И вдруг звонит руководство - меня срочно аккредитуют на церемонию награждения конкурса "Серебряная камера". Там должен был появиться Лужков. Предупредили, что дадут мне двух операторов, а также две (!) "тарелки" [1] - для страховки: "Лишь бы ты взял этот синхрон" [2]. Моё телевизионное начальство долго было уверено - если есть хоть один шанс из ста, то я им воспользуюсь и пробьюсь к ньюсмейкеру, даже называли меня "тяжелой артиллерией". Не знаю, почему. К тому же не так-то это легко - иметь такой имидж, от тебя всегда ждут стопроцентный результат.
Но это задание мне было по душе. Раньше это была нормальная практика на многих телеканалах - если политик не идёт на контакт, отправляли на мероприятие, где он должен был появиться, съёмочную группу. Там это лицо вылавливали, под предлогом поговорить о происходящем, а потом начинали "пытать" по основным интересуемым темам. Перед включённой камерой политик был вынужден отвечать на эти вопросы. Комично, но что ж поделаешь: когда наши общественно-политическим деятели хотят попиариться или показать свою радость по поводу победы российской сочинской заявки на Олимпиаду-2014 года - "лезут в камеру" [3], но когда надо держать ответ за свои полномочия и должности - играют в кошки-мышки. Сейчас так телевизионщики "охотятся" лишь за представителями шоу-бизнеса. Современное телевидение полностью контролируется властью - если тот или иной политик что-то случайно скажет или сделает, не вписывающееся в идеологию "управляемой имитационной демократии", это всё равно не покажут.
В шесть часов вечера мы уже были на Остоженке в Центре оперного пения Галины Вишневской, где и проходила церемония награждения. "Серебряная камера" - это конкурс, который ежегодно проводит Московский дом фотографии под патронажем мэра Москвы. Такой госзаказ на фиксирование жизни современной столицы. Естественно, вкусы мэра и московских чиновников сказываются на уровне этого конкурса. Бывает там много сильных работ, но большая часть - предсказуемые, примитивные, однообразные. Очень ценятся имперские мотивы в фото из цикла "Москва - третий Рим". Но главный тренд - прославление политики Лужкова-благодетеля. То есть того самого бурного строительного и оформительского китча, который насаждает столичный мэр, упрямо, как маньяк, разрушая старый теплый город. Из цикла "Москва - второй Шанхай": новые небоскребы, лужковские новоделы, какие-то котлованы, рестораны и кабаки, витрины, неоновая реклама, счастливые лица детей, довольные лица спортсменов, признательные лица ветеранов и т. д. Москва барская, зажиточная, с брюшком, но и, якобы, духовная, благодатная.
Здесь был настоящий праздник - мы сразу оказались в сверкающем мире гламура и тщеславия. Дорогие машины перед входом. Женщины в шикарных вечерних платьях. Расслабляющая жизнерадостная музыка, дребезжащий звук бокалов, какофония богатых запахов. Сверкающие бриллианты, другие не сверкающие камни, которые выставляли как бриллианты. Толстые сигары, шампанское. Громкий смех. Что еще? Да. Натянутые улыбки, позирование перед телеоператорами, вспышки фотокамер для глянцевых журналов. Неестественные, показные и шумные объятия, поцелуйчики в обе щёчки. Богема, столичный бомонд, элита общества. Тусня, блин.
И разговоры соответствующие. Лёгкие, несерьёзные, праздничные. Про конкурс, про фотографии ни одного диалога не услышал. Были и серьёзные беседы - о деньгах. Здесь было очень много политиков, в том числе из исполнительной ветви власти. Ну и конечно шоу-бизнес и просто бизнес. Думают, что новые дворяне, в реальности - обычная дворня.
Операторов я предупредил - наша цель Лужок. Но они всё равно пошли "набирать картинку" - красок-то много. А я стоял один и думал: "А в чьих-то домах сегодня траур". То, что случилось 6 февраля для них - это не в Москве, не в их Москве. Параллельный мир. Они думают, что в метро ездят только лузеры. А лузеры у них вызывают брезгливость, как у тех, кто ездит в метро - бомжи. Медленно стал раздражаться. Стою и с ненавистью - чего скрывать - смотрю, жду появления московского мэра.
И вот мимо меня проплывает пара - Сергей Ястржембский, помощник президента страны, и Ольга Свиблова, директор Московского дома фотографии. Она о чём-то увлеченно объясняла ему, показывая в воздухе какие-то фигуры, и жеманно крутила широко раскрытыми глазами. Помощник президента поддакивал и похохатывал. Оба не забывали отхлебывать шампанского из бокалов…
Наверное, я был очень злой, потому что, увидев Ястржембского, неожиданно вспомнил, что он любитель пострелять животных. Убил, минимум, около сотни редких зверей: слона, льва, леопарда, носорога, буйволов, медведей, пум, антилоп, газелей. Не для пропитания - для развлечения. Оружием с оптическим прицелом. Они называют убитых невинных животных трофеями. Эвфемизм придумали, подонки - "добыть трофей". Не убить, а добыть. Ненавижу таких людей. Это не охотники, это изверги. Будет им приятно, если их самих, их близких, дорогих им людей будут отстреливать, да ещё и с оптикой, из автоматического оружия? Ну, так, для забавы. Получая удовольствие. Под гогот, свист, улюлюканье и алкоголь. Настигать на джипах. Добивать раненных. Глумиться над телами. Трупами. Их самих. Их близких. Дорогих им людей. Родителей. Над мамой и папой. Над их детьми…
Вдруг глаза Свибловой в процессе вращения наткнулись на микрофон в моей опущенной руке с лейблом телеканала.
- О! Вы же с НТВ? Не так ли, молодой человек? - встала она около меня. - А давайте Вы у Сергея Владимировича возьмёте интервью по поводу этого конкурса?
Тут они дали мне бесплатный урок непринужденного светского общения. Ястржембский стал, галантно - на его взгляд - перед ней дёргаясь, отговариваться. Она - картинно и громко его подбадривать.
- Оставьте, Оленька!
- Не бойтесь. Что же Вы?! Это будет очень интересно и необыкновенно. Ну же, Серёжа!
"Ещё Сержем его назвала бы…" - зло подумал я.
Не думаю, что Ястржембский боялся. Но ей подыгрывал. Дипломат. А я не стал врать.
- Ольга Львовна, - вспомнил её отчество. - Мы вообще-то приехали из-за Лужкова. Спросить его о взрыве на "Павелецкой". Уже пять дней прошло…
- Ах, - вскрикнула Свиблова. - Ах, вот как!
Директор МДФ раскрыла рот, склонила голову на бок и скосила глаза к переносице. И после этого у нее случилась драматическая истерика.
- Да что Вы себе позволяете?! Я вас, НТВ, больше никуда не пущу! - начала она с каким-то странным отчаянием, обидой в голосе. - Вы меня больше не обманете. Звонят, понимаете ли, аккредитуются у нас, снимают то, что им надо, а о самом мероприятии ничего не показывают. Что за бестактность журналистская!
Слова Свибловой у меня не вызывали никаких эмоций. Это создание - из другого мира. Она человек не злой, но настоящую кровь, наверное, видела только на фотографиях, выставляемых в её МДФ. Я спокойно смотрел на Ястржембского. А он каким-то равнодушным взглядом оценил меня с ног до головы и отхлебнул шампанского. Мы стояли почти вплотную друг к другу. У него было очень плохо выбритое лицо. Не щетина, нет - так бывает, когда бреешься холодной водой наскоро - где-то чисто, где-то торчат волоски. Меня передёрнуло. Лицо представителя власти. В голове промелькнула мысль, что он использует некачественные одноразовые бритвы.
- Как Вас зовут, молодой человек? - надвинулась на меня Свиблова и разбудила. - Вы меня слышите? Вы, журналист, - позвала она.
Я назвался. И тут осенило. Это же тоже представитель власти! Я непроизвольно коснулся микрофоном локтя Ястржембского, думая в этот момент, что камера не такая совершенная, как человеческий глаз, и скроет недостатки этого плохо выбритого лица.
- Извините, Сергей Владимирович? Я даже не подумал. Сейчас оператора позову и запишем. Какая у Вас информация есть про этот теракт? - и стал искать глазами в толпе моего оператора Колю Якушева, продолжая спрашивать. - Говорят, поезд…
- Да на.рать мне на ваш поезд! - очень спокойно, но твердо отрезал помощник президента и отхлебнул из бокала.
- Что?! - цепенею от услышанного.
И вдруг сразу же, почти бросив бокал с недопитым напитком на поднос проносившегося мимо официанта, Ястржембский теряет контроль.
- Да я что вам всем - не могу спокойно отдохнуть?! Я разве не человек?! Я просто пришёл на выставку, посмотреть фотографии, пообщаться с людьми, друзей повидать. А тут Вы со своими вопросами. Да идут ваши теракты и ваши поезда… Знаете куда?!
- Вы, молодой человек, к Сергею Владимировичу не лезьте, - набросилась с фланга Свиблова. - Сергей Владимирович занятой человек. Вы мне мероприятие портите.
Я был ошарашен. И закипел.
- Да что Вы говорите? А? - сжал кулаки и надвинулся на него. - Там люди погибли, а вы бегаете все как крысы! Да отдыхайте сколько хотите. Но вы политик. И во время таких ситуаций обязаны отвечать. Обязаны! Потому что люди ждут. Прошло уже пять дней. Вас назначали для того, чтобы вы делами занимались, а не прятались, когда вам захотелось. И про это Вы, Сергей Владимирович, не должны забывать никогда! Даже на толчке должны помнить об этом!
Ястржембский стоял, как вкопанный, и молча меня слушал. Я закончил, а он всё ещё беззвучно смотрел мне в глаза. Не знаю, о чём он думал. Может, представлял, как целится в меня из карабина с оптическим прицелом.
А все могло закончиться взаимными побоями, будь помощник президента немного безумнее. Спасла положение Свиблова. Она вцепилась в локоть Ястржембскому и поволокла его за собой. Видимо подумала, что перед ними псих. Все время оглядывалась, бросая на меня безумные взгляды, и что-то объясняла своему спутнику.
Я остыл и огляделся. Говорил я очень громко, и окружающие на меня смотрели с удивлением, с интересом, с опаской.
Подошёл Коля Якушев.
- Ты чё здесь стоишь? Чё это у тебя руки дрожат? - оператор критично меня оглядел.
- Устал я… Блин, когда этот урод, наконец, приедет?!
Скоро уже семь вечера, а Лужка всё нет.
Звонит "Секретариат" [4].
- Задание отменяется, - это Галя Шишкина.
- Что? Почему?
- Поругался опять? - игриво заговорила она. - Эх, Эльхан, Эльхан.
Откуда-то "Секретариат" почти всегда узнавал про мои приключения. Или же им отводилась роль вестника плохих новостей?
- Какое это имеет отношение?
- Да так. Просто… Тебе же с руководством говорить, - и вздохнула тяжело. - Уезжай.
- А Лужок?
Пауза. Вздох.
- Да не надо. Еще и с ним поссоримся.
Я шёл домой и спорил сам с собой.
"Да имеет политик право на личную жизнь! Имеет! Я же не спорю! На личную - имеет".
В тот же вечер, попозже, Юрий Лужков в программе "Лицом к городу" на ТВЦ сказал: "Нет смысла скрывать, что число жертв взрыва в метро может составить 50 человек". Но он тоже играл в какую-то свою игру и что-то себе выторговал. Потому что на этом всё и закончилось.
Даже сейчас окончательно неизвестно точное количество жертв - материалы уголовного дела засекречены. Полуофициально - то ли 41, то ли 42, то ли 43 погибших и более 250 получивших ранения. По обвинению в этом теракте - и во многочисленных других терактах и преступлениях - осудили в 2007 году членов "карачаевского джамаата". Их руководителем объявили небезызвестного виртуального Ачимеза Гочияева, на которого сваливали все крупные акции террора в стране после прихода Путина к власти в 99-ом до Беслана. Власти утверждают, что этот полулитературный персонаж прячется в Грузии.
Была ещё скандальная история весной того же года, когда московские власти вдруг отказались признавать этот взрыв в метро терактом, чтобы не платить компенсацию родственникам одной из погибших. Вот так.
А нам что? Нас терроризируют - а мы крепчаем. Среди жителей Москвы и других крупных городов страны укоренился психоз - многие до сих пор панически боятся ездить в метро из-за взрывов, особенно в первом вагоне поезда. А 14 марта 2004 года Владимира Путина избрали на второй президентский срок.
Нет, так правильнее - нас взрывают, а мы даже не крепчаем. Это теперь главное социально-политическое кредо россиян.
Начальство у меня по поводу этого инцидента с Ястржембским ничего не спрашивало, но я им повторил бы то же самое. Не сомневаюсь.
Source URL: http://ostankino2013.com/da-narat-mne-na-vash-poezd-lico-vlasti.html
Корпоративная этика без корпоративной солидарности, или Останкинские импотенты
1 июня 2004 года с НТВ выгнали Леонида Парфёнова, ведущего программы "Намедни".
Это был формальный конфликт. Из-за репортажа Елены Самойловой "Выйти замуж за Зелимхана", в котором ключевое место занимало эксклюзивное интервью с вдовой Зелимхана Яндарбиева Маликой. Материал для сюжета был снят ещё в начале мая, но руководство НТВ попросило Парфёнова его не показывать, на что тот согласился. Однако 30 мая показал материал в воскресном эфире "Намедней" на азиатскую часть России. После этого, днём у Парфенова был "тяжёлый разговор" с заместителем генерального директора НТВ по информационному вещанию Александром Герасимовым, который в письменном виде запретил давать материал в эфир на европейскую часть страны. Причина, как потом объяснял Парфенов, "распоряжение представителей российских спецслужб". Ведущий снова согласился, но на следующий день поделился документальным подтверждением цензуры на НТВ с газетой "Коммерсант", а ещё и прокомментировал - мол, всё же не согласен с мнением руководства телеканала. Получился скандал.
Нтвшное начальство назвало разглашение этой истории "нарушением корпоративной этики" и - наконец, найдя повод - избавилось от программы "Намедни" и его ведущего. Кстати, увольняли Парфёнова - процедурно - с соблюдением трудового законодательства: официально он оставался ещё два месяца сотрудником компании, то есть - как и требует законодательство - получалось, что его предупредили об увольнении за два месяца; выплатили компенсацию за неиспользованный отпуск, а также выходное пособие за два последующих после прекращения работы на НТВ месяца. Всё-таки звезда, а не паршивый редактор.
Конечно, Парфёнов и "Намедни" - это как курица, приносившая телеканалу золотые яйца. Это признавали и Герасимов, и гендиректор НТВ Николай Сенкевич - главные исполнители. Наверняка, понимали и заказчики - кремлёвские. Программа была имиджевой, высокорейтинговой. А рейтинг - это деньги. Около двадцати миллионов долларов в год от рекламы. Закрывать такую программу, терять такие доходы - это, конечно же, абсурд для нормального владельца, для нормального Совета директоров. Ну, не станете же вы громить и выкидывать с балкона ваш единственный банкомат, если перед тем как выдать деньги он немного "ломается".
Но я здесь не об этом. Я о ещё более грустном.
Лично я узнал об этом далеко неэкономическом решении руководства телеканала и страны от Ани Шнайдер, ведущей утреннего выпуска программы "Сегодня" и будущей супруги Алексея Пивоварова, ведущего вечернего выпуска программы "Сегодня". Вернувшись со съёмки поздно ночью 1 июня, столкнулся с ней у входа в главный ньюс-рум. Вернее, я столкнулся с её глазами.
Никогда такого не видел: огромные глаза-трагедия, глаза, видевшие Армагеддон. Ужас! Аж застыл перед нею, раскрыв рот. На голове волосы пришли в движение.
- Ты знаешь - Лёню уволили.
- Что?
- Не знаю, что делать? Не знаю, как вести выпуск? - она нервно царапала и ломала руки. - Что же теперь делать-то, а? Что же теперь будет, а?
И потекли слёзы. Крупные, тяжёлые капли. Она не замечала этого.
- У тебя же скоро эфир, Ань… - попытался её успокоить.
- Да какой теперь эфир?! Мне не до эфира сейчас. Руки опускаются.
И поплелась дальше. Опустив голову, сгорбившись, еле волоча ноги. Убитое горем приведение.
И здесь нет ничего смешного. Вообще, похожее состояние было у большинства. У многих, с кем в те дни разговаривал, было ощущение смерти близкого человека. Такая тоска, пустота внутри, в душе, от которой тяжело дышать. И дело было абсолютно не в Парфёнове, ведь. Это не "Лёню уволили". Не "Намедни" закрыли. Это всех журналистов "уволили" и "закрыли". Этой историей сломали всех на НТВ. Если уж ему рёбра переломали, то, что же могут сделать с остальными…
Вот ограбили вас. Или нанесли оскорбления, увечья. Что делаете? Идёте в милицию. Если милиции нет - ну, нет её и всё! - собираете друзей (или родственников) и начинаете мстить. Правильно?
Ну, ладно - другой пример. Не дай Всевышний, тяжело заболел близкий человек. Вы же не просто ходите рядом и причитаете, а действуете - "Скорая", больница, лекарства. Если врачи плохо работают, подгоняете их пинками. Если врачи сделали свою работу плохо… Собираете друзей (или родственников) и начинаете мстить. Правильно?
Или у меня не лады с оценкой окружающей действительности? Ну, пусть так…
Потом многие назвали увольнение Парфёнова главным телевизионным событием года, "самым ярким примером удушения свободы слова в нашей стране". Все возмущались. Шуму было много. Вот чего-чего, а шум был большой. И что? Возмущались-то возмущались. А делать что-то никто не собирался.
Конечно, репортаж о Малике Яндарбиевой - это был повод, чтобы уволить Парфенова. Но это был и повод, чтобы поставить Кремль на место. Вот так! Ни много, ни мало.
Известно, что сам Леонид всегда был противником каких-то массовых акций, протестов… Но это был не тот случай. Говорят, что даже жена Парфенова, Елена Чекалова - во многом благодаря её способностям он и состоялся как журналист, раскрылся как теле-талант - недоумевала: "Где же эти хвалёные "парфёныши"? Куда они попрятались?"
Так рассказывали. А вот, что я слышал и видел сам.
Пару дней вся редакция - от водительского отдела до "корреспондентской" - гудела. В совместных "перекурах" выкурено было в разы больше сигарет, чем обычно, и с глазу на глаз выпито было больше кофе и "покрепче". В основном, разговоры - полушёпотом. Все утренние газеты были разобраны, целлофановые упаковки, в которых в каждый отдел поступает пресса, валялись выпотрошенные на полу по комнатам. А обычно большую часть газет никто не читает, под утро уборщицы эти невскрытые пакеты уносят пачками.