- Озлобили мы его… К завыркинцам примкнет, - сокрушался Илюша. Но все понимали и соглашались с Сашей. Правильно он поступил. В крепости должны быть только надежные, проверенные люди, раз находятся горцы в состоянии войны с врагом. А военные действия продолжались…
Противник все чаще показывался вблизи крепости. С каждым днем он становился все назойливее, нахальнее, прорываясь на законную территорию горцев. Против неприятеля тогда пускались в ход все средства обороны - все, что попадалось под руку.
В честь победы зажигался костер. Сероватый дымок, курившийся над землянкой, означал, что горцы на страже и не пропустят врага в крепость.
Встречаясь на сборе пионерского отряда, завыркинцы и горцы не показывали и виду, что они враждуют. Они с одинаковым волнением и жгучей ненавистью к фашистам слушали рассказ вожатой об испанских событиях, о том, как героически борется Мадрид. Филька как ни в чем не бывало здоровался с Сашей, добродушно скалил крупные желтоватые зубы.
Саша относился к "врагам" более нетерпимо. Лицемерить, притворяться он не умел.
- Нечестно, Филипп, поступаешь, - говорил Саша, сдвигая свои густые черные брови. - В сад к деду Пупырю вы забирались, а свалили на нас.
- А вы не забирались? - в свою очередь спрашивал Филька, намекая на известные ему проделки горцев.
Саша еще больше хмурился, сознавая справедливость замечания.
- Раньше были дела, а теперь нет, - уклончиво отвечал он.
После сбора Саша был дома. Он сидел на крыльце и занимался сложным и хитроумным делом - конструированием парохода, когда незаметно из-за угла вышел в пестрой бумазейной рубашке, замызганных штанах чумазый Лиходей и остановился возле Саши. Коротко остриженные волосы его отливали бронзой, широкий нос с горбинкой шевелился, словно он принюхивался к Саше.
- Что делаешь? - спросил он, хотя ясно видел, чем занимается Саша.
- Вот видишь?.. - Саша показал свой корабль метровой длины, собранный из бочарных планок. Выглядел корабль внушительно, как настоящий.
- А плавать он будет? - поинтересовался Лиходей.
- Поплывет, - уверенно процедил сквозь зубы Саша и для большей убедительности потрогал вынутую из корабля жестяную банку с длинной изогнутой медной трубкой. Это был двигатель. По замыслу Саши, если нагревать воду в банке до кипения, пар, выбиваясь сквозь изогнутую трубку под водой, будет толчками двигать корабль.
- Работай, работай… - как-то загадочно посоветовал Лиходей таким тоном, словно от него зависело, разрешить или запретить Саше работать. Угрюмый и застенчивый на вид, он всегда оставался в стороне, в то же время втихомолку учиняя какую-нибудь каверзу.
- Тебе чего? - спросил Саша не совсем дружелюбно, видя, что Лиходей застрял у крыльца и не собирается уходить, подозрительно посматривая по сторонам.
Лиходей что-то пробормотал о Надежде Самойловне, о справке, которую нужно отнести отцу.
"Шпион… - заподозрил Саша. - Подослали его завыркинцы со злодейской целью".
Шпион продолжал стоять, переминаясь с ноги на ногу, хотя ему объяснили, что председатель сельсовета не скоро вернется домой.
- Громить нашу землянку собрались? - догадался Саша, в упор глядя на Лиходея.
Тот сразу смешался, застигнутый врасплох, и проговорился:
- Это Филька… А я что, я не пойду… Я просто так зашел… - и исчез.
Саша понял: Лиходей должен был отвести его внимание от крепости, попридержать подле себя, в то время как от речки подойдут завыркинцы. Саша опрометью помчался в крепость.
Сразу же на шесте взвился лоскут кумача, означавший на этот раз - крепость находится в опасности. Поднятый в неурочное время флаг требовал присутствия на месте всего гарнизона.
- Идут! - вдруг тревожно, короткими резкими звонками засигналил Витюшка. Он звонил до тех пор, пока Саша обратным сигналом не приказал ему замолчать.
Теперь уже не только Витюшка, но и Саша видел: завыркинцы перешли Вырку через мост. Небольшой группой - человек шесть - шагали они по берегу, направляясь в сторону крепости.
В это время взбудораженные красным флагом горцы сбегались к крепости, вытаскивали из землянки оружие, боеприпасы.
- Хоронись по кустам, ребята! - распоряжался Саша. - Пускай думают, что врасплох застали.
Сам он не скрывался. Пускай видят враги, что командир находится на своем посту.
Завыркинцы подошли к песчаной отмели Вырки и стали вызывать горцев.
- Выходи, Мазай! - кричали они, швыряя в крепость камнями.
А Козел, очевидно помня недавнюю обиду, первым напрямик полез к крепости.
- Не трогать, - отдал распоряжение Саша своим дозорным, которые хотели сбить Козла с откоса и ринуться вниз на завыркинцев.
- Возьмем живьем, - пояснил он Левке, указывая на подслеповатого Козла.
Но Козел, только теперь заметив сидевших в кустах горцев, вдруг покатился обратно вниз, с треском ломая кустарник и крича:
- Ребята!.. Они все здесь…
Как Саша и предполагал, это была только уловка врага, ожидавшего, что горцы ринутся вниз и станут преследовать завыркинцев, отойдя от землянки.
В этот самый момент Витюшка снова отчаянно засигналил, увидев другую кучку завыркинцев во главе с Филькой Сычом уже со стороны плотины, а за ней и третью группу. Вместе с завыркинцами шли и курцевские мальчишки, примкнувшие к ним.
Положение для горцев складывалось тяжелое. Неприятель подавлял своей численностью и нахальством. Он был уверен в победе и не маскировался.
Завыркинцы устремились на крепость с разных сторон. В них летели начиненные пылью "гранаты", комья глины… Слышались угрозы с той и с другой стороны. Теперь все горцы толпились на крепостной площадке, готовясь сразиться врукопашную. И в самый критический момент, когда нельзя было медлить больше ни одной минуты, Саша решился пустить в ход артиллерию. Вытащив на крепостной вал треногу - орудие собственной конструкции, горцы поспешно забили в ствол щебень, камни, вложили в запальную часть пороховой заряд. На виду у оторопевшего врага Саша факелом поджег запал.
Оглушительно прогремел выстрел, и неприятель опрометью покатился вниз, разбегаясь по кустам.
Второй выстрел окончательно рассеял врага. Завыркинцы со своими союзниками поспешно отступили к речке. А вдогонку им неслись неистовые вопли горцев:
- Стреляй!.. Стреляй еще раз… Бей их…
Снова взобравшись на свой наблюдательный пункт, Витюшка сигнализировал, что неприятель поспешно удирает, уже больше не помышляя о штурме.
- Отбили! - кричал Саша и вместе с ним весь гарнизон, видя, как вдали, в кустах, мелькают спины завыркинцев и убегают в другую сторону их курцевские союзники.
Но на следующий день утром, когда большинство горцев еще крепко спали, завыркинцы тайком, крадучись, побывали в крепости. Они облазили все углы в землянке, сломали шест, опрокинули в ров треногу, но флага крепости, так же как и оружия горцев, найти не смогли. Спугнутые собаками, завыркинцы так же трусливо, незаметно скрылись, как и пришли.
Существенного вреда крепости они не причинили, только увели с собой крейсер горцев. Витюшка нашел "Грозный" потом в кустах у мельницы, продырявленный и наполовину затопленный.
Пустой оказалась и клетка с ястребенком. Но ястребенок тоже быстро нашелся. Живой и невредимый, сидел он у речки на ольхе и дружелюбно встретил Сашу, заверещав по-своему, не делая попытки улететь.
Когда собрались горцы и осмотрели причиненные врагом разрушения, лицо Саши прояснилось.
- Ничего, ребята! - бодро говорил он, глядя на приунывших было горцев. - В открытом бою нас никто не мог победить. Только трусы так поступают, как завыркинцы.
И снова взвилось победное знамя горцев - красный лоскут кумача. Снова звенела у костра песня отважных защитников крепости:
Мы - кузнецы, и дух наш молод,
Куем грядущего ключи.
Вздымайся выше, наш тяжкий молот,
В стальную грудь сильней стучи…
Крепость продолжала жить. А у завыркинцев почему-то пропала охота штурмовать горцев. К тому же в это время случилась с Филькой Сычом и его друзьями неприятная история: попались они у себя за Выркой в чужом саду и с тех пор присмирели. Горцы же по-прежнему зорко охраняли колхозный сад. Наблюдательный пункт продолжал существовать, хотя уже наступала осень и вместе с ней школьные занятия.
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
Быстро пролетело лето. Кустарник на берегах Вырки поредел, словно кто его прочесал, и трава на косогоре стала жухлой, похожей на мочало. Крепость теперь все чаще пустовала. Школьные занятия, заботы по дому, колхозные дела поглощали все свободное время горцев. Вместе с другими ребятами Саша рыл на колхозных полях картошку, сгребал со стланищ лен. Встречаясь на улице и в школе, ребята хвастались друг перед другом заработанными трудоднями.
- Филька Сыч перещеголял меня… - жаловался дома Саша. - Ночью, что ли, он работает?
- У него отец - бригадир, - намекнул Витюшка. Но Павел Николаевич решительно отверг ничем не доказанное предположение:
- Не таков Егор Сычев человек, чтоб припиской заниматься. Он скорее с себя последнюю рубашку отдаст, чем чужой рубль возьмет… - Успокаивая Сашу, говорил:
- Иногда и последним полезно быть, чтоб нос не задирал, не кичился: мол, я во всем передовой..
Вошла обеспокоенная Надежда Самойловна.
- Что будем делать с Мартиком? - спрашивала она. - Теперь надо решать.
Мартик стал крупным, породистым быком, приметной белой масти, с черными пятнами на спине и боках и с черными, словно в чулках, ногами.
- Зарежем, да и в кадку, - предлагал Павел Николаевич. - По крайней мере солонины до петрова дня хватит.
Саша и Витюшка возмущались:
- Для того мы растили Мартика, чтоб резать?
- Шутит он, - успокаивала ребят Надежда Самойловна. - Поговорю с председателем колхоза. Может быть, колхозной ферме на племя отдадим.
Саша сразу повеселел.
- Вот хорошо бы, - радовался Витюшка. Надежда Самойловна договорилась с председателем колхоза, и ребята сами, как только выпал первый снежок, отвели Мартика на колхозную ферму.
- Смотри не скучай, - напутствовал Саша Мартика. - Теперь ты колхозник.
Мартик только жмурился в ответ. Но когда ребята уходили, было двинулся за ними и замычал, как будто спрашивал: "Надолго ли я здесь остаюсь?"
Без Мартика в доме стало скучно, словно не хватало чего-то. Только отец был доволен.
- Сбыли с рук и ладно, - говорил он. - Кормов мало в этом году запасли. Изгороди во дворе и то не начинишься. Все своими рожищами разнесет.
- Сено-то и воду мы сами носили. И загончик тоже сами огораживали, - возражал Саша.
Действительно, сыновья в меру своих сил помогали по хозяйству. Жаловаться на них не приходилось.
Мать то и дело уезжала по делам в районный центр, в Тулу и даже в Москву. Отец ходил в лес пилить дрова. Ребятам часто одним приходилось домовничать.
Вернувшись из школы, наскоро перекусив и накормив собак, Саша и Витюшка распределяли между собой обязанности.
- Поросенку я снесу, - говорил Саша. - А ты кур и гусей накорми. Корове я тоже дам.
Со двора доносились визг поросенка и протяжное мычание коровы. В сенях толпились куры. Подавал свой голос и ястребенок, сидевший в клетке. Все учуяли, что пришли хозяева, и требовали к себе внимания.
Кряхтя и пачкаясь сажей, Саша ухватом выдвигал из печки чугунок с поросячьим кормом. Наложив сколько нужно в шайку, он направлялся к поросенку, разговаривая по пути с курами, с кошкой, с коровой.
На воле с пересвистом завывал сердитый ветер. Гулял он по соломенной крыше, врывался со снегом в любую щель. А на дворе было тепло, уютно. Накормив всех обитателей двора, братья ставили самовар и садились чаевничать, обсуждая, какие им еще предстоят неотложные дела.
- Корову подоить… картошки набрать… воды принести… дров… - перечисляли они, за обе щеки уписывая из плошки густо политую льняным маслом кашу.
Приходил отец. Он долго и тщательно обивал в сенях веником снег с валенок, а сыновья в это время наперебой сообщали ему, что они делали.
- Сена я принесу и дров наколю, - говорил отец. - А вы садитесь за уроки.
Он видел - сыновья без него и так изрядно потрудились.
Зимой уехала мать в Москву.
- Через неделю вернусь, не раньше, - сказала она ребятам, провожавшим ее на станцию.
Долго тянулась эта неделя. Ребята часто подходили к календарю на стене, загибали листки, гадали, в какой день вернется мать.
- В субботу, - утверждал Витюшка.
- Вряд ли… - сомневался Саша. - В субботу она только выедет из Москвы.
Разглядывая календарь, они мысленно представляли себе, где сейчас мать, что она делает в Москве. Без матери было скучно, особенно теперь, в долгие зимние вечера.
Наконец подошла давно ожидаемая суббота. Вернувшись из школы, Саша и Витюшка принялись за уборку. Начали с самого ответственного дела - мытья пола.
- Много воды-то не лей, - предупреждал Саша Витюшку. - Три больше тряпкой…
Витюшка на коленях старательно трет пол. Но сегодня он то и дело задумывается и начинает шлепать мокрой тряпкой по одному и тому же месту.
- Как думаешь, что мать привезет нам из Москвы?
- Что-нибудь привезет, - отвечает Саша. Он знает: мать никогда не возвращается домой без подарков.
Мытье пола на этот раз затянулось. Все время отрывали от дела. Сначала пришел Серега.
- Задачка не решается, - озабоченно сообщил он на пороге. - Бросил. Ну ее к шуту!
- У нас вот сложнее задачка, и то решаем, - говорит Саша, махая перед носом Сереги мокрой тряпкой. - Приходи попозже, вечером, вместе тогда и решим.
Только выпроводили Серегу - в избу заглянул Ваня Колобков.
- Что это вы налили воды? - спросил он, словно не видел, каким делом заняты ребята. - Не приехала еще Самойловна?
Потом зашла мельничиха и вслед за ней дед Пупырь. Не разобравшись, что происходит, он прошлепал прямо на чисто вымытую половину, оставляя огромными подшитыми валенками жирные, грязные следы.
- Кхе… кхе… - кряхтел он, подслеповато щурясь. "Вот еще приперся", - сердито подумал Саша. Пупырю тоже зачем-то понадобился председатель сельсовета. И так как дед Пупырь все еще топтался на месте, не уходил, Саша спросил его про Мартика. Пупырь в эту зиму работал на скотном дворе.
- Суров очень нравом-то… - заговорил Пупырь, явно обрадовавшись случаю посудачить. - Рожищи отрастил… глазищи огневые. Сущий черт! Намедни собрался я за тобой приходить. Никак не загонишь во двор…
Хотелось еще поговорить о Мартике, но было уже поздно. Выпроводив деда Пупыря, ребята снова принялись за пол. Но тут за окном заскрипели сани, фыркнула лошадь, и сразу же тревожно залаял Тенор.
В сенях снова затрещали половицы.
- Кого-то еще нечистая сила принесла… - громко проворчал Саша.
На пороге в клубах пара появился высокий, худощавый, темноволосый человек в черной шубе и валенках. Саша узнал секретаря райкома партии Калашникова.
Вслед за Калашниковым вошел в избу сероглазый, по-военному подтянутый парень в шинели, в шлеме-буденовке.
- Нечистая сила, говоришь? - Калашников усмехнулся. - Разве она существует? - Но, разглядев, чем занимались ребята, он не стал допытываться насчет нечистой силы и, обернувшись к своему спутнику, досадливо махнул рукавицей: - Надежда Самойловна в Москве на совещании, как это я запамятовал!
- Да, в Москве, - подтвердил Витюшка, выскочив вперед, и сразу же смутился и спрятался за брата.
Погревшись минут пять, приезжие ушли.
Саша уже потом сообразил, что надо было бы гостей пригласить остаться, поставить самовар - так всегда поступала мать, отличавшаяся хлебосольством. Приезжие из района часто останавливались у них в доме.
- Ты знаешь, кто это был второй, в шинели? Я только сейчас его припомнил, - сказал Саша Витюшке. - Андреев. Новый секретарь райкома комсомола. Помнишь, мы его видели на общерайонном слете?
Скоро на чисто вымытом полу лежали половики.
Под шестком белела охапка дров. Кадка в сенях были наполнена водой. Поросенок только тихо похрюкивал, накормленный досыта. Корова молчала, тяжело отдуваясь, пережевывая жвачку. Куры и гуси на дворе тоже вели себя спокойно.
- Вот теперь порядочек. - Саша с удовлетворением оглянулся вокруг.
Выскочив на крыльцо, Саша и Витюшка ждут. В сумерках вечера белеют крутые снежные сугробы. Вдали, на железнодорожной станции, светится красный глаз семафора. Пассажирский поезд уже прошел, а матери все нет…
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
Надежда Самойловна вернулась из Москвы на следующей неделе. Привезла сыновьям книги, цветные карандаши, краски с кисточкой.
Весь вечер она рассказывала, как проходило в Москве совещание женщин - председателей сельсоветов, как волновалась она во время выступления.
- С Михаилом Ивановичем я сидела рядом. Вот так, как с вами сижу. Он сказал мне: "Работаете вы неплохо. Слушал я ваше выступление. А вот что кашляете - это скверно…" Говорю: "Здоровье пошатнулось, Михайло Иванович. Но ничего, пройдет". - "Подлечиться, - говорит, - надо. Отправим вас в санаторий…" Спрашивал, большая ли у меня семья. А когда узнал, что ращу двух сыновей-пионеров, похвалил. Спрашивал, как вас зовут, сколько каждому лет, хорошо ли учитесь в школе…
- Спрашивал? - удивлялся Саша, присев на краешек стула и мысленно представляя себе, как мать разговаривает с Калининым.
- А ты рассказала про нашу Галю, про нашего Мартика? - допытывался Витюшка.
- Все рассказала, - с улыбкой говорила Надежда Самойловна, расхаживая по избе. - Все… Он теперь вас, сыночки мои, хорошо знает.
- И про Громилу и Тенора рассказала? - не унимался Витюшка.
- Ну как же. - Мать улыбалась, глаза у нее блестели.
Вскоре в сельсовет на имя Надежды Самойловны пришло письмо в конверте со штампом Центрального Исполнительного Комитета.
В письме сообщалось, что по распоряжению М. И. Калинина Надежде Самойловне предоставляется для лечения двухмесячная путевка в один из лучших санаториев страны.
Циковский бланк, на котором был напечатан текст письма, долго ходил по рукам, все читали и удивлялись. "Калинин письмо нам прислал", - хвалился Саша на улице ребятам.
- Вот управлюсь с делами - и в путь, - говорила Надежда Самойловна. - Путевкой обеспечена. На любой месяц выпишут.
Но дни проходили в заботах и в работе. Саша видел мать и у общественных амбаров, где было ссыпано зерно, и в избе-читальне на лекции, и в школе на родительском собрании. По-прежнему она активно участвовала в хоре и в драмкружке.
Саша любил заглядывать к матери в сельсовет. Здесь постоянно толпился народ. Приходили за справками, с жалобами и просто так - посоветоваться, поговорить.
Надежда Самойловна сидела за широким столом, покрытым кумачовой скатертью. Здесь она выглядела совсем другим человеком. Было в ней что-то новое, незнакомое Саше. Голос ее звучал строго, начальственно, и называли ее все по имени и отчеству.
Возвращаясь из сельсовета, мать говорила дома:
- Не я буду, если не добьюсь, что станут наш колхоз и наш сельсовет передовыми, показательными во всем.
Саша не сомневался в этом. Мать добьется. Не в ее характере отступать. В районной газете все чаще появлялись заметки о Песковатском.
- Про нас пишут, - радовался Саша.