* * *
Из моих записей: "Марк Мидлер – тренер".
Теперь хочу показать свои записи с уроков, которые Марк давал своим ученикам индивидуально.
В зале находились только Марк, тот или иной ученик и я. Уговорить брата на мое присутствие в зале во время индивидуальных уроков мне удалось только трижды в жизни. По договоренности с братом имена этих учеников не называю из этических соображений.
Вот он только что объяснил ученику сложную тактическую комбинацию. В ответ: бессловесное недоумение.
– Я вижу, ты боишься задать мне вопрос, – говорит Марк. – Китайская мудрость учит: "Тот, кто задает вопрос, глуп в течение пяти минут; тот, кто не задает вопрос, – дурак навсегда". Выбери!
Проводит урок и говорит ученику:
– Твоя контратака требует темпа, совсем не такого. Твои действия в ответ на мою атаку напомнили мне анекдот: "В два часа ночи раздается телефонный звонок мужчине. Он с трудом просыпается, берет трубку. Голос: "Это соседка. Ваша собака не дает мне спать". В четыре часа утра у соседки звонит телефон. Сонный голос мужчины едва выговаривает слова: "Я вспомнил, у меня нет собаки!"
Подопечный смеется, напряжение снято, и, надвинув маску, ученик стал в стойку.
Идет урок. Ученик говорит:
– Марк Петрович, я боюсь делать атаку с двумя переводами, меня опередят уколом навстречу.
Марк терпеливо объяснил, как опередить опережение, и заключил:
– Ван Гог, конечно, был странный тип. Но он верно сказал: "Ключ к успеху – сделать привычкой всей жизни делать то, чего вы боитесь". И вот что я тебе скажу и буду повторять, пока ты не поднимешься до стабильного высшего уровня во всемирной рапире: я могу лишь помогать тебе, помогать при твоем яростном стремлении к победе, бесконечном терпении, абсолютной работоспособности, при крайних усилиях твоей воли и беспощадной эксплуатации твоего таланта. В общем и целом, при твоих данных я могу помочь развить твои сильные стороны до наиболее сильных.
Другому ученику Марк угрожал тем, что запретит ему видеться с женой. Глядя в окно спортивного зала, как бы обращаясь вовне, Марк сказал:
– Мне тут довелось случайно узнать, что, если не ошибаюсь, в 1714 году Петр Первый подписал указ, по которому дворянин, не овладевший науками, необходимыми для успешной службы отечеству, не получал разрешения на женитьбу. В этом документе было ясно сказано: "Сначала цифири и геометрия, а уж потом брачные утехи"… А я тебе скажу: не осилишь технику и психологию фехтования на уровне высшей математики поединка, не буду отпускать тебя со сборов даже в субботу-воскресенье. Забудь о том, что ты женат! "Сначала цифири и геометрия, а уж потом брачные утехи".
Втолковывая талантливой ученице тактику боя, брат привел при мне аналогию с тем же петровским указом: "Дворянскую девушку, а ты, мне кажется, – сказал Марк ученице, – имеешь дворянские корни, в случае, когда родовитая особа не могла написать свою фамилию, не допускали к венчанию". Без того, чтобы ты безукоризненно знала последние достижения фехтовальной тактики, я не могу допустить тебя к турниру. Вы уж простите, ваша светлость".
Теперь о том, что показалось мне примечательным вне индивидуальных уроков – на самом турнире.
Я знал, что на турнирах большой значимости во время решающих поединков Марк жестко контролировал ход боя ученика. Был у дорожки и время от времени находил повод для остановки поединка, чтобы скорректировать подопечному ведение схватки.
Однажды я сидел в первом ряду на трибуне рядом с ним, когда он поднялся, попросил у арбитра минутный перерыв, отозвал с помоста своего ученика к лавочке, где мы сидели, и, не повышая голоса, сказал:
– Вспомни разработанную нами с тобой вместе стратегию боя против этого типа. Без своей стратегии ты попадаешь под влияние его тактики.
И пока ученик осторожно выпрямлял как бы погнувшийся в бою клинок, а противник в нетерпении переминался с ноги на ногу, Марк тихо сказал:
– Ты знаешь его сильные стороны. Мы с тобой их учли. Теперь обрати внимание, какие из своих коронок он выбрал для боя с тобой, что он любит делать здесь и сейчас против тебя. Смотри на схватку и с его, и со своей точки зрения. Соображаешь? Это же элементарно, Ватсон! Как говорил один умник, "лично я люблю землянику со сливками, но рыба почему-то предпочитает червяков. Поэтому, когда я иду на рыбалку, я думаю не о том, что я люблю, а о том, что любит рыба". Ты понял?
Подопечный усмехнулся и пробормотал:
– Что же любит эта рыбка?
Повел поединок в иной манере. И выиграл.
* * *
Около ста лет назад два знаменитых философа, Вячеслав Иванов и Михаил Гершензон, на продолжительное время оказались вместе в одной комнате. (Во время Гражданской войны правительство устраивало для научной интеллигенции возможность отдохнуть один месяц в году от голода, подлечиться и прийти в себя в так называемых здравницах. В общей на двоих комнатке такой здравницы в течение июня 1920 года Иванов и Гершензон написали друг другу двенадцать писем. Иванов, катастрофически худой от недоедания, был, тем не менее, здоров и весел, Гершензон – болен и слаб. Инициатива переписки полностью исходила от Иванова. Гершензон пытался сослаться на нездоровье. Но мыслитель есть мыслитель. В итоге получилась необыкновенная "Переписка из двух углов").
Нечто подобное, во всяком случае по форме, получилось и у нас с братом, когда трижды за время его болезни мы, находясь в двух углах комнаты, тесной от наград, обсуждали философию, психологию, стратегию и тактику фехтования. Я свел эти беседы в одну.
Я: Фехтовальщику для успеха нужно много качеств. Они известны. Можно ли из них выделить самое универсальное и наиболее нужное для постоянных побед? Есть ли что-нибудь в философии и психологии поединков на рапире, шпаге и сабле, что является общим и главным условием успеха?
МАРК: Тебе не приходилось слышать о неплохих среднего уровня фехтовальщиках, предположим, такое: "Рапирист он хороший, но не боец…"? Это означает, что в фехтовальщике нет главного… Поскольку что такое боец? Это человек, который, я бы сказал, может "через не могу".
"Через не могу" драться – как абсолютное правило – фехтовальщики, ни женщины, ни мужчины, не могут. Как "не могу", так и техника разрушается, и голова не соображает. А когда человек "через не могу" контролирует события, это боец. При наличии свежих сил многие способны, раз, раз – скорость есть, и все в порядке. Поединки в фехтовании в командных турнирах особенно трудны, так как идут после изматывающего личного первенства. Тяжелые бои ведутся "через не могу". На "свежачка" не получится. Когда после личного турнира на командном обострилась до предела необходимость драться "через не могу", тут возникают большие проблемы.
…Но я хочу сказать об исключениях. Они интересней правила. Самый яркий пример – это, конечно, Стас Поздняков. Я его называю сибирским самородком. Я его помню еще совсем мальчишкой, он жил со мной в одном номере на Олимпийских играх 1992 года в Барселоне. Ему тогда девятнадцать лет было. Тихий, скромный. Вот кто всегда умел "через не могу". Конечно, он очень талантлив и в плане физики, тактики. Он понимает и анализирует свои достоинства и недостатки, что свидетельствует о его уме. Но способность заставить себя работать на максимуме – в состоянии высокого эмоционального и физического напряжения – главное его достоинство.
Итак, основная психологическая особенность, отличающая бойца, – способность драться "через не могу".
Я: Как в фехтовании воспитать в себе бойца, кроме как заставлять себя драться за пределом смертельной усталости?
МАРК: Бой, видимо, важнейшая часть нашей жизни.
Я: Это, наверное, для тебя. Почему, например, не милосердие, не труд, не любовь?..
МАРК: Да, для меня ключевым является борьба. Перед смертью Фауст сказал: "…Жизни годы прошли не даром; ясен предо мной конечный вывод мудрости земной: лишь тот достоин жизни и свободы, кто каждый день за них идет на бой".
(Брат невнятно пробормотал-проворчал эти строчки, но продолжал ясно и четко).
Я убежден, что Гете прав. Это не значит, что Данте ошибся, когда сказал: "Любовь, что правит Солнце и светила…" "Божественная комедия" и "Фауст" говорят о двух сторонах одной медали. Для меня первичен бой. Любовь надо завоевать!
Жизнь – и бой как часть жизни – простирается между крайними напряжениями и крайними расслаблениями. Отсюда и моя тактика: я предпочитаю учеников или, наоборот, противников вести путем их (и моих собственных) крайних напряжений. Как правило, предлагаю им взаимодействовать с самими собой, со мной и с противником на дорожке с упором главным образом на "через не могу". Относительно редко берегу себя и других от перенапряжений.
А вот Герман Свешников, например, на последних тренировках перед первенством мира 1966 года в Москве, когда он стал чемпионом мира, довольно часто и абсолютно спокойно проигрывал своим противникам в тренировочных боях.
Я: Может, "темнил"?
МАРК: Не исключено. Но это не важно. Важно то, что он не напрягался. Я, напротив, стремлюсь на последних тренировках перед ответственными турнирами выиграть подряд все бои. С явным превосходством. Такую же тактику предлагаю ученикам. Почему? Да потому как раз, что у большинства людей, психология которых мне близка и к которым я принадлежу, победы перед решающими испытаниями создают бойцу моего типа наилучший, шелковый, можно сказать, бархатный, психологический фон для выступлений.
Конкретная ситуация требует какого-то (это я каждый раз определяю и устанавливаю) соотношения напряжений и расслаблений. Тактика состоит в отыскании с каждым партнером наиболее выигрышного сочетания инь и ян, как сказал бы китайский фехтовальщик.
Искусство фехтования в том и состоит (как и вообще любое творчество), что, не отказываясь от наработок прошлого, фехтовальщик, согласно ситуации и своему характеру, сильным и слабым своим сторонам, выстраивает иерархию приоритетов и действует во времени и в пространстве по темпу и по дистанции точно в соответствии с выбранными приоритетами. Кто может это делать на пределе возможностей человека как антропологического вида, тот и является идеальным бойцом.
Я: Как в поединке предвидеть действия соперника? Есть ли закономерности в бою, зная которые, можно "разгадать" противника и упредить его фехтовальную комбинацию?
МАРК: Смотри: мой ученик имеет дело с соперником, который ведет бой, постоянно отступая, как бы "растягивая" моего бойца. Это значит, что сильной стороной этого соперника является его контратака. В таком случае я тренировал своего ученика на выполнение им "двухэтажной" атаковой комбинации. Тогда первая атака моего бойца будет подготавливающей. Если противник вновь отступит, тут же последует непрерывная повторная атака. Но вообще-то я сам прибегал к такой "несколькоэтажной" схватке исключительно редко, вынужденно, скорее, в виде исключения. Я советовал основное внимание уделить одиночным, но ювелирно рассчитанным действиям. Надо убеждать ученика в их результативности при быстром и внезапном для противника выполнении, точном соблюдении дистанции и времени для применения абсолютно немудрящего приема, если и красивого, то своей эффективностью и простотой.
Я: Как тренер и спортсмен должны вести себя, когда фехтовальщик травмирован (мы не можем сказать, что этого не бывает!), а отказаться бойцу не по характеру, да и это значит обрушить результаты команды? Спортсмен, выполняя выпад, повредил себе голеностопный сустав. Медицинская сторона дела очевидна: хлорэтилом заморозили сустав. Наложили тугую повязку из эластичного бинта. Категорически запретили бойцу делать выпад. Что в итоге? Как без выпадов выстроить бой технико-тактически?
МАРК: Я советую ученику то, что делал сам, – без единого выпада все время боя осторожно сближаться с противником. Осмотрительно провоцировать его на атаку. Отступая и теряя поле боя, соперник вынужден в конце концов броситься на тебя в атаку. Надо суметь вынудить его на это. И тогда парад-рипост. Элементарно, Ватсон. А можно очень короткую, без глубокого выпада, сжатую в пространстве контратаку. Тоже не бином Ньютона.
И не настраивайся на проигрыш.
Но это общая схема. Ее легко высказать и трудно воспроизвести. Противник тоже не кретин. Редко повезет, когда противник идиот.
Я: Какие эмоции мешают в бою?
МАРК: Раздражение по отношению к противнику. Спортивная злость помогает, а раздражение из-за того, что в противнике тебе "не нравится", мешает. Далее опасны – и надо в бою от них отказаться – недоумение, огорчение, сожаление и радость. Радуешься – теряешь бдительность. А слабых противников нет.
Еще из моих записей "Марк Мидлер – тренер".
Фрагмент интервью Елены Гришиной с Марком. (Я многократно обращаюсь к беседам Елены Гришиной с моим братом, поскольку она в прошлом высокого класса фехтовальщица, кроме того, она по сей день как пресс-секретарь Федерации фехтования России находится в центре фехтовальных событий. Лена умела разговаривать с Марком так, что ему легко было быть с ней открытым и искренним).
Е. ГРИШИНА: Вы сейчас помогаете сборной?
М. МИДЛЕР: Помочь можно тому, кто за помощью обращается. Не навязывать, как я иногда раньше делал… А они лишний раз не позвонят, не придут на тренировку посмотреть, не узнают сами… Можно же сесть, мои уроки записать…
(Это место интервью меня удивило. Я потому и начал цитировать сразу с него. Необычным мне показалось то, что, по другим источникам, Марк раньше не допускал на свои индивидуальные уроки и индивидуальные тренировки посторонних. Тем более тех, кто записывал… Марк считал ненужным делиться своими наработками с – по его выражению – "халявщиками". Я могу объяснить перемену его отношения к посторонним "любопытствующим" разве что тем, что брат каким-то образом различал и отфильтровывал "халявщиков" от – как опять же он говорил – "нормальных людей, которые желают учиться, а не воровать приемы". – А. М.).
М. МИДЛЕР: Вот Корешков Лева – знаешь?
Е. ГРИШИНА: Конечно.
М. МИДЛЕР: Пришел на тренировку в свое время, какой-то серенький такой мужичок… сел на скамеечку гимнастическую в зале и начал что-то записывать. Я узнал, посмотрел – записывает уроки: что даю, как объясняю. В конечном счете у Левы сформировались четырехкратный олимпийский чемпион и семикратный чемпион мира Витя Кровопусков, чемпионка страны Надя Кондратьева…
В частной беседе со мной Елена Гришина напомнила, что к Марку как наставнику приезжал учиться даже тренер из Соединенных Штатов: "Слава Григорьев прилетел к Марку Петровичу из США. Конечно, гигантский опыт и гениальность Мидлера как тренера – достаточное основание для приезда откуда угодно"…
Однажды в беседе с Еленой Гришиной я вспомнил, как брат с такой довольно горькой усмешкой сказал мне, что за спиной его часто называют "Глот". Раздражение против соперника (кто бы ни был этот соперник), найдя у Марка свое выражение в ходе его боевой практики в привычке "наезжать", перешло и на тренерскую работу.
– Да, – сказала Гришина, – Марк Петрович как-то посетовал, что он своими наездами "наверно, всем надоел, особенно судьям и ученикам". А я бы не сказала, что он надоел. Мидлер был боец. Мидлер был профессионал.
В 1964 году, когда Марк стал двукратным олимпийским чемпионом, он дал мне по приезде с Олимпиады короткий рапирный урок. Брат вдоволь надо мной похохмил. И вдруг, прервав иронические ремарки, совершенно неожиданно для меня спросил:
– Ты в претензии на мою иронию? А тебе не приходило в голову, что это способ самозащиты?
– Я на тебя не нападаю. Это ты надо мной иронизируешь и постоянно издеваешься.
– Я готовлю тебя к жизни, которой живу сам.
– Ты собираешься поднять меня до олимпийского уровня?
– Я собираюсь опустить тебя до рояля, по клавишам которого меня постоянно возят лицом. Так как спорт – это модель нашей реальной жизни, могу сказать, что состояние, которое мы испытываем, когда нам не удалось победить, является бочкой дегтя. Наши победы – ложка меда в бочке дегтя, в которой время от времени нам удается найти грязную ложку меда. Это и есть наш "мед победы". Его быстро съедают журналисты и спортивные деятели, что-то малое достается и нам. Но стоит проиграть, как нам покупают билет на следующие соревнования не в купе, а на боковую полку в непосредственной близости от туалета. Спортсмен в нашей стране сейчас, как гладиатор, имеет достоинство, только когда он победитель или на второй, третьей ступени постамента. Во всех остальных случаях он может спать в поезде на боковом верхнем месте рядом с клозетом, как приходилось "отдыхать" после поражений и мне… Ссылки на природу спорта и объективные обстоятельства: травму, семейное горе и прочее – всё воспринимается руководством враждебно и с брезгливостью. В такой атмосфере ты перестаешь себя чувствовать человеком.
– С каких это пор личное достоинство стало в нашей стране проблемой? Что, у нас нет более важных проблем? Марк, да о чем ты!
– Не знаю, как ты, но я лично всегда хотел чувствовать себя в жизни человеком. А не вошью.
Глава девятая. Мюнхен
Я писал, что Марк был в бою – одновременно – азартным, осторожным и бесстрашным. Он, по большому счету, ничего и никого не боялся. За одним исключением: он опасался государственной машины. На серьезных основаниях.
Возьму Хельсинки. Первую Олимпиаду, в которой участвовали советские спортсмены. Марку Мидлеру двадцать один год.
Из всех отечественных фехтовальщиков, впервые выехавших за рубеж, Мидлер – самый молодой.
Он рассказывал, как перед отъездом всю сборную еще раз, как следует, проинструктировали, каждому члену команды определили, кто он – рабочий, студент, военнослужащий… чтобы за рубежом не подумали, что он профессиональный спортсмен, и объяснили, как нужно себя вести в той или иной ситуации: ходить по Хельсинки рекомендовали минимум по трое, а разговаривать только с членами делегаций дружественных нам стран. Шла "холодная война", поэтому особое внимание обращалось на то, чтобы не вступать в контакты с югославами и тем более с представителями капстран.
Как-то корреспондент спросил у Марка, что ему особенно запомнилось на первой Олимпиаде.
Марк ответил:
"Самым запомнившимся было несовпадение моих представлений об Олимпийских играх и того, что я увидел.
Сразу, как только мы сошли с поезда, нас разделили на две группы: в одной советские спортсмены и спортсмены социалистических стран, в другой – все западные спортсмены. Всего было около семи тысяч спортсменов, представлявших семьдесят стран. Нас расселили в одном лагере, "капиталистов" – в другом. То есть жесткое разделение на два политических лагеря оказалось сильней, чем олимпийские принципы единства. Ведь всем известно, что Олимпийские игры – это, по традиции, всяческое перемирие. В это время полагалось остановить любой вооруженный конфликт, прервать войну, пренебречь любыми противоречиями и конфликтами.
Все это в 1952 году оказалось пустыми словами – и с западной, и с нашей стороны. Какой бы то ни было контакт со спортсменами из капиталистических стран и из Югославии карался, чаще всего, принудительной отсылкой на родину и нередко отчислением из сборной страны, а то и вообще из спорта. Я попал в эту ситуацию и едва спасся.