Готовились мы на НТВ очень основательно. От общежития я отказался. Каждое утро в 4:00 за мной должен был приезжать нтвшный водитель, отвозить на стройку, высаживая где-нибудь во дворах, вечером привозить домой - чтобы я привёл себя в божеский вид - а потом везти в Останкино. Главная проблема таких миниатюрных скрытых камер - отснятый материал нельзя просмотреть и прослушать на месте. Чтобы понять - каким получился материал, хорошо ли записался звук, надо использовать специальный просмотровый монтажный плейер формата DVCAM. Знакомые леворадикалы, устраивавшиеся на заводы, стройки, будить современный пролетариат - как революционеры начала XX века - рассказывали, что особенно служба безопасности компании ДОН-Строй очень жёстко поступает с выявленными такими активистами. Некоторые из них бесследно - или почти бесследно - исчезали, с другими происходили несчастные случаи. Ещё активисты из леворадикальных групп утверждали, что если несчастный случай происходил с гражданами России, то об этом милицию вынужденно ставили в известность: дескать, вот тело, кто такой - не знаем, трудовых отношений, подкреплённых договором, с нами не имеет. Но если гибли мигранты, особенно из стран Центральной Азии, то старались тут же на стройке спрятать - в стену замуровать, закопать на территории. В "лучшем" случае тихо отослать останки несчастного на родину, свалив все расходы на земляков погибшего.
Мы не могли положиться на высокоразвитый интеллект сотрудников службы безопасности Триумф-Палас - про их жестокость и безнаказанность рассказывали леворадикалы - они могли и меня принять за неореволюционера. Один из сотрудников "Итоговой программы" Катя Соколова постоянно была со мной на связи. Если меня обнаружат, она должна была сразу звонить и руководству стройки, и в милицию. Когда мы с ней обговаривали эти нюансы, я очень красочно себе представлял всё это: вот меня вначале долго бьют несколько человек - руками, потом ногами, может и строительными инструментами, вот куда-то дают знать по рации, вот, не слушая моих возражений и доводов, тащат сбросить с какого-то высокого этажа стройки или, например, в шахту лифта, вот я упираюсь, и вот снова по рации что-то им сообщают и они прекращают. Или не прекращают…
Первый мой рабочий день мне вначале очень понравился. В нашей бригаде, помимо меня, было ещё три человека. Дяде Мише тогда было лет 45. Такой характерный типаж из глубинки. Простой мужик с хитрецой, легко просчитываемой. Раньше работал в совхозе, теперь кормится огородом и сезонными заработками. Если бы не его лень, был бы очень обеспеченным. Мастер на все руки, но сделает всё, чтобы не работать, а главное для него, как он сам мне объяснял - успеть что-нибудь ещё и присвоить в собственность на очередном рабочем месте. Такие люди в своё время создавали народное хозяйство Союза, а потом в 90-ые сами это и разворовывали. Потерянное поколение патерналистов, принцип - "Сколько у государства не кради, своего не вернёшь".
Ване было тогда восемнадцать. Человек в жизни пока чётко не определившийся - такие под влиянием одних друзей становятся простыми работягами, а под влиянием других - мелкой гопотой, попадающихся по глупости. Находился на пике полового созревания. На стройку в Москву приехал "из-за любви". Как он мне объяснил, в столицу уехала поступать в ПТУ девушка с соседнего двора, которая ему нравилась. Ко мне он сразу привязался - с моего корпоративного телефона он постоянно звонил каким-то дамам, посылал простые и очень откровенные по содержанию смс. Ваня и дядя Миша были откуда-то из-под Калуги, друг другу приходились родственниками.
И наш бригадир Орузбай, человек по-восточному мягкий. Вечно где-то пропадал, в поисках что-нибудь спионерить. Дядя Миша восхищался его карьерными успехами: "Ты смотри - узбек, а, говорят, всего за четыре года в Москве из штукатурщика стал здесь бригадиром". Орузбай мне сразу объяснил, что зарплату могут задерживать, но половину он всё равно должен будет забирать: "Надо со всеми делиться. Мне тоже не всё дают". Зато обещал мне карьерный рост, мол, лет через пять тоже могу стать начальником: "Ты по-русски умеешь говорить". Ещё он со значительным видом рассказал мне, что то ли на третьем, то ли на четвёртом этаже - сейчас не помню - этого здания купила квартиру сама Алла Пугачева.
Все эти люди были трогательны в откровенности своих мыслей. Они мне очень понравились. Это тебе не Останкино с обязательными интригами.
"Штаб" нашей бригады находился в одной из огромных квартир на третьем этаже. Мы должны были заниматься её штукатуркой, но у нас пока не было даже инструментов. В такой же комнате по соседству был сортир. Когда-то здесь будет шикарная пятикомнатная квартира, а пока все рабочие с нашего этажа приходили сюда справлять большую и малую нужду и выкидывать мусор: хочешь - в гостиной, хочешь - в спальной или в детской, а хочешь - прямо в прихожей или на кухне. Прямо на пол. Ходить надо было как по минному полю. Такая месть пролетариата угнетателям.
В квартире напротив жила какая-то огромная семья из Средней Азии. Бегали, играли в классики веселые полуголые дети, женщины что-то готовили, стирали. Я заглядывал в дверь - ковры на полу, матрасы, одеяла, подушки, что-то даже на стене висело. Глава семьи, мне рассказали, работал не на стройке, а где-то на рынке торговал. Будет потом хвалиться, что в Триумф-Паласе квартиру снимал.
Как только Орузбай ушел, дядя Миша продекларировав: "Будут материалы, тогда подумаем", забаррикадировал изнутри входную дверь в "штаб". До полудня мы подремали, поговорили, попили чаю в емкостях из обрезанной пластиковой бутылки, опять подремали, ещё поговорили. Несколько раз нас окликали, но мы молчали.
Ежедневно рабочим выдавали по 50 рублей на питание. На весь день.
- Когда будут давать деньги, выйдем, - научил меня дядя Миша.
В обед пришёл Орузбай и сказал, что "на еду дадут завтра". Пошли с дядей Мишей в магазин рядом со стройкой. Он смущенно попросил у меня в долг 10 рублей.
- А что так мало-то?
- Хлеб надо нам купить? Я из дома целый мешок картошки привёз. Будем её на обед здесь кипятильником варить.
- Что на обед хлеб с картошкой? И все?
- Ну, ещё и чай есть. Сладкий.
Пришлось, несмотря на уговоры дяди Миши, накупить нам немного еды для нормального обеда. Ему было жалко неопытного "студента", тратящего в первый рабочий день свою "стипендию".
После обеда пошёл погулять по стройке. Это там, снаружи рабочие психологически подавлены незнанием языка и суетливой, надменной ко всем приезжим Москвой, а здесь "витал дух свободы". Тут был целый город со своими законами. Милиция и сотрудники ФМС на территорию стройки не заходили по договоренности с владельцами. У меня была ассоциация со строительством Вавилонской башни. Языки всего бывшего Советского союза. Мат в основном на русском. Одни что-то делали, другие ломали что-то уже сделанное другими, кто-то куда-то что-то тащил. На меня никто не обращал внимание. Вообще, у меня возникло ощущение, что в полную силу здесь никто не работал.
На балконе одного из этажей увидел пожилого мужчину. Подперев голову рукой, он с грустью смотрел куда-то в сторону Ленинградского шоссе.
- Извините, я здесь новенький. Первый день работаю, - прервал я его размышления, мельком глянув на индикатор записи камеры.
- Да? А кем работаете, молодой человек?
- Разнорабочим. Я ничего в строительстве не понимаю. Студент я.
- Не волнуйся. Здесь большинство ничего не умеет. Захочешь - научишься.
- Как так не умеют?
- А вот так. Сюда набирают людей, не имеющих нормальной специальности. Вот я - электрик. Я сам москвич. У меня стаж на городских стройках - тридцать лет, но постоянно до сих пор учусь чему-то. Ну и как я могу работать нормально, если другие не могут. Вот провёл электропроводку, ребята потом сделали штукатурку. Ага, ровно - значит, сойдет. А как сделано, будет ли также ровно через несколько лет - никого не волнует? Пришёл хозяин будущей квартиры и устроил скандал - разбирается в строительстве. Говорит: "Делайте заново". Ну, и наши начали ломать. Придётся и электрику мне заново делать.
Электрик-москвич отвернулся. Потом опять о наболевшем:
- По десять раз одно и тоже строят и ломают. Вот, смотри, - и показал с балкона на группу рабочих разрушающих готовую гранитную ограду у одного из подъездов (я на них ранее обращал внимание). - Вот сделали, не подумав. Теперь ломают. Второй раз уже. Вот так каждый день, в нескольких местах. Элитное жильё, блин, называется.
- А кто здесь в основном работает? Откуда?
- Больше трети - россияне из периферии. Москвичей единицы. Остальные - украинцы, белорусы, узбеки, армяне, молдаване. Таджиков очень много. Нормальных строителей здесь нет. Нормальный сюда не придёт, а если придёт - потом убежит. Остальные очень плохо работают. Я этих ребят, - показал он на группу рабочих из Средней Азии, - тоже не виню. Они работают сверх смены. За талон на еду. В унизительных условиях. Будет он в такую работу душу вкладывать? Нет, конечно…
- А несчастные случаи здесь бывают?
- Постоянно. Погибших - пять-шесть человек в месяц. Бывает и больше. Последней погибла молодая девушка-киргизка. Свалилась в шахту лифта.
- А почему?
- Технику безопасности никто не соблюдает. И никто от них и не требует.
- Это же уголовное преступление…
- О чём Вы говорите, молодой человек? Нет ничего такого. Здесь всё схвачено у них, у владельцев. Чтобы тело на родину отправить - земляки сами скидываются. Начальство даже не помогает. Здесь люди - как рабы. Если даже москвичам зарплату задерживают, не страхуют. Так что говорить об остальных. Вот закончу свои дела, получу деньги и уйду на другую стройку. Со мной здесь до сих пор трудовой договор не заключили. Все обещают и обещают. Драпать надо отсюда.
Я походил ещё по стройке, поснимал как криво клали кирпичи, как потолки в одном из коридоров площадки отделывали дешевым пластиковыми панелями. И вдруг заметил, что батарея в скрытой камере уже закончилась. Что отснялось и какого оно качества - неизвестно.
У нашего "штаба" стоял Орузбай.
- Ты где был?
- Заблудился я здесь…
- Иди Ване помогать.
Ваня страшно матерился. Потом стал материться и я. Нам с ним, как самым молодым, и ещё нескольким армянам из другой бригады дали задание очистить на одном из этажей квартиру, которая выполняла роль туалета. И было видно, что успешно выполняла эту роль уже несколько месяцев. Говорили, что через пару дней должна прийти, как сообщил Ваня, "какая-то богатая баба", хозяйка этих хором. Вот бригадиры и спохватились. Надо было квартиру очистить, а еще и проветрить.
Это была самая грязная работа за всю мою трудовую деятельность на НТВ, да и в жизни тоже. В обычной ситуации я бы послал кого угодно, предложи он мне делать такое. Но я ещё не всё отснял, что мне надо было для репортажа - даже не знал, какого качества видео у меня уже есть. "Ничего, надо в жизни всё пережить. А кто-то этим каждый день занимается. А в Сомали еще хуже живут!" - так я себя успокаивал, работая то штыковой лопатой, то совковой, а иногда еще и ломом. Вообще, я был уверен, что мы и за месяц не уберём в той квартире. Но к семи часам вечера всё закончили.
А вот водитель с НТВ долго не хотел пускать меня в машину из-за неприятного запаха. Зато в ту ночь я спал самым крепким сном без сновидений.
Четыре утра. Так рано вставать на работу - это пытка. Как же некоторые могут в такое время вылезать из теплой постели? В четыре утра я иногда только ложусь спать.
Очень интересно наблюдать за реакцией людей - вернее, как она меняется - на твой внешний вид. Утром шёл по дворам и ловил на себе странные враждебные взгляды ранних собачников. Какая-то заспанная девушка студенческого вида, выгуливавшая своего белого пуделя, слишком ухоженного, с бантиком на голове, презрительно посмотрела на меня, когда я её спросил: "Как правильно пройти к этой стройке?", и отвернулась. Ещё и резко притянула к себе за поводок ряженую собачку-аристократа.
Приближаюсь к стройке. И вдруг вижу такую картину. В одном из дворов столпилось около 80 человек. Все мужики. От 25 до 50 лет. Русские, белорусы, украинцы, армяне, узбеки. Это мои "коллеги" со стройки. Пакеты с рабочей одеждой под мышкой. Жмутся друг к другу. О чём-то подавленно тихо переговариваются. Некоторые с опаской выглядывают за угол дома. Все наготове - сейчас кинутся врассыпную.
Подхожу к ним. Выглядываю из-за угла. Небольшая улица идет прямо к входу на стройку Триумф-Палас. Расстояние - метров 200–300. А прямо посередине улочки наряд ППС в старом жигулёнке.
- Не ходи, парень? Там уже одного киргиза поймали.
Как же я тогда разозлился. "Плевать мне на эту съемку". Пошёл прямо на них. "Давайте, парни, давайте. Я вам сегодня весь день испорчу. Потом в отделении сами будете при своём начальстве извиняться".
С заднего сидения с интересом смотрел на меня тот самый неудачливый киргиз. А бравые "бойцы" передо мной, не сговариваясь, расступились. Видимо что-то в моих глазах они прочли такое, что как загипнотизированные провожали меня взглядом. "Ну да. Вы же привыкли к сбивчивым оправданиям".
Это кто - преступники? Да люди своим потом зарабатывают деньги. Что же вы над ними издеваетесь? Последние копейки отбираете. Вот такие, как они, и есть мусор. Убедить человека в том, что он что-то нарушил, а потом срубить с него денег. Очень мужественно!
Киргиза этого потом отпустили. Его бригадир собрал с земляков "штраф" и отнес в отделение. Я выяснил, что автобус с рабочими из общежития подъезжает не прямо к входу на стройку - как бы ни просили рабочие - а останавливается где-нибудь во дворах. Видимо такая договоренность между администрацией стройки и ментами. Ну, это общероссийское изобретение - так и с гражданами страны поступают. Только не так прямолинейно.
На нашем этаже разговорился с группой рабочих из Средней Азии. Они сидели на корточках или прямо на бетонном полу. Вид у них был очень удручённый. Сказали, что таджики. Оказалось, что их бригадир ходил только что хлопотать за них в отдел кадров.
- Нам не платят уже шестой месяц. Дома дети, жёны, родители без денег. Не знаем, что делать. Даже уехать на Родину не можем.
- А на что живёте?
- 50 рублей в день дают. А зарплату мы всё равно здесь не тратим. Домой посылаем.
- А часто здесь зарплату задерживают?
- Раньше иногда - два-три месяца не платили. А сейчас почти половине рабочих не платят полгода. У людей чести не осталось. Обманывают, ругаются… Мы же работаем, не воруем. Особенно к нам, таджикам, вообще, как к рабам относятся.
- Ну пожалуйтесь куда-нибудь.
- А куда? Мы даже не знаем куда.
- В милицию, прокуратуру.
Таджики переглянулись и засмеялись.
- Ты, наверное, только недавно в Москве, да? Ещё ничего не понимаешь. Милиция… От ментов бежать надо. Поймают, штраф надо будет платить. Побьют ещё. У нас друг был здесь - Идрис. Его забрали менты, три месяца ничего не известно. Убили его, наверное. Он дерзкий был, глупый. Даже в общежитие не ездим.
- А где же вы живете?
- Здесь живём - на стройке. У нас регистрации ни у кого нет. Нам сказали - раз вы здесь на стройке живёте, значит, всегда работать будете.
- То есть 24 часа в сутки? И в выходные?
- Да, в любой момент. Иногда ночью тоже спать не дают - что-то разгрузить, перетащить…
- Сходите в своё посольство. Пожалуйтесь туда.
- Мы тут ничего не знаем. Москву видели только со стройки и из окна автобуса по дороге в общежитие.
Уже в начальной стадии строительства (годы стройки 2001–2006) будущие квадраты в Триумф-Паласе стоили от 1500 до 3500 долларов - при площади квартир 100–400 кв. м. Нереальные суммы! А людям удерживали кровно заработанные гроши. Бедолаги. Их было очень жаль. Их проблемы, их существование здесь никого не волнуют. И что им делать? Может, наркотиками торговать? О, вот тогда они сразу всем станут интересны. Их активно станет обвинять всё правильное общество, вешать на них всех собак.
Этот мир - рядом с нами. Мы считаем, что мы люди цивилизованные, растим детей на добрых сказках, рассуждаем о постиндустриальном обществе высоких технологий. Но, в то же время, гоним от себя мысли о такой жизни по соседству с нами. Мысли о рабах. Мысли о том, что кто-то живёт в день на 50 рублей. Мысли о том, что мы сами также активные участники этой системы неорабовладельческого общества, нам тем более неприятны. Персонажи Эмиля Золя наши соседи. Но нам неприятно замечать их. Одни пресыщены и не знают, куда потратить деньги, а другие горбатятся за копейку, которую тоже не дают. Подумайте, сколько проклятий приходится на один квадратный метр вашей квартиры в новостройке.
Трудовые мигранты. Уничижительно - гастарбайтеры.
Хорошо, кавказцы плохие… Согласен, о своих земляках. Буду о них говорить. Азербайджанцы люди неуживчивые, пылкие, странные. Всем мешаем активностью - не любите нас. Завидуйте. Мне всё равно. Нормально.
Но откуда негатив в отношении выходцев из Средней Азии? Пренебрежительная брезгливость к ним - откуда? Согласен - не у всех в России этот грех на совести. Но масштабы, масштабы!
Ведь, предки скольких нынешних россиян спаслись в эвакуации во время Второй мировой войны - у "этих" таджиков, узбеков, киргизов, казахов. Скольким людям они помогли выжить, подарили жизнь - теснились в своих жилищах-каморках, отдавали последнее, отбирали у родных детей. Одежду, еду. Одеяла, бельё. Поспрашивайте у своих бабушек и дедушек, которые прошли через эвакуацию - их было несколько миллионов. Да, и Азербайджан принял массу беженцев - ну, да ладно, нас ненавидят априори. Нормально.
Но хотя бы к ним-то можно по-человечески. И дело не только в том, что помогали, потому что было одно государство и "куда бы они, эти среднеазиаты, делись - боялись". Люди отдавали последнее сами. Квартплату не взвинчивали. Регистрацию на улице Ташкента не требовали. Бандиты, переодетые в форму сотрудников правоохранительных органов, похитив, в спецприёмниках Бишкека-Фрунзе не пытали, выкуп не выбивали. Смелой толпой в центре Душанбе на одного не набрасывались. Национальные марши с погромами не устраивали. Зарплату не задерживали, и не отбирали. Не боялись. Нет, не страх был тогда. А сочувствие, сострадание.
После обеда взобрался на один из самых последних этажей здания. На одном из них обнаружил двоих отчаянных узбеков. В окно торчала четырехметровая двутавровая балка-швеллер. Один конец её был примитивно прикреплён к упору в пол с этой стороны окна - со сложно-примитивным механизмом из железок, балок, верёвок, проволоки. На другом конце балансировал без всякой страховки один из узбеков-сварщиков и что-то творил. Другой его земляк из комнаты подавал ему инструменты, периодически забираясь на швеллер. Под ними было почти 50 этажей - больше 200 метров до земли. А они спокойно болтали, перешучивались.