Казак силен, ловок, смел; "морозу он не боится, потому что мороз крепит… жару не боится, потому что пар костей не ломит; воды, сырости, дождя не боится, потому как говорит, что сызмала к мокрой работе, по рыбному промыслу приобык"; случалось казаку "и голодать по целым суткам, и к этому привык он смолоду; летом сносил он голод молча, зимой покрякивал и повертывался"; "Обтерпелся", - говаривал он и объяснял, что добро и худо, нужда и довольство живут "голомянами", "т. е. порою, временем, полосою".
Казаки почти поголовно неграмотны - им грамота не нужна, разве казачке, чтобы, замаливая грехи ушедших в поход мужей, могла заглянуть в священную книгу. В четырех училищах собралось со всего края едва за сто учеников; в крепостях и станицах были свои "мастера" и "мастерицы", знавшие божественное писание, - они учили на дому кое-кого из ребятишек; точно в Яикушку родимый люди окунались в суеверия - губернаторы доносили правительству о "поголовном невежестве, царившем в Оренбургском крае", о нехватке докторов, землемеров, архитекторов, даже мастеровых. Все сплеталось, доброе и дурное, и сберегалось свято, ревниво.
Романа Даль не напишет, запасы и заготовки уйдут в словарь, но потому-то и ценен и необычен "Толковый словарь" Владимира Даля, что запасами и заготовками для него были не просто столбики услышанных слов, но стоящие за словами жизнь и быт со всей своей особостью, обычаи и отношения, замечательные своей отдельностью, необычностью. Слова с пометками "урал-казч" и "орнб"
(а подчас и пометки-то никакой не надо) открывают перед нами жизнь уральских казаков, открывают, что увидел и услышал, что "схватил" Даль в Оренбурге.
Жуковский, беседуя с Далем, заносит в дневник рядки слов: "Сорока, поднизь…" Но у Даля словам соответствуют "понятия" - то, "что сложилось в уме и осталось в памяти по уразумении, постижении чего-либо". В уме и памяти наблюдательного Даля многое сложилось и осталось. Слово, им произнесенное и записанное, - всегда частица жизни, с этой "особостью" быта и отношений.
В уральских станицах, - объясняет Даль, - "девки все бесприданницы, и обычай этот, конечно, ведется с тех пор, как их было еще мало, а холостежи казачьей набиралось много…". "Жених, напротив, должен по уговору справить невесте сороку, головной женский убор, заменяющий со времени замужества, в праздничные дни, девичью поднизь. Есть сороки на Урале в 10 и 15 тысяч". В словаре Даль рассказывает про "сороку саженую" ("убранную шитьем, низаньем, даже каменьями либо жемчугом"), и про "сороку с повоем" ("только повязанную шитой ширинкой"), и про "сороку крылатую", рассказывает, как сороку надевают и как носят.
Про "поднизь" короче: "ряска, жемчужная или бисерная сетка, бахромка, на женском головном наряде". Но и с "короткой" "поднизи" можно начать долгое путешествие по словарю.
Только ли по словарю?.. Как при "восстановке" (реставрации) старая живопись вновь начинает светиться, играть красками, поражать частностями, так за словами, сохраненными в словаре, оживают в подробностях давний быт и отношения. Можно от легкой "поднизи", от "бахромки" прийти к низальщикам и низальщицам, которые промышляют низкою на бисерных фабриках (по дороге схватим веселую поговорку: "Врет, как бисер нижет"); можно прийти к бисерным мастерам - бисерникам, к промыслу, на наших глазах ушедшему в прошлое: узнать, что бисерить прутки или трубки - "обращать стекло в бисер, кропить и обделывать", что бисерница - ларец, баульчик для хранения бисера, по цветам, разборам" (схватим еще пословицу, теперь невеселую: "Слезы не бисер, в поднизь не снижешь").
Быт и промыслы в словаре Даля раскрыты, описаны подчас полнее, чем в энциклопедиях и трудах по этнографии; судостроение и судоходство, пчеловодство и коневодство, кожевенное дело и мукомольное, рыбная ловля представлены сотнями слов и при толковании этих слов обнаруживаются в тонкостях.
Умелец Даль рыбачить, кажется, не научился, но он часто и внимательно смотрел, как уральцы ловят рыбу, написал об этом, главное же - узнал много новых слов: каждое из них - часть, большая или малая, подробность, иногда мазок один картины, целого.
Откроем словарь на слове РЫБА: узнаем, что костистую рыбу, в отличие от хрящистой, красной, именуют черной; что голова рыбы называется башка; щека - мыс, шагла, щегла; язык - тумак; затылок - хрупалка, захрустовица; хвост - плеск, махалка; желудок - тамак; брюхо - тежка. Что рыба икру не только мечет, но и бьет, выбивает; что рыба без икры - яловая; что мертвая рыба - снулая; а стая рыб - руно, или юрово. Узнаем три десятка производных слов; между прочим, что рыбник на Псковщине - рыбный торговец, на Тамбовщине - птица, чайка, на севере и востоке - пирог с рыбой ("местами", оказывается, различают кулебяку, с красною рыбой в звеньях, от рыбника, с цельною, непластаною рыбой, капустой и луком). Узнаем немало пословиц, приметы (вроде того, что рыба не клюет перед дождем или что живую рыбу домой носить - не станет ловиться), загадки: "Есть крылья, а не летает; ног нет, а не догонишь" (рыба); "Кину я не палку, убью не галку, ощиплю не перья, съем не мясо" (человек удочкой рыбу ловит); "Пришли воры, хозяев украли, а дом в окошки ушел" (воры - рыбаки, хозяева - рыба, дом в окошко ушел - вода ушла в ячейки сети).
Теперь откроем слово СЕТЬ. Оказывается, рыболовные сети имеют различное устройство и называются: невод, волокуша, бредень, недотка, ахан, ставная, плавная, погоняй, ярыга, поездуха, свинчатка, перестав, мережа. Есть еще сети для ловли птиц: перевес, шатер, крылена, тайник, понцы, лучек, растяжная, колковая, наволочная, трепловая. Есть сеть на зверей - тенета.
Но это только перечисление: каждому виду сети посвящена отдельная статья. Поглядим, например, что написано у Даля про НЕВОД. Выясняем, что неводы тоже бывают разные: распорные, стержневые, рысаки, жиротопные, речные, морские; что всякий невод собран из делей (сетей) разной пряжи с разной величиной ячей (или глаз). Что по крыльям (то есть по краям), ближе к клячам (шестам) идет редель - ячеи здесь реже, а пряжа тоньше; в середине - наоборот: мешок самой частой и прочной дели (так называемая матня, или матка, кошель, корна, кутец). Даль подробно рассказывает, как ловят неводом, и сообщает еще очень много слов.
"Писал его не учитель, не наставник, не тот, кто знает дело лучше других, а кто более многих над ним трудился; ученик, собиравший весь век свой по крупице то, что слышал от учителя своего, живого русского языка" - так говорит сам Даль о труде своем, прибавляя, что "разнородность занятий и службы: морской, военной, врачебной, гражданской, в различных частях нашего управления, наклонность к наукам естественным и ко всем ремесловым работам, ознакомили его, по языку и по понятиям, с бытом разных сословий и состояний, наук и знаний". Даль задумал словарь живого языка, чтобы сохранить язык жизни всей Руси великой.
Среди пословиц про невод находим такую: "В чужой прудок не пускай неводок". Даль весь век свой именно этим и занимался: слушал разговоры пахарей и плотников, пасечников и кузнецов, садоводов и портных - чутко слушал один бесконечный и необъятный живой язык жизни - и всякий день вытаскивал богатый улов.
"ЕСТЕСТВЕННЫЕ ПРОИЗВЕДЕНИЯ"
1
В 1838 году Академия наук "в изъявление уважения своего к заслугам" Даля избрала его членом-корреспондентом. Подразумевались заслуги Даля в естествознании: он был избран по отделению наук естественных.
("Подарки любят отдарки" - вскоре Даль отправил в дар академий "образчик живой овцы из Киргизской степи".)
Заслуги, которым Академия наук изъявляла уважение, - конечно, не только основанный Далем и в свое время стяжавший весьма широкую известность "музей естественных произведений Оренбургского края" ("местный", как любил его именовать Даль). Сам музей был явным, ощутимым итогом Далева краеведения; Даль увлеченно и обстоятельно "ведал край".
Труды Даля-естественника еще предстоит собрать; в сочинениях Даля, литературных и ученых, посвященных Оренбургу и не посвященных именно ему, разбросано такое огромное количество сведений о крае, что получится весьма обширный "Оренбургский справочник".
И не случайно: когда по предложению Перовского профессор Казанского университета Эверсман составил "Естественную историю Оренбургского края", Даль охотно вызвался ее переводить (казанский профессор писал по-немецки), но, переводя, оговорил себе право сделать некоторые примечания. "Придерживаясь, сколько мог и умел, смысла и духа подлинника, я избегал нерусских выражений и оборотов и старался передать русские названия предметов и, наконец, по разрешению и желанию сочинителя, осмелился присовокупить от себя несколько примечаний. Вовсе не будучи ученым-естествоиспытателем, все притязания мои я ограничиваю тем, чтобы способствовать, по силам своим, людям более ученым и сведущим в изысканиях их и в распространении полезных знаний", - читаем в предисловии "От переводчика". Очень точно, искренне, скромно, однако подчеркнем желание сочинителя, известного географа, зоолога и почвоведа, чтобы некто, вовсе не бывший ученым, присовокуплял примечания к серьезному труду. На 99 страницах "Естественной истории" Эверсмана переводчик Даль "осмелился присовокупить" 32 примечания разной величины: иногда это дополнение, пример (подчас из собственного опыта), случай, рассказец-"картинка", иногда - тактичная поправка, русское слово в пару к иностранному или местное словцо в пару к русскому. Нынешний исследователь пишет о "прекрасной осведомленности" Даля: его примечания "просятся на страницы современных учебников…".
2
Дар естествоиспытателя нигде и никогда не находил случая проявиться столь ярко и очевидно, как в Оренбурге. Пройдет немного времени - увидят свет составленные Далем учебники "Ботаники", потом "Зоологии". По свидетельству современников, они "высоко ценились и естествоиспытателями и педагогами"; Добролюбов был среди тех, кто тепло отозвался об учебниках Даля. В учебнике "Зоологии" даны описания животных, "распределенных" по "системе" Кювье; есть также теоретические главы - о предмете естественной истории, о разделении земной природы "на три царства" ("животное, растительное и минеральное"), о различии между растительным и животным "царствами" ("животное есть тело, одаренное способностью питания, чувства и произвольного движения"); особый раздел посвящен анатомии и физиологии человека. Но Даль и в учебнике не мог скрыть своей бывалости: между строгими описаниями расставлены (мелким шрифтом набранные) статейки о рыбном и китовом промысле, о конных заводах, меховой торговле. Как в словаре при толковании слов, так и в этих заметках - картинки жизни.
3
Вскоре после переезда Даля из Оренбурга в столицу в "Литературной газете" появился новый раздел "Зверинец". В десяти номерах газеты было помещено семь больших статей Даля. Четыре из них - рассказы о животных: медведе, лисе, волке, верблюде; две - "Словесная речь человека" и "О домашних животных" - как бы "общетеоретические" (по Далю - "умозаключительные"); одна вообще к "Зоологии" отношения не имеет - "Черепословие и физиономика". Даль готовил для "Зверинца" еще несколько статей, но они почему-то напечатаны не были; говорилось в них про "общежитие животных"; их "обычаи, нравы, быт", про "побудку, или инстинкт", про отличие животного мира от растительного ("Козла от кочана капусты отличить не мудрено, а дать общее и верное во всех случаях определение животного - чрезвычайно трудно").
В статьях немало своеобразных суждений, способных заинтересовать и сегодняшних исследователей. "Басня о лисе и вороне - быль, этому нет никакого сомненья, - пишет, к примеру, Даль. - Лиса, конечно, не воспевала хвалу вещунье, но увертками своими заставила ее каркнуть тем предостерегательным голосом, которым ворона всегда возвещает о каком-нибудь важном открытии". Даль четко отделял "разговор животных" (который не поднимается выше "выражения общих ощущений" - страха, опасения, удовольствия, голода) от "словесной речи человека" ("обнаружения нашей духовной жизни"), но, человек наблюдательный, он замечал разнообразие "сигналов" в "языке" животных - описал "виды карканья" вороны, куриного квохтанья ("Курица иначе клокчет, сзывая цыплят, иначе предостерегает от парящего над нею ястреба").
Рукописи статей приотворяют дверь в мастерскую Даля, - нет, не зоолога Даля: был один Даль со своим взглядом на жизнь и способами ее постижения - один и тот же Даль писал статьи для "Зверинца" и составил "Толковый словарь". В статьях о животных - научные сведения рядом с народными преданиями, приметами, пословицами, местными наименованиями. Рассказы "Зверинца" набиты бесконечными бытовыми наблюдениями, занятными историями, которые Даль во множестве знал от очевидцев или которых сам был очевидцем: "Самая злая стая собак не тронет человека, если он ляжет, растянувшись навзничь, закинет руки на голову и будет спокойно лежать; я имел случай испытать средство это… Стая, окружив меня в расстояние не более аршина, порываясь с лаем и воем, не переступала, однако же, известных пределов, точно будто все собаки на привязи. Уверяют, что тем же средством можно спастись от волков; но признаюсь, зная волчий нрав и свойства, трудно этому поверить и еще труднее решиться на испытание".
Независимо от темы рассказы полнятся "словарными", как называл Даль, заметками: "Если лиса, как говорится, душит птицу, то есть в один прием зажимает ей глотку и перекусывает шею, не давая ей кричать, а волк, как весьма правильно говорит народ, режет скотину, то есть хватает прямо за глотку и перегрызает сонные жилы, точно как мясник, - то медведь, напротив, ломает и дерет, почему и говорят, что он задрал скотину".
Позже в "Толковый словарь" попадут не только слова, но огромное количество ученых и народных сведений о животных; "зоологические статьи" в словаре отличаются полнотой и живостью…
4
Вечером 19 сентября 1845 года в Петербурге на квартире у В. И. Даля соберутся восемь человек (среди гостей - географ и статистик К. И. Арсеньев, мореплаватель Ф. П. Врангель, астроном и геодезист В. Я. Струве). Восемь человек встретятся не для того, чтобы скоротать время за приятельской беседой: в тот памятный вечер состоится первое заседание Русского географического общества; на втором заседании, через две недели, Даля изберут в Совет общества, ему присвоят почетное звание члена-учредителя, которого удостоятся также Бэр и Чихачев, Литке и Крузенштерн. Оренбургские труды Даля как бы предваряют и объясняют деятельное его участие в создании общества - учредитель…
В конце 60-х годов был создан оренбургский отдел Русского географического общества - за несколько лет до смерти Даля. Но, по существу, оренбургский отдел родился тремя десятилетиями раньше, учредил его Даль; отдел предшествовал обществу (ребенок появился раньше "родительницы"). "Не помню, писал ли я тебе о наших четвергах. Нас сошлось теперь десять человек. Мы собираемся по четвергам поочередно у двух, у меня и генерала Генса, и каждый по очереди занимает остальным вечер своим предметом. Тут один говорит об истории, другой о кайсаках и башкирах, третий о сравнительной анатомии, четвертый о Бородинском сражении, пятый о расколах и пр. и пр. Затея очень хороша… Несколько статеек было довольно любопытных и занимательных, так что их можно и должно напечатать. Может быть, мы составим из них сборник", - сообщал Даль из Оренбурга сестре Павле. И не только сестре - Краевский просит его: "Шлите все, что есть у вас и у товарищей ваших вечеров: гг. Генса, Иванова, Ханыкова и Дьяконова, о коих вы мне писали".
Историк оренбургской жизни Даля рассказывает, что герой его "стоял на целую голову выше тогдашнего оренбургского чиновничества, которое не шло дальше вопроса о том, "где лучше рыбалка - на Урале или Сакмаре?". Но вот нашел же Даль десять человек, которых не одна рыбалка интересовала, но этнография, история, даже сравнительная анатомия.
О людях, чьи имена упомянуты, мы знаем кое-что. Про Иванова, допустим, известно, что был переводчиком и, говоря по-нынешнему, "востоковедом". Генерал Гене, военный инженер, оставил большое число рукописных трудов о "киргизской степи и прилегавших ханствах", казахи очень доверяли ему (толпами шли к нему домой в жалобами и просьбами) - видимо, Гене был первым наставником Даля "по казахским делам". Яков Ханыков, известнейший географ и картограф, в рекомендации не нуждается (отметим только, что Ханыкову передал Даль собранные им "Сведения о путях в Хиву"). Наконец, о Дьяконове рассказал тысячам людей, современникам и потомкам, - прославил его на первых же страницах своего "Толкового словаря" сам Даль.