"Зондеркоммандо", так же как и еврейская полиция в гетто, и еврейские "функциональные узники" в концлагерях, и выкресты-полицаи, и берлинские "грайферы", рыскавшие по городу по заданию гестапо в поисках соплеменников, и даже весь лагерь-гетто для привилегированных в Терезине или вип-концлагерь в Берген-Бельзене - все это лишь части того сложного и противоречивого целого, к которому в Израиле поначалу выработалось особое - и весьма негативное - отношение. Молодое еврейское государство испугалось своей предыстории и не захотело, а отчасти не смогло разобраться в страшнейших страницах недавнего прошлого. Идеологически поощрялся лишь героизм, и особенно - героизм убежденных сионистов.
Но даже это "не помогло" мертвому герою восстания в Аушвице - убежденному сионисту Градовскому - получить в Эрец Исраэль более чем заслуженное признание. Принадлежность к "зондеркоммандо" - это как каинова печать, и именно этим объясняется нежелание некоторых из уцелевших ее членов пойти на контакт с историками и дать интервью. Этим же объясняется и зияющее отсутствие этой темы в большинстве музейных экспозиций по Шоа.
Спрашивается: а возможно ли вообще сохранить в концлагере жертвенническую "невинность"? Каждый из правого ряда на рампе виноват уже тем, что не оказался в левом, ибо только эти жертвы - чистейшие из чистейших. Все остальные, если дожили до освобождения, наверняка совершили какое-нибудь "грехопадение". Выжил - значит пособничал, выжил - значит виноват.
На этом посыле и построено то уродство в общественной жизни Израиля, о котором упомянуто выше. В точности то же самое было и в СССР, для которого каждый репатриированный бывший остарбайтер и бывший военнопленный был чем-то в диапазоне между предателем и крайне подозрительной личностью. Добавим к этому, что СССР был единственной страной в мире, требовавшей от своих военнослужащих ни в коем случае не сдаваться в плен врагу, а биться до предпоследнего патрона, последним же патроном - убить себя!
В любом случае нацисты преуспели еще в одном: убив шесть миллионов, они вбросили в еврейство другой яд - яд вечного раздора и разбирательства, не исторического исследования, а бытового противостояния и темпераментной вражды. Только этой общественной конъюнктурой можно объяснить такие обвинения в адрес членов "зондеркоммандо", как их якобы прямой "интерес" в прибытии все новых и новых транспортов, то есть как можно более продолжительном и полном течении Холокоста. Только это, мол, страховало их жизни и сытость.
Так, Г. Лангбайн цитирует некоего Э. Альтмана, "вспоминающего" явно мифическое высказывание одного из "зондеров" (так иногда называли членов "зондеркоммандо"): "Aгa, неплохой эшелончик прибыл! А то у меня уже жратва кончается". (Как мог член "зондеркоммандо" заранее знать, что прибыло, и как мог Э. Альтман все это от него услышать: в пабе после работы?) Но этому, однако, нет ни одного подтверждения. Понимать связь явлений - это одно (и такое понимание имело место), а паразитировать на смерти и молиться на нее - это, согласитесь, другое.
Признавая на суде свои "ошибки", но так ни разу и не покаявшись сам, Хёсс, однако, нашел слова для ехидного осуждения евреев из "зондеркоммандо": "Своеобразным было все поведение "зондеркоммандо". Исполняя свои обязанности, они совершенно точно знали, что после окончания [Венгерской] "операции" их самих ожидает точно такая же участь, как и их соплеменников, для уничтожения которых они оказали столь ощутимую помощь. И все равно они работали с рвением, которое меня всегда поражало. Они не только никогда не рассказывали жертвам о том, что им предстоит, но и услужливо помогали при раздевании и даже применяли силу, если кто-нибудь ерепенился. <…> Все как само собой разумеющееся, как если бы они сами принадлежали к ликвидаторам".
Эти признания, возможно, послужили толчком (и уж во всяком случае - пищей) для теоретических построений итальянского историка и философа Примо Леви, который сам пережил Аушвиц.
До известной степени Примо Леви поддается на провокацию эсэсовцев, о которой он сам предупреждал: "Те, кто перетаскивает еврейские трупы к муфелям печей, обязательно должны быть евреями, ибо это и доказывает, что евреи, эта низкоразвитая раса, недочеловеки, готовые на любые унижения и даже на то, чтобы друг друга взаимно убивать. <…> С помощью этого института [ "зондеркоммандо"] делается попытка переложить вину на других, и самих по себе жертв, с тем чтобы - к собственному облегчению - их сознание уже никогда не стало бы безвинным".
И все же по существу Примо Леви не слишком сгущает краски, когда называет случай "зондеркоммандо" экстремальным в коллаборационализме. Он обратил внимание и на такой феномен, как своеобразное "братание" эсэсовцев, работавших на крематориях, с членами "зондеркоммандо": первые держали вторых как бы за "коллег", отчего - несмотря на свои истинно арийские котурны - эсэсовцы не считали для себя зазорным играть с ними в футбол, поддерживать сообща черный рынок и даже вместе выпивать.
Быть может, самым ярким проявлением этого Kameradschaft (сотоварищества) являлись отношения Менгеле и Нижли. Врач-эсэсовец, член партии, приказал (а на самом деле - доверил!) презренному жиду Нижли (тоже врачу) сделать аутопсию застрелившегося эсэсовского полковника. Подумать только: врач-еврей, которому согласно нюрнбергским законам и приближаться к немецкому пациенту запрещено, кромсает скальпелем драгоценную арийскую плоть! И где? В Аушвице!
9
Утонченная интеллектуальная констатация Леви феномена "братания" и условной коллегиальности между членами СС и "зондеркоммандо" не рассчитана на то, чтобы стать методологией. Уж больно она эксклюзивна и выведена из исторического контекста, в котором различие между теми и другими настолько огромно, что само это наблюдение и его эмпирическая подоснова едва-едва различимы.
Однако именно как методологию восприняла ее ученица Леви Регула Цюрхер из Берна: встав на ее рельсы, она и докатилась, пожалуй, дальше всех. Ничтоже сумняшись, она просто соединила членов "зондеркоммандо" и эсэсовцев на крематориях в некое общее, по-будничному звучащее, понятие - "персонал установок по массовому уничтожению в Аушвице". Конечно, разбирая по пунктам их "работу", их "быт", их "менталитет" и т. д., она рассматривает их раздельно, как подгруппы этой группы, но черта уже перейдена, и рельсы сами ведут куда надо. Возьмем критерий антисемитизма: ага, у СС - он есть, а у "зондеркоммандо" - нет. А вот критерии "жажды выжить", "стремления к обогащению": эти критерии, видите ли, есть у обоих подгрупп этого "персонала"! И еще они отличаются по степени "развязанности рук". И так далее…
Вместе же взятые, единые в этом и различные в том, они все равно формируют пресловутый "персонал". Так профанируется методология учителей!
Р. Цюрхер предлагает различать среди членов "зондеркоммандо" четыре подгруппы: а) потенциальные самоубийцы, б) борющиеся за жизнь любой ценой, но оправдывающие это тем, что им предстоит рассказать обо всем миру, в) организаторы подполья и повстанцы и г) "роботы", не сохранившие никаких человеческих чувств. Вместе с тем это никакие не типы, а разные состояния все одного и того же - состояния души членов "зондеркоммандо". Каждый из них, может быть, прошел через ту или другую комбинацию этих состояний, ставших для него своего рода этапами.
Результат же, к которому приходят Леви и его ученица, банален: наряду с "черной зоной" - местообитанием абсолютного зла - существует, оказывается, некая "серая зона", которую, со стороны СС, манифестирует, например, Курт Герштейн, а со стороны "зондеркоммандо", надо полагать, подготовители восстания.
Итак, в глазах многих евреев на членах "зондеркоммандо", как и на членах юденратов, лежит каинова печать предательства и соучастия в геноциде.
Именно эта установка на многие десятилетия была определяющей в отношении к "зондеркоммандо" со стороны широкого еврейского сообщества, а отчасти и со стороны историков. Развиваясь по законам черно-белого мифотворчества, это обстоятельство, безусловно, отразилось и на истории публикации их бесценных рукописей.
Но настоящей "серой зоной" была та общественная атмосфера, которая их обволакивала.
* * *
Разве перед селекцией на рампе и в бараке спрашивали у Градовского или Лангфуса, а не хотели бы они попробовать себя в такой новой для себя и "аттрактивной профессии" как работа в "зондеркоммандо" (с приложением должностных инструкций)? Выбор, который им тогда оставался, - это не выбор между 100-граммовой и 500-граммовой пайкой, а выбор между жизнью и смертью, между принятием навязываемых условий и прыжком в пылающую яму или гудящую печь.
И я не знаю, что сделали бы всеми уважаемые Примо Леви или Ханна Арендт, если бы они оказались на месте этих проклятых предателей и сопалачей. Прыгнули бы они в печь?
Осмелюсь напомнить, что именно члены "зондеркоммандо" - они, и только они - долго вынашивали и в конечном счете пусть спонтанно, но осуществили единственное в истории Аушвица-Биркенау восстание, все участники которого геройски погибли.
Что одним действующим крематорием после восстания стало меньше.
Что именно они оставили - написали и спрятали - самые многочисленные и самые авторитетные свидетельства о том, что там происходило (и не их вина, что до нас дошло всего лишь восемь из них).
"Зондеркоммандо" - это не штабная, а штрафная рота и ее члены- это штрафники, но рвущиеся в бой и надеющиеся на то, что кровью смоют с себя тот подлый позор, на который их обрекли враги, и еще на то, что весь мир признает и зачтет им не только их малодушие и преступления, но и их подвиги.
II. Уничтоженный крематорий: смысл и цена одного восстания
1. Диспозиция сопротивления: польский и еврейский центры
Как непосредственные носители главного людоедского секрета Третьего Рейха члены "зондеркоммандо" были априори еще более обречены на смерть, чем их жертвы. Прямых инструкций, предписывающих сменять "зондеркоммандо", скажем, каждые четыре месяца или полгода, не было - иначе бы немцы их строго исполняли, а в самих акциях исполнения прослеживалась бы более строгая периодичность, нежели это было на самом деле. Но угроза висела над ними каждый день, каждый час и каждую минуту. При этом немцы, конечно, ценили их опыт - живые они были им все же полезнее, чем безвредные мертвые; да и обучать новеньких в самый разгар запарки с венгерскими евреями было некогда.
Отсюда тактика, она же стратегия, самой "зондеркоммандо" - выбрать момент, восстать, вывести из строя печи и газовни, перерезать проволоку и прорваться за пределы лагеря, а там, там - на волю. В Татры, в Бескиды, например! К партизанам!
Иными словами, достойной целью восстания представлялся именно массовый и успешный побег. То же самое, к слову, было и в других лагерях смерти - Треблинке и Собиборе.
Кстати, о побегах. Сами по себе еврейские побеги были сравнительной редкостью - шансов на успешный побег у них практически не было. Без больших надежд на сочувствие и помощь со стороны окрестных поляков у евреев (даже у польских) не было и серьезных шансов уцелеть.
Не случайно едва ли не все успешные еврейские побеги пришлись на 1944 год. 5 апреля вместе с настоящим эсэсовцем Виктором Пестиком бежал переодевшийся в эсэсовскую форму Витеслав Ледерер, прибывший в Аушвиц из Терезина в декабре 1943 года: он добрался до Чехословакии, связался с подпольщиками, жил в укрытиях в разных городах и несколько раз тайно посещал Терезин. Там он встречался с членами еврейского Совета старейшин и рассказал им о том, что их ожидает в Аушвице. Но они не верили ему, а только качали головами и показывали почтовые карточки из мистического "Ной-Беруна" с датой 25 марта, а столь недостоверными и нелепыми байками они решили 35 тысяч евреев не волновать.
7 апреля 1944 года убежали словацкие евреи Рудольф Врба (настоящее имя Вальтер Розенберг) и Альфред Ветцлер; оба работали в Биркенау регистраторами. Переждав три дня в заранее подготовленном укрытии, они пошли вверх вдоль Солы, пересекли границу со Словакией и благодаря помощи случайно встреченных людей, 25 апреля благополучно добрались до Жилины.
Следующую пару составили Чеслав Мордович и Арношт Росин, причем Росин (№ 29858) - бывший и старейший член "зондеркоммандо" и, наверное, единственный, кому удалось от этой "чести" откупиться (он прибыл в лагерь 17 апреля 1942 года и после нескольких недель на строительстве лагеря в Биркенау был включен в "зондеркоммандо", но за взятку был переведен в качестве старосты блока в барак № 24). Они бежали 27 мая 1944 года - примерно по той же схеме, что Ветцлер и Врба. 6 июня их даже арестовали в словацкой деревушке Недеца, но приняли за контрабандистов (у них были с собой доллары) и отпустили, вернее, позволили местной еврейской общине выкупить их из тюрьмы и спрятать все в том же Липтовски Святы Микулаше.
Время от времени члены "зондеркоммандо" пытались бежать и со своих рабочих мест, но всегда неудачно. Особенно громким был провал побега пятерых во главе с французским евреем-капо Даниэлем Остбаумом, подкупившим охрану. Их поймали и вместе с подкупленным охранником, которого Остбаум выдал, казнили. Этот побег был использован как повод для очередной ликвидации "зондеркоммандо" в феврале 1944 года - и это та самая селекция, о которой пишет Градовский в "Расставании".