Владимир Высоцкий без мифов и легенд - Виктор Бакин 33 стр.

Официальная премьера спектакля в Театре сатиры состоялась 9 октября 1968 года. Спектакль был с удовольствием принят зрителя­ми и шел на сцене Театра сатиры 114 раз в течение четырех сезонов. В этом же году в Ленинграде режиссер Театра им. Ленсовета Игорь Владимиров также поставил этот спектакль, включив в него песни Высоцкого. Попытка Ю.Любимова поставить эту пьесу на "Таган­ке" была пресечена чиновниками от искусства.

В 1968 году в издательстве "Искусство" отдельной книжкой вы­шла пьеса А.Штейна "Последний парад" с песнями Высоцкого. Пес­ни были "разбросаны" по тексту пьесы, без упоминания автора тек­стов. А мечталось о книге со своей фамилией на обложке...

В больнице он пробыл недолго, и уже 19 февраля едет вместе с Золотухиным в Ленинград помогать Г.Полоке пробивать выход "Ин­тервенции". По дороге Золотухин жаловался ему на семейные не­урядицы, на неустроенный быт, что самому приходится готовить. Высоцкий засмеялся:

- Чему ты расстраиваешься? У меня все пять лет так: ни обе­да, ни чистого белья, ни стираных носков. Господи, плюнь на все и ска­жи мне. Я поведу тебя в русскую кухню: блины, пельмени и прочее...

С начала года Ю.Любимов репетирует спектакль "Живой" по повести Бориса Можаева "Из жизни Федора Кузькина", напечатан­ной А.Твардовским в "Новом мире" в 1966 году.

"Федору Фомичу Кузькину, прозванному на селе Живым, при­шлось уйти из колхоза" - так начиналась повесть Б.Можаева. Это была история русского мужика, прошедшего войну, замордованно­го колхозной житухой, вечной нуждой, тяжкой заботой о хлебе на­сущном для своих ребятишек, подавшего заявление о выходе из кол­хоза из-за того, что не мог прокормить семью. Его поступок - про­тест против колхозной бюрократии, против бездушного отношения к земле и к людям, что на ней трудятся.

После отказа Высоцкого играть главную роль, она досталась В.Золотухину. При распределении ролей Любимов сопроводил свое решение словами, обращенными к Золотухину: "Ты же сам из де­ревни и тоже жлоб хороший..." Высоцкий же весь январь, февраль и половину марта репетировал роль Мотякова и написал в спектакль много частушек. Но потом его из репетиций исключают. Принимал он участие и в репетициях "Тартюфа" в роли Оргона, но в дальней­шем от роли отказывается. Любимов после этого перестал некото­рое время даже с ним здороваться.

В марте в Москву на короткое время прилетела Марина Влади, чтобы заключить договор на участие в фильме С.Юткевича. Ее от­ношение к Высоцкому неопределенно и ему самому непонятно. По­сле ее отъезда он вновь запил...

В эти же дни Высоцкий получает приглашение на фестиваль пе­сенной поэзии "Бард-68" в новосибирском Академгородке. Он вы­ступал там в прошлом году по приглашению молодежного клуба "Под интегралом", а сейчас не до фестиваля, но приветственную те­леграмму участникам Высоцкий все же послал.

Очень переживают за здоровье сына родители. Посовещав­шись, решили, что Владимиру нужно сменить обстановку... Семен Владимирович созванивается со своим другом генерал-лейтенантом Ф.Бондаренко - в то время командовавшим Архангельским гарни­зоном. Бондаренко приглашает Владимира в Архангельск. 13 мар­та, около 11 часов утра, в аэропорту его встретил адъютант коман­дующего.

Формально основная задача поездки - набраться новых впе­чатлений, чтобы предметно писать песни для спектакля по пье­се А.Штейна, но и концерты тоже были запланированы. В газете "Правда Севера" от 13 марта было напечатано объявление: "13 и 14 марта - творческие вечера артиста кино и Московского Теат­ра на Таганке Владимира Высоцкого. Начало: 13 марта в 20 часов, 14 марта в 16 ч. 30 мин".

Когда студенты Архангельского лесотехнического института (АЛТИ) узнали, что приехал Высоцкий, они сразу же попросили его выступить с концертом. Он согласился. По приблизительным под­счетам, в актовом зале института вместилось не менее семисот чело­век. Зрители стояли в проходах и обступали сцену. Каждую из 27 ис­полненных Высоцким песен студенты встречали овациями. Три кон­церта Высоцкий провел в Доме офицеров: один 13-го и два 14 марта. Помимо официальных выступлений были и домашние концерты...

Начиная заключительный концерт в Архангельске, Высоцкий сказал: "Я второй день здесь, в этом городе, и чего-то сегодня не очень хочется уезжать. Хотя ничего не видел и только по рассказам знаю, что здесь, в Архангельске, очень хорошо бывает в июле месяце. Так что, наверное, в июле месяце я еще раз вернусь к вам сюда".

Больше, однако, Высоцкий в Архангельске не бывал, а на рус­ский Север попал еще лишь однажды. Случилось это в апреле 1978 года, когда он гастролировал в Череповце.

Пребывание в Архангельске благотворного влияния на состоя­ние здоровья и психики не оказало.

19 марта А.Штейн позвал Высоцкого в Театр сатиры на читку чернового варианта пьесы "Последний парад". Автор песен начи­нает читать свои тексты, но непослушный язык заплетается, и ре­жиссер В.Плучек дочитывает текст сам.

20 марта на утренней репетиции Высоцкий-Мотяков упал пря­мо на сцене.

- Идите, приведите себя в порядок, - сказал ему Любимов. - А вы возьмите текст и идите на сцену, - указал сидящему в зале Ф.Антипову. Дальнейшие репетиции "Живого" проходили без Вы­соцкого.

Вечером Н.Дупак настаивает на вводе на роль Керенского Золо­тухина в спектакле "10 дней...". Ввод состоялся в присутствии Вы­соцкого. Разразился скандал. Высоцкий: "Я не буду играть, я ухожу... Отстаньте от меня". Перед спектаклем он показал Золотухину за­писку: "Очень прошу в моей смерти никого не винить".

21 марта съемочная группа фильма "Служили два товарища" ожидала Высоцкого в Одессе, но погода выдалась скверная, самоле­ты не летали, и он в тоскливом ожидании сидел в аэропорту. Шло время, а добрых вестей не поступало - аэропорт в Одессе был за­крыт... Зато принимал рейсы Магадан, как об этом поется в песне, и Высоцкий решил полететь в Магадан, чтобы поздравить един­ственного, как ему казалось в то время, настоящего друга с выхо­дом в свет первой поэтической книжки, которую тот назвал "Зву­ковой барьер".

И.Кохановский: "...В тот вечер я дежурил "по газете". Вычитав все полосы, я договорился с печатниками, что они позвонят мне, ко­гда надо будет подписывать газету в печать. Жил я тогда в доме, от которого до типографии было буквально пару минут ходьбы.

Только сел попить чайку - звонок:

- Васечек, это я!

Услышав голос Володи, я ничего не мог понять, так как снача­ла подумал, что звонят из типографии.

- Ты?! Ты где?

- Я здесь, в редакции. Звоню от дежурного милиционера. Он мне дал твой телефон...

- Стой там. Я через пять минут буду!..

Я еще не мог поверить, что это Володя. Здесь, в Магадане...

Едва мы обнялись, он тут же мне выпалил, что приятель его приятеля оказался летчиком, летающим в Магадан, и... вот он здесь.

Проговорили мы почти всю ночь. Тогда я узнал, что Володя влюбился в Марину Влади. Но я как-то не придал особого значе­ния этой новости, так как родилась она, насколько я мог понять, во время этого загула. А в такие периоды с Володей могло произойти все что угодно и прекращалось сразу же, как только прекращался и сам загул. Я подумал, что и на сей раз с этой новоявленной любо­вью будет то же самое.

На следующий день я купил ему билет, проводил в аэропорт, посадил в самолет, вручил коньяк стюардессе и взял с нее слово, что давать его Володе она будет только в крайних случаях (когда начнет буянить) и маленькими дозами. Так как в самолет он садился уже в полуразобранном состоянии".

Результатом этой поездки стала песня "Я уехал в Магадан":

Однажды я уехал в Магадан -

Я от себя бежал, как от чахотки.

Я сразу там напился вдрабадан

Водки!

Но я видел Нагайскую бухту

Да тракты,

Улетел я туда не с бухты-

барахты.

На следующий день на утренней репетиции Любимов спраши­вает:

- Где Высоцкий?..

Пауза.

- Зоя! Ассистенты! Есть здесь кто-нибудь? Кто-нибудь знает, где Высоцкий находится в данный момент?

Помощник режиссера Зоя Алиевна Хаджи-Оглы:

- Юрий Петрович, Высоцкий не может приехать на репетицию.

- Предупреждать надо, если он болен. Почему это - полная неизвестность? Почему я не знаю, где и кто из артистов находит­ся? Не звонят, не приходят. Что это такое? Кончать надо эту бога­дельню!

- Он не может прийти, потому что он... далеко.

- Как далеко?

- Он из Магадана звонил...

22 марта директор театра вывешивает приказ об увольнении артиста Высоцкого.

Ю.Любимов: "Это верх наглости... Ему все позволено, он уже Галилея стал играть через губу, между прочим. С ним невозможно стало разговаривать... То он в Куйбышеве, то в Магадане... Шаля­пин... тенор... второй Сличенко".

Не зная все перипетии жизни Высоцкого, Любимов считал, что то, что происходит с ним в данный момент, - это начало "звездной болезни": "Пройти огонь, воду и медные трубы - никому не дано. Огонь и воду настоящие мужчины могут еще как-то преодолеть, но медные трубы - никто пережить не в силах..."

А Высоцкий в это время уже в Одессе на досъемках фильма "Служили два товарища". Обстановка там не способствует выздо­ровлению, да и внутреннее состояние усугубляет болезнь. Он вы­зывает в Одессу Иваненко: "Если ты не прилетишь, я умру, я по­кончу с собой!"

Прилетела. Через несколько дней они вдвоем возвращаются в Москву. Но перед этим - 26 марта - Высоцкий выступил в клубе одесских портовиков, куда пришло столько народу, что он не мог пройти в зал, и его передавали на руках, а сзади него, также из рук в руки, плыла его гитара.

Те, кто понимает, что Высоцкий и театр уже стали единым це­лым, что театр для Высоцкого стал его судьбой, упрашивают Лю­бимова вернуть его. Его берут на договор с условием амбулаторно­го лечения. Высоцкий соглашается пройти амбулаторное лечение у профессора Б.Рябоконя - лечение труднопереносимое, но эффек­тивное.

2 апреля он принимает первый сеанс, с которого В.Смехов при­вез его домой еле живым. Но к вечеру Владимир уже очухался и даже шутил.

7 апреля Высоцкий подает заявление в местный комитет теат­ра: "Считаю себя виновным в том, что поставил театр в трудное по­ложение, виновен перед коллективом. Сейчас я принял меры (ме­дицинские), чтобы впредь обезопасить театр и себя от повторения подобных выходок. Прошу вернуть меня в театр, работой своей по­стараюсь исправить положение и принести пользу театру".

Директор подписал приказ о строгом выговоре и снижении ок­лада до ста рублей. 9 апреля Высоцкий играет Маяковского, а 14 - Галилея.

В это время по Москве поползли сплетни, что, мол, Высоцкий спел последний раз все свои песни, вышел из КГБ и застрелился. Кто-то сочувствовал, кто-то зубоскалил... Телефонный звонок:

- Вы еще живы? А я слышала - вы повесились.

- Нет, я вскрыл себе вены.

- Какой у вас красивый голос, спойте что-нибудь, пожалуйста.

Ситуация с увольнением и последующим возвращением "блуд­ного сына" будет повторяться несколько раз. Многократно коллек­тив оповещался о решении "окончательно уволить" артиста Вы­соцкого "за нарушение дисциплины". Сколько раз можно прощать невпопад сказанные или забытые слова роли во время спектакля, бесконечные опоздания на репетиции и спектакли, когда за пять минут до открытия занавеса в театре не знали, появится Высоцкий или нет. И все же полного разрыва не происходило. Вывешивались обещанные приказы об увольнении, после которых наступала то­мительная пауза, потом Высоцкий возвращался в театр. Происхо­дило мучительное объяснение, он заверял Любимова и коллектив, что "это никогда не повторится", что он "окончательно вылечит­ся", Любимов делал вид, что верит. Отношения восстанавливались. Иногда сценарий возвращения менялся. Вспоминает В.Золотухин: "Что же касается Владимира Семеновича, то его не единожды уволь­няли из театра за срывы репетиций и спектаклей. Любимов тогда часто собирал коллектив, и все острые вопросы выносил на труп­пу. Виновник представал пред своими товарищами, и они решали его судьбу. Так вот, на одном собрании, посвященном неблаговид­ному поведению Высоцкого, все выступают, обличают его, а потом предоставляют ему слово. Как сейчас помню, Высоцкий вышел и сказал: "Я пил, пью, и буду пить". Повернулся и вышел. Любимов развел руками и произнес сакраментальную фразу: "Чистосердеч­ное признание смягчает вину". После чего был вывешен какой-то строгий приказ. Володя же месяц-два погулял, а потом опять был возвращен в театр".

Несмотря на все неприятности и болезни, Высоцкий продол­жает сочинять. Киностудия им. Горького заказывает ему песни для фильма "Мой папа - капитан". Он пишет песню "В желтой жаркой Африке..." и предлагает еще две: "Четыре года рыскал в море наш корсар...", которую посвятил театру и его "капитану" Юрию Люби­мову, и "Сколько чудес за туманами кроется...". Как это уже было и будет много раз потом - песни в фильм не вошли. Первая пес­ня была использована в спектакле "Современника" по пьесе Р.Каугвера "Свой остров".

В этом же году Украинское телевидение заказывает Высоцко­му песни для телефильма "Неизвестный, которого знали все". Пес­ни в телефильм не вошли.

Март и апрель 68-го были трудными не только для Высоцкого, но и для всего Театра на Таганке. Уже давно зрел конфликт между Ю.Любимовым и первым секретарем Московского горкома КПСС В. Гришиным. "Нормой" для выпуска каждой новой работы театра было показать спектакль 5 - 6 начальникам при закрытых дверях, сокращать, дописывать, показывать снова и снова, собирать расши­ренный худсовет, обращаться в Политбюро, к Брежневу с жалоба­ми на чревоугодие ведомства культуры, после чего выходил спек­такль "недоеденный" начальством.

Не выпустили "Живого". Выпуск спектакля был запрещен ми­нистрами культуры Е.Фурцевой, а затем П.Демичевым по их лич­ному указанию.

Когда проходила сдача "Живого" в марте 1969 года министру культуры, театр был объявлен "на режиме". Пропускали в здание строго по списку, утвержденному Управлением культуры, из арти­стов в театре могли находиться только занятые в спектакле. Алла Демидова смотрела спектакль из осветительной будки, согнувшись в три погибели.

После последней сцены первого акта Фурцева взорвалась: "Это безобразие, болото, неслыханная наглость, антисоветчина, ничем не прикрытая. Бригадир - пьяница, председатель - пьяница, предрайисполкома - подлец... В этом театре враги народа подрывают советскую власть! С этого начиналась Чехословакия, с этих самых идей, с этих вольностей, с этих разговоров, с этой оппозиции вла­сти. Все это привело к кровавым столкновениям".

Министр вообще не понимала искусство условной формы, при­нятое на "Таганке", а в этом спектакле увидела явную "антисовет­чину".

Любимов и Можаев попытаются подправить что-то в инсцени­ровке, но критики от райкома усмотрели в исправлении "еще боль­шее усиление идейно-порочной концепции литературного первоис­точника"... 13 марта 1969 года спектакль "Живой" был снят с про­изводства. Вердикт был оглашен устами тогдашнего замминистра культуры Г.Владыкина: "Таганка" - "театр оппозиционный", спек­такль - "антисоветский и антипартийный". Любимов сделает еще две тщетные попытки запустить спектакль - сначала в 71-м, по­том в 75-м. "Жизнь мне ставит точку, а я ей - запятую!" - говорит Золотухин-Кузькин в несчастливом спектакле. Жизнь в лице Ми­нистерства культуры поставила этому спектаклю очередную точ­ку: учесть 90 замечаний и в течение двух месяцев переделать спек­такль. Но время и театр поставят свою "запятую" - оживет "Жи­вой" лишь в 1989 году.

Нависла угроза увольнения Ю.Любимова и закрытия театра. В кабинетах власти его давно не любили. У главного режиссера "Та­ганки" напрочь отсутствовало почтительное отношение к началь­никам. Когда он встречался с членами ЦК - Демичевым или с Зимяниным, он с ними говорил на равных. Приходил, не кланяясь. Их раздражала самостоятельность и независимость суждений Любимо­ва, его манера возражать, не дослушав, перебив собеседника. Люби­мову вообще была присуща установка на скандал, ибо скандал ка­зался ему непременным гарниром ко всему, что он делает.

Ситуация осложнялась скандальным конфликтом и внутри те­атра - между главным режиссером и директором. Н.Дупак, буду­чи партийно лояльным, требовал выполнения указаний Управления культуры о запрете репетиций "Живого", а Любимов этот запрет игнорировал. Еще долгое время, работая вместе, Любимов и Дупак будут оставаться непримиримыми врагами... 25 апреля состоялось бюро Пролетарского райкома КПСС, которое продолжалось пять часов без перерыва. На повестке один вопрос: "О состоянии дел в партийной организации Театра на Таганке". Результат - строгий выговор с предупреждением Любимову, просто выговор - Дупаку, указано на недостаточную принципиальность секретарю парторга­низации театра - Глаголину. Исходя из принципа - незаменимых людей нет, партийные руководители искусством ставят перед кол­лективом задачу: как сохранить театр без Любимова. Они не пони­мают, что театр это не завод, где сменился директор или главный инженер, а рабочий у станка продолжает перевыполнять дневное задание. Этот уникальный театр был создан талантом и волей его главного режиссера, его эстетикой и художественными принципа­ми. Не будет Любимова - не будет и театра...

Устно и письменно вступились за жизнь "Таганки" Петр Ка­пица, Владимир Тендряков, Белла Ахмадулина, Альфред Шнитке и многие другие лучшие умы и таланты Москвы. На защиту Люби­мова и своего театра встали актеры.

Вспоминает В.Смехов: "...В 1968 году несемся втроем на поч­ту близ театра - послать телеграмму Брежневу, Подгорному и Ко­сыгину на тему "спасите наши души"... Телеграфистка строго тре­бует фамилий.

- Девушка, здесь ясно сказано: "Коллектив театра".

- В правительственных нужны подписи! Не для текста. Для... почты.

- Ясно. Ну, пишите...

И называем свои имена. Осеклись на Володином: "Вы сума со­шли! Если меня увидят - только хуже будет!" - уверенно заяв­ляет Высоцкий. Мы дружно киваем, ибо сомнений тут быть не мо­жет: будет хуже".

Сохранилась стенограмма выступления Высоцкого перед труп­пой театра 26 апреля 1968 года на собрании, в присутствии инструк­тора Кировского райкома партии А.Сакеева, куратора "Таганки". Вот некоторые фрагменты этого выступления: "...За четыре года при очень большой нагрузке и при попустительстве главного ре­жиссера Ю.П.Любимова был создан прекрасный, крепкий, долгоиг­рающий репертуар и не менее крепкий коллектив. Некоторые за по­следнее время происшедшие события доказали, что коллектив спло­чен, полностью поддерживает и репертуарную политику театра, и все творческие замыслы Любимова. Могу уверенно сказать, что это коллектив единомышленников.

...У некоторых непосвященных или неверно информированных людей есть мнение, что на наши спектакли ходит фрондирующая молодежь. Это неверно. Имея возможность во многих спектаклях открыто общаться с залом, могу смело сказать, что вижу людей пожилых и даже пенсионного возраста, среди них бывают и старые большевики, и деятели партии и правительства, и высокие гости; и Ульбрихта, и Микояна, и Гэса Холла никак не назовешь фронди­рующей молодежью.