Это был мой первый визит в отделение срочной помощи, я еше не предполагал, что потом мне придётся несколько лет работать в таком отделении. Поездка стоя в густой толпе метро и ходьба по лестницам усилили боль, а таблетки я принимать не хотел, чтобы они не "смазали" картину, когда доктор станет меня обследовать. Но ждать этого пришлось слишком долго. В большом зале для ожидания было не менее пятидесяти человек больных с разными симптомами острых болезней, и на меня никто не обращал внимания. Превозмогая боль, я с интересом оглядывался вокруг. Оборудование было намного лучше и богаче нашего русского, но сама обстановка была такая же привычная: толпа ожидающих больных, и на каталках, и в креслах, а среди них мечущиеся врачи и сёстры. Ирина вышла в свою лабораторию и вернулась в белом халате с нагрудным значком Медицинского центра, это дало ей возможность как сотруднице попросить ускорить мой приём.
Как я и ожидал, обследовавший меня доктор был почти того же возраста, что и наш сын, он лишь год назад закончил институт. Узнав от Ирины, что я хирург-ортопед, он смутился и сказал:
- Вам бы лучше проконсультироваться у кого-нибудь более опытного.
- Спасибо, конечно, но сначала я хотел бы сам увидеть свой рентгеновский снимок.
Пока меня на каталке отвезли в рентгеновский кабинет и пока проявляли снимок, Ирина вышла в лабораторию. Я лежал на каталке в смотровой комнате и думал, что это хорошо, что она вышла, - скоро этот юнец-доктор принесёт мой снимок, и по одному только взгляду на его лицо я могу уловить, что дела плохи. Или, если он не сможет определить диагноз по снимку, я сам смогу: я видел тысячи опухолей и разрушений структуры кости и мог узнать их с первого взгляда. Но одно дело видеть это на чужих снимках, другое - на своём собственном. Если Ирина была бы в этот момент со мной, она могла бы всё узнать по моей мимике, но пока она вернётся, я постараюсь придать лицу более спокойное выражение. Ну, а если оправдаются мои худшие предположения, если мне осталось жить всего несколько месяцев? Тогда я обязан докончить свою книгу. По крайней мере, она останется как память обо мне и, может быть, даст хоть какие-то деньги моей семье…
Доктор вернулся со снимком в руках и со смущённым выражением на лице, я впился в него глазами.
- Знаете, там есть что-то на снимках, - сказал он.
- Что есть? - в горле у меня застревал комок.
- Я думаю, это всего лишь возрастные изменения. Но вы лучше посмотрите сами.
Он поставил два снимка на освещенное стекло негатоскопа на стене, и я впился в них глазами, приподнявшись на локтях и ощущая капельки пота на лбу. Сантиметр за сантиметром я тщательно вглядывался в большие плёнки, стараясь не пропустить ни одной детали. Нет, там не было разрушения кости и не было признаков опухоли, мои худшие опасения не подтвердились. Я откинулся на спину, и волна слабости разлилась по моему телу. Как раз в этот момент вошла Ирина и испытующе глянула на доктора, потом на меня, потом в сами снимки.
- Ничего плохого, - сказал я ей. - Просто кости уже не молодые, доктор прав.
Ирина слабо улыбнулась, не доверяя хорошей новости. Доктор почесал голову:
- Всё-таки я советую вам проконсультироваться у хорошего специалиста.
- Конечно, ты должен пойти к хорошему специалисту, - подхватила Ирина охотно. - Доктор, кто самый лучший ортопед в нашем госпитале?
- Во всём Нью-Йорке вы не найдёте лучшего ортопеда, чем доктор Стинчфслд, наш профессор и бывший заведующий.
- В таком случае мы с ним и проконсультируемся, - сказала она твёрдо.
Я не возражал; пусть будет, как она хочет. Напряжённое ожидание снимка и долгая боль истощили мои силы. Но я ощущал и прилив радости: всё-таки есть для меня ещё будущее и я могу снова его планировать!
По дороге обратно я попросил Ирину показать мне ту часовню. Мы пришли в небольшую молельню, сбоку прохода, соединяющего корпуса госпиталя. Внутренне я усмехнулся: как из такого уголка мог донестись до Всевышнего её голос? Но я не стал посмеиваться над той вспышкой сё обиды и злости. Мы просидели там несколько минут в молчании, держась за руки. И хотя я не верил, но обещал Высшим силам, что всё-таки закончу мою книгу.
Интересно, то ли оттого, что теперь я знал, что у меня нет смертоносной опухоли, то ли под целительным влиянием времени, но боль стала немного успокаиваться. Я думал, что никакой доктор мне не нужен, но не перечил настояниям Ирины: чтобы смягчить её опасения, я согласился пойти на приём к доктору Стинчфелду. Еще до осмотра секретарь сказала по телефону, что за первый визит он берёт сто долларов и что он заранее назначил мне много разных анализов и дополнительные рентгеновские снимки, которые тоже будут стоить полтораста. Меня это расстроило, а Ирина даже глазом не моргнула:
- Для твоего здоровья нам ничего не жалко.
У д-ра Стинчфслда был великолепный офис: несколько смотровых комнат с оборудованием, которого я прежде не видел. Пока мы ждали несколько минут, я всё думал: какое, должно быть, удовольствие работать в таких условиях и с таким оборудованием!
Он сам, его манеры и тщательность, с которой он меня обследовал, произвели впечатление. Лет на пятнадцать старше меня, ему тогда было за шестьдесят пять, он по возрасту уже не мог быть заведующим кафедрой, но продолжал прием и лечение частных больных. Он был настоящий представитель старой школы медицины: очень внимательно расспрашивал и тщательно обследовал, потратив на это больше получаса. Зная, что я его коллега-ортопед, он очень дружественно обсудил со мной своё заключение и исключил все те причины, что и я. Однако диагноз моего заболевания ему не был ясен:
- Я не нахожу у вас ортопедического заболевания, но для уверенности, что мы с вами ничего не пропустили, я рекомендую, чтобы вас ещё посмотрел нейрохирург, я направлю вас к очень опытному специалисту.
Профессор-нейрохирург был даже более внушителен и знаменит, чем Стинчфслд, и его офис был ещё богаче оборудован. Он тоже обследовал меня внимательно, но и ему диагноз не был ясен. Я высказал своё предположение, что это может быть кровоизлияние в ствол нерва. Но мой английский был слаб для таких серьёзных обсуждений, и я показал ему заранее нарисованную мной картинку - как представлял себе своё заболевание. Он рассматривал с интересом, похвалил за то, что я хороший художник, и под конец согласился со мной как врачом. Итак: врачу - исцелися сам.
Оба профессора отказались брать с меня деньги. Я передал им с Ириной подарки - недорогие русские сувениры (дорогих у нас не было). Но счёт из отделения срочной помощи на сто с лишним долларов мы оплатили - неудобно мне, врачу, уклоняться от оплаты больничного счета. А потом оказалось, что можно было не платить, что страховка Ирины покрывала и меня: просто у нас не было никакого опыта.
В заповеднике Адирондакс
Только моя боль немного ослабла и стало легче ходить, как Иринино здоровье начало сдавать. Испытания двух лет иммигрантской жизни со всеми переживаниями привели её в состояние истощения сил - она еле могла двигаться. А в тот год, 1980-й, стояло изнурительно влажное и жаркое нью-йоркское лето, которое всех ослабляло. Ирине необходим был полнейший отдых, но у нас не было денег на поездку куда-нибудь в курортное место, да мы и не знали, как организовать такой отдых. Но надо было на пару недель убираться из города, чтобы сменить обстановку! Даже и на этот срок я с трудом мог отрываться от занятий: ведь я тренировал голову, как спортсмен мышцы, в ней я должен был постоянно держать весь пройденный материал, как в мышцах спортсмена постоянно должна быть сила и гибкость. А запас накопленных знаний легко испарялся даже и от коротких перерывов.
После долгих обсуждений мы решили, что проще и дешевле всего взять напрокат небольшую машину, отъехать несколько часов на север нашего штата Нью-Йорк и остановиться в каком-нибудь дешёвом мотеле. Север покрыт лесным массивом с озёрами, и мы слышали, что там, в заповеднике Адирондаке, не так жарко и воздух всегда чистый и прохладный. Пока мы будем там, я возьму с собой свои материалы и буду повторять вопросы-ответы. И вот в бодром настроении от принятого решения и уже почти не хромая я отправился в гараж проката автомобилей.
- Давайте вашу кредитную карточку, - сказали мне.
Кредитные карты тогда только входили в широкое потребление, и у нас её, конечно, не было. Я удивился и предложил:
- Я заплачу вам наличными вперёд.
- Мы наличные деньги не принимаем.
- Почему?
- Потому что нам нужно знать кредитоспособность наших клиентов.
Для недавнего иммигранта это звучало странно. Какая у нас кредитоспособность - никакой не было. Выручил приятель Мусин, он взял машину на своё имя по своей карточке, а меня записал в контракте как своего шофёра. Я расплатился с ним наличными, и в первый раз за два года сел за руль голубого "Шевроле-Сайтэйшен". Я испытывал забытые приятные ощущения. В последние двадцать пять лет в Москве у меня было шесть советских автомобилей, и теперь за рулём, да ещё американской машины, я будто снова ощутил благополучную состоятельность. Ирина тоже была рада, она все годы любила ездить, сидя рядом со мной, хотя и не умела водить (видеть тогда в России женщину за рулём была большая редкость). Мы оба воспряли духом: кто знает, что будет завтра? - будем жить, будто никакого завтра нет, и мы живём без забот!
На другой день, тщательно изучив дорожную каргу, мы ехали в Адирондаке через город Олбани, столицу штата Нью-Йорк. Непривычный к американским скоростным автотрассам, я с напряжением всматривался в дорожные знаки и не раз ошибочно сворачивал в сторону. В России не было таких многорядных дорог - без светофоров, но со сложной системой выездов и въездов. Всё, что мы видели по бокам дороги, казалось нам картинками из американских кинофильмов: большие бензозаправочные станции, многочисленные мотели, паркинги-продажи автомобилей, рестораны Мак'Дональде, гостиницы Ховарда Джонсона, силосные башни ферм вдали. Это был наш первый выезд на дороги Америки, и мы чувствовали себя как настоящие американцы - мчась параллельно с ними в машине, мы ничем не отличались от них.
- Как странно, - говорили мы друг другу, - мы едем по Америке, по нашей Америке!..
Приехав через четыре часа в Олбани, мы поразились красоте и величественности архитектурного комплекса в центре города - построенной прежним губернатором Нельсоном Рокфеллером знаменитой площади Имперского Штата. Мы решили остановиться и осмотреть комплекс, да и поесть уже было время. Машину мы поставили в многоэтажном подземном гараже, захватили с собой термос с кофе и заготовленные сандвичи и целый час гуляли, осматривали и фотографировались.
Заповедник Адирондаке начался вскоре после Олбани, и в лесном массиве через пару часов начало смеркаться. В мотелях не было свободных комнат, а мы не догадались резервировать по телефону - опять наша неопытность. И гут мы увидели старый двухэтажный бревенчатый дом на берегу Голубого озера. Мотель? Да, висела вывеска.
- Есть у вас свободная комната? Сколько стоит?
Комната была, и относительно недорогая - пятнадцать долларов, и с прекрасным видом на озеро и горы вдали. И воздух действительно шикарный. Вот здесь и будем отдыхать - нам всё-таки повезло!
Это было прекрасное место для пешеходных прогулок, но Ирина была так слаба, что буквально еле передвигала ноги. Теперь настал мой черёд беспокоиться. Мы сидели возле нашей двери, выходящей прямо на берег, глубоко вдыхали хрустально чистый воздух и любовались видом озера в разное время дня и вечера. Время от времени я с неохотой отрывался, доставал свои записи и продолжал зубрить пройденное.
Через несколько дней Ирина окрепла, и мы решили проехать по северу штата на реку Святого Лаврентия. Там посреди широкой и мощной реки было почти две тысячи маленьких островов. Оттуда поехали на Пальцевидные озера - пять узких и длинных водных массивов в форме пальцев руки. Потом - в район Кэтскилских гор. Никогда мы не видели так много разнообразных красот природы на таком небольшом пространстве. Сравнивая эти яркие виды с плоскими и относительно однообразными пейзажами России, я опять и опять чувствовал радость опою, что теперь это моя страна, что оставил скучную Россию позади. Человек - Дитя природы, он не может полностью зависеть лишь от социальных условий и законов общества и страны; любовь к природе своей страны - это естественное чувство человека. И хотя мы выехали на наш первый отдых в состоянии усталости и слабости, под конец поездки мы были в состоянии почти постоянной эйфории.
Уже давно мы не делили друг с другом взаимные сильные чувства радости и удовольствия, а только грусть и напряжение. Теперь обоюдное наслаждение от нашего открытия американской природы принесло долгожданное успокоение нашим истерзанным душам. И это укрепило прилив новой взаимной любви. Так американская природа заплатила нам за то, что мы влюбились в неё.
Обмывание нового дома моего соавтора
Мы вернулись домой отдохнувшие и приободрённые. И покачнувшаяся было моя решимость бороться за будущее воспряла с новой силой. Возобновив ежедневную подготовку к экзамену, я чувствовал, что запас моих новых знаний, а главное - умение ориентироваться в тысячах подчас коварных вопросов - значительно улучшились. Натренированная способность быстро находить верные ответы теперь могла быть достаточной для этого тяжёлого испытания. Но для сдачи языковой части я ещё готов не был: в ней требовалось быстрое понимание сложного устного текста, выбор правильных слов, чтобы вставлять их в предложения, грамматика и синтаксис. Но если бы я разделался с медициной, это освободило бы массу времени для подготовки к английскому.
Позвонил мой знакомый журналист Ховард, который предлагал мне своё соавторство.
Он очень просто и радостно, будто мы старые друзья, воскликнул:
- Владимир, как дела? Давно тебя не видел. Знаешь, я купил небольшой дом, как раз недалеко от тебя, так что мы сможем часто видеться. Пока что мы приглашаем вас на приём по поводу покупки дома (в Америке это называется House warming party и соответствует русскому "обмыванию"). Будут только близкие люди, а я считаю вас близкими. Да, кстати, я уже разговаривал кое с кем насчёт книги, есть надежда, приходи - расскажу.
- Спасибо, конечно, мы придём, - я записал адрес и время.
Какие мы близкие друзья, я не понимал, ему, очевидно, просто хотелось сближения для соавторства. Но радоваться ему было чему: дома в Манхэттене, особенно в нашем районе, были очень дороги - сотни тысяч долларов. Если Ховард мог позволить себе такое, значит, дела его шли хорошо. А если он зарабатывал на жизнь журналистским трудом, то выявлялось, что он довольно успешный журналист, - это я понимал.
Что ж, было интересно посмотреть на покупку и познакомиться поближе. Мы с Ириной старались использовать каждую возможность общения с американцами, нам интересно и полезно было наблюдать их, говорить с ними. Не то что мы набирались от них мудрости, но это было новое, с чем нам хотелось познакомиться и к чему мы собирались приобщаться в нашей новой стране. А в собственных домах в Манхэттене мы ещё ни разу не были. Традиционно такие дома называют браунстоуны, их строили в конце прошлого и начале этого века, это старые кирпичные здания высотой в четыре-пять узких этажей, очень удобное и даже шикарное жилище. Вокруг нас были целые улицы таких домов, из-за роста населения их стали переделывать на квартиры, а потом полностью перешли на многоэтажные квартирные дома.
Но я уже давно не думал о книге и даже не заглядывал в рукопись, и, кроме того, опасался, что новое упоминание об этом может раздражить Ирину. Передавая ей приглашение, я осторожно рассказал о его предложении насчёт соавторства. Ирина, слегка нахмурившись, спросила:
- Что ты о нём знаешь?
- По правде, ничего. Но я и не очень надеюсь на успех этого дела. Говорит, что он профессиональный журналист, и сам напросился в соавторы. Теперь можно узнать его получше. Но если ты считаешь, что я должен отказаться от идеи о книге, тогда забудем это - я не стану продолжать с ним никаких дел.
Ирина понимала, что книга - моя заветная мечта и что рано или поздно я вернусь к этому, потому что никому нельзя уйти от самого себя. После нашего примирения и отдыха её раздражённость намного ослабла. Не очень охотно она уступила:
- Что ж, давай посмотрим - что он за человек и что может тебе предложить. Тогда легче будет принять верное решение. Пойдём, по крайней мере будем разговаривать на английском, это нам обоим полезно.
Дом был действительно хороший, всё в нём было просторно и пахло свежей краской. Сам Ховард был радушный хозяин: только он увидел нас у застеклённой двери входа, его маленькие глазки засияли, он радостно кинулся к нам. За ним гак же радостно бежала моя знакомая собачка, она как бы имела приоритет на знакомство со мной.
Он ввёл нас в гостиную, где с бокалами вина в руках стояло десятка два гостей. Ховард с повышенным восторгом стал представлять нас:
- Это доктор, недавно только из России, будущая знаменитость. Мы вместе работаем над проектом его книги. А это его очаровательная жена, которой суждено стать миллионершей, когда её муж добьётся богатства как врач и как писатель.
- Действительно? Как прекрасно! - восклицали некоторые из гостей. - Расскажите, о чём ваша книга?
- Она про медицину в России и мой опыт в ней.
- Это будет успешная книга, бестселлер! - восклицал Ховард. - Вот увидите, по ней сделают кино! - успех, известность, богатство! Это будут миллионы, миллионы долларов!
Ирине, да и мне тоже, не нравился этот разговор. Учитывая наше настоящее состояние, было довольно преждевременно предсказывать нам кучи денег в будущем. С плохо скрываемым раздражением она возразила на восклицания хозяина:
- Мы не стремимся к богатству - деньги не приносят счастья.
- Это вы так кисло говорите потому, что не имеете достаточно денег сейчас. Поверьте, самый первый ваш миллион сразу, как чудом, изменит ваши взгляды. Я знаю вкус успеха - я написал две книги, обе они бестселлеры, - шумел хозяин.
Мы ещё не знали, что тема денег почти всегда присутствует и часто доминирует в разговорах американцев. Но о деньгах говорили все во всех углах гостиной, а потом и за столом в столовой. Общество состояло из людей среднего возраста и состояния, выглядели все интеллигентно, но разговоры вели деловые и скучные. Ирина была изящно и со вкусом одета, после отдыха выглядела свежей и привлекательной, её стали отвлекать вопросами - откуда мы, как и почему уехали, русское ли на ней платье?
- Покажите мне ваши книги, - попросил я Ховарда, чтобы прервать его восклицания.
Он - радостно:
- Одна называется "Как стать своим собственным электриком" - я писал её вместе со знатоком электрического дела, а другая называется "Как стать своим собственным механиком" - тоже написана совместно с профессором механики.
С этими словами он гордо снял с полки и выложил на стол два солидных тома в твёрдой обложке. Немного опешив, я стал их листать, тематика меня поразила.