, помню, пробовался ленинградский актер. Прямо там, в комнате, где на огромном столе стояли старинные кувшины, я с этим актером с листа поставил сцену. Фехтовали на столе, делали кульбиты. Весь набор приемов я, к счастью, знаю, ничего придумывать не надо было. Когда Рязанов посмотрел пробу, сказал: "Изумительно!" Потом мне дали подстрочник, чтобы все дуэльные сцены совпадали с текстом стихов. Это было непросто, но я работал с упоением. И вдруг фильм закрыли, потому что автор сценария убежал в Англию. Работа прекратилась, и как же обидно было!
* * *
…Мы выходим из школы в окружении толпы ребят и идем по Цветному бульвару к Садовому кольцу. Сережа Лукин гордо несет фехтовальный мешок Марка, "Вещий Олег" – мой мешок, толстушка Ира Смольянова несет наши маски. Остальные – кто впереди, кто сзади. Нас провожают до Самотеки.
Глава восьмая. Тренер
Когда-то старший брат впервые привел меня на тренировку фехтовальщиков и сказал:
– Представь себе, что ты шахматист, но тебя заставляют на тренировке боксировать. Или, наоборот, ты боксер, но тебе говорят: ринг в ближайшие десять минут занят, сыграй блиц-партию в шахматы. В фехтовании слились лучшие качества шахмат и бокса. Это поединок. Поединок помножен на интеллектуальное напряжение. Позиционная борьба, комбинаторика острейшая, и при этом тебя не бьют по голове и по печени.
С тех пор Марк давал мне уроки трижды, но в двух случаях они кончались тут же, а в одном – через шесть минут. В двух случаях из трех он, усадив меня в шестую фехтовальную позицию, мгновенным вывинчивающим движением вырывал у меня рапиру из пальцев.
Тут я сделаю небольшое техническое пояснение, тем более уместное в книге о фехтовальщике.
Подчеркиваю: фехтование – сложный тактико-технический вид спорта.
Чемпион мира по рапире Сергей Городецкий пишет в своей книге "Фехтование – моя жизнь", что французская хватка ручки должна быть началом овладения искусством поединка на холодном виде оружия. Это касается рапиры и шпаги. Добавлю: французской называется чуть изогнутая, чтобы удобней было ладони, почти прямая ручка. Ее достоинства одновременно являются ее недостатком.
Достоинства: французская ручка рапиры и, соответственно, французская хватка дают возможность тонко работать пальцами. Ручка рапиры или шпаги сжата сверху вашим большим и снизу – указательным и средним пальцами. Остальные пальцы и ладонь лишь слегка поддерживают оружие снизу. Именно на указательный, большой и средний пальцы приходится основная работа. Поединок, который корректируется главным образом тремя пальцами, побуждает фехтовальщика к виртуозности управления клинком.
Однако если вы держите рапиру или шпагу тремя пальцами, а остальные и ладонь ее только придерживают, у вас легко выбить клинок из руки.
Другое дело – оружие с ручкой в виде пистолета, в который вы вкладываете всю кисть. В этом случае холодное оружие становится более "горячим" – рапиру или шпагу выкрутить или выбить из руки фехтовальщика много сложнее. Поединок становится менее тонким, теряет в изощренности, но становится более атлетическим.
Два раза я держал в руке перед Марком французскую рапиру, мгновенно вылетавшую у меня из руки. На последнем из трех данных мне уроков Марк батманом, то есть ударом сильной части своего клинка по слабой части моей рапиры, выбил ее у меня, хотя в моей руке было оружие с пистолетной ручкой. То ли я слабо держал, то ли он сильно и резко ударил.
Так или иначе, он учил фехтовальному искусству жестко.
Выбил и прибавил:
– Сопляки в спорте не нужны. Тем более в фехтовании. И еще меньше нужны в нашей жизни.
Почему все-таки Марк не хотел дать мне больше уроков? Может, считал, что фехтование для меня развлечение, а не работа? Однажды он прямо так и сказал: "Бывает, что потрясающие по своим данным фехтовальщики выступают ради развлечения. Это меня всегда удивляет. Как можно таким серьезным делом заниматься играя!"
В то время Марк был действующим спортсменом. Он еще не готов был тренировать. Ведь тренер позволяет себя колоть.
Как пишет Голубицкий о тренерской работе: "Вместо того чтобы брать уроки, приходилось их давать. Вместо того чтобы самому колоть, приходилось позволять ученикам колоть меня".
Эдоардо Манджаротти, шестикратный чемпион Олимпийских игр, тринадцатикратный чемпион мира, самый знаменитый в ХХ веке фехтовальщик Италии, уходя из спорта, говорил: "Жизнь фехтовальщика состоит из того, что в начале и в конце ее он – мишень для уколов рапирой и шпагой и ударов саблей. В начале потому, что он новичок и не может толком защититься от партнеров и от тренера, на пике карьеры он колет других. После ухода из действующих спортсменов он становится в качестве тренера живой мишенью для учеников. Когда нужно перестроиться после получения уколов, частого в особенности у начинающих, эта перестройка легка и солнечна. А вот начать специально подставлять грудь под удары и уколы не физически (на тренере толстая защитная куртка), но психологически не для всех и не всегда приятно".
Это принципиально отличает тренера от действующего спортсмена.
Марку пришлось строить новую для него систему отношений со своей новой работой. Но он сумел перенести в тренерскую деятельность то, что подходило, как считал Марк, и бойцу, и тренеру.
Старший сын Саша вспоминает:
– Отец брал с собой пару своих учеников и меня, давал уроки. Благодаря этим урокам, я стал мастером спорта и членом сборной команды Москвы. Тренировался я с полной отдачей, как профессионал: у него невозможно превратить фехтование в развлечение. Но я сказал отцу, что быть тренером после спортивной карьеры я не хочу. Он ответил: "Не бросай фехтование. При любом стечении обстоятельств у тебя всегда будет кусок хлеба. Я в твоем возрасте, в двенадцать лет, уже зарабатывал фехтованием на жизнь. Знаешь такую игру "Делай сам"? Вот и играй в эту игру".
Во время того единственного урока на рапире, который дал мне старший брат, он предупредил меня, что понимание этого вида спорта совсем не то же самое, что восприятие чего-то "благородного и красивого". Оно, конечно же, красиво, но "даже не жди, что ты поймешь этот вид спорта сейчас или в ближайшие недели. Тем более не жди в эти недели удовольствия от тренировок. Полное взрывное осознание того, что тебе принесет поединок на клинках, и радость этого поединка придут или не придут самое меньшее месяца через два. Но полностью заберет тебя фехтование, когда ты будешь читать противника, как захватывающую книгу".
Итак, что в фехтовании подходит и бойцу, и тренеру? Читать партнера (будь то противника или ученика), как открытую книгу. Не ограничиваться поверхностным пониманием этого вида спорта, идти в глубину, в фехтовании это очень глубокая глубина. Я вспоминаю, как Марк однажды сказал мне: "Фехтование – это серьезное дело. Глубокое. Конечно, можно и на поверхности вполне удачно ловить рыбу. Но тому, кто проник в глубину, мало поверхности". Наконец, он учил относиться к фехтованию, как к пожизненной возможности заработать кусок хлеба.
И это все, что извлек Марк из огромного своего бойцовского опыта для тренерской работы? Нет, конечно. Что еще – это видно из наблюдений за Марком его Учителя, тренера тренеров Виталия Андреевича Аркадьева. И коллег Марка по оружию. Аркадьев считал, что "Марк перенес из бойцовской деятельности в практику тренерской работы свою энергетику и увлеченность фехтованием. Я предвидел, что Марк будет хорошим тренером, судя по его отношению к своим тренировкам и выступлениям".
Как сам Марк отвечает на вопрос, насколько проблемным для него был переход из бойцов в тренеры?
Фрагмент из интервью с Марком известного спортивного журналиста:
КОРРЕСПОНДЕНТ: Будучи спортсменом, вы чувствовали в себе тренерскую жилку?
МАРК: Все не так однозначно. Однако главное то, что я не мыслил себя вне фехтования. В свободное время думал о фехтовании, писал о нем. В промежутках между тренировками говорил и спорил только о моем любимом виде спорта. Идти по организационно-карьерной линии мне было не интересно. Еще выступая, я пробовал тренировать. Так что переход на тренерскую стезю прошел гладко.
КОРРЕСПОНДЕНТ: Вы тренировали и мужчин, и женщин. Есть разница?
МАРК: У женщин все иное – психология, ход мыслей. На первых порах я этого не понимал. Считал, что их надо тренировать, как мужчин. Порой раздражался, что не получается, ругал подопечных. Видимо, хотел от них того, что было не в их силах. Женщина более интуитивна, зато аналитическое мышление у мужчин развито сильнее… В целом же, думаю, тренер должен уметь апеллировать к сильным сторонам спортсмена. И даже недостатки его не изживать. А работать над ними до такой степени, чтобы они превращались в достоинства.
КОРРЕСПОНДЕНТ: Ваша наиболее значительная тренерская победа?
МАРК: Долго перечислять придется. Я начал работать тренером в конце шестьдесят восьмого года, а уже в семидесятом мой Валера Лукьянченко попал в сборную и стал чемпионом мира в команде. Затем уже Володя Денисов стал чемпионом – тоже в команде. Тогда-то и появилась идея назначить меня старшим тренером сборной. Это произошло на пороге семьдесят второго года, и с тех пор – с небольшими перерывами – я старший тренер сборной команды по рапире.
Интересная деталь: начиная с семидесятого и по сегодняшний день я каждый год готовлю в сборную от одного до четырех своих личных учеников. Многие из них стали чемпионами мира в команде. А вот личного чемпиона все не было. И, наконец, в девяносто пятом году этот титул завоевал Дима Шевченко, с которым я проработал пятнадцать лет.
КОРРЕСПОНДЕНТ: А на следующий год команда рапиристов выиграла Олимпиаду в Атланте.
МАРК: Среди четверки, которая поехала на Игры-96, были три моих личных ученика – Мамедов, Ибрагимов, Шевченко. Четвертый – Павлович – был учеником Юры Лыкова, которого я же и воспитал.
КОРРЕСПОНДЕНТ: Ну а что же произошло в Сиднее, где российские рапиристы провалились, заняв лишь восьмое место в командных соревнованиях? Вы можете это объяснить как тренер?
МАРК: Перед соревнованиями я всё сделал, и команда была готова. Но на этот раз, перед Сиднеем, мне помешали.
КОРРЕСПОНДЕНТ: Кто?