На пробах я попросила, чтобы Волонтиру сделали тот же грим, что на театральной фотографии. Волонтир говорил помолдавски, ну а я по - русски, естественно. Это украсило пробу, придало ей романтичность. Пробу утвердили, и группа начала готовиться к съемкам.
Адрес экспедиции был определен. Только Дон. Я, Клара Лучко, а по роли Клавдия Пухлякова, - донская казачка.
И вдруг Бланк говорит, что экспедицию, возможно, придется отложить: Волонтира в театре не освобождают - предстоят гастроли, а на нем весь репертуар. Что делать?
- Саша, - говорю я Бланку, - добудьте телефон заместителя председателя Совета министров Молдавии. Мы с ним отдыхали в одном санатории. Давайте я позвоню, попрошу, может, он решит этот вопрос.
Телефон достали. Я позвонила.
Говорю, видела по телевизору передачу из Кишинева, сделала комплимент, мол, вы так хорошо и по делу выступили. У меня небольшая просьба. Михай Волонтир должен сниматься в четырехсерийном фильме. Картина прославит на всю страну не только актера, но и республику. Помогите, чтобы ему в театре предоставили отпуск на полгода.
- Подождите несколько минут, - говорит мой собеседник.
Слышу, его соединили с министром культуры и он говорит о том, что действительно картина нужна республике для ее престижа, молдавский актер выходит на всесоюзный экран и так далее…
Отпуск Волонтир получил. Сам он был крайне удивлен и только в Москве узнал о моей "тайной" операции.
Когда он приехал на Дон, мы уже сняли несколько сцен. Как раз в день его приезда вся группа смотрела рабочий материал.
Волонтир тоже посмотрел и остался доволен:
- Я так рад, что я увидел, как Клара Степановна меня любит. Я должен ее любить еще больше.
На следующий день снимали сцену, когда по цыганской почте Будулаю передают, что дома его ждут жена и сын. "Повтори еще раз, повтори еще…" - не верил Волонтир - Будулай. И радовался, и плакал, и смеялся. С этой сцены и началась наша совместная работа.
Все в группе работали как одержимые: хоть ночью, хоть днем снимай, надо - значит надо. Группа поверила в то, что сериал получится. Но для меня было очень важно, примут ли меня донские казаки, как ко мне отнесутся станичники.
Женщин с такой биографией, как у Клавдии, на Дону много. Станичники приходили на съемки, стояли в сторонке, смотрели…
Мы снимали сцену с Настей. Она, беременная, приходит ко мне, а у меня день рождения. Видит полковника, что в доме квартировал, отзывает меня в сторонку и говорит: "Полковник - хороший человек, но ты должна ждать Будулая". Вот она, бабья сцена. Когда мы ее сыграли, женщины вручили нам цветы. Это было первое признание.
Мы арендовали дом для Клавдии Пухляковой. Стали думать, как его обставить, какие фотографии повесить, где это все найти. И женщины - станичницы принесли все, что нужно, из своих домов. Нам‑то, говорили они, лучше известно, каким должен быть дом Клавдии.
Дом получился уютным. Над комодом повесили старинное зеркало. Хозяйка позже подарила его мне. Оно так и висит у меня дома - как память о картине, о добрых людях.
Однажды в воскресенье мы снимали в станице Пухляковской. И вот в перерыве, после обеда, я спускаюсь по ступенькам столовой и вижу - на скамейках сидят казаки, пьют вино, обсуждают новости. Один из них поднялся, подошел ко мне и стал рассматривать. Мне стало не по себе, неловко. Я была в костюме, в гриме Клавдии.
Наконец казак спросил:
- Ты, говорят у нас, Клавдию играешь?
- Я?.. Да, играю.
- Ну что ж, ты ничего… Подходишь. От туто маловато, - и он показал на грудь…
Ну если только это, подумала я, тогда можно считать, что казаки меня приняли.
Станичники снимались у нас в массовках. Даже в маленьких эпизодах.
Неожиданно трудной для нас оказалась сцена суда над цыганкой Ширало и ее мужем. Снимать решили на открытой площадке с концертной раковиной. Зрительный зал - ряды скамеек.
Я приехала на съемку и увидела расстроенного режиссера.
- Клара, съемки не будет.
- Почему?
- У нас администратор уехал в Одессу. И никого не предупредил.
Администратор на съемке должен следить, чтобы было ограждение, чтобы посторонних не пускали в кадр.
- Саша, - говорю я, - нет администратора - справимся сами. Кто свободен, тот и будет администратором. Я тоже буду помогать. Мы не должны сорвать съемку.
Мне нужно было войти через заграждения на площадку. Но не тут‑то было. Станичникам интересно, они пришли посмотреть на съемку. И видят, есть калитка, а через нее можно пройти на площадку. Не одному, не десяти, а всем сразу.
Режиссер молчит, растерявшись. Встает второй режиссер - женщина с микрофоном в руках - и тоже молчит.
А толпа нахлынула такая, что нет возможности ни мне пройти, ни оператору снимать.
Слышу команду:
- Приготовились!
Я расталкиваю всех, пробираюсь на площадку. Когда прозвучала команда "Мотор!" - я была на месте.
Наверное, со стороны это выглядело невероятно: артистка расталкивает толпу и как ни в чем не бывало входит в кадр и играет сцену.
Сцену суда мы сняли, и, как ни странно, получилось хорошо.
Или вот сцена драки с Катькой Аэропорт. В сценарии написано, что мы ругаемся. А мы с Ниной Руслановой на репетиции решили, что будем драться. Но как? Чем?
Мы с дочкой несем мокрое белье с Дона, после стирки. Значит, будем драться мокрым бельем.
Русланова в ванной намочила полотенца. Попробовали. Но полотенца легкие. Неинтересно. Может быть, скрученными простынями? Это уже посерьезнее.
Утром на съемке режиссер говорит:
- Покажите, как будете драться.
Нам принесли корзину мокрого белья. Катька, то есть Русланова, побойчей меня, схватила простыню и как огрела по спине. Я аж задохнулась! И тогда я тоже схватила простыню и дала сдачи.
Дрались мы молча, потому что текст забыли. Я раньше никогда не дралась и не подозревала, что азарт появляется, да такой, что обо всем забываешь.
- Отлично, - сказал режиссер. - А где же текст?
Мы отрепетировали и стали сниматься. Мы дрались, плакали, смеялись, не хотели отдавать этого Будулая друг другу. Словом, получилась настоящая бабья сцена.
По сценарию во время сцены идет дождь. Прибыли две пожарные машины, набрали воды из Дона и поливали нас от души. Лето было жаркое, засушливое, так что поначалу нам даже было приятно. Но съемка продолжалась шесть часов. Платья нам не меняли, мы промокли до нитки. Я видела, что у Нины Руслановой посинели губы и зуб на зуб не попадает.
А станичницы смотрели, и некоторые плакали.
После съемки я сказала одной женщине:
- Что вы плачете? Это же съемка. Вы же видите, стоят осветительные приборы, пожарные машины.
А она мне:
- Это про одинокую нашу бабью судьбу.
Помню, мы снимали сцену: к Клавдии накануне Дня Победы приходят фотографы, чтобы переснять старую, единственную оставшуюся фронтовую фотографию погибшего мужа. Мы с актрисой Майей Булгаковой сидели за столом и рассматривали фотографии. Потом - согласно сценарию - я должна была встать и подойти к комоду. А над комодом висел старый репродуктор.
Начали снимать. И тут, сама не знаю почему, я включила репродуктор. Мне и в голову не приходило, что он может работать, такой он был старый. И вдруг мы услышали голос Марка Бернеса:
А на груди его светилась медаль за город Будапешт…
Все замерли. Кто‑то заплакал. И меня это потрясло. А зрителей потрясла правда того, что происходило в кадре.
…Когда Центральное телевидение впервые показало четыре серии "Цыгана", никто не собирался снимать продолжения. Но на нас обрушился шквал писем. Тысячи, десятки тысяч писем… Большинство зрителей требовало продолжения. Ведь неизвестно, что будет с Будулаем. Вот едет он в цыганской кибитке, и никто не знает - выживет ли он, встретимся ли мы…
Зритель любит, чтобы было ясно, чем кончится, и все хотели счастливой развязки. Чтобы Будулай выжил. И чтобы этот мальчик, Вася, тоже жил с нами. Чтобы мы любили друг друга. "Ну что вам, пленки жалко? - спрашивали нас. - Еще бы немного досняли - и все было бы ясно". И этот зрительский напор дал результат.
Но не сразу. С Калининым говорить об этом не стоило: Анатолий Вениаминович - писатель серьезный, с пылу да с жару решений не принимает.
И вот помню робкий вопрос корреспондента "Литературки" к автору:
- Верно ли, что вы продолжили "Цыгана"?
- Да, Будулай снова постучался мне в окно. Трудно сказать, почему это произошло. Очевидно, потому, что его судьба - это дорога. В нее впадают другие судьбы… Обращение к Будулаю вовсе не значит, что Калинин собирается ехать на цыганской лошадке из‑за популярности. Будулай дает, как мне кажется, возможность высказаться по ряду проблем, которые меня волнуют. В этом все дело. Пятая и шестая части уже печатаются в "Огоньке". Пришло новое время, можно сказать что‑то новое.
Интервью было напечатано в июле 1983 года. А в декабре 1984 года был снят первый дубль нового четырехсерийного фильма "Возвращение Будулая".
Мы с волнением приступили к работе. Ведь мы возвращались к таким родным, уже полюбившимся и нам, и миллионам людей героям.
Прошло несколько лет после первых четырех серий. Оказалось, что продолжать гораздо сложнее, чем начинать новое.
Так случилось, что после выхода на экран "Цыгана" я сыграла в кино четырнадцать ролей. И все же Клавдия жила во мне, да и зрители все эти годы не давали забыть о ней. На творческих встречах, в поездках спрашивали, не будет ли продолжения "Цыгана", интересовались судьбой Клавдии.
Картина "Цыган" шла во многих странах. Помню, как в Югославии, после демонстрации фильма, меня узнавали на улицах, ко мне подходили, я видела тепло в глазах самых разных людей. Вероятно, потому, что существуют вечные ценности - любовь и верность, дружба, чистота человеческих отношений, надежность и доброта.
И вот настало время ехать в Ростовскую область. Когда я пришла на Казанский вокзал, в поезде "Тихий Дон" меня встретили те же проводницы, что и несколько лет назад. В это трудно поверить, но это так. И, конечно, мы говорили о "Цыгане", о Клавдии и Будулае. Наши киногерои стали для зрителей близкими и родными, это я знаю твердо.
И снова знакомая дорога от города Шахты к Усть - Донецку. Теперь мне знаком здесь каждый поворот - так породнила меня актерская судьба с донским краем, связала накрепко и неразлучно.
Где‑то в середине пути дорогу бросает вправо, излучина выносит ее на площадку, что раскинулась на высоком речном крутояре, и глазам открывается чудо. Дух захватывает от распахнутого навстречу простора, света какого‑то необыкновенного, излучаемого рекой, в которой отражается небо.
Дон… Река как бы охватывает все пространство окрест, на пологих ее берегах в утренней размытой дымке примостились станицы и хутора, петляют проселки, и островерхие пирамидальные тополя, как казачьи сторожевые вахты, возвышаются над зеленым разливом садов.
Тихий Дон… Веет от него величавым покоем, а в душу вливаются радость и умиротворение.
Впервые чудо открылось моим глазам и сердцу десять лет назад, и не думала, не гадала я в ту августовскую пору, что придется свидеться с этой картиной вновь. Притом не раз, не два… Не думала, не гадала, что дорога эта станет и моей, как дорога к родному дому. И всякий раз, когда останавливалась здесь, сердце замирало от предчувствия красоты.
Тогда, в 1976 году, ехала я по этой дороге в гости к Анатолию Вениаминовичу Калинину. Много гостей собралось в Пухляковке, журнал "Огонек" проводил творческую конференцию по произведениям писателя, и все мы, ее участники, близко прикоснулись к миру его ярких и самобытных героев.
Есть у Калинина запомнившиеся мне строки. Они из книги "Время "Тихого Дона"", программной книги писателя:
"Вот и опять с утра передо мной стремя Дона. С яра, к которому прильнул наш казачий хутор, схожу к воде. Взмывающая из‑за острова заря пламенеет сквозь ветви верб и тополей, а приулегшийся было за ними ветер задувает из‑за островного леса с новой силой. И вдруг так зримо покажется, что это сам ветер времени летит на крыльях зари, ухватившись за гриву взыгравшего в своих берегах Дона".
Мы бродили с Анатолием Вениаминовичем по берегу и вспоминали давнее наше знакомство, начавшееся еще со спектакля "Суровое поле" в московском Театре киноактера. Тот разговор невольно вспомнился спустя годы, и, хотя прошел по экранам снятый Евгением Матвеевым фильм "Цыган", как‑то незаметно завязался разговор о телевизионном сериале, который мог бы вобрать в себя более полно и емко всю яркую и многострадальную, но полную веры, надежды и любви историю Будулая и Клавдии. То был еще робкий замысел, и мы сами не предполагали тогда, сколько нам предстоит потратить сил, прежде чем цель будет достигнута.
Разговор наш на берегах Дона был лишь мечтой. Но стремя Дона уже позвало нас в дорогу, которая и в самом деле началась у порога калининского дома.
Прямо от порога
Нас ведет дорога,
Как детей заботливая мать…
Помните эту песню, которая звучала в первых четырех сериях "Цыгана"? Она для нас, причастных к созданию фильма, имела и особый, потаенный смысл. От донского порога, через трудности - к победе!
Спустя три года после этого нашего разговора режиссер Александр Бланк приступил на Одесской киностудии к первым съемкам. Так что дорога только к подступам сериалам заняла у нас ни много ни мало - целых три года. И все это время я жила думами и заботами Клавдии, моей будущей героини.
И вот снова, спустя годы, та же дорога к Усть - Донецку. Снова излучина выводит нас на берег Дона; как и тогда, останавливается на площадке машина, я выхожу - и все повторяется как в первый раз. Но смотрю я на все это уже другими глазами - я приехала на съемки.
Сколько раз я не просто перечитала роман, я проигрывала каждую его страницу. Я была уже не Кларой Лучко, а Клавдией Пухляковой, и потому я чувствовала, что приехала домой.
В тот год ранней весной необычно сильным был разлив Дона. Даже кузня Будулая, где мы должны были снимать несколько сцен, и та долго еще была под водой. Жили мы в Усть - Донецке. Картину снимали в Пухляковке и Константиновке, там, где поселил героев писатель.
Судьба Клавдии Пухляковой - это судьба поколения женщин, жизнь которых была изломана войной и разрухой. Эти вечные невесты, жены, совсем молодыми ставшие вдовами, воспитали детей, своих и чужих, познали столько горя и разочарования, но сохранили в душах своих доброту, чистоту и надежду. Сколько тепла, сочувствия и сострадания видела я в глазах этих женщин, и, может быть, поэтому так легко, трудно и счастливо одновременно было мне работать над этой ролью.
Все, казалось, вернулось: поселились мы в той же гостинице, я вошла в тот же номер, где когда‑то прожила полгода, и почувствовала себя так, как будто не минули годы. Я включила радио и услышала позывные Усть - Донецка. Это была музыкальная тема нашего фильма… Прекрасная музыка композитора Валерия Зубкова.
Мы стали искать, что осталось из реквизита. Волонтир боялся, не пропал ли его широкий цыганский пояс. Нашлось и мое старое платье. Все мы, кто снимался в фильме "Цыган", стоим в гриме, в костюмах и смотрим друг на друга. Такое впечатление, будто что‑то родное вернулось из дальнего далека, долго не виделись и наконец собрались вместе.
Я никогда не думала, что возвращение будет столь сложным. Но уже через два - три дня мы почувствовали, что перерыва будто и не было…
Однако все в конце концов заканчивется. "Цыган" и "Возвращение Будулая" вышли на телеэкран. И снова Москва была пустынной, зрители приникали к экранам телевизоров, ждали возвращения Будулая.
Своим успехом фильм во многом обязан не только режиссеру Александру Бланку, актерам, но и талантливому композитору Валерию Зубкову. Помните финальную мелодию в "Цыгане"? Музыка, берущая за душу… Как жаль, что Валерий рано ушел из жизни.
После первого появления на телеэкранах истории Будулая и Клавдии прошло столько лет, столько было телепоказов, но фильм по - прежнему любят зрители. Фильм, оказалось, не только не устарел, а стал смотреться как‑то по - новому. Я заметила, что круг зрителей неожиданно расширился: потоком пошли письма от молодых. Значит, история жизни и любви, история нелегкая, но чистая и звонкая, дошла до сердец, заставила присмотреться к себе, к окружающему миру, задуматься о нравственных проблемах, о цене человечности.
Я помню, как после первого показа ехала в Ленинград и моим соседом по купе оказался врач из небольшого городка. Ну, конечно, он сразу завел речь о "Цыгане".
- Вы получили награду?
- Что вы, - отвечаю, - на студии нам дали вторую категорию, на первую не расщедрились.
- Как же так? Все врачи нашего города написали в Москву, чтобы вам дали Ленинскую премию.
Конечно, это милая наивность, но мне было приятно. Куда бы я ни приезжала, где бы я ни была - всегда меня спрашивали: "А Будулай где?" Я отшучивалась: "Да дома оставила. Дома". Никто не мог себе представить, что мы не вместе. Как это - восемь серий были вместе, а теперь где‑то он там живет… Где Будулай?
В Новороссийске я снималась в картине Рудольфа Фрунтова "Тревожное воскресенье". И в свободный от съемок день пошла на рынок, а там цыганки гадают. Вдруг одна другую стала подталкивать, и вот уже меня окружил табор.
- Клавдия… Дай‑ка мы на тебя посмотрим.
- А что на меня смотреть…
- Вон там наш барон, он тоже хочет на тебя посмотреть.
- А вы ему скажите, что я тут была и ушла.
Вокруг нас собралось много любопытных. Это же базар!
- А что тут?
- A - а, вон она стоит!
- Кто?
- Да Лучко.
- А Будулай где?
Я еле выбралась из толпы. Слышу за спиной каблучки стучат: цок, цок, цок. Догоняет меня цыганка:
- Ну что же ты ушла? Поговорила бы с нами.
- Да как‑то неудобно. Столько народу собралось. А вот ты мне скажи, вы расстроились, что я за Будулая вышла, а не ваша Настя?
- Нет, ты что! Мы за тебя болели! Ты добрая, хорошая. А Настя злая.
Многие до сих пор называют меня Клавдией. В письмах меня так и величают: "Дорогая Клавдия…"
"Как благодарна я всем вам, жившим жизнью главных героев фильма, за мучительную боль сердца и горькие слезы мои, товарищи дорогие! Не хочется с вами прощаться. Вы добру учите. Добру и любви.
Н. К., г. Винница".
"Вы играете честно, искренне. Ведь сыграть так, чтобы люди поверили, Клавдия, чтобы людям понравилось, очень нелегко. Я пишу вам, как самому дорогому человеку.
Наташа О., Ростовская область".
"Когда вы прибежали в дом Будулая и не застали его, мне так хотелось быть с вами, обнять вас, успокоить. А когда рядом появился Ваня, я завидовала ему. Вы меня извините, что пишу так откровенно, но после этих фильмов я вас очень полюбила.
Светлана С., г. Луцк".
"У меня такое впечатление, что Михай Волонтир не герой фильма, а живой Будулай с прекрасной душой ребенка. Не мог бы он прожить жизнь Будулая, не имей в настоящей жизни прекрасное сердце.
Н. Калиновская, Черновицкая область".
"Говорят, что в ролях раскрывается истинный характер актера. Я не знаю, так ли это? Похожи ли вы на свою героиню Клавдию?
Г. Ксенофонтова, г. Куйбышев".