- Позавтракать, затем - визит к окулисту. Это обязательно: травма глаза может оказаться опасной для жизни, не говорю уже о слепоте, - припугнул Житомирский. - Поверь мне как врачу.
- Ладно, слушаюсь и повинуюсь.
- К врачу надо успеть до обеда. А потом придумаем, чем заняться.
…Окулист заполнил анкету с помощью "переводчика" Житомирского и через него же дал понять, что положение не из завидных.
- Руку еще можно оперировать, - он вопросительно посмотрел на опекуна больного, - но с глазом гораздо сложнее, трудно поручиться, что он не ослепнет.
- Я тоже думаю, что руку можно оперировать, - попытался убедить Камо Житомирский, видимо, тем самым желая подготовить почву для его быстрого ареста.
- Нет, Яков. Лучше обойтись успокаивающими средствами или чем-нибудь в этом роде. Я же приехал в Берлин не оперироваться. Я теряю драгоценное время, а ты - операция. И не уговаривай. Ничего не получится.
Прошло несколько дней, тоскливых, монотонных. В одном из знаменитых берлинских ресторанов обедали трое: Камо, Житомирский и их знакомый, бакинец, большевик Гавриил Сегаль.
…"Эльзассерштрассе, 44. Австрийский подданный" агент страхового общества Дмитрий Мирский.
Шеф берлинской полиции фон Ягов жестом попросил задержаться секретаршу, вошедшую к нему с машинописными экземплярами инструкций.
- Слушаю вас.
- Я очень занят, принимать сегодня не буду. Впустите только комиссара по уголовным делам фон Арнима.
"Почему русские заинтересованы в его скорейшем аресте? Почему так всполошились? Любопытно. Кто бы он ни был, все равно нежелательный элемент. Русский террорист в Берлине. Не хватит нам социал-демократов, а тут еще - террористы и анархисты. Надо его немедленно арестовать".
Фон Ягов пробежал написанный Гартингом адрес. "Выпишу Арниму ордер на арест. К черту, раз анархист, передадим России и благодарность получим. Но, может, все же согласовать с министром внутренних дел? В случае скандала пусть и он расхлебывает".
Фон Ягов набрал номер телефона.
- Господин министр, честь имею доложить о весьма важном, я бы сказал, государственном деле. Нет, нет, по телефону не могу. Сию минуту примчусь к вам.
В приемной, на ходу накинув кожаную куртку, он вопросительно посмотрел на секретаршу.
- Меня не спрашивали?
- Звонил господин фон Арним. Я сказала, что вы хотите его повидать.
- Если появится, пусть подождет, я скоро буду.
…Министр внутренних дел прусского государства Фридрих фон Мольтке встретил ввалившегося к нему полицай-президента без особого восторга.
- Дело это с душком, - сказал он и зашагал по кабинету.
Сидевший в кресле фон Ягов не сводил с него глаз. "Взвешивает в уме, негодяй, - думал шеф полиции, - выгодно ли ему, повредит ли его авторитету?"
- Ваши сведения достоверны?
- Русские работают безукоризненно. Учтите, что письмо я получил от самого Гартинга. Он не доверяет нашей почтовой службе.
- Но насколько это приемлемо, не знаю. Кроме того, чтобы исполнить просьбу русских, надо будет доказать, что этот человек уголовник.
- Анархисты у нас под носом, а о них нам сообщают русские, - вставил шеф полиции.
- Может, вы ставите это мне в вину? - сухо спросил министр.
- Нет, я обвиняю самого себя.
- Вот сами и разбирайтесь, - закончил разговор министр. - Разрешаю, действуйте.
- Благодарю.
Возвращаясь из министерства, полицай-президент фон Ягов ничего вокруг не замечал. Лишь в приемной его кабинета ему сразу бросились в глаза неприятные морщины на широком лбу фон Арнима. "Хитроумный лоб", - подумал он, крепко пожимая протянутую ему руку.
- Входите.
- Здравствуйте.
- Давно пришли? - фон Ягов торопливо, не оборачиваясь, направился к письменному столу.
- Нет, только что, - следуя за ним, ответил комиссар по уголовным делам.
- Я был у министра по этому вот вопросу. Он разрешил. - И протянул фон Арниму адрес.
Комиссар прочитал и вопросительно посмотрел на фон Ягова.
- Что-нибудь неясно?
- Нет. Но кто он? - И комиссар потер щеку, что означало: а какое, собственно, будет задание?
- Арестовать! И никаких церемоний. Сразу же обыскать. Как положено. По всем правилам.
- Есть арестовать!
- Будьте осторожны, он, возможно, вооружен и окажет сопротивление.
- Агент страхового общества Дмитрий Мирский?
- Да, - отворив дверь, Камо от неожиданности не знал что и делать.
Полицейские ворвались, словно разбухший после дождя речной поток.
- Что такое? По какому праву? Я австрийский подданный, никакого отношения к немецкой полиции не имею и не хочу иметь.
Сопровождавший двух полицейских высокий худощавый мужчина в штатском обернулся к одному из них:
- Хаберман, скажи ему, что у нас ордер на арест: - И показал бумагу.
Полицейский Хаберман перевел и добавил:
- Господин Мирский, предъявите ваш паспорт.
"Как выпутаться из ловушки?"- шаря в карманах, думал Камо и ничего не мог придумать.
- Прошу. Но прежде чем приступить к обыску, вы должны поставить в известность наше посольство.
Хаберман перевел человеку в штатском, и тот ответил:
- Если у вас все окажется в порядке, мы извинимся и сообщим австро-венгерскому посольству. Мы действуем согласно закону.
- Это ваше дело, - небрежно бросил Камо.
Предъявив паспорт, он расположился на кровати и принялся просматривать журнал.
- Приступайте.
Ни в платяном шкафу, ни под умывальником они ничего не обнаружили.
- Разрешите.
Полицейским нужно было порыться в постели. Камо встал с кровати:
- Пожалуйста.
- Проверьте еще чемодан, и уйдем. - Они были недовольны, что уходят с пустыми руками. - Откройте чемодан. Господин Мирский, что там есть?
Камо не ответил. Не торопясь, он достал из кармана ключ и подошел к стоявшему у шкафа чемодану.
- Здесь белье и сигареты.
Полицейский в штатском так и ушел бы несолоно хлебавши, если б пачки с сигаретами не показались ему подозрительными. Он взял одну из них и увидел дно чемодана, хотя снаружи он казался намного глубже.
- Разобрать чемодан, живо!
Камо попытался возразить, но было поздно, его оттолкнули и, пригрозив оружием, приказали не двигаться с места.
Все, конец - секрет чемодана с двойным дном был налицо. Привезенное из Бельгии и Франции оружие для перевозки в Россию в руках прусской полиции.
В чемодане было 8 коробок с двумястами электрическими запалами, одиннадцать ртутных запалов, коробка с черным прессованным и листовым порохом и большое количество приспособлений для закладки взрывчатых веществ в здания и под железнодорожное полотно.
- Господин Мирский, вот и ордер на ваш арест за подписью комиссара берлинской криминальной полиции фон Арнима. Вы арестованы. Следуйте за нами.
Камо прекрасно понимал: это конец. Но утопающий хватается и за соломинку.
- Чемодан не мой. Вы не имеете права, он не мой.
Полицейские остановились.
- А чей? - спросил мужчина в штатском.
- Это чемодан Василия Петрова. Он сейчас в Женеве, а чемодан передал мне в Вене, куда я поехал лечить свой глаз. Чтобы вернуться в Россию, мне нужен был пустой чемодан, уложить вещи. Он и дал мне свой, даже заплатил, хотя мы только познакомились.
- Что заплатил? Зачем?
- Заплатил деньги, чтобы в России я передал чемодан начальнику станции Козловская.
- Зачем?
- Об этом надо будет поинтересоваться у начальника станции Козловская или у Василия Петрова в Женеве.
- Это мы еще успеем, - сказал мужчина в штатском. - Сейчас мы отправимся в полицию и все выясним.
Берлинские разносчики газет кричали во всю глотку::
- Арестован уголовный преступник!
- Арестован Дмитрий Мирский!
- Русский террорист в Берлине!
- Бомба под носом у полиции!
На одной из немноголюдных улиц Берлина, в двухэтажном ничем не примечательном домике, должны были встретиться двое - шеф и его подчиненный.
Настенные часы пробили десять утра, в дверь пять раз постучались, после паузы стук повторился еще пять раз.
Гартинг сразу же отпер дверь.
- Здравствуй, Андре. Ты, наверное, удивлен нашему свиданию.
- Да, патрон. Я принес газеты. Стоило ли поднимать такую шумиху? Не знаю, но город словно взорвали динамитом.
- Из всего, что ты до сих пор сделал, Андре, эта самое большое дело, - сказал Гартинг. - Я решил лично с тобой встретиться и поблагодарить тебя. Просмотри эту телеграмму, можешь отправить ее в Петербург, когда захочешь.
Андре прочел телеграмму. Он был на седьмом небе от радости: Гартинг просил департамент полиции, ввиду блестяще выполненного особого задания, выдать тайному агенту заграничной службы Андре Дандену денежное вознаграждение в размере двух тысяч марок.
Андре с признательностью смотрел на патрона, который, казалось, на мгновенье отвлекся от действительности, дабы позволить своему подчиненному беспрепятственно насладиться минутами радости. Он молча просматривал принесенные Андре газеты.
- Без шумихи невозможно было обойтись. Но что сейчас скажут большевики? Не вызовет ли у них подозрения какой-либо твой шаг?
- Нисколько. Биография у меня безупречна. Напротив, центр уверен, что Дмитрий Мирский в очень надежных руках, и я единственный его помощник.
- А не заподозрит ли сам Мирский? Ты же знаешь, что он за фрукт.
- Конечно, нет. Он называл меня добрым ангелом, "божьим посланником". Иногда только жаловался, что я чересчур пекусь о нем. У него поврежден глаз от взрыва бомбы, я водил его к известным специалистам. Предупреждал не держать у себя взрывчатых веществ, предлагал перенести ко мне на квартиру, дескать, у меня надежнее, зная, что он все равно не согласится.
- Ты подготовил какую-нибудь версию о его аресте?
- Да. Один из его друзей социал-демократов потерял его адрес во время собрания. Полиция разузнала о доме, где они собирались, нагрянула туда, но с опозданием, и нашла записку с адресом. Версия наиболее приемлемая, кое-кому из партийных товарищей я сообщил об этом, но, конечно, как свою догадку. Я уведомил их о крайней неосмотрительности Камо. Они поверили в мою искреннюю заботу и внимание.
- Браво, Андре! Самое главное сделано. Теперь нам следует осторожненько выбраться из этой истории и уступить место судебно-следственным органам. Однако наша миссия еще не окончена. - И Гартинг стал расхаживать по комнате.
- Говорите, патрон.
- Мы должны дать понято полиции, что Мирский не политический преступник, а уголовник, анархист. Иначе немцы не выдадут его России. Это не менее важно, чем арест Мирского. Немцы могут освободить его, то есть выслать за пределы своей страны, и наши труды пойдут насмарку. Мы должны сделать так, чтобы его в, кандалах прямо на границе немецкая полиция передала в руки нашей полиции. В этом вся суть. Я еду в Париж: дневным поездом. Жди моих распоряжений. Отныне без меня никаких самостоятельных действий.
- Слушаюсь, патрон.
- Теперь можешь идти.
- До свидания, патрон.
Полицай-президент Берлина поспешил уведомить департамент петербургской полиции: "9 ноября здесь арестован выдававший себя за страхового агента Дмитрий Мирский, родившийся в Баку в 1886 г., при нем паспорт № 193 Р. Р. 1302, выданный австро-венгерским консульством в Тифлисе 20 августа 1907 г. на имя Дмитрия Мирского, страхового агента, едущего в округ Рохатин, в Галиции. У Мирского нашли электрические запалы с зарядом взрывчатых веществ, спрятанные в чемодане с двойным дном. Прилагаю фотографическую и антропометрическую карточки. Мирский утверждал, что чемодан он получил в Вене от некоего Василия Петрова для передачи начальнику станции Козловская.
Петров, вероятно, живет в Женеве. Как кажется, выдающий себя за Мирского не тождествен с Мирским, означенным в паспорте. Убедительно прошу в возможно скором времени дать подробные сведения обо всем, что известно об этой, кажется, крайне опасной личности, а также о так называемом Петрове".
Вслед за письмом в Петербург для экспертизы были отправлены и конфискованные у Дмитрия Мирского вещи.
В Петербурге особенно оживился директор департамента полиции Трусевич. 15 ноября он писал берлинскому коллеге: "В ответ на письмо от 9-го ноября за № А. А. П. 1376 07 довожу до вашего сведения, что личность заключенного известна русским властям. Его фотография отправлена на Кавказ для уточнения подлинного имени. Подробности сообщим дополнительно".
В полицейском участке он держался очень спокойно.
Прошел уже один день, наступило 10 ноября 1907 года. Он не знал, что где-то рядом делились друг с другом радостью доносчик и его патрон.
Камо сидел перед комиссаром по уголовным делам Хютцлитцем и, видимо, готовился отвечать на вопросы. Хютцлитц знал преступный мир как свои пять пальцев. Но, видимо, впервые сталкивался с таким человеком, как Мирский. Камо был хладнокровен и безразличен. Казалось, его не арестовали, а пригласили в качестве свидетеля на допрос преступника, который волновал его столько же, сколько здоровье русского царя волнует берлинского сторожа.
- Господин Дмитрий Мирский, могли бы вы ответить на несколько вопросов? - Комиссар прервал чтение.
- Это так необходимо? - спросил через переводчика Камо.
- Да, - сказал переводчик, служащий криминальной полиции Хаберман.
- Тогда пожалуйста. Но что вас интересует? Вы же просмотрели мои вещи, документы.
- Нам мало что известно. Вы должны сказать, каким образом оказались в Берлине и зачем? Нам надо знать, откуда, зачем и как вы прибыли в Берлин?
- Скажу, если это доставит вам удовольствие.
- О, да! Слушаю вас.
- Значит, так. 25 августа сего года я выехал из Тифлиса, где, получив свой паспорт, отправился в Баку, - Там я пробыл несколько дней и затем направился в Петербург. В Петербурге я две-три недели жил на квартире по Невскому проспекту.
- Где именно, по какому адресу?
- Не помню, где и у кого. Затем выехал в Финляндию полюбоваться водопадом Иматра, под Выборгом. Прекрасный водопад, советую при удобном случае непременно побывать там. Успокаивает нервы.
- Спасибо за совет. А теперь расскажите, как вы добрались до Берлина. Видите, вопросы у меня простые и ясные.
- Вижу, - Камо попытался улыбнуться. - Через Вирбулен и Эйдткунен. Здесь я поселился в пансионате Хейнике по Альбрехтштрассе, всего на шесть дней. Затем отправился в Дрезден, оттуда в Вену, где устроился на неделю в гостинице "Националь".
- А зачем вы поехали в Вену?
- Местные окулисты рекомендовали.
- Вы настаиваете, что приехали в Берлин лечиться?
- Да, иначе зачем же мне было приезжать?
- Этого мы пока не выяснили. В каких городах вы были?
"Вон куда ты метишь. Уж больно интересует тебя мой маршрут. Думаешь, я такой профан, чтоб назвать тебе Женеву, Париж, а может, Льеж, Софию, Цюрих? Нет, об этом ты не узнаешь. А может, ты еще спросишь, не встречался ли я в Женеве с лидером русских эсдеков Лениным или откуда в моем чемодане оружие? Может, достал в Льеже или Париже?"
- Я уже сказал, где я был.
- В других городах не были?
- Не помял.
- Я спрашиваю: не были ли вы в Женеве, Лондоне и Париже?
- Нет.
- Продолжайте.
- Из Вены я выехал в Белград на три дня, затем через Будапешт вернулся в Вену и, пробыв там три дня, вернулся в Берлин, приблизительно три недели назад.
- Где вы остановились?
- Я уже сказал, в пансионате по Альбрехтштрассе. Затем по совету доктора Якова Житомирского снимал квартиру по Эльзассерштрассе. В России меня послали к нему.
- К кому?
- Ну вы же знаете. Зачем принимать меня за дурака? Я же сказал, к берлинскому врачу Якову Житомирскому. Он повел меня к профессору Хиршфильду, его адрес Карлштрассе, четыре. Мне его рекомендовал Житомирский; профессор - знакомый Житомирского, - делая упор на имя Житомирского, добавил Камо.
Он неспроста хотел привлечь внимание комиссара к этой фамилии. Недобрые подозрения не давали покоя, не покидала мысль, что его предал Житомирский. В подследственной тюрьме он не переставая думал, почему его так быстро и неожиданно арестовали, но не мог докопаться до истины. Клубок сомнений вел к Житомирскому.
Память подсказывала отдельные убедительные факты. Не успели они еще поздороваться, разговориться, а Житомирский уже спрашивал: "Где бы ты хотел поселиться?" "Тебе-то что? - мелькнуло тогда в уме Камо, - мы будем встречаться на улице, а не у меня на квартире". "Неподходящее ты выбрал место, - по другому поводу заявил Житомирский, - я подыщу тебе более надежную квартиру". И нашел ту, где его и арестовали. Новый его адрес почти никто не знал и, чтобы разыскать его, должны были обратиться к Житомирскому. Далее. В день, когда он вернулся из Льежа и Парижа, Житомирский был чересчур любопытен: "Где ты достал оружие, за какую цену, сколько?" Нет, Камо тогда не понравились его расспросы. А притворства и наигранности в его чрезмерной заботливости было хоть отбавляй. "Попадись он только мне в руки, пусть даже в тюрьме, я его заставлю выложить правду". Но Житомирский в тюрьме, конечно, не появлялся. Он получил свои две тысячи марок и занялся новыми ловушками для друзей Камо. Лицом к лицу с Камо сидел не Житомирский, а Хютцлитц и задавал вопросы.
- Так к кому же?
- Я ни с кем больше не общался, - спокойно ответил Камо, - кроме упомянутого мной Житомирского. Однажды я посетил читальню на Артиллериерштрассе, адрес которой мне также дали в России.
- Вы настаиваете, что являетесь Дмитрием Мирским и владельцем этого паспорта?
- Да.
- В таком случае скажите, пожалуйста, отчего вы совсем другой на фотографии?
- Эту несхожесть следует объяснить моим кавказским происхождением, видимо, я рано состарился, - отшутился Камо.
- Известно ли вам, что вы обвиняетесь в нарушении законов германской империи?
- Я категорически протестую против подобного рода обвинений.
- А как же чемодан?
- Я уже заявил, что он не мой. Я получил его от Василия Петрова, который остановился в Вене, где мы с ним впервые познакомились. Он заметил, что я еду без чемодана, предложил мне свой и сказал, чтобы я передал его начальнику станции Козловская. Я упаковал свои вещи, не обратив внимания на содержимое чемодана.
- А где этот Петров?
- Откуда я знаю? Он приехал из Женевы. Видимо, снова вернулся туда.
- Вы должны заверить подписью свои показания.
- Пожалуйста.
Камо придвинул к себе протокол, составленный Хаберманом, и подписался: "Я говорил только правду, в чем и подписываюсь. Дмитрий Мирский". После подписи "Дмитрий Мирский" было добавлено: "Сей допрос перевел и зачитал Мирскому служащий криминальной полиции Хаберман. Подпись: Хаберман, переводчик. Допрос завершил. Подпись: Хютцлитц, комиссар по уголовным делам".
- На сегодня хватит. - Комиссар позвонил в колокольчик.
Вошли полицейские, вид у них - будто позируют фотографу.