Магическое слово "мотор!"
Накануне съемки я долго не могу заснуть. В уме идет мучительный процесс. Вспоминаются какие‑то случаи, порой давным- давно минувшие. Они всплывают как бы сами по себе, и неожиданно приходит решение.
Но никогда не знаешь, что тебя поджидает на съемочной площадке.
В "Цыгане" есть сцена, когда я переправляюсь через Дон. Лодка причаливает к берегу, там, на горе, дом Будулая. Окна заколочены, дом осиротел с тех пор, как уехал хозяин. Выхожу из лодки и по привычке смотрю наверх. И вдруг - дымок из трубы, окна распахнуты настежь. Первое, что приходит в голову, - Будулай вернулся.
В сценарии написано, причем в скобках: "Клавдия в одну секунду оказалась наверху".
В одну секунду…
Дом стоит на крутом берегу. Ну как туда взбежать?
Художники придумали, что к дому ведет лестница. В жизни это вполне возможно. Хозяин сделал лестницу, чтобы спускаться к реке. Рабочие кое‑как сколотили лестницу. Не на век же! Снимут несколько кадров, и всё. Да и ремарки в сценарии они не читали.
Я знаю, что у лестницы должен быть шаг. Все ступеньки должны быть выверены. А рабочие одну ступеньку сделали маленькой, другую очень высокой, потом среднюю, потом опять высокую… К тому же лестницу шатало, вместо поручней приколотили тоненькие доски. И тоже наспех.
Перед съемкой Александр Бланк наставлял:
- Ты как птица должна взлететь по лестнице.
Какая птица? Мне бы кое‑как взобраться, а взлететь невозможно.
- Ну ладно, - говорит Бланк. - На съемке сделаешь как надо.
Есть такое магическое слово - "Мотор!".
"Мотор!" - и что‑то включается у тебя внутри. Это слово подстегивает, мобилизует тебя. "Мотор!" - и надо плакать или смеяться, бежать или умирать. Все, все что угодно ты сделаешь. "Мотор!" - и наступает самый прекрасный момент творчества, когда кажется, что ты все можешь.
"Мотор!" Я не помню, как взбежала по лестнице. В считанные секунды я была наверху. Каким образом?
Бланк смеется:
- А ты думала, что трудно… Я же говорил, что как птица взлетишь.
Я посмотрела на режиссера: а в самом деле, как это я взбежала?
В то время я очень уставала от частых переездов. Кроме "Возвращения Будулая", я снималась в картине "Тетя Маруся". Из Ленинграда ехала в Москву, побуду полдня дома и тут же на вокзал - надо вовремя добраться до Дона. Мы сняли несколько эпизодов "Тети Маруси" в ленинградском пригороде. У меня уже были билеты в Москву, а оттуда - на Дон: сначала в город Шахты, а затем на машине в Усть - Донецк.
В перерыве между съемками мы обедали в кафе. Нам заказали обед, повар обещал сделать холодный свекольник. Думаю, вот здорово, тем более что встали ни свет ни заря, я проголодалась и с аппетитом съела порцию свекольника. И вдруг почувствовала, что у меня горит, голова, поднимается температура. И все внутри болит. Только бы не закричать… Едва сдерживаюсь. Начинает знобить.
- Что с вами, Клара Степановна? - спрашивают меня. - Вы такая бледная…
- Мне что‑то плохо, хочется прилечь. Я съела свекольник…
- Да, в нем было много уксуса.
Дали таблетки - никакого облегчения я не почувствовала. Конечно, надо было срочно вызвать "скорую" и ехать в больницу. Терпеть боль было невозможно. Я подозвала режиссера.
- Если вы хотите доснять мою сцену, - сказала я, - то снимайте: через час я уже вообще не смогу ничего сделать.
А сцена такая - ссора на даче у Пети. Драматическая сцена, когда тетя Маруся заявила, что уходит…
Сейчас последует команда "Мотор!". А я чувствую, что и слова сказать не могу. Не могу сделать даже несколько шагов и вообще плохо представляю, что происходит вокруг. Все как бы в тумане.
Звучит команда "Мотор!", и я иду - ровно, не шатаясь, продираюсь через кусты…
"Стоп!" - и я чуть ли не теряю сознание. А мне надо возвращаться на второй дубль. Как я добрела, не знаю. Не помню. В каком‑то забытьи становлюсь на место.
"Мотор!" - и я опять снимаюсь.
Это трудно понять.
Я еле добралась до гостиницы. Пришлось вызвать "скорую". Она доставила меня в больницу. Сопровождал меня директор группы, прихватив мой чемодан. Мол, врачи посмотрят, что- нибудь дадут, чтобы стало легче, и я уеду в Москву.
В больнице что‑то долго обсуждали, взяли анализ крови…
Директор спрашивает:
- Скоро она освободится? У нее вот - вот поезд…
Женщина - хирург строго на него посмотрела.
- Какой билет? Какой поезд? Актриса такой же человек, как и все. Она больна. У нее серьезное воспаление. Вы должны поехать на вокзал, сдать билет. Приходите завтра. Мы еще не знаем, что с ней. И потому она останется здесь.
Так я осталась в больничной палате. И не на один день. Часто ко мне приходили из группы, спрашивали, как здоровье, когда меня выпишут.
- Мы тут недалеко снимаем. Совсем недалеко. Может, вы через несколько дней сможете сниматься.
Директору было совершенно все равно: болеешь - не болеешь. Надо план выполнять. А вдруг я скажу: "Да - да, я снимусь и вернусь в больницу". С актерами это бывает. Но я была не в состоянии это сделать.
Дали телеграмму в группу "Возвращения Будулая".
Как только меня выписали из ленинградской больницы, в тот же день привезли на съемочную площадку. Я снималась до позднего вечера и потом меня проводили на "Красную стрелу".
Утром я приехала в Москву, а вечером того же дня выехала на Дон.
Там уже все знали, что мне нужна строжайшая диета - только каша несоленая и отварное мясо, тоже без соли. Утром в мой гостиничный номер постучала дежурная.
- Клара Степановна, мы вам сварили кашу.
На следующий день снимали сцену у ворот военной части. В перерыве я присела на скамейку, пью чай из термоса.
Подходит солдат:
- Клара Степановна, мы приглашаем вас в столовую, пообедать.
- Но мне ничего есть нельзя…
- Мы специально для вас сделали диетическое блюдо.
Казарменный повар выварил кусок мяса, перемолол в мясорубке и приготовил фрикадельки с гречневой кашей.
Мне составили щадящий график съемок, я его выполнила и уехала в Москву. И тут же раздался звонок из Ленинграда из киногруппы фильма "Тетя Маруся".
- Клара Степановна, мы купили вам путевку в лучший санаторий в Сестрорецке. Вы будете там жить, питаться, и мы вас будем возить на съемки.
А снимали за пятьдесят километров от санатория. Утром мне готовили специальный диетический завтрак, а обед я брала с собой в термосе. Так я и ездила на съемки из санатория - каждый день две недели подряд…
В фильме "Цыган" есть сцена, когда Ваня говорит мне: "Да чего его искать, Будулая… Вон он, недалеко от нас живет. В сторожке, на острове". Я побежала к Дону, прыгнула в лодку и гребу…
Была весна. Талая вода еще не сошла. Дон разлился. Вода холодная, течение быстрое, там и здесь крутятся воронки… Опасно.
Меня, конечно, успокоили… Прибудет катер с матросами, которые в случае чего отбуксируют лодку назад, против течения, будут дежурить за кадром. И если, не дай Бог, лодка перевернется, они моментально меня спасут.
Но, как и всегда, проходит час, второй, третий, солнце движется по небосводу, скоро нельзя будет снимать. А нет ни катера, ни "скорой помощи".
Я собралась с духом и заявляю перед группой:
- Дорогие друзья, я вынуждена сделать заявление. Плавать я не умею, грести тоже не умею. Но, тем не менее, я прошу, давайте снимать, потому что солнце уходит.
Все согласились, пропустив мимо ушей, что я не умею ни плавать, ни грести, и начали готовиться к съемке.
И вот я первый раз в жизни сажусь за весла. Да еще в пору весеннего разлива Дона. Мне показали, как надо придержать одно весло, а другим грести, чтобы повернуть лодку и пристать к берегу.
Я поняла: плыть по течению - легко, но против течения куда как сложнее. Да еще держать ровную линию… Но я думала только о том, что нужно точно приплыть к тому месту, где стоит камера, вытащить лодку на берег и - бежать в гору…
Сняли два дубля, а от третьего отказались. Только потом режиссер признался, что очень боялся каких‑либо неожиданностей.
Вот если бы меня сейчас спросили: "Можешь сесть в лодку и грести?" - "Да никогда в жизни. Никогда!"
Но магическое слово "Мотор!" заставляет сделать то, на что никогда бы ни прежде, ни потом не решилась.
Читает ли собака сценарий?
В кино есть много загадок, необъяснимых и таинственных. Есть особая энергетика. Например, воля режиссера, его творческие устремления, какая‑то особая аура энтузиазма, которая передается всей съемочной группе. Возможно, это творческий азарт, да и только.
Но все‑таки тайна есть. И не только для актеров. Я не раз замечала, что даже животные, участвующие в съемках, и те порой ведут себя так, будто им известно заранее, что надо делать.
У меня особые отношения с собаками. Я уже рассказывала о Джульбарсе, которого в детстве перед войной я отдала служить на границу. Благодаря ему я впервые попала в Москву, и кто знает, может быть, и он в какой‑то степени определил мою будущую судьбу.
Мне нравятся собаки всякие. В маленьких тоже есть своя прелесть. Их можно, например, как ребенка, взять на руки, прижать к себе, почувствовать живое тепло. Большая собака внушает уважение, маленькая - нежность. У меня одно время была болоночка. Тогда как раз в космос полетели Белка и Стрелка, поэтому и свою собаку мы назвали Стрелкой. Удивительно доброе, милое домашнее существо. До сих пор не представляю, у кого могла подняться на нее рука или, вероятнее всего, нога. Но однажды во время прогулки Стрелку кто‑то сильно ударил, она болела, развилась опухоль… Словом, она погибла. Мы очень переживали и боялись брать новую собаку.
Но все‑таки взяли, и это уже не от нас зависело. Дочь купила на Птичьем рынке щенка японского хина, назвала Джекки. Дом у нас огромный, как город. Джекки, по - моему, был знаком всем. Это была личность! Если кто‑нибудь в семье, я например, делал что‑то, с его точки зрения, плохое, он вставал на задние лапы, шел на провинившегося, грозно выпучив глаза, и ругался. Насколько я понимаю, нецензурно.
Он любил нас подразнить. Гуляли мы с ним всегда без поводка. Вот он спокойно идет домой. Доходим до ступенек, ведущих к подъезду, - тут он оборачивается, смотрит в глаза нахальным взглядом и бегом возвращается во двор. Гуляет "сам по себе", гордо и независимо.
Правда, однажды привычка озорничать чуть не стоила ему жизни. В тот раз гулял с ним муж. А дом наш стоит на набережной Москвы - реки. И как раз что‑то ремонтировали, разобрали часть парапета. Джекки, как обычно, решил "пошугить": опрометью кинулся бежать - и прыгнул прямо в Москву - реку. Он барахтался в черной от мазута воде, пытался взобраться по крутому каменному откосу и снова сползал вниз. Собралась толпа, все переживали, и никто не знал, что же делать. Откуда ни возьмись, подошел молодой человек. Он сориентировался мгновенно. Обвязав себя под мышками веревкой, которую оставили у парапета рабочие, попросил мужчин подержать ее, а сам спустился за собакой. Когда он поднялся с Джекки, муж просто не знал, как его благодарить. Но молодой человек даже не стал называть свое имя: развязал веревку, отряхнул с одежды грязь и ушел.
Джекки, после того как я его "выстирала" в ванной порошком, начал как ни в чем не бывало носиться по квартире. Неунывающее было существо!
Когда мы ездили на дачу, Джекки любил спать у мужа на шее - как меховой воротник…
Потом, снова "в наследство" от дочки, мы получили красавца Кузю. Это было уже довольно давно - внук еще учился в школе. Дочери позвонила знакомая и сказала: "Если вы хотите собаку, немедленно приезжайте туда, где держат отловленных животных. Там сидит потрясающе красивый сеттер, если вы его не возьмете, он погибнет". Оксана приехала, видит: действительно, в грязной клетке среди множества собак сидит огненно - красный сеттер с грустными - грустными глазами. Она попросила его выпустить. Собака посмотрела на дочь, потом подошла и положила ей голову на колено. Естественно, она сеттера забрала домой. Вымыли, обсушили, накормили.
И вдруг, представляете, собака опустилась на передние лапы - встала перед Оксаной на колени.
А я ничего не знала. Приезжаю к дочери, она говорит: "Мама, не удивляйся, у меня собака". И выводит этого красавца. Я отвечаю: "Ты взяла, ты и воспитывай, мне больше не скидывай". Потом через какое‑то время сидим, разговариваем, пес подходит и кладет голову мне на колени. Я его аккуратно отодвинула. Он снова. Ну, с третьего раза я, конечно, не устояла, начала его гладить. Умница был необыкновенный.
Какая дружба у них завязалась с Оксаной - это надо было видеть! Они даже телевизор смотрели в обнимку: собака клала дочери лапу на плечо, а та обнимала Кузю за "талию". К сожалению, он прожил недолго - оказался уже немолодым, перенес инфаркт. Оксана давала ему нитроглицерин, делала уколы. Когда у Кузи болело сердце, он открывал рот и полз, подгребая передними лапами, к дочери: просил лекарство. Как такая собака могла попасть в "отлов"? Оказалось, что ее привела какая- то женщина, заплатила деньги и просила ни в коем случае не выпускать. Сами служащие этого заведения полагали, что это соседка по дому так напакостила хозяевам пса. Вот вам, пожалуйста, проявление все той же неоправданной жестокости - запросто обрекать замечательную собаку на верную гибель.
После Кузи появился английский коккер - спаниель по имени Бонифаций. Он вырос избалованным псом с довольно сложным характером. Я иногда думаю: почему у одних и тех же хозяев получаются разные собаки? Считаю, что заложенные в них гены едва ли не важнее воспитания.
Бони, например, очень любил "придуриваться". Одно время я действительно полагала, что он туповат.
Бони привык, что все приходящие в дом им восхищаются, гладят, стараются чем‑то угостить. По - моему, если бы в дом забрались бандиты, Бони и к ним пошел бы за лаской. Поэтому я старалась не допускать его к гостям. За это он меня и "наказывал". Правда, мужа, которого любил больше всех, он тоже однажды укусил: муж нечаянно наступил ему даже не на лапу, а на длинную шерсть на лапе.
Потом Бони очень каялся, извинялся, как только умел… Но это потом.
Бони встречал гостей по - разному. Перед одним он готов распластаться, хвостик вот - вот оторвется, а на других рычит. Но стоит только внести в квартиру теле- или кинокамеры, как он замирал в кресле и ждал, когда его будут снимать. Он любил сниматься, преданно смотрел в объектив и готов был дать лапу… Может, оттого, что был героем многих передач и журнальных публикаций, а может, знал, что кино - моя профессия.
Помню, у нас в доме снималась программа "В мире животных". Приехала группа. Операторы, звукооператоры, осветители, режиссер… Мы с Николаем Дроздовым сидим в двух креслах, Бони между нами на задних лапах, а передние положил одну на колени мне, другую - Дроздову. Идет съемка. И вдруг Бони поднимает ко мне морду и смотрит в глаза с такой нежностью и преданностью! Никогда в жизни он так на меня не смотрел. А тут, видно, "вошел в роль" и сам собой любовался.
Между прочим, у меня сложилось впечатление, что тщеславны бывают не только собаки. В одном из эпизодов фильма "Цыган" я должна была в сарае доить корову и при этом разговаривать с сыном. Корова меня не знает, загнали ее в чужой сарай… В этой ситуации она и копытом ударить может. Но доить я с детства умела, сделала все как надо: вымыла вымя, помассировала, после дойки вытерла… Всю сцену корова стояла спокойно. Потом я должна встать и выйти на крупный план.
Вдруг корова отталкивает меня и гордо становится прямо перед камерой. Съемка идет. Я осторожно отодвигаю ее, чтобы самой стать перед камерой. Она опять меня отталкивает и занимает мое место. Пришлось делать дубль. Дою - стоит спокойно. Подхожу к камере - мое место уже занято. Объясняйте это как угодно, а я убеждена: ей просто не хотелось уступать мне главную роль.
В "Цыгане" есть еще эпизод, когда мы с председателем колхоза едем на конезавод отбирать лошадей. Председателю сообщают, что его любимый конь Мальчик найден умирающим. Кто‑то (вероятнее всего, подростки) взял коня "покататься", безжалостно загнал его и бросил на произвол судьбы.
Так вот, точно такая же история произошла в жизни. На роль коня Будулая по кличке Гром нашли в колхозе красивое, сильное животное, попросили, чтобы его до начала съемок подкормили, побольше за ним ухаживали. Но когда пришло время забирать его на съемочную площадку, то выяснилось, что коня загубили. Его, так же как и Мальчика, загнали просто для потехи. Он ни для каких съемок не годился. Кстати, в таком же состоянии были и еще несколько лошадей из конюшни.
Срочно привезли из‑под Ростова другого коня. Но я приехала на съемку только накануне, и у меня совсем не было времени с ним познакомиться, заслужить его симпатию.
И вот первый эпизод: Клавдия на конезаводе неожиданно находит коня Будулая, Грома. С утра в день съемки я кормила коня сахаром, гуляла с ним, разговаривала. Но этого, конечно, было недостаточно. Ведь по сценарию я говорю Грому: "Чертяка! Признал меня!" - и Гром ко мне тянется. Но не хотел этот конь ко мне, чужой, тянуться. Пробовали снимать - ничего не получается. Больше того: кругом было полно мух, и конь, отмахиваясь от них, то и дело отбрасывал голову, как будто отстранялся от меня.
Стали мы думать, что делать. Наконец я придумала. Смочила ладонь водой, потом посыпала сахаром и овсом.
И конь это оценил. На съемке он ткнулся мордой мне в ладонь и начал слизывать угощение. С ладони, с пальцев. И вдруг, облизывая большой палец, он его ненароком прикусил. Я едва не закричала от боли - но идет съемка. Помогла сдержаться только сила воли - даже выражение лица не изменилось. Доиграла сцену и только за кадром наконец дала волю эмоциям. Палец был синий, распухший. У меня случился болевой шок.
Прошло несколько дней. Нужно снимать следующий эпизод.
По сценарию к Клавдии подходит дед Муравель и говорит:
- Такая красивая, а одна живешь… И я один… Может, поженимся?
А Клавдия смеется в ответ:
- Гром, как ты думаешь, идти мне за деда или нет?
Потом надо подойти к Грому и сказать ласково:
- Мы еще с тобой подождем немножко. Правда?
Получилось так, что я очутилась впереди, а конь за моей спиной.
Чувствую дыхание Грома, а потом он языком начал мне шею лизать и губами осторожно касается плеча. Меня охватил ужас. Я не забыла, чего стоила мне прежняя съемка, и внутри у меня все похолодело.
- Стоп! - крикнул режиссер. - Замечательно! Получилось так, будто Гром согласен. Но на всякий случай давайте снимем еще один дубль.
- Да вы что, - говорю я, - второй раз он точно так не сделает.
- А мы попробуем…
Во мне уже прежнего ужаса не было, я почувствовала, что конь меня не укусит.
И, представьте, Гром повторил все в точности.