"Во имя чего поет Высоцкий?" - грозно вопрошали авторы и сами себе отвечали: "Высоцкий поет от имени и во имя алкоголиков, штрафников, преступников, людей порочных и неполноценных. Это распоясавшиеся хулиганы, похваляющиеся своей безнаказанностью. Во имя чего поет Высоцкий? Он сам отвечает на этот вопрос: "ради справедливости и только". Но на поверку оказывается, что эта "справедливость" - клевета на нашу действительность".
Авторы со свойственной им невежественностью инкриминировали Высоцкому цитаты из песен Ю.Визбора и Ю.Кукина. Какая разница, в самом деле? Раз приказано, то все равно - ату его! И, наконец, прямой донос: "В погоне за сомнительной славой он не останавливается перед издевкой над советскими людьми, их патриотической гордостью".
За "Советской Россией" на Высоцкого, и бардовскую песню вообще, набросились с прямолинейным и псевдопатриотическим пафосом обличители из Тюмени (Р.Лынев "Что за песней?", "Комсомольская правда", 16 июня; Е.Безруков "С чужого голоса", "Тюменская правда", 7 июля; С.Владимиров "Да, с чужого голоса!", "Тюменская правда", 30 августа 1968 года).
Е.Безруков: "У Высоцкого есть несколько песен, которые имеют общественное звучание, но не о них речь. К сожалению, приходится говорить о Высоцком как об авторе грязных и пошлых песенок, воспевающих уголовщину и аполитичность. Это не песни. У них нет своей мелодии. Это подделки-речитативы под два-три затасканных аккорда. Но у них есть свой четкий замысел ухода от деятельности, от общественных обязанностей, от гражданского долга, туда - к водке, к психам, на дно... Так с наглым цинизмом отбрасывается наша нравственность, попираются самые высокие моральные принципы".
За всей этой кампанией травли чувствовалась твердая направляющая рука Отдела пропаганды и агитации ЦК КПСС. Почему эти статьи исходили из провинции - Саратов, Тюмень, где многие даже не знали, кто такой Высоцкий, где он работает, а знали лишь легенды о нем? А в Москве никто не знал авторов этих статеек, но все это хорошо выстраивалось в цепочку: "Пражская весна" - Любимов - "Таганка" - Высоцкий!
С.Владимиров: "И это в наше-то время, когда так обострилась классовая борьба, когда все мы ежедневно, ежечасно чувствуем, как враги атакуют нашу идеологию, пытаются подорвать изнутри социалистический строй. Ведь призыв устраниться от участия в общественной жизни, "лечь на дно", "уйти на нейтральную полосу" есть не что иное, как призыв к дезертирству. Высоцкий спекулирует на наших трудностях роста и ошибках. Автор клевещет на советский строй, издевательски преувеличивая трудности. Кто дал право Высоцкому считать себя судьей? Быть бесстрастным наблюдателем и все оплевывать? Ведь для него нет ничего святого... Высоцкий подпевает чужим, заокеанским голосам, клевещущим на нашу Отчизну". (Через годы станет известно, что под фамилией "Владимиров" скрывался заместитель редактора "Тюменской правды" С.Мальцев.)
...Конечно, Высоцкий был расстроен, но мужественно переносил все издевательства и травлю. Оставить без ответа несправедливые нападки не позволяло самолюбие, и он пишет письмо в Отдел пропаганды ЦК КПСС на имя заведующего отделом В.Степакова.
Уважаемый Владимир Ильич!
За последнее время в нашей печати появились материалы, которые прямо или косвенно касаются моего творчества. Я имею в виду песни.
9 июня с.г. в газете "Советская Россия" напечатана статья, озаглавленная "О чем поет Высоцкий". Я не берусь спорить с авторами статьи об оценке моих песен. Это дело их вкуса, а также дело редакции. Тем более я не собираюсь оправдываться, ибо м о и песни могут нравиться или не нравиться, как и любое другое произведение. Мне бы только хотелось указать на ряд, мягко говоря, неточностей. В статье указывается, что в "программной песне "Я старый сказочник" - Высоцкий говорит: "Я не несу с собой ни зла, ни ласки, я сам себе рассказываю сказки"", и далее говорится, что, дескать, как раз зла-то много... Может быть, это так, но я не знаю этой песни, потому что она мне не принадлежит.
Автор обвиняет меня в том, что я издеваюсь над завоеваниями нашего народа, иначе как расценить песню, поющуюся от имени технолога Петухова: "Зато мы делаем ракеты..." и т. д. Обвинение очень серьезно, но оно опять не по адресу, ибо и эта песня не моя. Обе эти песни я никогда не исполнял ни с эстрады, ни в компаниях.
В-третьих, авторами указывается, что у меня не нашлось слов, чтобы написать о героях войны, и я, будто бы, написал о штрафниках как о единственных защитниках Родины. Это - неправда. И прежде чем писать и печатать статью, авторы и редакция могли бы выяснить, что мною написано много песен о войне, о павших бойцах, о подводниках и летчиках. Песни эти звучали в фильмах, в спектаклях и исполнялись мною с эстрады.
И, наконец, мои песни, к которым предъявляются претензии, написаны 6 - 7 лет назад и исполнялись в обществе моих друзей, как шутки. Последние годы я не пою этих песен. Мне кажется, что такая серьезная редакция, как "Советская Россия", должна была бы сначала проверить факты, а затем уже печатать материалы.
В статье от 31 мая с.г. в той же газете "Советская Россия" под заголовком "Если друг оказался вдруг" напечатана статья о молодежном клубе г. Куйбышева. Название статьи - это строка из моей песни "О друге". И опять авторы говорят о моем прошлогоднем выступлении в г. Куйбышеве, организованном клубом. Они пишут, что зрители пришли на два моих концерта не затем, чтобы послушать хорошие песни из фильма "Вертикаль" и других, которые я исполнял в концертах, а затем, чтобы услышать песни, которые крутят на магнитофоне на пьянках и вечеринках. На обоих концертах было около 14 тысяч человек, а заявок около 40 тысяч. Так неужели же сорок тысяч человек пришли за э т и м и песнями. Я видел в зале лица всех возрастов, разговаривал и с рабочими, и со студентами, и с пенсионерами - и все они пришли слушать именно те песни, которые я пел. Странное отношение у авторов к труженикам города Куйбышева.
И, наконец, статья в газете "Комсомольская правда" от 16 июня с.г., где не упоминается моя фамилия, но упоминаются мои песни. Могу только сказать, что все песни, приведенные в этой статье, озаглавленной "Что за песней", написаны 7 - 8 лет назад. В статье говорится, что даже почитатели мои осудили мои песни. Ну что же, мне остается только радоваться, ибо я этих песен никогда не пел с эстрады и не пою даже друзьям уже несколько лет.
Во всех этих выступлениях сквозит одна мысль, что мои песни, повторяю - речь идет о старых, тысячекратно переписанных, исковерканных, старых записях, что эти песни вредны, особенно молодежи. Почему же ни в одной из статей не говорится о песнях последних 3-х лет? Я получаю огромное количество писем и абсолютно ответственно заявляю, что именно эти последние нравятся и полюбились молодежи.
И, наконец, почему во многих этих выступлениях говорится о магнитофонных записях? Я знаю сам очень много записей, которые приписываются мне и которые мне не принадлежат. Сам я записей не распространяю, не имею магнитофона, а следить за тем, чтобы они не расходились, у меня нет возможности. Мне кажется, что эти статьи создают нездоровый ажиотаж вокруг моей фамилии и в них подчас - тенденциозность и необъективность, а также чистый вымысел. Убедительно прошу не оставлять без ответа это письмо и дать мне возможность выступить на страницах печати.
В. Высоцкий.
24 июня Высоцкий лично отвозит письмо на Старую площадь в приемную ЦК КПСС. Письмо зарегистрировали, выдали квитанцию, сказали, что ответ будет дан в течение месяца. И действительно, 24 июля на письмо Высоцкого ответил заместитель заведующего Отделом пропаганды ЦК КПСС Т.Куприков: "Автор письма артист т. Высоцкий B.C. считает, что в статье "О чем поет Высоцкий", опубликованной в газете "Советская Россия" 9 июня с.г., его критикуют за песни, которые он не писал. С письмом Высоцкого ознакомлен главный редактор газеты "Советская Россия" т. Московский В.П. Тов. Высоцкий приглашен на беседу в Отдел пропаганды ЦК КПСС, где ему даны разъяснения по затронутым в письме вопросам".
Разрешения выступить на страницах печати Высоцкий не дождался...
Не были допущены в печать и статьи в защиту Высоцкого. Вот фрагмент из письма Высоцкому студента Ленинградского механического института:
"...Причиной письма явилась статья в "Советской России", где бездарнейшим образом критикуется Ваше творчество. Бездарность, которая не встречает сопротивления, - вещь ужасающе опасная. Короче, я написал в редакцию ответную статью (критика критики). Возможно, что литературно она не очень сильна (не специалист), но в ней честно изложены мои действительные мысли. Я ощущаю очень острое внутреннее желание поддержать Вас. Почему? Ваши песни нужны, в них очень нежное мужество. В общем, действую по велению этого самого желания, я отправляю копию этой статьи Вам..."
Статью в "Советской России" прокомментировала и зарубежная пресса, разбавив информацию своими домыслами. "New York Times" от 10 июня: "Газета "Советская Россия" обвинила московского артиста, играющего на гитаре, в исполнении "жаргонных и грязных" песен..." Артист назван Виктором Высоцким, хроническим алкоголиком, выгнанным из театра, в котором работал.
Попыталась защищать "Виктора Высоцкого - самого популярного теперь в СССР "подпольного" барда" - эмигрантская газета "Новое русское слово" (18 июля 1968 года), издаваемая в Нью-Йорке.
Проведенный в марте фестиваль бардовской песни имел негативные последствия для устроителей и участников. В новосибирском Академгородке был закрыт клуб "Под интегралом". Основная причина карательной акции - проведение Всесоюзного бардовского фестиваля, где прозвучало не только скрытое недовольство, но и публичное обвинение "социалистического рая" Александром Галичем.
А.Галич: "Я писал свои песни не из злопыхательства, не из желания выдать белое за черное, не из стремления угодить кому-то на Западе. Я говорил о том, что болит у всех и у каждого, здесь, в нашей стране, говорил открыто и резко".
В мае его вызвали на секретариат Союза писателей и сделали первое серьезное предупреждение: мол, внимательнее отнеситесь к своему репертуару. Мог ли он предполагать, что именно этот год во многом будет определять дальнейший ход и даже срок его жизни?
В ночь с 20 на 21 августа небо над Прагой разорвал вой тяжелых транспортных самолетов. Через час советские десантники уже строились на пражском аэродроме, а командный пункт, развернутый там же, координировал движение полумиллионной группировки войск пяти стран Варшавского договора: СССР, ГДР, Польши, Венгрии и Болгарии. На рассвете танковые колонны появились на окраинах чешской столицы. Кончилась "оттепель", кончились знаменитые "шестидесятые", началась операция "Дунай", призванная предотвратить выход ЧССР из политической и военной орбиты Советского Союза.
Для советских людей эти события были преподнесены следующим сообщением: "ТАСС уполномочен заявить, что партийные и государственные деятели ЧССР обратились к Советскому Союзу и другим социалистическим государствам с просьбой об оказании чехословацкому народу неотложной помощи, включая помощь вооруженными силами. Это вызвано угрозой социалистическому строю со стороны контрреволюционных сил, вступивших в сговор с внешними силами. Советские воинские подразделения вступили на территорию Чехословакии".
Закрытость советского общества обеспечила партийной пропаганде легкость внушения большинству населения о возможной угрозе реставрации капитализма в ЧССР. Поэтому присутствие советских танков на улицах Праги основной массой людей была "единодушно одобрена с чувством глубокого удовлетворения". Лишь очень небольшой круг интеллигенции понимал значение Пражской весны и видел какую-то надежду для себя. Для них это стало пониманием того, что никакого "социализма с человеческим лицом" быть не может. Ввод советских войск в Чехословакию вызвал негативный резонанс в мире ко всему советскому, началось мощное диссидентское движение...
А что Высоцкий? Он не принимал участия в правозащитном движении, не подписывал коллективных писем, да и вряд ли был тогда ему доступен масштаб событий, ведь в прессе если и говорилось о происходящем, то лишь об "отдельных проявлениях" и "кучке отщепенцев".
Позже он оценит свою позицию:
Но свысока глазея на невежд,
От них я отличался очень мало -
Занозы не оставил Будапешт,
А Прага сердце мне не разорвала.
("Будапешт" - события в ноябре 1956 года, когда танки маршала Конева подавили восстание в Венгрии.)
Очевидно, участие в правозащитном движении позволило А.Галичу по-другому взглянуть на эти события. Обличая безразличие абсолютного большинства советских людей к преступной интервенции в Чехословакию, он написал "Балладу о чистых руках":
А танки идут по вацлавской брусчатке,
И наш бронепоезд стоит у Градчан!
..............................................
...А я умываю руки!
А он умывает руки,
Спасая свой жалкий Рим!
И нечего притворяться -
Мы ведаем, что творим!
...К концу года "критика" неугодного творчества вступила в новую стадию. В журнале "Советская музыка" заместитель министра культуры В.Кухарский, отрицая новую волну молодых симфонистов (Э.Денисова, А.Шнитке, С.Губайдулину), "лягнул" и Высоцкого, назвав его песни "мутной дребеденью".
В той же "Советской России" от 15 ноября 1968 года композитор В.Соловьев-Седой пишет о том, что признает Высоцкого как артиста, но его песни "унылы и скучны". Вот так - унылы и скучны!
В.Соловьев-Седой: "К сожалению, сегодня приходится говорить о Высоцком как об авторе грязных и пошлых песенок, воспевающих уголовщину и аполитичность. Советский народ посвящает свой труд и помыслы высокой цели - строительству коммунистического общества. Миллионы людей отдали жизнь, отстаивая в боях наши светлые идеалы. Но что Высоцкому и другим бардам до этих идеалов. Они лопочут о другом...
И, право же, не было бы ничего страшного в том, что кто-то сочиняет незамысловатые вирши и не то поет, не то декламирует их, если бы многие наши ребята не считали это рифмоплетство эталоном поэтического новаторства, хриплый простуженный голос - вершиной вокального искусства, а монотонное треньканье на двух гитарных струнах - образцом современного стиля. Что же касается поклонников Высоцкого, то мне показалось, что, судя по всему, они плохо представляют себе, о чем идет речь".
А в декабре на IV съезде Союза композиторов СССР в докладе "О массовом музыкальном воспитании" Д.Кабалевский с гневом говорил: "Есть вообще явления в нашей музыкально-творческой жизни, в музыкальном быту, в которых нам следовало бы серьезно разобраться. Взять хотя бы какую-то странную, окутанную туманом таинственности проблему так называемых "бардов" и "менестрелей"".
Далее симфонист взялся конкретно за Высоцкого и заклеймил радио, при помощи которого песни из "Вертикали" стали популярными: "Зашла речь о песне В.Высоцкого "Друг", получившей через радио распространение среди молодежи и даже среди ребят. Причины популярности этой песни просты: мелодия сверхэлементарная, тема будто бы о дружбе. А о дружбе всегда хочется петь. А о чем она на самом деле? Если парень в горах "оступился и в крик, значит рядом с тобой чужой", и тут же вывод: "Ты его не брани - гони". Что же это за философия?! Ну, оступился, ну, закричал, допустим, даже испугался - так его сразу же назвать чужим и гнать?! Мы привыкли думать, что друзья познаются именно в беде, в трудную минуту. Впрочем, Высоцкий тоже так думает, но только по отношению к самому себе. И поэтому дальше поет так: "А когда ты упал со скал, он стонал, но держал... значит, как на себя самого положись на него". Вот это, значит, друг! Вот ведь как Высоцкий понимает дружбу. Какая безнравственная позиция..."
"Песню о друге" Высоцкий написал во время съемок "Вертикали" за одну ночь под впечатлением рассказа консультанта и тренера по альпинизму Л.Елисеева. Опытный альпинист был потрясен, услышав первое исполнение: "Володя пел, не глядя на листок с текстом. Передо мною проходили образы моих лучших друзей, с которыми мы брали вершины и, что называется, делили хлеб и табак, - и тех, которые оказались случайными попутчиками. Я узнавал и не узнавал свой вчерашний рассказ. С одной стороны, это был сгусток, самая суть нашего вчерашнего разговора. С другой - все стало ярче, объемнее. Песня меня ошеломила. Находил я в ней и глубоко личные моменты".
Но и среди известных композиторов-симфонистов были те, кто понимал и любил песни Высоцкого, - Сергей Слонимский, Микаэл Таривердиев, Владимир Дашкевич, Альфред Шнитке и многие другие...
Возмущены творчеством Высоцкого были и некоторые поэты-песенники. Из книги П.Леонидова "Высоцкий и другие": "...Евгений Долматовский сказал: "Любовь к Высоцкому - неприятие советской власти. Нельзя заблуждаться: в его руках не гитара, а нечто страшное. И его мини-пластинка - бомба, подложенная под нас с вами. И если мы не станем минерами, через двадцать лет наши песни окажутся на помойке. И не только песни". Это из речи на художественном совете фирмы "Мелодия" в 1968 году".
В результате всей этой злобной клеветнической кампании любимого народом артиста перестали допускать на эстраду даже с шефскими концертами. Несколько лет - до сентября 71-го года, - если удавалось получить разрешение, он выступал от Бюро пропаганды киноискусства как актер с роликами из фильмов, исполняя только литованные песни.
В.Смехов: "Никакому пришлому "русисту" не понять, что всесоюзная популярность, магическая власть над миллионами сердец и баснословный тираж звучащих "томов" Высоцкого - что все это произошло благодаря запрещению его имени на официальном уровне. Страна чудес. Высоцкого не могли лишить его Лиры, его Скрипки, поскольку ему их и не разрешали".
Это смертельно почти, кроме шуток, -
Песни мои под запретом держать.
Можно прожить без еды сорок суток,
Семь - без воды, без меня - только пять.
Он уже прекрасно чувствовал свою популярность, отлично знал себе цену и осознавал, как нужен он был людям... А запреты помогали держать форму.
Возможно, человек более слабый на его месте прекратил бы песенное творчество вообще, но он писал все лучше и лучше, не меняя в угоду обличителям ни манеры письма, ни манеры исполнения:
Я из повиновения вышел:
За флажки - жажда жизни сильней!
Только сзади я радостно слышал
Удивленные крики людей.
Некоторые приписывали этой песне чисто экологическую остроту. Дескать, ну как жестоки егеря, да и охотники - звери, не люди. Высоцкий ее написал не про волков, а про людей. В тексте песни, помимо прямого указания на отождествление волка и автора, есть универсальные общечеловеческие категории, позволяющие каждому человеку ощутить себя волком.
Люди, окруженные идеологическими флажками, оказались просто затравленной стаей в умелых руках "егерей". В социальных генах большинства значилось: за флажки - нельзя! Почему нельзя, никто не знал. Нельзя - и все, страшно! А поэт этой песней и подал мысль: "А что, если за флажки?К свободе!" Эта песня - призыв к борьбе за жизнь собственными клыками.