НАЛЕТ
Вечером мы разбирали тактику действий "Фокке-Вульфов-190" и "Хейнкелей-111". Уже совсем стемнело, когда летчик Тернюк вдруг крикнул:
- "Хейнкели"!
Я тоже увидел группу "хейнкелей". Три самолета приближаются к аэродрому. За ними - шестерка.
Сначала мы даже не поняли, в чем дело. Неужели налет в такой поздний час?
Но вот Ольховский подает команду:
- Все по щелям!
Вылетать поздно. А "ночников" все еще нет. Наш полк на аэродроме один.
Враг стал сбрасывать бомбы. Мы не успели добежать до щели - кто-то крикнул:
- Ложись!
Бросились ничком на землю. Послышался свист бомб. Как же мы бессильны на земле! Сейчас нас всех и наши самолеты разнесет в куски! Гремят взрывы. Земля дрожит: тебя словно подбрасывает. Лихорадочно считаю: 9 самолетов сбросят по 12 бомб. Всего 108 бомб. Многовато! Со свистом разлетаются осколки, взрывная волна сотрясает воздух. Дым застилает все вокруг.
За первой группой заходила вторая. Казалось, прямо на нас. Мы вскочили, побежали дальше. И снова свист, и чей-то громкий крик:
- Ложись!
И снова все ничком бросились на землю.
"Хейнкели" освободились от груза бомб и быстро уходили в темноте. Стало тихо. Мы вскочили, окликая друг друга. Все живы, все уцелели. Даже никто не ранен! Побежали на стоянку. Какое облегчение, какая радость: в сумерках вырисовываются очертания наших самолетов! Целы и невредимы. Только несколько получили повреждения. Снова у противника неудача - бросил бомбы с недолетом. Фашисты явно спешили, просчитались.
- Хотели фрицы в отместку нас разбомбить, а мы теперь еще злее будем, - говорили летчики.
Уже в полной темноте мы погрузились в автомашины и поехали на ночлег в город.
За ночь на летном поле заровняли несколько больших воронок.
Таких налетов с тягостных дней гибели Солдатенко у нас не бывало. Мы стали еще шире рассредоточивать самолеты. Вскоре к нам прилетел истребительный авиаполк "ночников": днем над аэродромом барражировали мы, ночью - они.
Противник, почувствовав удары истребителей нашего полка, явно собирался вывести аэродром из строя, но это ему так и не удалось.
"БЕЙТЕ ФАШИСТОВ!"
Барражируем четверкой над линией фронта. Напряженно слежу за воздухом, особенно в направлении Ясс. На земле - жестокие бои. Воздушный враг не появляется. Срок барражирования истекает, и я беру курс домой. Возбуждение, которое охватывает летчика перед боем, проходит, и теперь ощущаю только усталость: сегодня это уже третий вылет. Да и длительное ожидание противника утомляет больше, чем сам бой.
Вдруг слышу свой позывной. Узнаю голос подполковника Борового:
- "Сокол-31"! "Сокол-31"! Фашисты прилетели. Они сзади вас, ниже. Бейте их!
Подаю команду:
- Разворот все вдруг!
Молниеносно разворачиваюсь на 180 градусов. Усталости как не бывало.
К линии фронта приближаются девятка "хеншелей", а повыше - четыре истребителя.
"Хеншель-129" - двухмоторный самолет. Мы называли его "пародией на штурмовик". Стрелка на нем не было. Летчик видел только то, что делалось впереди, и не мог следить за хвостом своей машины. "Хеншель" можно было легко сбить сзади. Поэтому его всегда сопровождали истребители.
Я взглянул на бензомер - горючего маловато. Но можно дать короткий бой и дотянуть до аэродрома.
"Хеншели" строятся в круг, готовясь штурмовать наши войска. Один уже заходит на штурмовку.
Командую Брызгалову:
- Парой связать боем истребители! - а сам четверкой сверху сзади стремительно бросаюсь на врага.
Прицеливаюсь. Дистанция подходящая. Открываю огонь. Самолет загорелся. Спасаясь, отвернул от нас и упал в свое же расположение, недалеко от переднего края. Вспоминаю пожар на своем самолете и быстро отваливаю в сторону.
Раздается спокойный голос Борового:
- Молодцы! Внимание, сзади второй "хеншель" заходит на штурмовку. Бей! Не теряй ни секунды!
Снова разворачиваюсь. Точно с тем же курсом заходит на цель второй "хеншель". Снижается, готовясь к штурмовке.
Все летчики на месте. Брызгалов связал боем истребителей.
Подаю команду по радио:
- Не допускать врага к штурмовке войск!
Стремительно захожу сверху сзади, в хвост "хеншелю". Даю очередь с такой же дистанции. Второй "хеншель" вспыхивает и падает неподалеку от первого - в овраг. Я еле успел отвалить.
- Так их! Бейте фашистов! - слышу голос подполковника Борового.
Вижу - Брызгалов отогнал истребители противника. Мухин держится рядом со мной. Разворачиваюсь.
- Где же остальные? - спрашиваю по радио.
- Драпанули, - отвечает Боровой.
Возвращаемся на свой аэродром. В этом скоротечном бою большую роль сыграла команда подполковника Борового, заместителя командира братской авиадивизии, летавшей на "ЯКах".
В дни ожесточенных боев севернее Ясс он часто бывал на рации, которая разворачивалась на переднем крае близ КП командира соединения наземных войск. Подполковник сообщал нам о воздушной обстановке, своевременно наводил на противника, подбадривал, подсказывал более выгодные направления атаки. И его команды по радио помогали вовремя обнаружить противника, прикрыть войска.
Когда ведущему помогают оценить воздушную обстановку и он знает, где враг, ему легче своевременно построить нужный маневр и занять выгодное положение для атаки. Слово с земли часто решало исход боя.
МУЖЕСТВО
На западном направлении войска нашего фронта ушли к предгорью Карпат. А сюда, севернее Ясс, противник стянул крупные силы, тщетно пытаясь столкнуть наши войска на левый берег Прута.
Фашисты перешли к тактике более массированных налетов, действовали смешанными группами. Воздушный враг стал еще расчетливее, еще хитрее, и советским воинам на земле особенно нужна была сейчас помощь истребительной авиации.
Работа в полку кипела ключом. Казалось, напряжение доходит до предела. Как всегда, в дни ожесточенных боев гул самолетов стоял в воздухе с рассвета до темноты.
Буквально не вылезая из самолетов мы провели 1 Мая и в тот же день получили приказ перебазироваться за рубеж, в район Табэра.
Жарким утром летим вслед за флагштурманом в Румынию.
Позади осталась наша государственная граница. Приземлились на аэродроме, покрытом яркой весенней травой, замаскировали самолеты. С нами сел и полк штурмовиков. Неподалеку - деревня Табэра, утонувшая в садах. Крестьяне встречают нас сердечно, и, не зная языка, мы понимаем, что они благодарят нас за избавление от фашистского ига.
И снова, даже не передохнув, поднимаемся в воздух. Вылетаем на прикрытие в район Тыргу-Фрумос - важный участок западнее Ясс. Там противник тоже пытался нанести контрудар.
Уже хорошо зная тактику врага, летаем на средней высоте, чтобы отразить налет "Юнкерсов-87", но, если появятся "хейнкели", занимаем высоту; если же "хеншели", так называемые штурмовики, - камнем несемся вниз.
Мы уже научились большой группой и стремительно набирать высоту, и пикировать. И здесь нам помогают команды с земли, нацеливая на воздушного врага.
Несмотря на все ухищрения фашистов, господство в воздухе за нами.
Как-то вечером шестерка истребителей под командой Кирилла Евстигнеева прикрывала войска над линией фронта. Все было спокойно. И вдруг команда подполковника Борового:
- Внимание! К переднему краю приближается восемнадцать "мессершмиттов".
Вражеские летчики намеревались навязать бой шестерке Евстигнеева, оттянуть в сторону и расчистить путь своим пикирующим бомбардировщикам. Все это по опыту знал Евстигнеев. Он решил принять бой, провести его стремительно, накоротке. И передал по радио команду:
- Атакуем, орлы!
Ведомый Евстигнеева, младший лейтенант комсомолец Михаил Попко, старался надежно прикрыть командира. Молодой летчик неотрывно следил за его самолетом и за действиями противника.
Внезапно Попко почувствовал запах гари. Кабина самолета стала наполняться дымом, от него слезились глаза, першило в горле. Он оглядел кабину. Дым валил снизу, из-под сиденья. Очевидно, в парашют попала зажигательная пуля.
Его охватило неприятное чувство: вот-вот вспыхнет пожар, а парашют испорчен. Но некогда было думать об этом: ведущего атаковал фашистский истребитель и Михаил ринулся на выручку командиру.
Когда атака была отбита, Попко снова оглядел кабину. Тлеет обивка сиденья, но огня не видно.
Летчик неотступно следует за самолетом Кирилла Евстигнеева, уверенно управляет машиной: кидает ее из стороны в сторону, круто ведет вверх, выравнивает, бросает вниз. Он даже забыл, что в кабине пожар.
Но вдруг он почувствовал, что очень жжет спину: значит, тлеет одежда. Ему стало страшно, но усилием воли он превозмог и страх, и боль. Михаил прижался к бронеспинке, пытаясь затушить огонь. Но когда он круто повел машину вниз, его оторвало от спинки. Затушить огонь не удалось.
Михаил понимал, что из боя выходить нельзя - ведь за ним вышел бы и командир. В группе появится уязвимое место, и противник непременно этим воспользуется.
Все труднее становилось управлять самолетом. Очень мешал дым, но нельзя было открыть фонарь: от струи свежего воздуха огонь разгорелся бы и охватил весь самолет. Как во сне Михаил услышал команду Евстигнеева:
- Прикрой! Атакую!
Стремительный маневр, и Евстигнеев сбил фашистский истребитель. Но к хвосту его самолета пристроился другой "мессершмитт". Михаил нажал на гашетки, и противник отвалил. А Евстигнеев настиг врага и сбил его. Попко заметил, что в стороне кто-то из товарищей расстрелял еще одного фашиста.
Противник дрогнул. "Мессершмитты" стали постепенно уходить.
Теперь Михаилу можно было подумать о спасении жизни и самолета. Условным сигналом он попросил у командира разрешения выйти из боя. И тотчас же повел самолет к аэродрому. Он видел, что вслед за ним полетел и Евстигнеев. Теперь командир прикрывал ведомого.
До аэродрома оставалось всего лишь несколько километров, но молодой летчик почувствовал, что машину он не доведет. Ему становилось все хуже. Спину мучительно жгло, дым разъедал глаза.
Нельзя было бессмысленно рисковать, и он снизился. Сквозь пелену дыма летчик различил крестьянские домики, сады и за ними зеленел обширный луг.
Михаил напряг всю свою волю и повел машину на посадку. Приземлился благополучно. С трудом открыл фонарь и выбрался из кабины.
Евстигнеев прошел над ним на бреющем, развернулся и на предельной скорости понесся к аэродрому за помощью.
Когда санитарная машина подъезжала к лугу, Михаил на боку лежал в тени под деревом. Вокруг стояли румынские крестьяне. Один из них поил летчика водой из фляги; невдалеке виднелись остатки сгоревшего самолета.
Ребятишки первые приметили санитарную машину и побежали ей навстречу.
Крестьяне радостно встретили врача, наперебой что-то рассказывали по-румынски, с уважением глядя на нашего боевого друга.
Михаил, морщась от боли, сказал, что крестьяне помогли ему и, если б не их заботы, пришлось бы очень трудно.
Санитары перенесли Михаила в машину. А когда она тронулась, за ней побежали и взрослые, и дети. Миша махал им рукой на прощание, а вслед ему неслись добрые пожелания.
У Михаила была сильно обожжена спина. Его решили отправить из санчасти в тыловой госпиталь, но он и слышать об этом не хотел.
Однополчане - нас собралось несколько человек - пошли навестить друга. Полковой врач Евгений Васильевич Гущин, скромный, заботливый человек, пропустил нас к нему.
Миша лежал лицом вниз - над обожженной спиной была натянута марля. Услышав шаги, поднял голову, увидел нас, улыбнулся. За несколько часов он осунулся, веки у него были воспалены.
- Поддержите, друзья, мою просьбу, - сказал он, - пусть меня здесь оставят. Отлеживаться я не намерен. Чувствую себя лучше. И зачем только решили отправить меня в тыл? Тут, среди вас, я скорее поправлюсь. И еще полетаю!
Михаила все же пришлось перевести в госпиталь. Но, несмотря на сильный ожог, он быстро поправился и вернулся в часть.
НА ИМЕННОМ САМОЛЕТЕ
На следующий день после случая с Михаилом Попко я получил несколько необычное задание - полететь вместе с Пашей Брызгаловым на "У-2" на аэродром в Бельцы.
- Да-да, не удивляйтесь! - сказал командир. - Пригоните оттуда новый самолет. Подробности на месте узнаете. Вылетайте немедленно и там не задерживайтесь.
Расспрашивать я не стал, и мы с Брызгаловым, взяв парашюты, направились к "У-2".
В последний раз я поднимался на "У-2" с аэроклубовского аэродрома в Шостке. Нахлынули воспоминания…
Я летел на малой высоте, как говорится, прижимаясь к складкам местности - по оврагам, между холмами. Следовало быть начеку: могли подкрасться немецкие охотники. Пролетая над знакомым аэродромом в Бельцах, я заметил на стоянке, в стороне от других, новенький "Лавочкин", блестевший в лучах солнца.
Мне сказали, что у нового самолета меня ждет офицер штаба нашего авиасоединения. Мы с Брызгаловым быстро зашагали к самолету. Около него стояли летчики и военные корреспонденты. Пожав мне руку, офицер штаба сказал, что самолет построен на трудовые сбережения старика колхозника - пчеловода Василия Викторовича Конева из колхоза "Большевик", Бударинского района, Сталинградской области. Он внес свои трудовые сбережения в фонд Советской Армии и попросил построить самолет имени Героя Советского Союза Конева. Подполковник Конев, племянник Василия Викторовича, пал смертью храбрых в неравном бою в начале войны. Просьба советского патриота выполнена.
Офицер вынул из планшета письмо.
Василий Викторович Конев просил летчика, которому будет передан самолет, беспощадно мстить фашистам за смерть героя Конева, бить врага вплоть до нашей окончательной победы.
Я был несказанно взволнован, когда представитель штаба сказал, что командование нашего авиасоединения, в распоряжение которого прислана машина, решило передать ее мне.
Мы обошли "Лавочкин" - отличный самолет облегченного типа, за номером 14. Еще издали виднелись надписи, выведенные белым с красной окантовкой: на левом борту - "Имени Героя Советского Союза подполковника Конева Н.", на правом - "От колхозника Конева Василия Викторовича".
Когда я приземлился на нашем аэродроме, летчики и техники окружили самолет.
- Теперь-то мы ваш "Лавочкин" везде увидим, товарищ командир. Не спутаем с другим, - говорили ребята из моей эскадрильи.
Они были правы. Не только наши летчики, но и немцы сразу замечали самолеты ведущих с подобными надписями и старались сбить. Поэтому и я, и летчики эскадрильи теперь должны были действовать в бою еще продуманнее и решительнее, быть еще осмотрительнее.
То же самое сказал и командир, когда я по всем правилам доложил, что пригнал самолет.
- На этой машине благородные надписи, зовущие к подвигу, - продолжал он. - А вот по данным разведки стало известно, что на нашем участке появились фашистские охотники на самолетах, разрисованных черепами и костями, драконами и прочими эмблемами в эдаком же роде. Таких самолетов мы еще не встречали. Известно, что на них летают асы, сбившие немало наших самолетов и самолетов союзников. В бой охотники активно не вступают, действуют со стороны солнца, как правило, атакуют сзади сверху. Особенно выделяется одна пара - с черепами и костями на фюзеляже. Надо наказать асов, сбив хотя бы одного. Другим комэскам я уже поставил задачу отучить разбойников залетать в наше расположение. Ставлю ее и перед вами. Договоритесь с Евстигнеевым, как будете действовать: вам предстоит вылетать вместе.
С асами мы уже встречались не раз. Но теперь мне предстояло действовать еще внимательнее, еще точнее - промаха не давать.
К самолету, к каждому прибору и винтику я всегда относился любовно и бережно. А сейчас чувствовал особенную ответственность за новую машину: ведь я знал, что рабочие и конструкторы будут следить за боевой работой машины, сделанной ими по заказу колхозника-патриота. А как он и его односельчане будут ждать от меня писем с рассказами о боях!
И я тут же, не откладывая, написал Коневу, что командование доверило мне отличную машину. Сообщив, что на моем счету сейчас тридцать семь сбитых вражеских самолетов, я обещал увеличить боевой счет в память о советских людях, убитых и замученных немецко-фашистскими захватчиками, обещал бить врага, как велит мне долг перед Родиной.
…С рассветом я у нового самолета. Виктор Иванов уже осмотрел его и коротко доложил:
- Аппарат отличный, товарищ командир.
Мы еще раз вместе осмотрели его - ведь к старому я привык, уже знал все его особенности. Надо было познакомиться с новым. Образец один и тот же, но у каждой машины есть свои особенности. Долго я облетывал новый самолет в то утро и остался им очень доволен.
К полудню мы с Кириллом Евстигнеевым вылетели по приказу командира в район боевых действий: он - с шестеркой в ударной группе, я - с четверкой в прикрывающей.
Вскоре со стороны Ясс появилось около двенадцати вражеских истребителей. Заметив нас, враг стал уклоняться от боя. Евстигнеев погнался за ними, а я все внимание сосредоточил на задней полусфере. Замечаю: со стороны солнца приближаются две точки. Охотники! Надо действовать немедленно.
Командую:
- Разворот на сто восемьдесят градусов!
Ведущий вражеской пары лобовой атаки не принимает. Разворотом уходит вверх - на солнце. Ведомый же, очевидно, не успевает повторить маневр ведущего. Он с опозданием начинает боевой разворот у меня перед носом. Вот он поворачивается боком, и я отчетливо вижу черепа на фюзеляже. Важная, видно, птица! И ас допускает роковую для себя ошибку: опоздав с разворотом, подставляет брюхо под огонь моих пушек. Длинная очередь - и ведущему пришлось улететь одному: ведомый камнем рухнул вниз.
Отогнав группу истребителей, ко мне приблизился со своей шестеркой Евстигнеев. Мы продолжали вместе прикрывать наши войска. За время, отведенное нам для прикрытия, вражеские самолеты больше не появлялись.
"НЕ УВЛЕКАЙСЯ СБИТЫМ!"
На нашем участке фронта - севернее Ясс - фашистское командование подбрасывало резервы со стороны Бухареста по шоссейной и железной дорогам. Очевидно, гитлеровцы намеревались нанести контрудар в районе Тыргу-Фрумос. Нам было известно, что в этот район они бросили много "Фокке-Вульфов-190".
Теперь при воздушных налетах фашисты предпринимали такой тактический маневр. Вперед выпускали "фоккеров". Сбросив бомбы, они связывали боем наши истребители. Затем прилетали пикирующие бомбардировщики "Юнкерс-87".
Передо мной поставлена задача: с группой в восемь самолетов прикрыть наши наземные войска в районе Тыргу-Фрумос.
У линии фронта мы встретили около тридцати "фоккеров". Часть их без бомб направилась к нам.
Бой принимаю. Его надо провести в быстром темпе: вот-вот появятся "юнкерсы". Враг явно хочет сковать нас боем и захватить господство в высоте. Но это ему не удается. Оно за нами.
Так и есть: спустя несколько минут подходит большая группа "Юнкерсов-87". Но нам уже известен маневр врага, и врасплох он нас не застиг.
Быстро оценив обстановку, передаю команду Паше Брызгалову:
- Прикрой от истребителей!
Врезаюсь в строй "юнкерсов". Я выбрал удачный момент: один "юнкерс" сбит. Остальные переходят в пикирование, неприцельно сбрасывают бомбы и улетают. Главное сделано: мы помешали бомбардировщикам.