- Мои дорогие друзья! Счастлив, что встретил всех вас - бывших и теперешних учителей и учеников нашей славной Эколь Нувэль! Особенно рад был увидеть и обнять моего воспитанника и сына по школе - лорда Эдварда Донегаля. Мы рассказали друг другу, естественно вкратце, что произошло за полвека нашей разлуки. Выяснилось, что он и я были участниками Второй мировой войны. И мой мальчик - летчик и военный корреспондент - достойно провел всю антигитлеровскую кампанию, затратив очень большие деньги на содержание своего полка. Его смелые корреспонденции говорили о храбрости этого человека. Поэтому я хочу преподнести ему памятную монету, выпущенную в СССР к двадцатилетию Победы. Он ее вполне заслужил!
Надо сказать, что мои слова произвели на Дони сильное впечатление. Он почти все время молчал, сидел задумчивый и только по окончании ужина сказал мне:
- Я слишком взволнован нашей встречей и твоими словами! Завтра я пришлю за тобой машину, и мы сможем спокойно поговорить. У меня дом очень близко от Лозанны - в местечке Корзо.
Действительно, на следующий день за мной в школу прибыл роскошный автомобиль и отвез к Донегалям.
На пороге дома меня встретила леди Моурин. Она рассказала, что Дон буквально потрясен нашей встречей, плохо спал и ждет меня у себя в кабинете.
Я поднялся к нему. Мы обнялись, и Дони торжественно произнес:
- Самым тяжелым событием последнего времени для нас - англичан - была смерть Уинстона Черчилля. Ее Величество королева провожала его в последний путь как родного отца. Она приказала отбить памятную монету, где - с одной стороны был ее портрет, а с другой - Уинстона Черчилля. Одним из первых - лично из рук ее Величества - эту монету получил я. Она должна храниться у старшего в нашем роду. А так как я считаю тебя своим отцом, то хранить ее станешь ты. Когда же наступит страшный для меня день и я узнаю, что тебя не стало, монета должна вернуться ко мне.
К сожалению, Дони умер раньше меня…
Дома, в московском архиве, много писем ко мне моего дорогого мальчика. Вот - поздравительная открытка к Новому, 1968 году, на обороте которой ее Величество королева Елизавета II произносит тронную речь на открытии 44-й сессии Соединенного Королевства Великобритании и Северной Ирландии (31 октября 1967 года). Это был первый выход, когда ее Величество сопровождали дети: принц Уэльский и принцесса Анна.
Еще любопытная фотография: соревнование ветеранов лыжного спорта 28 февраля 1968 года на горном курорте Сан-Мориц: бывший олимпийский чемпион Жак Потен - № 5;. Дони - посередине, без номера, а тип, который "изображает идиота" (лежит на земле) - Гюнтер Сакс - муж Брижит Бардо.
А вот и вырезка из газеты города Вэвэ, которую также прислал мне Дони. "Конференция в Шаратоне: воспоминания военного корреспондента". Далее текст:
"На свое последнее собрание Комитет Конференции пригласил лорда Донегаля - корреспондента газеты "Дейли-Мейл" во время Второй мировой войны. Этот журналист, проживающий в настоящее время в Кремьер, стал прихожанином церкви в Шаратоне. Сегодня зал Коммунального собрания был целиком заполнен большим количеством слушателей, немедленно покоренных личностью докладчика и его удивительным рассказом.
М. Вюий, пастор, поблагодарил оратора, а также его супругу леди Донегаль и его высочество - принца румынского Николая - друга семьи Донегалей.
Его светлость, после того как он рассказал присутствующим о роли военного корреспондента и подчеркнул опасность этого тяжелого ремесла, описал некоторые события, которым был свидетелем.
Восстание в Ганновере 1923 года; убийство короля Югославии в Марселе; Испанская война 1936 года; Германия до 1939-го; английский торговый флот в период Второй мировой войны; Лондон во время его бомбардировок; высадка союзных войск в Нормандии; освобождение Парижа; Япония в 1945-м и так далее.
Докладчик сумел украсить свое повествование различными случаями, полными юмора, но почти всегда трагичными, рассказанными с удивительной живостью ума. Доклад сопровождался демонстрацией диапозитивов, что придавало ему еще больший интерес.
Публика долго аплодировала замечательному выступавшему".
Кстати, во время одного из моих посещений Донегалей я познакомился с дядей короля Михая - румынским принцем Николаем.
Было много выпито, и мои возбужденные собеседники начали атаку на старшего по возрасту москвича:
- У нас - есть свобода! У вас нет свободы! У нас двенадцать партий! (Принц Николай стал английским подданным.) У вас - одна партия! Мы все независимы, а вы там, в России?!
Я ответил на вопрос вопросом:
- Знаете ли, дорогие друзья, какая самая независимая страна в мире?
Дон усмехнулся:
- Ты, наверное, скажешь - твой Советский Союз?
- Нет. Ваша! Англия!
- О-о! Спасибо за такую оценку! Но почему ты так считаешь?
- А потому Англия самая независимая, что от нее ничего не зависит!
После этого дискуссия окончилась, и меня оставили в покое.
Хочется рассказать еще об одном.
В 1967 году в Москве я был приглашен в английское консульство. Глава его лично сообщил мне, что я избран действительным членом привилегированного международного клуба "Собачья будка".
- Что это за организация? - поинтересовался я.
Мне поведали:
- Основана она была в шестнадцатом веке английским королем Генрихом Восьмым. Повод для ее создания был следующий: Генрих позволил себе какую-то бестактность по отношению к своей супруге - Анне Болейн, за что немедленно получил по физиономии мокрым полотенцем. К этому державная дама добавила еще и слова: "Пошел вон, старый пес, в свою собачью будку!"
Король покинул покои супруги, а на следующий день явился к ней с повязанным через плечо роскошным шелковым шарфом, на котором было вышито изображение собачьей будки с торчащими из нее двумя ногами короля.
Анна простила мужу вчерашнее, и в честь примирения король объявил о создании Общества собачьей будки, членами которого могли стать лишь верные мужья - коронованные особы Европы.
Так продолжалось до Великой французской революции, когда Советом этого Клуба было решено принять в члены "Собачьей будки" человека, имеющего право стать королем: этим человеком был французский герцог де Гиз. XIX и XX века ознаменовались еще и другими реформами. Не стану их перечислять, скажу лишь, что в то время, о котором я рассказываю, президентом Клуба был мой "сынок" - лорд Эдвард Донегаль.
Выбран он был пожизненно, и за время руководства этой организацией имел право избрать - также пожизненно - одного человека, достойного быть среди всех этих высокопоставленных особ Европы.
И вот я - в торжественной обстановке - получаю документ об избрании меня членом Общества собачьей будки.
Держу эту уникальную бумагу в руках и читаю, что она дана "господину Оне Пруту"!
Я глубоко вздохнул, развел руками и сказал:
- Был убежден, что воспитал человека, достойного высоких званий, которые он имеет, но оказалось, что ошибся…
Представитель Великобритании побледнел и не очень твердо произнес:
- Что-о вы хотите… этим сказать, мистер Прут?
- А то, что в детстве лорд Донегаль был для меня просто Дони, а я для него - Оня: таково мое уменьшительное имя. Но у меня ведь существует полное: Иосиф! И потом, прошу меня извинить, какой я "господин" в советской стране?! (Сейчас, пожалуй, я бы без удивления принял подобное обращение.)
- Немедленно постараюсь исправить это ужасное недоразумение! Прошу вернуть мне бумагу!
- Нет! - ответил я. - Хочу сохранить ее на память!
Короче говоря, через две недели я получил документ на имя Иосифа Прута, дающий мне следующее право: в случае, если я буду находиться в столице любого европейского государства, где еще существует монархия, и захочу пообедать с королем и королевой, то должен о своем желании предупредить министра двора за сутки.
Как ни парадоксально, но я этим правом, которое действует и по сей день, не воспользовался. Честно говоря, сам не знаю почему…
Дружба с моим названым сыном продолжалась до последнего дня его жизни. У Дона был прекрасный почерк. Его письма - всегда разборчивые - служили мне поддержкой: перечитываю их в трудные минуты жизни.
Вспоминаю забавный эпизод, который произошел при нашей встрече с Донегалем на школьном празднике.
Мы - почти одновременно - вспомнили, что однажды, катаясь на санях по горным улочкам Шаи, врезались в забор частного дома и были страшно обруганы его хозяином.
- Давай пройдемся по этой улочке? - предложил Дони. Я охотно согласился.
Можете представить себе наше удивление: спустя 50 лет в проломленном нами месте забор так и не был починен.
- Зайдем, извинимся? - сказал я.
- Конечно!
Нас встретил хозяин возгласом:
- Смотри! - обратился он к жене. - Эти хулиганы вернулись!
Отмахнувшись от наших извинений, он достал бутылку доброго швейцарского вина и угостил двух "хулиганов".
Прошу меня извинить и впредь за нарушение хронологии повествования! Но все же стоит рассказать, каким образом школа узнала о моем существовании…
Как я уже упоминал, в начале 60-х годов в Советский Союз приехал швейцарский журналист. Он прибыл по приглашению Иностранной комиссии Союза советских писателей для налаживания взаимосвязи между нашей и швейцарской литературной общественностью.
Совершенно естественно, зная о моем длительном проживании в этой альпийской стране, именно меня командировали на аэродром для встречи гостя.
Я встретил журналиста у трапа самолета, приветствовал на его родном языке, используя при сем несколько специфических женевских и лозаннских выражений. Когда мы добрались до Союза писателей, то были уже близкими друзьями, ибо я успел многое ему поведать о том человеческом кладе, который оставил в Швейцарии.
По возвращении на родину он опубликовал 12 репортажей, в которых дословно приводились мои воспоминания о жизни в Швейцарии, в частности, о дорогой мне Эколь Нувэль и многих моих друзьях и близких.
Последующие события развернулись почти молниеносно: в Союз писателей СССР прибыло письмо от директора Эколь Нувэль, в котором говорилось, что в этом учебном заведении существует закон или, вернее, твердо укоренившийся обычай: каждый окончивший школу обязан, если, благодаря Богу, он еще жив, предстать перед Советом учащихся и преподавательского состава с отчетным докладом о том, как он использовал полученные в школе знания.
В данном случае речь идет о 50-летии вступления в Эколь Нувэль учеников того класса, который окончил Жозеф Прут. А посему Совет просит направить Жозефа Прута, естественно за счет школы, в Швейцарию.
В Союзе писателей отнеслись несерьезно к столь необычному предложению.
Прошло всего лишь 12 лет после смерти Сталина, и мало кто из писателей ездил за границу, да еще, видите ли, "с отчетом"!..
Но тогдашний Первый секретарь Союза писателей - Алексей Сурков - посмотрел на предложение иначе.
Он сказал на Секретариате: "Неужели, вы не понимаете, что такая поездка - наш козырь! Прут успел многое сделать в области театра и кино, а это значит, что в советской стране можно плодотворно работать! Заслуга нашего коллеги заключается в том, что его фильмы и пьесы отображают жизнь простых людей без особого восхваления ушедшего в прошлое сталинского режима. Поэтому совершенно естественно, что Прут будет тепло принят литературными кругами Швейцарии. (К слову сказать, Сурков не ошибся, и впоследствии меня избрали членом-корреспондентом Общества писателей Женевы.) Я лично займусь организацией его поездки!" - завершил свое выступление наш Первый секретарь.
И действительно, на следующий день Алеша поехал в ЦК КПСС, и ровно через две недели я получил заграничный паспорт и билет до Женевы.
Суркову я рассказал, что по некоторым сведениям сестра моей матери, вышедшая замуж в 1908 году за соученика по Женевскому университету - доктора Леона Хельга, - по сей день проживает в небольшом городке Монтрё на берегу Женевского озера.
Сурков порекомендовал не останавливаться у родственников, а жить именно в школе. Тетю и ее семью можно лишь посетить (очевидно, сталинское прошлое все-таки влияло на моего товарища и он побаивался, что его обвинят в потворстве "связи Прута с иностранцами"),
В тот - первый - приезд на аэродроме Женевы меня встречали мои дорогие соученики по классу: Фредерик Сиордэ - заместитель Председателя Международного Общества Красного Креста; Ренэ Барбэ - главный архитектор Женевы и Фернан Трамбле - представитель американских банков в Швейцарии. Как помните, Фернан отозвался на статьи обо мне в швейцарской прессе письмом в Союз советских писателей, где он высказывал желание встретиться "с бывшим хулиганом Жозефом Прутом, который в школе разбил ему физиономию своими часами".
Когда самолет приземлился и я появился на трапе, одетый в новый плащ, а на моей голове красовалась каскетка, одолженная "для поездки в Европу" генералом Микулиным, - ветер, дувший в мою сторону, донес реплики:
- По-моему, он там - у них - тренер по боксу, - сказал Трамбле.
- Ну да! Ты так говоришь, потому что когда-то он разбил тебе морду, - заметил Сиордэ. - Мне известно, что он писатель для театра и кино.
- И возможно, дублирует Жана Габена. - Это уже произнес Барбэ.
- Вот я спущусь и скажу, кто из вас прав! - крикнул я, спускаясь по ступенькам.
Ах, как мы долго обнимались! Какая это была радостная встреча!
Чтобы читателю стало ясно, в какой обстановке существовали в СССР люди даже привилегированные (а к ним относились писатели и артисты), приведу без сокращения мой отчет в Союз писателей, ибо таковы были обязанности каждого, возвращавшегося из загранпоездки. Одновременно написанное проиллюстрирует встречу с моей второй родиной - Швейцарией - спустя много лет.
Итак, я докладывал:
"Дирекция и Совет бывших учеников Новой Школы Французской Швейцарии (Ecole Nouvelle de la Suisse Romande - ENSR) пригласили меня принять участие в праздновании 50-летия поступления в школу учеников моего класса.
Эту поездку я совершил, получив разрешение пребывать в Швейцарии 10 дней.
Я вылетел 2 октября утром по маршруту Москва - Прага - Цюрих - Женева, куда прибыл в тот же день. Бывший соученик, близкий школьный друг - вице-президент Международного Общества Красного Креста, отвез меня в отель "Рив-Рэн" в 50-ти метрах от его дома в местечке Ла Тур-де-Пэль (на берегу Женевского озера, между Вэвэ и Кларан), где для меня им был снят номер.
Почему друг не поселил меня у себя? Таково было распоряжение Иностранной комиссии Союза писателей СССР: останавливаться я имел право только у близких родственников или в гостинице. А так как мои тетя и дядя (Анна и Леон Хельги) были в отъезде - проводили свой отпуск на юге Швейцарии в Лугано - и возвращались к себе в Монтрё (10 километров от моего отеля) только 8 октября, я вынужден был выполнить приказ Союза и ввести моего друга Сиордэ, оплатившего номер, в большой расход!..
Конец дня мы провели в телефонных переговорах с дирекцией школы, Советом бывших учащихся. В ту пору из моего класса в живых остались: Фредерик Сиордэ, Фернан Трамбле и Ренэ Барбэ. За пределами Швейцарии: Вида Галиновска - профессор глазных болезней - Быдгощ (Польша); Пьер Дитерлан, Бернар Раппар - Франция; Рэмон Делор - миссионер - Того (Африка); Юрий Кирков - пенсионер - София (Болгария).
Кстати, о Фредерике Сиордэ. Со слов профессора Митерева - Председателя Общества Красного Креста СССР и его заместителя - Зои Сергеевны Майоровой, Фредерик Сиордэ - международный дипломат, всегда поддерживающий предложения советской делегации.
Узнав о том, что мы близкие товарищи, профессор Митерев сказал:
- Вы можете гордиться дружбой с таким человеком.
Счастлив подтвердить это: Сиордэ действительно умный, разумный и абсолютно доброжелательный к нам человек.
В субботу - 3-го - мы встретились в полдень у Сиордэ. Присутствовали: Сиордэ, Трамбле, Ренэ Барбэ и я. То есть все мои бывшие соученики, проживающие в Швейцарии. После долгих взаимоотчетов мы - уже под вечер - нанесли визит школе: обошли все классы, посидели за своими партами, проделали зарядку в гимнастическом зале и закончили тем, что прошли в здание интерната.
Был субботний вечер, педагоги отсутствовали, а ученики почти не обращали внимания на четверых седых чудаков, восторженно осматривающих спальни, столовую, душевую и комнаты, где готовят уроки.
Воспользовавшись любезностью кастелянши, мы позвонили господину Дантану - нашему преподавателю английского языка, старейшему педагогу школы.
Дома его не оказалось. Девяностолетняя супруга сообщила, что господин Дантан (а ему исполнилось 92 года!) по субботним вечерам - в порядке "общественной нагрузки" - работает в публичной библиотеке Лозанны.
Мадам Дантан сказала, что и она, и ее супруг будут очарованы, если вся наша четверка нанесет им визит. Мы договорились, что заедем за стариком в библиотеку, и тронулись в путь.
Встреча на площади Святого Франциска была удивительной: четыре седых человека, сдернув головные уборы, стояли навытяжку перед маленьким старичком, который разглядывал их с ироническим любопытством. Он произнес:
- Смотрите, каких славных малых я воспитал! Никогда не думал, что из вас получится какой-либо толк! Самым способным был Сиордэ. Затем ты, Жозеф (кивнул он на меня). Барбэ был отличным рисовальщиком - я даже сохранил один свой карандашный портрет, сделанный им. А Фернан Трамбле никогда не знал урока…
Тогда Трамбле обратился к Дантану на безупречном современном языке деловых кругов Нью-Йорка.
Старик усмехнулся и сказал:
- Я пытался научить тебя языку английскому. А ты - без моей помощи - изучил какой-то непонятный мне, американский. Но если на этом жаргоне тебя там понимают, не переучивайся!
Мы поехали к Дантану. Жил он в 10 километрах от Лозанны, у берега Женевского озера на третьем этаже старинного дома.
Старик выставил нам бутылку вина из своего собственного крошечного виноградника. Расстались мы около полуночи, счастливые, как малые дети.
Дантан взял на себя миссию договориться с дирекцией и Советом бывших учеников об организации моего доклада на общем собрании школы.
Воскресенье, 4 октября, и понедельник, 5-го, - на машине, любезно предоставленной Фредериком Сиордэ, я совершил путешествие по Западной Швейцарии, посетив города Фрибур, Мора, Бьенн, Делемон, Ля Шо-де-Фен, Невшатель, Ивердон. Вечером 5 октября состоялась встреча с Арманом Брюном - генеральным секретарем Общества "Швейцария - СССР". Он предложил в пятницу - 9 октября - провести ряд мероприятий, а именно: выступить по радио, затем - пресс-конференция в Доме печати для журналистов Лозанны и доклад в Обществе "Швейцария - СССР". Я согласился.
Во вторник - 6 октября - мы с Фредериком Сиордэ поехали в Женеву: заказывать билет на обратный путь. Посетили контору и дом нашего друга архитектора Ренэ Барбэ, а также бывшего директора нашей школы - Леопольда Готье.
По Женеве нас сопровождал Фернан Трамбле. Вечер закончили просмотром фильма "Покорение Запада" - сверхбоевика, в котором главным образом массами уничтожают индейцев.