Владимир Высоцкий без мифов и легенд - Виктор Бакин 11 стр.

Булат Окуджава - московский поэт... О какой-либо требова­тельности поэта к самому себе говорить не представляется воз­можным. Былинный повтор, звон стиха "крепких" символистов, сюсюканье салонных поэтов, рубленый ритм раннего футуризма, тоска кабацкая, приемы фольклора - здесь перемешалось все под­ряд. Добавьте к этому добрую толику любви, портянок и пшенной каши, диковинных "нутряных" ассоциаций, метания туда и обрат­но, "правды-матки" - и рецепт стихов готов. Как в своеобразной поэтической лавочке: товар есть на любой вкус, бери что нравится, может, прихватишь и что с боку висит.

...Дело тут не в одной пестроте, царящей в творческой лабора­тории Окуджавы. Есть беда более злая. Это его стремление и, пожа­луй, умение бередить раны и ранки человеческой души, выискивать в ней крупицы ущербного, слабого, неудовлетворенного... Позволи­тельно ли Окуджаве сегодня спекулировать на этом? Думается, нет! И куда он зовет? Никуда..."

Пройдет всего семь лет, и будут писать подобные заказные ста­тьи о песнях Высоцкого... "Нелояльность" Окуджавы станет приемле­мой, терпимой, и идеологический огонь направят на новую "амораль­ную, блатную, безыдейную и попросту вредную личность" - Влади­мира Высоцкого. Пройдут еще годы, и критики уйдут в небытие, а имена поэтов Окуджавы и Высоцкого будут помнить и их песни - слушать. Да, история все-таки все ставит на свои места.

Через пару лет власти сменили гнев на милость. Сам Окуджа­ва объяснял это так: "После многих лет всяческих гонений на меня, всяческих "придерживаний" появились люди типа Солженицына и других диссидентов, на которых обрушился гнев государства, и на их фоне я показался уже своим. Меня стали пускать за границу, широко печатать".

Высоцкий познакомился с песнями Окуджавы в начале 60-х го­дов: "Вскоре после окончания студии Художественного театра - молодым еще человеком - я услышал пение Окуджавы, по-моему, это было в Ленинграде во время съемок. Его песни произвели на меня удивительное впечатление не только своим содержанием, которое прекрасно, но и тем, что, оказывается, можно в такой вот мане­ре излагать стихи.

И действительно, я считаю его своим крестным отцом, он меня подтолкнул. Я к тому времени много написал стихов и вдруг увидел, что возможно, взяв инструмент, написав ритмическую ос­нову к этим стихам, еще больше усилить воздействие этих сти­хов на зал. Вот так я взял некоторые вещи под рояль, под аккор­деон, потом все как-то выкристаллизировалось и упростилось до гитары".

Возродившийся в стране в конце 50-х годов интерес к гитаре и появление в это же время первых магнитофонов способствовали моментальному распространению авторской песни. "Магнитиздат" стал явлением советской действительности, явлением, уследить за которым и контролировать которое было невозможно. Внушаемые ложные ценности "стакнулась" с ценностями истинными, с истин­ной гуманной сутью вместо показухи неграмотно прочитанных по бумажке речей. Именно на магнитофоне услышал впервые пение Высоцкого и Окуджава. Много лет спустя в интервью он рассказал: "Это было в доме кинорежиссера Швейцера, я услышал его на маг­нитофонной ленте, такой крутой голос пел с хрипотцой под гита­ру песню. По-моему, это была песня Львовского "На Тихорецкую". Мне очень понравилось, я стал спрашивать:

- Кто это, кто это?

- Это Высоцкий, артист.

- Не знаю такого. Что он поет?

- Песню из спектакля.

- Как замечательно!

И так она на меня подействовала, эта манера исполнения, что я под ее впечатлением написал "Мастер Гриша"... А потом мы в ско­ром времени познакомились. У меня есть фото, снятое за кулиса­ми, в антракте, на моем вечере, - Володя тогда пришел ко мне. Он уже сочинял и пел песни, уже года два как писал, - это был при­мерно 1962 год..."

Действительно, в то время Высоцкий часто исполнял ставшую популярной песню поэта и драматурга Михаила Львовского, написаннуюя для его же пьесы "Друг детства".

Выступая в Ленинграде 18 ноября 1967 года, Высоцкий вспо­минал: "Я первую свою песню написал в Ленинграде пять лет тому назад. Ехал однажды в автобусе и увидел - это летом было - впе­реди себя человека. У него была распахнута рубаха и на груди - та­туировка: нарисована была красивая женщина. И внизу было напи­сано: "Люба! Я тебя не забуду!" Потом я написал песню, которая называется "Татуировка", но, правда, вместо Любы для рифмы по­ставил - Валя. Это была первая песня. А потом я постепенно на­чал. Так как я учился тогда играть на гитаре, а чужие песни труд­нее разучивать, - я стал писать свои".

Формально "Татуировка" не была первой песней Высоцкого. Но она стала "первой" в целом цикле его ранних песен, где проявил­ся индивидуальный стиль автора: появляется ролевой герой с ост­рыми жизненными проблемами. Текстологи сочинений Высоцкого считают, что первой песней была "Сорок девять". Эта поэма была написана в 1960 году в шутливо-пародийной форме. Поводом для ее написания послужили многочисленные печатные отклики на под­виг четырех наших солдат, оказавшихся на барже в открытом океа­не без связи с землей, мужественно продержавшихся в течение со­рока девяти дней и чудом спасшихся.

Может быть, пародийность поэмы определилась слишком на­зойливым и красочным описанием в печати подвига, на который способны "только советские" солдаты. Позже - в период "гласно­сти" - с "великолепной четверки" был снят пафос героизма. Ока­залось, что четверо солдат после получки в поисках укромного мес­та для выпивки оказались на барже. Пока разливали и закусывали, баржу отнесло от берега в океан. Их, конечно, искали наши, но слу­чайно нашли американцы... подобрал вертолет, базировавшийся на американском авианосце.

Поначалу это была не песня, а разрозненные куплеты. Потом ко­личество их росло. Чтобы усилить пародийность текста, автор при­думал второе название - "Пособие для начинающих законченных халтурщиков" и закончил комментарием: "Таким же образом мо­гут быть написаны поэмы о покорителях Арктики, об экспедиции в Антарктиде, о жилищном строительстве и о борьбе против коло­ниализма. Надо только взять фамилии и иногда читать газеты".

Второй песней, написанной на фактическом материале, можно считать "Пока вы здесь в ванночке...": в ночь с 30 апреля на 1 мая 1961 года врач Леонид Рогозов на станции Новолазаревской в Ан­тарктиде сделал сам себе операцию аппендицита.

Герой он! Теперь же смекайте-ка:

Нигде не умеют так больше!

Чего нам Антарктика с Арктикой,

Чего нам Албания с Польшей!

"ГЛАВНОЕ, ЧТО Я ХОЧУ ДЕЛАТЬ В СВОИХ ПЕСНЯХ..."

На протяжении всей своей жизни Высоцкий своими песня­ми откликался на события, происходящие вокруг него, - будь то "культурная революция" в Китае или выступление Н.Хрущева в ООН, присвоение президенту Египта звания Героя Советского Сою­за или первый полет человека в космос и т. д. Выросший и на улице, и в демократической, яркой компании друзей на Большом Карет­ном, в своих песнях он воспроизводил "мгновенный отклик улицы на случившееся", причем в стремительной, ритмически жесткой и богатой интонациями форме. Он писал свои песни таким же язы­ком, как люди разговаривают, - очень простым, очень ясным, очень чистым, очень легким. Его песни написаны почти по любому пово­ду - это был его способ освоения действительности. Он был граж­данином и социальным поэтом и чутко - а порой и болезненно - реагировал на все происходящее. Так же как в экстремальных си­туациях ценится поступок, так в социальной поэзии прежде всего дорожат своевременным откликом на проблему. Все понимали, все думали, а он сказал об этом. Впоследствии творчество Высоцкого назовут "энциклопедией советской жизни 60 - 70-х годов".

"В стихах всякого поэта 9/10, может быть, принадлежит не ему, а среде, эпохе, ветру, но 1/10 - все-таки от личности..." - эти слова А.Блока полностью относятся и к поэзии Высоцкого.

"Нельзя сказать "иду в ногу со временем" - это слишком высо­ко, - пробовал пояснить свое состояние Высоцкий. - Просто бес­покойство времени, его парадоксы постоянно живут во мне, тре­буют выражения".

В своей поэзии Высоцкий не был ни чистым сатириком, ни бичевателем. Его поэзия балансировала на грани с юмором, с любовью, потому что он, как немногие, умел любить людей и ненавидеть их по­роки. Чутко отзываясь на чужую боль, Высоцкий находил такие слова и интонации, что даже в его стилизациях на блатные песни, в песнях юмористических, посвященных Серегам и Нинкам, в песнях о вол­ках или о "несчастных лесных жителях" просматривается сочувст­вие к персонажу, часто вовсе не симпатичному, а то и просто нелепо­му, боль за его серую или до предела исковерканную жизнь. Видимо, это искреннее сопереживание и оказывается тем общим знаменате­лем, который объединяет многочисленных приверженцев творчест­ва Высоцкого, независимо от социального положения, рода занятий, национальности и страны проживания. А поэтическое дарование, ак­терское мастерство, неповторимое исполнение усиливают эффект...

Во время съемок фильма "Увольнение на берег" была написана песня "Красное, зеленое...". Потом "Я вырос в Ленинградскую блока­ду...", "Я в деле, и со мною нож...", "Что же ты, зараза..." и другие...

К концу 61-го года Высоцкий имел уже вполне солидный собствен­ный репертуар, достаточно свободно владел гитарой.

И.Кохановский рассказывает об одной из встреч на Большом Каретном в ноябре 1961 года: "Я смотрел на него, наверное, квад­ратными глазами, в которых, судя по всему, были и восторг, и удив­ление, и, наконец, вырвавшийся вопрос:

- Это - твои?

- А ты, Васечек, разве не слышал? Ну, как же так!.. - отве­тил он, чтобы скрыть радость от моей реакции на услышанное.

Пять-шесть очень интересных песен, и Володя был в центре внимания..."

Эти песни отвечали духу времени, духу компании на Боль­шом Каретном. О том, что их будут называть "блатными", никто из поющих или слушающих не знал. Они воспринимались как ве­ликолепные стилизации, как шутливое дурачество, как причудли­вое сочетание "одесского" песенного фольклора, городского ро­манса и еще каких-то наслоений.

Новые песни рождались от новых впечатлений, новых знаний. Все вспоминающие о Высоцком отмечают его необыкновенное уме­ние слушать и впитывать все интересное. Осенью 64-го на квартире Кочаряна появился Олег Халимонов, который окончил Высшее мо­реходное училище в Одессе и плавал на теплоходе "Морис Торез" старшим механиком. Владимиру нравились разные морские исто­рии. Его вопросы казались Олегу наивными. Но в жизни Высоцко­го это был первый моряк, и он напитывался этой стихией, чтобы создать потом целый цикл морских песен.

Новый 1962 год всей компанией встречали на Неглинной, дома у Кохановского. Тогда, подстегиваемый успехами своего друга, Ко­хановский впервые спел "Бабье лето"... Артур Макаров - он тогда был для всех главным авторитетом - сказал: "Давай по второй". И через некоторое время песня "Бабье лето" наряду с песней Высоц­кого "На Большом Каретном" стала гимном компании.

Уже тогда Высоцкий исполнял свои, да и чужие, сочинения со свойственным ему артистизмом. В его блестящем исполнении из­вестен ряд блатных песен - "Таганка", "Течет речечка да по песочечку...", "На Колыме, где север и тайга кругом...", "Летит паровоз по долинам, по взгорьям", - эти и другие песни исполнялись им проникновенно и чутко, артистически точно и если не всегда все­рьез, то с любовью и сочувствием. Его привлекала сюжетная зна­чимость этих композиций, они оказывались созвучными его автор­скому восприятию мира.

Высоцкий: "Я никогда не пишу в расчете на то, что это кому-нибудь понравится или нет. Я пробую песню, как говорится, "и на ощупь, и на вкус, и по весу". В каждой из них должна быть поэзия, ин­тересный человеческий характер. Себя я певцом не считаю. Никаких особенных вокальных данных у меня нет. Некоторые композиторы усматривают в моих песнях однообразность строя, манеры исполне­ния. Другие называют его четким выражением индивидуального сти­ля. Что бы ни говорили, в конечном счете, главное для меня - текст. А музыкальный фон должен быть простым и ненавязчивым".

Несколько раз Высоцкий попадал в одну компанию с Евгением Урбанским: бывал в тесной шестиметровой комнатенке общежития Театра им. Станиславского, где жили молодожены - Евгений Ур­банский и Дзидра Ритенберг. Высоцкому очень нравилось, как пел Евгений, и он даже перенимал у него и что-то из репертуара, и ма­неры исполнения. Среди первых песен в его репертуаре долго была "коронка" Урбанского: "Эх, кабы знала бы, да не гуляла бы темным вечером да на бану. Эх, кабы знала бы, да не давала бы чернобро­вому да уркану..."

Об этих встречах вспоминает Д. Ритенберг: "Владимир Высоц­кий, когда меня с ним познакомили, был просто парнем с гитарой и часто приходил к нам в гости. Невысокий, щупленький, вечно с насморком, потому что в любые холода ходил с голой головой. Он мог петь где угодно, хоть на улице, перебирая струны замерзши­ми пальцами.

Я очень долго не могла понять, почему все им так восхищают­ся и так с ним носятся. Меня раздражал его хриплый голос, а слов я просто не разбирала. И вот однажды кто-то из наших кинул клич: "Пошли к Юлиану!" Юлиан Семенов тогда был начинающим писа­телем. Ну и пошли всей компанией. Высоцкий был с нами. Пришли, с какой-то койки нам навстречу поднялся толстый-толстый оброс­ший мужик. Вся обстановка - стол, пара стульев, под потолком лампочка с газетой вместо абажура. Вытащили закуску, водочку, на­чались очередные споры об искусстве, от которых у меня уже голова шла кругом. А в угол на скамеечку сел Высоцкий, и зазвучала гита­ра. Я вдруг услышала его как в первый раз. И забыла про все, а ко­гда песня закончилась, попросила: "Еще раз, пожалуйста!" Он мол­ча посмотрел на меня и снова запел. С тех пор, если он появлялся в нашей компании, я старалась присесть рядом. И он, найдя во мне благодарного слушателя, иногда пел, обращаясь именно ко мне".

Вначале песням Высоцкого не придавали особого значения. Его сочинения воспринимались вровень с теми, что пели другие. Но по мере того как креп репертуар, как шлифовалось исполнение, инте­рес к его песням увеличивался.

У Левона Кочаряна был средний по качеству магнитофон "Днепр-10", и однажды перед очередной песней он сказал: "Подо­жди одну минуту!" - и нажал клавишу. Потом пришла кому-то мысль оформить разрозненные записи на одну пленку. И ночью, и днем очень серьезно они записывали. Потом слушали, выясня­лось, что что-то где-то заскрипело, значит надо еще раз перепи­сать. Высоцкий тут же, на ходу, перерабатывал текст. Бывало и так, что он приходил и говорил Кочаряну: "Левушка, ты знаешь, давай еще раз", потому что он уже что-то переосмыслил. Это была "про­ба пера", проба себя, своих возможностей, способностей, поиск тем, сюжетов, интонаций...

В марте - мае 1962 года во время съемок фильма "Простая ис­тория" в доме Кочарянов стала появляться Нонна Мордюкова. То­гда была записана пленка совместного концерта, на которой поют В.Высоцкий, О.Стриженов, А.Утевский, Л.Кочарян и Н.Мордюко­ва - с песнями "Обронила колечко" и "Мело, мело по всей Зем­ле..." на стихи Б.Пастернака...

Первым, кто по достоинству оценил ранние песни Высоцкого и дал им путевку в жизнь, был его дядя - Алексей Высоцкий. По­началу племянник приносил дяде довольно скверно записанные на Большом Каретном катушки с первыми своими песнями. Некото­рые из песен были явно записаны в пьяной компании и исполне­ны под сильным хмельком. Алексей Владимирович пытался собрать все воедино, но качество оставалось прежним. И тогда они реши­ли все записать сами.

Алексей Высоцкий как раз в то время работал заведующим ве­домственной кинолабораторией Дома техники Министерства реч­ного флота РСФСР. Лаборатория эта (или, как он любил называть ее, киностудия) располагалась на Новослободской улице рядом со станцией метро и была оснащена почти профессиональной по тому времени записывающей аппаратурой. Сначала - в декабре 62-го - записи были сделаны на профессиональный портативный магнито­фон "Репортер" на квартире Алексея Владимировича. Это был со­лидный массив - более тридцати "блатных" песен, но собственно авторских было только десять. Через некоторое время они сделали несколько повторов записи, расширив немного репертуар, размес­тившийся на трех катушках. Авторство некоторых "чужих" песен Высоцкий узнает позже, а часть песен так и останутся народными. Но в то время эти все песни были песнями ВЫСОЦКОГО!

В конце весны 63-го года Алексей Владимирович принес катуш­ки в кинолабораторию и переписал их на профессиональном маг­нитофоне "МЭЗ", позволяющем получить довольно качественное воспроизведение. Так был записан первый "мастер" (оригинал для размножения), и лето 63-го года стало началом триумфального ше­ствия песен Высоцкого по стране. Этот процесс не был постепен­ным, это не было медленным завоеванием доверия народа - Вы­соцкий появился сразу и навсегда. Люди стали собирать и пере­писывать друг у друга, ловить на концертах новые песни, которые немедленно тиражировались на всю страну.

"Магнитиздат" набрал силу и тираж, несравнимый ни с каким государственным тиражом. Официальный справочник "Народное хозяйство СССР" приводит такие цифры: в 1960 году было выпу­щено 128.000 магнитофонов, в 65-м - 453.000, в 69-м - 1.064.000. В 1970 году количество выпущенных аппаратов составляло 1.192.000.

"Магнитиздат" обладал и еще одним достоинством - песни не пи­сались с оглядкой на цензуру. В магазинах вдруг стали случаться перебои с магнитофонными пленками - в стране начиналась маг­нитофонная эпоха.

Во время съемок "Штрафного удара" на встречах со спортсме­нами Высоцкий исполнял свои и чужие песни и неизменно поль­зовался успехом. На официальном банкете по поводу сдачи филь­ма участники съемочной группы собрались в гримерной студии им. Горького и там Высоцкий пел. "Концерт" продолжался около часа. В.Трещалов уговорил звукооператоров студии записать его. Эта за­пись распространилась по Москве со скоростью пожара.

Выступая на концертах, Высоцкий не раз отмечал то лестное для него и в то же время досадное обстоятельство, что героев его лирики неискушенная публика склонна отождествлять с их созда­телем. Каждая его песня - это моноспектакль, где Высоцкий был и драматургом, и режиссером, и исполнителем. Как исполнитель он входил во внутреннее состояние персонажа, о котором пел, и, может быть, поэтому у зрителей возникало убеждение, что Высоц­кий пел каждый раз про себя. И, кроме того, людьми, не способ­ными отделить поющего автора от персонажа, эти песни воспри­нимались как нечто наполовину, если не полностью, "антиобщест­венное". Ходила масса слухов о его судимости, о том, что кто-то с ним вместе воевал... Слагались легенды, над которыми сам Высоц­кий посмеивался.

Но иногда было совсем не смешно, а "горько и обидно". Однаж­ды Кочарян был приглашен на "уик-энд" к Роберту Рождественско­му, который в то время снимал дачу в Переделкино. Кочарян при­шел с друзьями, среди которых был и Высоцкий. С изменившимся лицом Рождественский отозвал Кочаряна в сторону:

- Ты что, с ума сошел!.. Зачем ты его притащил? У меня люди... Отправь его куда-нибудь!

Кочарян отреагировал мгновенно:

- Мы уходим все вместе!