5
"Привычную пьесу" писало Время: всё было предопределено - и безнадежность "второго действия", и бесконечность третьего, и будоражащее надежды "действие первое".
В сороковые годы уже ясна была необходимость (пусть вынужденная!) вообще "что-то делать" с крепостной зависимостью. "Злой дух времени, сильно подстрекаемый постоянными неурожаями, поведет нас неминуемо к развязке, к которой уже давно стремится ложная философия", - сетовал аристократ-прожектер; впрочем, сетовал ли? "Более умные из помещиков", объясняет историк, осознали, что главное - владеть землей, а не людьми, и "не боялись утраты своего достояния от дарования людям свободы".
"Освобождение крестьян крайне желательно", - указывал Лев Алексеевич Перовский в своей записке "Об уничтожении крепостного состояния"; здесь у "желательно" оттенок "неизбежно" - "лучше ничего не придумать".
Надо было "что-то делать"… Отчеты министерства внутренних дел набиты сведениями о побегах крестьян, о расправе над помещиками, о волнениях и бунтах (в Оренбургской губернии через два года после отъезда Даля "волнение распространилось на 200 верст между 40000 человек, толпы от двух до шести тысяч человек делали волостным и сельским начальникам разные истязания, обливали холодной водою, спускали на веревках в реки; волнение прекращено действиями воинской команды в числе 10000 при 10 орудиях"). Соответствующая глава в отчетах завершается словами: "Крестьяне ищут возможности избавиться от крепостной зависимости". Даль составляет отчеты, Лев Алексеевич их подписывает. Надо "что-то делать", надо "что-то делать"…
В "замечаниях" Тургенева о русском крестьянине читаем: "Мы желаем законности и твердости в отношении помещиков к крестьянам; законность исключает прихоть владельца, а потому и то, что называют рабством". В замечании Тургенева открывается взгляд тех, кто в сороковые годы вокруг Перовского: "законные отношения" взамен "прихотей владельца".
"Записка Перовского" предлагала меры для ограничения "прихоти владельцев", но, ограничивая "прихоть" одних, полагала куда более опасной "вольность" других: "По народному понятию вольность заключается собственно… в совершенном безначалии и неповиновении", "понятие в народе о вольности и свободе - понятие бессмысленное и страшное".
Записка, составленная как проект уничтожения крепостного состояния, предостерегала: немедленное освобождение вызовет "всеобщее возмущение", окончательную развязку которого "даже гадательно предсказать невозможно".
Потому, выводила "записка Перовского", уничтожение крепостного состояния должно произойти постепенно и незаметно: рабы не должны заметить долгожданного мгновения освобождения от рабства.
Измышлялись суемудрые формулировки: "Дарование ограниченной свободы будет на деле то же самое, что ограничение крепостного права", а передача некоторой части земель крестьянам в "вечное пользование", по сути, будет означать их "вечное владение" этими землями.
Не искать "шумной и громкой славы"; главное - постепенность, ограниченность ограничений: слишком опасна "необузданность народа, вышедшего однажды в каком-либо отношении из своего обычного положения и из пределов повиновения". Пугачев на карикатуре напрасно опирался на плечо Перовского - им не по дороге.
В конце "первого действия", разобравшись в "привычной пьесе", Белинский писал: "Перовский думал предупредить необходимость освобождения крестьян мудрыми распоряжениями, которые юридически определили бы патриархальные, по их сущности, отношения господ к крестьянам и обуздали бы произвол первых, не ослабив повиновения вторых: мысль, достойная человека благонамеренного, но ограниченного!"
Члены комитета для рассмотрения "записки Перовского" (финал "пьесы"): наследник-цесаревич Александр Николаевич, крепостник граф Орлов, "либерал" князь Васильчиков, полагавший, что надо как-нибудь "успокоить толки". "Записка Перовского" быстро превращалась в пустую бумагу: "Пиши знай: кому надо - разберет". Тем, кто разбирал, и благонамеренная ограниченность глаза колола: опять же пословица - "Поглядишь - чистехонько, погладишь - гладехонько, а станешь читать - везде задевается".
Свое "бумаги писать мы называем дело делать" Даль вымолвил в канун работы над запиской; в ней же, судя по всему, он видел дело, возможность действия, во всяком случае. Но в Особенных канцеляриях действовать значило сочинять бумаги - заколдованный круг…
6
Над проектом уничтожения крепостного состояния в России Даль трудился не как Осип Иванович с чином статского советника, не как письмовод, который "перекатывает" набело начальственные каракули или строчит исполнительно под диктовку ("с голоса, с говорка"), даже не как надежный секретарь, который ловит на ходу мысль начальника и умеет выразить ее начальниковыми же словами. В "записке Перовского" жил взгляд Даля, изложенный его, Даля, словами: иначе полтора десятилетия спустя, накануне реформы, Даль не стал бы повторять положения "записки" от своего имени.
На исходе пятидесятых годов, когда по крестьянскому вопросу "несвоевременно" уже не выговоришь, потому что к горлу приспело, и когда "оставить по-старому никак нельзя", благонамеренная ограниченность Даля выявляется особенно заметно. Так всегда бывает, когда Время идет, а человек со своими суждениями остается на месте, Время его обгоняет, человек как бы движется назад.
Даль понимает необходимость "уничтожить все рабские отношения, заменив их обязанностями человеческими"; он потому и счел долгом предложить свои меры, что "сословию помещичьих крестьян предположено дать человеческие права". "Мы должны: отречься от неправых доходов, от тунеядного присвоения себе чужого труда, от самовластия и произвола; определить взаимные права и обязанности правдиво и узаконить их", - пишет Даль. И поясняет: "Из этого видно, что устроить по-новому всякое имение тем легче и проще, чем более правды было доселе во взаимном отношении владельца и крестьян; и напротив, устроить имение тем труднее, чем более в управлении его кривды и самовластия".
Но (!) "во всем должна быть мера и постепенность". "На первый раз" Даль предлагает "сравнять помещичьих крестьян в правах и обязанностях с казенными и удельными". Эта "определенность" успокаивает владельцев и "смиряет буйные порывы и несбыточные надежды крестьян".
Даль советует даром отдать крестьянам усадебные строения их, жилые и хозяйственные, со всем имуществом. Но земля остается собственностью помещиков; правда, все усадебные земли крестьян и часть пашенных и покосных земель отдается в "вечное пользование" "мира". Крестьяне постепенно уплачивают помещику деньгами или работой. Впоследствии "миру" предоставляется право выкупать земли.
"Мир", общину, связанные круговою порукой, Даль считает самым лучшим и здоровым способом управления на местах, которое сумеет отправлять казенные повинности и определять отношения между владельцем и крестьянами и между самими крестьянами "по законам человечества": "мирщина" и "круговщина" - "вещь великая", "прекрасный порядок, вполне свойственный русскому быту", не в пример "западному началу личностей".
7
Письма Даля по "крестьянскому делу" читать грустно. В Нижнем он до изнеможения, до хрипоты, до риска быть уволенным без благодарности и пенсии за тридцатилетнюю службу защищал удельных крестьян от произвола "безнравственных исполнителей" - и предлагал крепостных "сравнять в правах" (в каких?) с удельными. Всю жизнь верил в здравый смысл народа, мудрость его и смекалку, раскрывал этот здравый смысл в трудах ("занятиях" и "книгах") своих, собственный здравый смысл почитал выросшим на почве народной, - но в деле освобождения мужицкому здравому смыслу не поверил, назвал "превратным понятием крестьян о свободе". Говорил: надо научиться не только языку мужика, но и его логике, "у него логика своя", - а дошло до "воли", от мужицкой логики открестился и стал наивен и смешон: логика, по его же объяснению, есть "наука здравомыслия".
"Вольность всего дороже", "Пташке ветка дороже золотой клетки", "У коня овса без выгребу, а он рвется на волю"… Даль собирал золотые крупицы народной мудрости, а сам: "Свобода - понятие сравнительное, она может относиться до простора частного, ограниченного" или клониться "к необузданному произволу, самовольству".
Крестьянский взгляд на освобождение представляется Далю "вольницей с правом ничем не ограниченной свободы, без всяких повинностей или обязанностей"; а потому: "О вольности, о свободе не должно быть и речи; слова эти звучат опасно и обольстительно; от них пьянеют". Постепенность, незаметность, "пределы свободы"…
"Пределы свободы" - благонамеренно-ограниченную постепенность 40-х годов Даль перетаскивает в 50-е, оттого она еще ограниченнее. И наивнее: тут земля под ногами горит у самих же (сверху) "освободителей" ("Вопрос стоит вовсе не так… как решить лучше?.. - а как решить скорее?.. кончится тем, что нас перережут", - волновался Толстой Алексей Константинович), а Даль со своими "пределами" и "незаметностью". И при всем этом не так наивно, с точки зрения тех, кто "хотели "освободить" Россию "сверху", когда "шла борьба из-за способа проведения реформы между помещиками и крестьянами".
Именно потому, что могли "перерезать", - не так наивно. В предложениях Даля по-своему жило Время: согласно донесениям правительственных чиновников крестьяне видят свободу "в неограниченном пользовании всеми землями помещиков", "жгучая мысль о "вольности" и "свободе" сильно действует, воспламеняет их умы и кипятит кровь". "Они уверены, что вся земля, которую они теперь пашут, обратится в их наследие. Они убеждены, что самодержавная власть враждебна помещикам и соединится с крестьянами для изгнания первых и для завладения их состоянием", - читаем у Даля.
8
Одно из писем в Петербург "по крестьянскому делу" Даль завершает наивным возгласом: "Теперь я дописался до последу. Что я стану делать в Питере с такими понятиями и убеждениями?.."
В докладах и письмах об уничтожении крепостного состояния Даль изменял "науке здравомыслия", но ведь не могло же совсем покинуть его умение мыслить здраво - "способность к толковому и основательному суждению". Для рассмотрения споров и наблюдения за точным применением "общих правил" Даль предлагал создать дворянские думы или комитеты. В них следовало бы ввести выборных от крестьян, коли решается их участь, но вряд ли есть в этом смысл: "Выборный этот был бы повсеместно обращен в рассыльного и вестового с обязанностию ставить комитетский самовар и чистить комитетские сапоги", - объясняет Даль. Все равно что принять православие, а потом объяснить - православное кладбище к дому ближе!..
9
Далевы "пределы свободы" - это пределы его воззрений; "Хоть обедни не застать, а от походки не отстать": такова "походка", пределы.
Честный Даль служит честно - не из корысти, не Перовскому служит (прислуживает) - служит во имя того, в чем убежден. Он убежден, что "улучшать" ("делать лучшим против прежнего") полезнее и плодотворнее, нежели "переворачивать" ("давать иной ход, изменять направленье" и, главное, "обращать внезапно"). "Перевертывать" Даль толкует и так: "привести в беспорядок", "испортить, вертя насильно". "Дух Даля": следует "страшиться последствий переворота", "не желать никаких переворотов в обществе, управлении, а постепенных улучшений". Иногда честный Даль даже торопился со своими "улучшениями", вызывал неудовольствие министров и спорил с губернаторами, но никогда не делал "никаких переворотов" и оттого "становился в тупик", мучился "тунеядным письмоводством", страдал, что бумаги пишет, а дела настоящего не делает.
Есть задача: чтобы соединить непрерывной линией несколько точек, надо вырваться за пределы квадрата, который этими точками очерчен. Даль "из квадрата" не вырывался, а внутри его задача неразрешима. "Заколдованный круг" Далевых заблуждений в этом "квадрате", в уверенности, что за пределы, ограниченные точками, выйти невозможно, иначе при решении задачи нарушится "порядок, лад, соответствие" - так в "Толковом словаре" определяется понятие "строй".
МУЖИКИ
1
Была "записка Перовского" - и были рассказы и очерки Владимира Даля, Казака Луганского. Они "имеют огромную ценность правдивых исторических документов, и если бы мы захотели детально изучать жизнь крестьян сороковых-пятидесятых годов, для этой цели сочинения Даля - единственный и бесспорный материал", - писал Максим Горький.
Но историк-народник Василий Иванович Семевский в известном труде "Крестьянский вопрос в России", осуждая деятельность Перовского, выносит и Далю жестокий приговор: "Как глупы мужики и как благодетельна для них помещичья власть, как необходимы для их счастья и мудрые исправники, - все это мог воочию увидеть читатель из произведения Даля, написанного совершенно в духе министерства Перовского, в котором он служил".
Поводом для приговора, как видим, стали не докладные, а именно сочинения Даля - "бесспорный материал". Прежде всего очерк "Русский мужик".
"Досаднее всего, - сердится Семевский, - что Даль мог удостоиться за это крайне фальшивое по тону произведение одобрения даже таких людей, как И. С. Тургенев и В. Г. Белинский". Одобряли Белинский, Тургенев; Некрасов писал, что очерк "можно прочесть не только один, но несколько раз с чрезвычайным удовольствием". И после Семевского были попытки доказать, будто Белинский или Тургенев не самую вещь Даля одобряли, а мастерство его в физиологическом очерке. Получается, что Белинский, Тургенев, Некрасов умение сказать предпочли тому, что сказано. Кому-кому, Белинскому такой упрек не бросишь - он и Гоголю не прощал не то сказанное, куда там Далю! Этого не могло быть, этого и не было: прежде чем похвалить "необыкновенное мастерство изложения" (в физиологическом очерке "необыкновенный талант" Даля "не имеет себе соперников"), Белинский пишет: "Статья Луганского "Русский мужик"… исполнена глубокого значения".
Труд В. Семевского появился через сорок лет после смерти Белинского; Семевский видел фальшь и убогость не только "привычной пьесы", разыгранной по "записке Перовского", - он видел фальшь и убогость и "эпохальной пьесы" 1861 года. В свое время, в восьмидесятые годы, историк-народник имел право на жестокий приговор. Полезно сопоставлять мнения современников и потомков - видно, как время изменяет оценки. Но и суждения потомков изменяются со временем; к тому же "на дело можно смотреть с разных точек", как говаривал Даль. Максим Горький через двадцать пять лет после Семевского писал, что Даль "глубоко чувствует свою связь с народом".