- Вы за кого меня принимаете, товарищ гвардии старший лейтенант?! - искренне возмутившись, спросил я.
Он все понял. Уверен: мое безграничное возмущение послужило весомым доказательством того, что я однолюб.
- Это ее профиль ты нарисовал на внутренней стороне твоего танка?
- Так точно!
- Хороша!.. - сказал, глубоко вздохнув, Олег Милюшев.
- Встречи с ней я ждал две тысячи триста пятьдесят пять часов. Можете мне поверить, товарищ гвардии старший лейтенант?
- Верю тебе, Никлас, верю!
- И понимаете меня?
- Понимаю, Никлас, понимаю… Вот что, Никлас: когда мы разговариваем вдвоем, можешь называть меня просто Олегом и без "вы". Ясно?
- Так точно, товарищ… да, Олег!.. Спасибо!
- Ты, Никлас, понял, почему я тебя спросил, подтвердит ли девушка, что вы две ночи были вместе?
- Думаю, на тот случай, если капитан Карлов поспешит доложить в Смерш о моем отсутствии в палате.
- Правильно думаешь, Никлас! - сказал он. После паузы он вдруг спросил: - А тебе не кажется, что капитан Карлов вытурил тебя из госпиталя раньше времени из-за ревности?
- Кажется! - подтвердил я. - Она сама мне говорила, что Карлов с первого дня своей службы в этом госпитале пытался затащить ее к себе в койку, но получил за это как следует по морде… Больше того, Олег, нисколько не сомневаюсь, что идею выпроводить меня из госпиталя как можно скорее подал капитану Карлову еще один "ухажер", намеревавшийся "принцессе Турандот", как он выразился, "обломать когти". Это мой сосед в палате для выздоравливающих в звании лейтенанта. Он и капитан Карлов земляки из Орджоникидзе.
- Да-а, дела… Знаешь, о чем еще я подумал, Никлас? То, что происходило в нашей армии во второй половине 30-х годов, было зачастую результатом оговоров, наговоров, ревности и всякого другого свинства.
Я подумал, что высказать такое человеку, родившемуся за границей, мог только настоящий друг. На нем никак не отразилась информация о том, что "простой донецкий парень" на самом деле оказался уроженцем Соединенных Штатов. Олег был прямой противоположностью майору Баеву из Макеевского горвоенкомата. Мой командир взвода, одессит, оказался настоящим интернационалистом. И я решил, что с ним можно поделиться самым сокровенным.
- Знаешь, Олег, сегодня ведь - 4 июля, на моей родине самый большой и самый любимый праздник - Independence Day (День независимости). Мы его в США называем просто - праздник Четвертое июля. Он считается днем рождения Соединенных Штатов. США стали в этот день совершенно независимы от английских колонизаторов страны. Были бы мы на гражданке, я бы купил бутылку шампанского и мы с тобой ее распили… Знаешь, сегодня по всей Америке будут звучать большие симфонические и джазовые оркестры, в каждом большом и маленьком городе вспыхнут колоссальные фейерверки.
Олег, до этого заинтересованно слушавший, вдруг перебил меня:
- Стой здесь и никуда ни шагу, пока я не вернусь! Ясно?
- Ясно, товарищ… Ясно, Олег. Буду стоять насмерть! - пошутил я.
Но он меня уже не слышал, стремительно удаляясь куда-то.
Вернулся быстро. Вынул из внутреннего кармана маленькую чекушку, переложил ее из правой руки в левую и ударил в дно правой ладонью так, что пробка пулей вылетела из горлышка.
- За твой праздник Четвертое июля! - Олег отметил ногтем большого пальца середину бутылки и выпил точно половину. Потом вручил мне чекушку и сказал: - Поздравляю тебя, дорогой ты мой друг и союзник, и твоих земляков!
Он вытащил из другого внутреннего кармана пачку беломора, и вместо закуски мы закурили, но не обычные самокрутки с махрой или самосадом, а настоящие папиросы. Где он раздобыл по случаю моего праздника чекушку и беломор, я его не спросил. Посидели немного молча. Олег вдруг сказал:
- О рапорте в Смерш забудь. Костьми лягу, но в обиду тебя не дам! Ясно?
- Так точно! Ясно!
Ночь с 4 на 5 июля 1943 года
Первое разведзадание
За час до отбоя Олег успел рассказать танкистам нашего взвода разведки о том, как командующий Центральным фронтом генерал Рокоссовский на северном фасе Курской дуги организовал множество рубежей обороны, глубиной до 45 километров. Их строили не только саперы Центрального фронта, но и сотни тысяч гражданских мужчин и женщин Курска и области. И еще он рассказал, как Рокоссовский учил пехотные подразделения на рубежах обороны, лежа в окопе, пропускать поверху новые немецкие "Тигры", "Пантеры" и "Фердинанды". Сразу после этого - выскакивать из окопа, догонять немецкого монстра, прыгать на броню и бросать бутылку с зажигательной смесью в любую щель, после чего танк сгорит вместе с экипажем.
Ночь с 4 на 5 июля выдалась беспокойной. Спать довелось не более двух часов. Без десяти двенадцать разведроту подняли по боевой тревоге. Вокруг была полная тишина, не слышно ни канонады, ни пулеметных очередей и даже винтовочных одиночных выстрелов. Странной и необычной показалась нам эта тишина. Затишье перед бурей…
Внезапно из темноты появился комкор генерал Богданов в сопровождении нескольких офицеров, включая нашего комроты капитана Жихарева. Мы вытянулись по стойке "смирно".
- Для выполнения важнейшего на этот час боевого задания, капитан, - обращаясь к Жихареву, сказал комкор, - мне нужно десять добровольцев.
Олег Милюшев первым сделал шаг вперед, я последовал его примеру. То же сделали еще восемь человек, включая Орлова и Кирпо из моего танкового экипажа.
- Ситуация следующая, - продолжал комкор, - между нами и неприятелем на переднем крае и трех заградительных рубежах занимают оборону дивизии нашей 13-й армии. Ее разведке удалось захватить в плен немецкого сапера, который показал, что противник намерен начать наступление сегодня в 3.00. - Комкор взглянул на свои часы и добавил: - То есть через три часа.
Командующему фронтом требуется немедленное подтверждение этого времени. Разведуправление фронта поручило эту операцию нам, - сказал комкор, обращаясь к Жихареву. - Нужно немедленно захватить как минимум еще одного языка. Группу добровольцев отвезут на участок южнее станции Поныри. Вы, капитан Жихарев, со своими людьми выдвигаетесь на четверть километра восточнее группы добровольцев, организуете разведку боем, чтобы отвлечь внимание противника на позициях южнее станции Поныри. Вопросы есть?
- Вопросов нет, товарищ генерал, - в один голос ответили капитан Жихарев и старший лейтенант Милюшев.
Генерал Богданов еще раз взглянул на часы и сказал:
- На выполнение задания даю вам не более полутора часов.
Нашу группу добровольцев повезли на двух открытых американских "Виллисах". За рулем были офицеры, сопровождавшие генерала. Они, очевидно, хорошо знали местность и вели машины в темноте уверенно и почти бесшумно. Через двадцать минут мы остановились и проследовали за поджидавшим нас офицером 13-й армии. Прошли по тропе не более сотни шагов и залегли.
- Час тому назад, - прошептал этот офицер, - метрах в ста впереди слышался лязг немецких кусачек. Резали колючую проволоку. Теперь их саперы примутся за разминирование наших полос. Прямо перед вами - пятиметровой ширины коридор без мин. Двигайтесь по нему по-пластунски, останавливаясь и прислушиваясь. Их саперы выйдут на вас.
- Есть, - шепнул в ответ Олег.
- Удачи, - сказал едва слышно офицер.
- Движемся клином вперед. Следите за командами: за левой - ты, Никлас; за правой - Орлов.
Милюшев имел в виду свои ноги. Эту тактику ведения разведки мы проходили не раз во время учений по захвату противника ночью. Олег будет подавать команды левой ногой по моей вытянутой вперед правой руке и правой ногой по левой руке Орлова. Один удар - значит, вперед, два удара - назад. Перед началом нашего движения вперед, метрах в двухстах справа от нас, началась автоматная и пулеметная стрельба и взрывы гранат. Это была разведка боем нашего комроты капитана Жихарева.
- Вперед! - шепнул нам Олег.
И мы следом за ним клином двинулись вперед.
Проползли метров пятьдесят и замерли, прислушиваясь к звукам впереди нас. Это напоминало тяжелое дыхание человека, вручную разгребавшего землю. Легким прикосновением левой ноги к моей правой руке Олег дал команду: "Готовность окружить!" Тем же способом я передал эту команду следовавшему за мной. Через несколько секунд впереди от меня справа послышалась короткая возня и сдавленный храп. Мне досталась одна человеческая рука, и я всем телом прижал ее к земле. Орлову досталась нога. Он ударом своего мощного кулака, видно, ошарашил немца и, когда тот раскрыл было рот, заткнул его плотным кляпом. Олег, видно, раньше не раз применял этот прием. Я ремнем связал руки немца, Орлов - ноги. Олег еще раз пристукнул его по темени кулаком, и мы поволокли обмякшее громоздкое тело добытого языка к офицеру, который проводил нас к "Виллисам", дожидавшимся нас в небольшой балке.
Вернувшись к своим танкам, закопанным по самые башни в земле, мы узнали, что операция заняла один час и пятнадцать минут. В группе капитана Жихарева оказалось трое раненых. У нас все были целы.
5 июля 1943 года
Допрос языка
По знакам различия на погонах было видно, что пленный, которого мы взяли, - сапер в звании фельдфебеля. Из его правого нагрудного кармана Олег извлек солдатскую книжку, а из левого - листовку с обращением Гитлера к войскам группы армий "Центр".
- Спросите, когда намечено их наступление? - приказал Милюшеву генерал Богданов.
- Wie viel kostet der Offensive? (Когда начало вашего наступления?) - спросил у немца Олег.
Пленный сидел склонив голову и никак не реагировал на вопрос. Олег схватил немца за подбородок, сжал его в своей ручище, резко поднял его голову и жестко сказал:
- Ich wiederhole die Frage! (Я повторяю вопрос!)
Немец молчал. Олег угрожающе приказал:
- Reagieren Sie sofort! (Отвечать немедленно!)
Пленный продолжал молчать.
Капитан Жихарев, стоявший за спиной у немца, обратился к генералу:
- Товарищ генерал, разрешите нам со старшим лейтенантом применить к этому фрицу одну вспомогательную процедуру. Проверена на юге Курска. Действует безупречно, и пыткой ее не назвать. Разрешите?
- Разрешаю!
Жихарев передал Олегу бутылку с какой-то жидкостью. Она, видно, была заготовлена заранее, и, судя по всему, Олег знал эту процедуру. Он зубами открыл торчащую из горлышка пробку и сказал Жихареву:
- Готово!
Я не мог понять, что Жихарев и Олег собираются делать. Запахло медицинским спиртом. И тут Жихарев схватив челюсти пленного так сильно, что у того широко открылся рот. Олег тут же влил в рот пленного большую порцию спирта. Немец долго откашливался, обеими руками держась за горло. Из глаз его текли слезы. Но Жихарев челюсти пленного не отпускал. Олег снова резко спросил пленного:
- Du einen Drink wieder oder genug? (Хочешь выпить еще раз или тебе достаточно?)… Товарищ капитан, отпустите челюсти. Он что-то хочет сказать.
Жихарев отпустил пленного и хрипло ответил:
- Genug! (Достаточно!)
- Wie viel kostet der Offensive? (Когда начало наступления?) - строго спросил его Олег.
Пленный, держась за горло, ответил:
- Artillerie wird um 4.30 und urn 5.00 Uhr im Anfange behinnen. (Артиллерия начнет в 4.30, а наступление начнется в 5.00.)
- Berlin Zeit? (Время берлинское?) - спросил Олег.
- Das ist richtig! (Так точно!) - ответил пленный.
- Товарищ генерал, - доложил Олег Богданову. - Пленный назвал начало их артподготовки в 4.30 и начало их наступления в 5.00. Но это время берлинское. По Москве это 2.30 и 3.00!
- Дайте ему опустить голову, - приказал генерал. - Пусть отдышится.
Генерал повернулся к одному из офицеров и приказал:
- Молнию шифром Рокоссовскому: "2.30 и 3.00, время московское".
Насколько я понял, мои комроты и комвзвода таким нехитрым способом не раз и не два развязывали пленным языки.
- Но ведь это же своего рода пытка, - сказал я потом Олегу.
- Если бы меня взяли в плен и пытали так, я бы им говорил не "генуг", а "еще"! - рассмеялся Олег.
- А немецким ты где так хорошо овладел? - спросил я его.
- Под Одессой до войны было немало немецких сел. Жили в них немцы, приехавшие в Россию при Екатерине Великой. Рядом с одним из таких сел были наши пионерские лагеря. Вот там я еще в школьные годы выучился немного болтать на немецком.
Из показаний взятого нами пленного было получено подтверждение сроков немецкой артподготовки и самого наступления - до этого эти данные были добыты от ранее взятых в плен немецких саперов. Олег мне рассказал, что перерезывание колючей проволоки и разминирование полей саперами всегда предшествует большому наступлению противника.
- Но точно так же поступаем и мы, - сказал мне Олег.
Немецкого военнопленного отправили в отдел контрразведки для дальнейшего допроса, а нам позволено было устроить перекур и немного расслабиться. Олег снова угостил меня беломором.
Тем временем генерал Богданов о чем-то поговорил с нашим комроты капитаном Жихаревым, после чего громко позвал своего водителя:
- Баранов, портфель!
Капитан Жихарев приказал построиться всем участникам операции.
Через десять минут все, участвовавшие в выполнении операции, были награждены медалями и орденами. Жихарев и Олег Милюшев - орденом Красной Звезды, а все другие, и я в том числе, - медалями "За отвагу".
Я этого никак не ожидал. Мне казалось, что правительственные награды всегда вручает лично Михаил Иванович Калинин в одном из больших Кремлевских залов. Оказалось, что на фронте все обстоит совсем не так.
Генерал Богданов со своей свитой уехали от нас во втором часу ночи.
5 июля 1943 года
Горячий денек
Нелегко было уснуть прошлой ночью и поспать хотя бы часа два. Наша вылазка за языком севернее железнодорожной станции Поныри, последовавший за ней странный допрос пленного и награждение участников операции - все это не позволило нам заснуть как следует, а лишь вздремнуть не более часа с минутами. А проснулись мы - я и мой экипаж - оттого, что наш танк, казалось, стал пошатываться и земля вокруг дрожала.
- Похоже на землетрясение, - подал голос Кирпо.
Я осветил фонариком циферблат своих ручных часов.
Стрелки показывали 2.21 по Москве. Если это немецкая артподготовка, то пленный фельдфебель нас обманул. Во время допроса он нам сказал, что артподготовка намечена на 2.30, а не на 2.20. Станция Поныри и Малоархангельская были от нас на расстоянии не более 15 километров. На север от них до линии фронта оставалось еще как минимум километров восемь - десять. Если то, что слышится оттуда, разрывы снарядов, то почему они рвутся не по нашей стороне фронта, а по их? Это казалось мне и моему экипажу очень странным и непонятным, пока в наушниках моего танкошлема не прозвучал бодрый голос Олега Милюшева:
- Ты меня слышишь, старшина?
- Слышу, товарищ гвардии старший лейтенант! Пленный фельдфебель нас обманул? Вместо 2.30 немцы начали свою артподготовку на десять минут раньше?
- Ошибаешься, старшина! - засмеялся Олег. - Не можешь отличить наш учредительный артобстрел от немецкой артподготовки?
- Не понимаю. Вы о чем, товарищ гвардии…
- Это же работа нашей артиллерии! - сказал Олег и добавил: - Упредительный огонь по исходным позициям противника! Придумка Рокоссовского. Это он дал команду нашим артиллеристам, чтобы они смешали все карты генерал-фельдмаршалу Клюге. Понял, старшина, наш союзник? Поднимись и посмотри в сторону Ольховатки, Понырей и Малоархангельска!
Я высунулся из люка, увидел на горизонте огромное зарево и услышал грохот, который раскатами отдаленного грома доносился оттуда. Земля содрогалась под нами от беспрерывных залпов десятка тысяч артиллерийских орудий, минометов и реактивных установок, любовно названных "Катюшами".
В 3.05 в моих наушниках раздался бас капитана Жихарева:
- Вниманию командиров танков, танковых экипажей и взвода автоматчиков! Благодаря нашей упредительной контрартподготовке противник не смог начать свое наступление в намеченное время.
- Можем дрыхнуть еще пару часиков? - совсем не по-уставному вмешался Олег.
- Можете! - ответил капитан Жихарев.
Но даже во сне - если это можно было назвать сном - я чувствовал или мне казалось, что дрожит земля под нашим Т-34.
Артподготовка и последующее наступление немцев начались на два часа позже намеченного времени. Значит, не зря старались артиллеристы. Над полем боя появились сотни "Хейнкелей-111" и "Фокке-Вульфов-190". На этот раз немецкие бомбы и снаряды долетали и рвались, смешивая землю и небо чуть ли не в 5 или 8 километрах от нас.
Немецкая артподготовка началась в пять утра. На этот раз взрывы снарядов и авиабомб гремели на наших позициях. От взрывных волн наш Т-34 покачивался, как детская колыбель на ветру. Помимо наземной артиллерии, с воздуха наши оборонительные рубежи обстреливали штурмовики-истребители танков "Хеншель-129" и пикирующие бомбардировщики "Юнкерс-87". Налетали "Хейнкели-111" и "Фокке-Вульфы-190". В десятке километров от нас был сущий ад, все в дыму, в огне, в облаках пыли. С пяти утра до девяти вечера - шестнадцать часов без перерыва - бомбежки, артиллерийские, минометные и пулеметные обстрелы вместе, подрывающиеся на минах танки и самоходные орудия. Нервы напряжены до предела. Капитан Жихарев приказал всем быть готовыми в любой момент двинуться в эпицентр этого ада, в сторону Ольховатки, Понырей и Малоархангельска.
Завтрака у нас не было, как, впрочем, и обеда. Но все, казалось, забыли, что такое голод. А перекуры - через каждые 20–30 минут: в ход шли табак, махорка и даже самосад, пробиравший до самых печенок.
В половине десятого вечера наконец к нам в роту прибыла полевая кухня. Нам конечно же привезли традиционный "кондёр", смешанный с полюбившейся всем - и рядовым и офицерам - "улыбкой Рузвельта": перловой кашей с потрясно вкусной американской мясной тушенкой.
- Как ты думаешь, командир, знает ли президент Рузвельт или английский король Георг VI, до чего же это здорово, ну до чего вкусно?! - спрашивал меня, выскребая котелок до последнего зернышка и смачно облизывая ложку, стрелок-радист Кирпо. С ним были согласны все, включая меня.
На его шутку я отвечал своей:
- Я уверен, что рецепт этой американской мясной тушенки придумала умнейшая и добрейшая из всех американских женщин - супруга президента Элеонора Рузвельт. Если доживем до конца войны и до свадеб, советую назвать своих дочерей Элеонорами! (Все, как выяснилось, в моем экипаже, включая меня, были холостяками.)
В десять вечера старший лейтенант Милюшев собрал нас возле своего танка и сообщил об изменениях обстановки за последние шестнадцать часов: