Тихонов посмотрел в указанном направлении и увидел ватагу ребят, которые играли в расшибалочку, или расшибец - хорошо знакомую ему еще по довоенному детству на Сухаревке (район Малой Колхозной и Садовой-Сухаревской улиц) игру на деньги. Игралась она так. На определенном расстоянии от проведенной на земле черты ("чиры") рисовался квадратик ("казна"), куда складывались стопой монеты одного достоинства. Игрок, стоя у "чиры", бросал свою биту, стремясь попасть в "казну". Если ему это удавалось, то он получал право бить по монетам битой. Если монета переворачивалась, то она считалась "своей" - бьющий забирал ее себе.
Подойдя к мальчишкам, Тихонов поинтересовался у того самого Женьки - 14-летнего светловолосого паренька, который собирался бросать биту:
- Взрослых вы в свою игру принимаете?
- А деньги у вас, дядя, есть? - спросил в ответ Женька.
Вместо ответа Тихонов достал из внутреннего кармана пиджака кожаное портмоне, купленное им в Швеции во время поездки туда рижского "Динамо", и демонстративно потряс им в воздухе, чтобы ребята услышали звон лежащих там монет.
- Тогда кладите денежки в "казну", - предложил Женька.
- Сколько на кону? - спросил Тихонов.
- По гривеннику, - сказал кто-то из ребят.
- А если я полтинник поставлю, можно я первым "казну" буду разбивать? - поинтересовался Тихонов.
- Не положено, - сообщил все тот же паренек из толпы.
Однако тут в ситуацию вмешался Женька:
- Пусть попробует, только бросать будет на два шага назад от "чиры". Идет?
Тихонов кивнул головой и отправился класть в "казну" свой полтинник. Затем он занял позицию за два шага от "чиры" и после небольшой паузы, понадобившейся ему для того, чтобы прицелиться своей битой - монетой достоинством в один рубль - бросил ее в воздух. Она легко преодолела расстояние до "казны" и упала точно на стопку монет, разбросав их по земле.
- Во дает! - не смог скрыть своего восхищения тот самый паренек из толпы, который не хотел брать нового участника в игру.
- Дядя, где научился так ловко биту бросать? - спросил Женька.
- На Садовой-Сухаревской, дом шестнадцать, - ответил Тихонов и отправился бить монеты своей битой.
В итоге он перевернул на обратную сторону все медяки, поскольку бил профессионально - точно по краешку каждой монетки. Однако забирать деньги он не стал, вернув себе лишь свой полтинник. А когда Женька возмутился, Тихонов сказал:
- Ты ведь сын Анны Ильиничны?
- Точно, а вы откуда меня знаете?
- Я, брат, много чего знаю, - улыбнулся Тихонов и, положив руку на плечо Женьки, спросил: - Ты хоккей любишь?
- Спрашиваете, - глядя на Тихонова снизу вверх, ответил мальчишка.
- А за какую команду болеешь?
- За ЦСКА.
- А ты всех его игроков в лицо знаешь? - продолжал допытываться Тихонов.
- Естественно.
- Тогда я тебе сейчас покажу одного человека, а ты мне скажешь, кто это, - и Тихонов жестом подозвал к себе Кузькина, который все это время стоял возле их служебной "Волги" и с интересом наблюдал за происходящим.
- Да это же Виктор Кузькин! - воскликнул Женька, когда тот только начал к ним приближаться.
- Совершенно верно, - подтвердил эти слова Тихонов. - Это Виктор Григорьевич Кузькин - тринадцатикратный чемпион СССР, восьмикратный чемпион мира и трехкратный чемпион Олимпийских игр. А знаешь, почему он здесь, Евгений? Он вместо со мной приехал к твоей маме, а она не хочет нас к себе пускать.
- А вы кто? - переводя взгляд на Тихонова, спросил Женька.
- Я Виктор Васильевич Тихонов - новый тренер ЦСКА вместо Константина Локтева. У нас к твоей маме есть серьезный разговор, а она закрылась и дверь не отпирает. Вот и я хочу попросить тебя, Евгений. Сходи, пожалуйста, домой и уговори свою маму с нами поговорить.
С недоумением выслушав эту тираду, парень наконец понял, что его никто не разыгрывает и стремглав бросился к себе домой. А его друзья обступили двух именитых мужчин и стали засыпать их вопросами на хоккейную тематику. В разгар этого общения открылось окно на третьем этаже дома напротив и, высунувшийся из него Женька, закричал:
- Виктор Васильевич, идите к нам!
Спустя несколько минут гости переступили порог, поначалу такой негостеприимной для них квартиры, и застали хозяйку уже без полотенца на голове и не в потрепанном халате, а во вполне себе праздничном платье в мелкий цветочек. Женщина накрывала на стол новую скатерть и собиралась ставить чайник. Но Тихонов ее опередил:
- Анна Ильинична, спасибо за гостеприимство, но мы уже потеряли слишком много времени. Мы просим вас лишь об одном: простить нашего подопечного и забрать свое заявление из милиции. А мы постараемся компенсировать вам ваши моральные и физические страдания материально.
- Да не нужны мне никакие деньги, - отмахнулась женщина. - Вы лучше вон Женьке приятное сделайте - пустите его к себе на тренировку, чтобы он на ваших хоккеистов посмотрел. Он ведь у меня болельщик.
- О чем разговор, - вступил в диалог Кузькин. - Пусть приезжает в любое время.
- Ну, тогда и я вам добром отплачу - заберу свое заявление, - улыбнулась хозяйка. - Но пусть ваш паренек больше себя так не ведет. А то ведь попадется ему под руку другая женщина, она его точно в тюрьму отправит.
- Мы обязательно передадим ему ваши слова, - пообещал Тихонов. - И будьте уверены - больше с ним такого не произойдет.
На самом выходе из квартиры, в коридоре, гостей догнал Женька. В руках он держал набор открыток "Чемпионат мира 1970 года в Швеции", где были изображены все хоккеисты сборной СССР. Протянув Кузькину открытку с его фотографией и шариковую ручку, парень попросил поставить на ней автограф.
- Так есть же здесь моя роспись, - удивился хоккеист.
Действительно, под каждой фотографией красовались размашистые автографы игроков.
- Но это типографская роспись, а мне нужна живая, - объяснил свое желание Женька.
Кузькин взял авторучку и на обратной стороне открытки написал: "Евгению от Виктора Кузькина в знак признательности". А рядом написал свой рабочий телефон. И, возвращая парню открытку, сказал:
- Позвони мне в начале сентября - я проведу тебя на нашу тренировку. И эти открытки захвати - на ней каждый из наших ребят тоже распишется.
Вечером того же дня был выпущен на свободу Борис Александров. На базу в Архангельское он возвращался вместе с Тихоновым и Кузькиным.
Заведя хоккеиста в свой кабинет, Тихонов показал ему бумагу, которую составили на Александрова после инцидента с журналистом Егором Красовским. Получалось, что в течение одного месяца хоккеист угодил сразу в два серьезных переплета.
- А откуда у вас это заявление? - поинтересовался Александров.
- Ты не думай, что этот документ мне не Локтев передал - он его забыл в столе, когда из этого кабинета съезжал, - признался Тихонов.
После чего спросил:
- Ты собираешься продолжать играть в команде или намылился прямиком на тюремные нары?
- Так ведь наверняка мы с вами характерами не сойдемся, - пожал плечами хоккеист.
- Пока, как видишь, сходимся - иначе на кой черт ты мне сдался, чтобы тебя из каталажки вытаскивать, - признался Тихонов.
- Да вот я тоже удивляюсь, - пожал плечами Александров. - Вы же на мое место Серегу Капустина собираетесь брать?
- Не хочет он к нам, вот в чем заковыка, - сообщил Тихонов. - Так прямо мне в глаза и сказал.
- Теперь понятно, почему вы за меня хлопочете.
- А ты думал я тебе в любви буду признаваться? Любить тебя твоя жена будет. Поэтому знай: отношений, какие у тебя были с Локтевым, между нами не будет. Но я ценю твой талант и хочу, чтобы мы сработались. Так что ступай и подумай об этом. Скоро подготовка к сезону начнется, вот в деле тебя и проверим.
10 июня 1977 года, пятница, площадь Дзержинского, КГБ СССР
Борис Кулагин отдыхал в Ялте, когда ему позвонили из Москвы, из Федерации хоккея, и срочно попросили вернуться в столицу.
- А что случилось, к чему эта спешка? - поинтересовался тренер.
- Дело срочное, но по телефону об этом говорить не хотелось бы. Просто возьмите билет, Борис Павлович, и ближайшим рейсом вылетайте в Москву. Стоимость билета в оба конца Федерация вам оплатит, - ответили на том конце провода, после чего повесили трубку.
И пришлось Кулагину на время забыть про отдых и возвращаться в столицу.
Когда он приехал в Федерацию и поднялся в свой отдел, там его встретил Павел Сергеевич Кондратьев. Лицо у него было озабоченное и, пожав Кулагину руку, он огорошил его сообщением:
- Вам надо заехать на Лубянку, в КГБ, там с вами хотят переговорить.
- О чем? - удивился Кулагин, который всю дорогу ломал голову над тем, зачем его вызвали в Москву.
Пока летел, он перебрал десятки различных вариантов, но вот этот, с вызовом в КГБ, ему даже в голову не пришел.
- О сути разговора нам ничего неизвестно, но говорить с вами будет Эрнест Леонардович Спрогис.
Этого человека в Федерации знали все - он был куратором хоккейной сборной СССР от КГБ и постоянно был на связи со всеми здешними чиновниками. В последний раз Кулагин виделся с ним в Вене, на чемпионате мира, где Спрогис ничем не выказал своего неудовольствиями плачевными результатами выступления нашей сборной и даже успокаивал старшего тренера, когда тот сетовал в самолете, летевшем в Москву, на свою несчастливую звезду. Зачем Кулагин понадобился ему теперь, после того, как его официально отстранили от сборной, тренер понять не мог. Неужели в КГБ решили переиграть ситуацию и вернуть Кулагина с Локтевым к руководству сборной? Нет, в такой кульбит тренер поверить никак не мог. Тогда что?
Терзаемый этими мыслями, Кулагин спустился вниз, где у выхода из здания его поджидала служебная "Волга". Она и доставила его на площадь Дзержинского. И уже спустя пять минут тренер переступил порог просторного кабинета Спрогиса, который в этот момент разговаривал с кем-то по телефону. Но едва завидев гостя, он тут же положил трубку на аппарат, встал и вышел из-за стола навстречу вошедшему.
- Как долетели, Борис Павлович? - первым делом поинтересовался хозяин кабинета.
- Спасибо, хорошо, но было бы лучше, если бы я никуда не вылетал - погода в Ялте превосходная, а в Москве духота, - ответил Кулагин.
- Ничего, сегодня же вечером вы можете вылететь обратно и завтра в это же время будете нежиться на пляже. Или гулять по Никитскому ботаническому саду.
- Как говорится, ваши бы слова… - по губам тренера пробежала едва уловимая улыбка.
Предложив гостю сесть на стул с широкой спинкой, Спрогис вернулся в свое кресло и сообщил:
- Мы вызвали вас в связи с одной деликатной проблемой, к которой вы имеете отношение. Вот послушайте, пожалуйста, вот эту запись, - и Спрогис нажал на клавишу портативного магнитофона, который стоял у него на столе и на который Кулагин поначалу не обратил никакого внимания.
Из магнитофона донесся голос… самого Кулагина, а его собеседником был молодой игрок "Крыльев Советов" и сборной СССР Сергей Капустин. Его любимчик, человек, которого именно он и ввел в элиту советского хоккея. Ведь Капустин был уроженцем города Ухты в Коми АССР и играл за тамошний "Нефтяник". Играл так здорово, что сразу обратил на себя внимание маститых хоккеистов, которые ранее выступали в московских клубах. Одним из них был спартаковец Валерий Березовский, который однажды рассказал о Капустине самому Борису Майорову. Но легендарный хоккеист… не разглядел в юном игроке большого таланта и не вызвал его в "Спартак". А вот Кулагин, наоборот, разглядел. Когда к нему пришел ухтинский тренер Ковалевский - его бывший ученик по Оренбургу, где Кулагин после войны был наставником местной команды, и рассказал, что у них есть весьма интересный паренек, который может вырасти в выдающегося хоккеиста, то Кулагин не стал откладывать это дело в долгий ящик и решил посмотреть на этого самородка воочию. После чего сказал всего лишь одну фразу: "Глина есть, фигура будет!". И взял Сергея в "Крылья Советов". А уже спустя год, в 72-м, Капустин отправился на свое первое серьезное соревнование - на Универсиаду, которая проходила в Лейк-Плэсиде. И там показал себя во всей красе. После этого его карьера в большом хоккее пошла по накатанной.
На магнитофонной ленте был записан разговор Кулагина с Капустиным, произошедший перед самым отлетом тренера в Ялту. Они беседовали на набережной Москвы-реки сразу после встречи Капустина с Тихоновым, где последний уговаривал хоккеиста перейти в ЦСКА. Вернувшись из Архангельского, Капустин позвонил Кулагину и предложил ему встретиться, чтобы посоветоваться с ним относительно этого предложения. И Кулагин дал ему совет: никуда не переходить и остаться в "Крыльях Советов".
- Тихонов не тот человек, который сумеет дать тебе что-то новое, - говорил Кулагин хоккеисту. - Он специалист неплохой, но вы не сойдетесь с ним характерами. С Игорем Тузиком в "Крылышках" тебе будет намного легче и удобнее.
Слушая теперь свои слова, доносившиеся из магнитофона, Кулагин поразился, как четко они звучат. Было такое впечатление, что люди, которые записывали этот разговор, находились чуть ли не в двух шагах от говорившего. А ведь в тот момент, и тренер запомнил это отчетливо, набережная была пуста - вокруг не было ни души. "Это какими же техническими средствами надо обладать, чтобы так превосходно записать разговор на большом расстоянии?!" - мысленно восхитился чекистскими возможностями Кулагин. Но вслух предпочел эти мысли не озвучивать. Однако когда разговор на пленке закончился и Спрогис выключил аппарат, Кулагин все же не удержался:
- Значит, вы следили за нами и все записывали? Зачем?
- За тем, Борис Павлович, что у нас работа такая, - ответил Спрогис. - Ведь ваш разговор - это не беседа двух взрослых людей о погоде. Это - разговор весьма влиятельного тренера с талантливым хоккеистом, где первый говорит второму: мол, не надо тебе переходить в главную команду страны. Хотя вам прекрасно известно, зачем Тихонов назначен тренером ЦСКА - чтобы вытянуть из болота не столько этот клуб, сколько нашу сборную. Ту самую сборную, которую, в том числе и вы, в это болото и затянули. А из этого разговора выходит, что вы свои личные обиды ставите выше дела государственной важности.
- Я просто хотел спасти парня от опрометчивого шага, - попытался объяснить свою позицию Кулагин. - Мне, как человеку, который разбирается в хоккее, понятно, что Капустин в ЦСКА не заиграет в ту силу, какую ему дает его команда - "Крылья Советов". Там для него создана комфортная обстановка, он в этом клубе уже шесть лет играет. Там его партнеры с полуслова понимают, работают на него. Почему нельзя оставить его в "Крылышках" и вызывать в сборную оттуда, как это происходит уже несколько лет?
- Потому что перед Тихоновым поставлена задача сделать ЦСКА базовым клубом сборной. Для этого там будут созданы два полноценных звена нападения: Михайлов - Петров - Харламов и Балдерис - Жлуктов - Капустин.
- Это неправильный подход - подверстывать под один клуб весь наш хоккей, - не скрывая раздражения, произнес Кулагин. - При таком раскладе наш внутренний чемпионат утратит свою привлекательность. Надо чтобы в нем сохранялась интрига, а вы, выделяя один клуб, убиваете эту интригу на корню. На каких примерах вы собираетесь воспитывать нашу молодежь?
- А то, что два года подряд мы терпим поражение на мировой хоккейной арене - это, по-вашему, положительный пример? - спросил Спрогис. - Неужели вы не видите, что наш хоккей вошел в полосу серьезного кризиса, из которого выйти без потерь у нас не получится. Придется чем-то пожертвовать. Вот и приходится в качестве этой жертвы выбирать наш внутренний чемпионат. Но это естественно, учитывая, что успехи на международной арене для нас сейчас важнее, чем то, что происходит внутри страны.
- А совместить их никак не получится?
- Увы, Борис Павлович, никак, - развел руками Спрогис. - Видимо, тот запас, который был у нас до середины 70-х, заканчивается. Как в экономике, так и в спорте.
- А вы весьма смело рассуждаете - такого в наших газетах не прочитаешь, - искренне удивился Кулагин.
- Вы просто забыли, где вы находитесь - в Комитете государственной безопасности. Здесь принято смотреть правде в глаза, поскольку при иных подходах наша государственность окажется под угрозой. Поэтому я вам ответственно заявляю: ради укрепления сборной придется обескровить наши ведущие клубы - те же "Крылья Советов" или челябинский "Трактор" и рижское "Динамо". Это и раньше, кстати, происходило, просто сегодня это будет делаться в более жесткой форме.
- Как я понял, наш сегодняшний разговор - это одно из ее проявлений? - догадался Кулагин.
- Вот именно. Так что споры это, конечно, хорошо, но итог у нашего разговора должен быть один - вы признаете свою неправоту и убеждаете Сергея Капустина перейти в ЦСКА. Поскольку через пару недель у Виктора Тихонова заканчивается отпуск и он должен вернуться в команду, чтобы начать формировать те самые полноценные два звена сборной, о которой я вам говорил. Времени у нас не так уж и много - через десять месяцев стартует очередной чемпионат мира. И проходить он будет, как вам известно, в Праге. Надеюсь, вам не надо напоминать, какие отношения на сегодняшний день существуют между нами и чехословаками и особенно в хоккее?
Выдав этот монолог, Спрогис замолчал и, не сводя глаз с собеседника, стал терпеливо ожидать ответа. Ждать пришлось недолго. Глядя в глаза чекисту, Кулагин был краток:
- Хорошо, я наступлю на горло собственной песне.
И, поднимаясь со стула, добавил: