– Рожденная мыслью драматурга, через некоторое время она обретает собственную жизнь, становясь художественным произведением в чистом смысле этого слова. Театральная декорация – пленница театра только до тех пор, пока идет спектакль. Предано забвению имя автора пьесы, сделана попытка уничтожить все духовные следы эпохи, но греческие маски, костюмы Бакста, декорации Л.Поповой, театральные рисунки Пикассо и Шагала живут в частных собраниях и музеях. Можно утверждать, что новые формы пришли в русскую живопись прежде всего через театр. "Русское чудо", которое явил Западной Европе Дягилев своими театральными сезонами, касалось не только танцоров и певцов, но в той же мере и художников. Художники принесли в театр движение цвета, яркость красок, их ритм, который гармонировал с ритмом танца, принесли в театр необычайную зрелищ-ность, а в 1920-е годы и новаторскую конструкцию. Проблемы новых средств выразительности, которые поставил перед русским искусством XX век, были разрешены в театре с большей последовательностью, чем в станковой живописи.
Можно считать теперь историческим фактом, что благодаря и аукционам, в собрании Лобановых-Ростовских было сконцентрировано много произведений театральной живописи и предметов, демонстрировавших "русский эксперимент" в изобразительном искусстве, который заставил повернуться в сторону России крупнейшие европейские художественные школы. Это отражалось, конечно, на тематике аукционов и ценах на предметы русской театральной живописи.
Лобанов продолжал пополнять собрание вплоть до самого момента его продажи, периодически покупая на аукционах те произведения, которые он ранее не мог найти в магазинах у дилеров в Европе и Америке. Так работу Н.Милиоти 1908 года, как редкий пример символизма в русской театральной живописи, князь приобрёл на аукционе "Сотби" в 2004 году. Спустя два года он купил в отделении "Кристи" в Южном Кенсингтоне два эскиза костюмов Александра Бенуа к постановке "Павильон Армиды" Сергея Дягилева, осуществленной им в Петербурге в 1908 году.
Как-то, на одной из наших встреч я спросил князя, трудно ли сохранять холодную голову во время торгов? Его ответ меня обескуражил:
– Нет, не трудно. Могу привести вам пример с продажей картины Ларионова. Я хотел приобрести её во время торгов и остановился на 100 тысячах. Это бессмысленно – покупать за 200–300 тысяч! Если вы покупаете француза Ван-Гога за два миллиона, можно точно сказать, что он в будущем будет стоить пять милли онов. Ларионов нет! Он не будет стоить пять миллионов!
Выходило, что на живописи во время торгов могли зарабатывать не только инвесторы, а и коллекционеры, у которых есть знания и опыт. Лобанов был в числе последних. Он обладал потрясающей интуицией. Поэтому, сразу после завершения службы в "Де Бирс" его и пригласили консультантом в "Кристи". Не всё там сложилось сразу (князь не терпел администрирования и бестолковщины). Но когда к руководству аукционным домом пришёл лорд Карингтон, стиль его работы пришёлся по душе Лобанову. Он вспоминал об этом периоде с удовольствием:
– Лорд Карингтон проводил блиц-совещания, которые длились десять минут. В течение пяти-семи минут вы имели возможность изложить свой взгляд. Остальное время шло на вопросы-ответы. После чего следовало его решение. Оно было окончательным. Так что, когда я получил неожиданное и очень выгодное приглашение перейти в "Сотби", меня оно застало врасплох. Случилось это при весьма забавных обстоятельствах. Торговый дом "Сотби" проводил в Москве аукцион, на который приехал и я. Он сопровождался наплывом огромного числа клиентов. В гостинице "Националь" руководство "Сотби" устроило приём. В большой комнате поставили длинный стол и два маленьких. За одним из маленьких столов сидел директор "Де Бирс", который в это время был случайно в Москве, председатель "Сотби" лорд Гаури и я. Вдруг лорд Гаури наклонился и спросил, есть ли у меня с собой наличные. Ему нужно взаймы 300 долларов, чтобы заплатить за чёрную икру. Без этого залога официант отказывался подать икру на стол. Мне пришлось помочь лорду с предоплатой. Аукцион был посвящен русской живописи и прошёл весьма успешно. Я возвращался в Лондон бизнес-классом. И вдруг такое совпадение: лорд Гаури тоже летел в этом бизнес-классе. Он пригласил меня присоединиться к нему во время ужина и за бокалом вина предложил мне перейти к ним в "Сотби". Я объяснил, что не могу уйти сразу, но согласен три месяца давать "Сотби" советы и консультации бесплатно.
…В "Сотби" князь работал по контракту в течение пяти лет. Он давал множество полезных советов, в частности, предложил перенести центральный офис в Манхэттен, в Нью-Йорк. Таким образом, торговый дом минимизировал налоги. Покинул "Сотби" Никита Дмитриевич, достигнув пенсионного возраста. Тем не менее, он продолжал ходить на аукционы, давал консультации, и, одновременно, не оставлял любимое детище – занимался коллекцией. Со своей первой супругой, Ниной, князь уже расстался, покинув их общий дом. Часть коллекции осталась там. Основные же экспонаты переехали на хранение в складские помещения в Германию. Но князь продолжал пополнять коллекцию, теперь уже благодаря исключительно аукционам…
Никита Дмитриевич хорошо знает, что происходит в аукционных домах изнутри. Он по сегодняшний день охотно рассказывает журналистам обо всех тайнах аукционного искусства! И в первую очередь об оценке произведений, выставляющихся на торгах. Оказалось, например, что стоимость картины того или иного художника базируется на предыдущих продажах, то есть на ценах, полученных на аукционах за схожие работы. Тут важен прецедент! Учитывается, разумеется, и мнение профессионального оценщика. На стоимость также влияет состояние картины, место этой работы художника в его наследии, композиция, цветовое решение, период создания, размер, качество красок. И конечно, важную роль играют организации и частные лица, известные оценщику в качестве потенциальных покупателей.
Само собрание Лобановых периодически оценивалось аукционным домом "Сотби". Задача этих оценок – установить потенциальную стоимость коллекции не только для её возможной продажи на аукционах в Нью-Йорке или Лондоне, но и для необходимости страхования. Первая оценка состоялась в 1967 году, в связи с выставкой собрания в музее Метрополитен в Нью-Йорке; последняя – в марте 1998 года для выставки части собрания в Японии. За три десятилетия стоимость коллекции выросла в семь раз.
Приведу несколько замечаний князя по поводу истории проводимых аукционов русского искусства вообще и его участии в них. Наиболее значительным явлением на русских торгах Парижа и Лондона, особенно во время перестройки, то есть в конце 80-х – начале 90-х годов, было участие в них представителей правления Фонда культуры, Министерства культуры СССР и частных российских коллекционеров. Они становились всё более частыми гостями в аукционных залах, где выставлялось на продажу русское искусство. Это способствовало расцвету русских отделов "Сотби" и "Кристи".
Однако торги непосредственно в России сегодня, по мнению князя – дело бесперспективное! Причины лежат на поверхности. С одной стороны, невыгодно ввозить купленное в Россию из-за налогов на таможне. С другой – невозможно законно вывозить приобретённое из России. К тому же в стране продолжает действовать закон о налоге на прибыль с продажи произведения искусства. Это исключает любую возможность проведения там торгов. По крайней мере, проводить аукционы в Москве или Петербурге бессмысленно, хотя такие попытки предпринимались. Аукцион "Сотби", проведённый в Москве в 1988 году, остаётся единственным.
В том же году в Лондоне "Кристи" провёл аукцион, на котором было представлено русское прикладное искусство и живопись. Следует сказать, что появление покупателей из России на аукционах, проводившихся на Западе, привело к изменениям в самых крупных торговых домах. "Кристи" даже перестроило свой центральный зал наподобие Петергофского дворца.
В 1987 году, будучи консультантом в "Кристи", Никита Дмитриевич попытался убедить акционеров и директоров в необходимости создания комплексных аукционов с включением живописи, фарфора, редких книг и икон – предметов именно русского искусства. Сделать это было не так просто. Ведь обычно в аукционных домах предметы искусства распределяются по специализированным отделам. Например, венецианские, греческие и русские иконы проходят в отделе икон, редкие книги русского авангарда – в отделе книг, а мебель – в отделе мебели. Никита Дмитриевич предлагал тогда новый порядок, исходя из того, что, например, Фонд культуры будет покупать всё, что относится к русской культуре… Позже "Сотби" тоже последовал этому совету князя.
Говоря о практике вывоза культурных ценностей из России, важно подчеркнуть ещё одно обстоятельство. Множество жёстких ограничений в этой сфере влияло на развитие русской темы в аукционных домах. Сейчас многое приходит за границу из краденого из музеев или частных домов, в основном российских. Вывезти же из России, благодаря коррупции, можно что угодно. И сравнительно за небольшие деньги. Князь вспоминает чудные портреты графа Николая и графини Натальи Зубовых, в 2001 году украденные из музея в Грозном и прибывшие в хорошем состоянии на аукцион. Имена аукционных домов и их постоянная реклама приводят туда продавцов, готовых расстаться с "шедеврами". Эксперты же домов разъезжают по Европе и Соединённым Штатам, предлагая коллекционерам и торговцам свои услуги. Эта сторона деятельности аукционов, к сожалению, связана с криминалом. Последнее, вероятно, влияет и на цены.
Летом 1999 года "Кристи" в Лондоне провёл три аукциона современной живописи, на которых были представлены художники русского авангарда. Там был продан холст Малевича "Две женщины на фоне пейзажа" за 507 тысяч долларов. Другие же работы не нашли покупателя. Реально продаётся только то, что находилось много лет вне России и снабжено сертификатом подлинности. Но ситуация осложняется ещё и недоверием к сертификатам, подписанным некоторыми русскими искусствоведами и сотрудниками музеев.
Любопытны комментарии князя, касающиеся динамики цен на торгах. Скажем, в 2002 году картины русских художников стоимостью свыше 150 тысяч долларов с большим трудом находили покупателей на аукционах. Спрос резко упал. Работы таких мастеров русского авангарда, как Попова, Родченко, Розанов, Степанов, Экстер плохо продавались. Русский авангард, как решили многие покупатели, плохое капиталовложение и не пользуется спросом. Князь приводит в пример картину Экстер, которую оценили в 250–300 тысяч фунтов, но так и не продали на торгах в "Кристи". Оценка была произведена неправильно. Её, возможно, купили бы за 80-100 тысяч. Князь приводит другие примеры неоправданно завышенных цен. При этом рекордные цены на русскую живопись во время аукционов во много раз меньше, чем на импрессионистов. "Мальчик с трубкой" Пикассо был продан за 104 миллиона долларов. Это примерно столько же, сколько стоила коллекция яиц Фаберже, которую приобрёл Виктор Ваксельберг. "Чёрный квадрат" Малевича был продан на аукционе "Филипс" в Нью-Йорке за 16 миллионов долларов. Эти цены, по мнению Никиты Дмитриевича, случайны. А на московском аукционе Потанин купил один из авторских вариантов "Чёрного квадрата" за миллион долларов. Почему импрессионистов новые русские покупали охотнее чем, скажем, Рубенса и Рембрандта? Ответ князя прост: для восприятия этих художников нужна подготовка. Её нет. А вот Айвазовского и Шишкина хорошо покупали по инерции. Эти работы известны потенциальным покупателям по… обёрткам конфет, например "Мишка на севере"… Приобретение же Рубенса или Брейгеля требует определённой эстетической подготовки потенциального покупателя и достаточно высокого уровня внутренней культуры.
Этот фактор важен ещё и потому что на аукционах среди покупателей много "новых" русских. В Великобритании покупают не столько англичане, сколько приезжающие со всего мира туристы. Причина в том, что в Англии можно ввозить и вывозить деньги и предметы искусства без всяких препятствий. Тем не менее, ожидаемого процветания торговых домов, специализирующихся на продаже предметов искусства, так и не случилось. Более того, аукционы понесли серьёзные потери, и аукционные фирмы попали под контроль финансистов, что по мнению Лобанова, ни к чему хорошему не привело.
И ещё одна причина – эксперты и менеджеры, занимающиеся русским искусством на "Сотби" и "Кристи". Уровень экспертов, на взгляд Лобанова, таков, что ошибки подобного рода очень вероятны. И чтобы избежать их, следует, как минимум, аккуратно и правильно описывать в каталоге то, что выставляется на торги. Хороший эксперт стоит дорого. Но аукционный дом далеко не всегда готов платить ему большие деньги. Ведь и галереи на Нью-Бонд-стрит тоже проводят свои аукционы. И там продаётся русское искусство. Всё более входят в моду интернациональные аукционы, которые проводит "Сотби", например аукционы еврейской живописи в Тель-Авиве, китайской – в Гонконге, австралийской – в Мельбурне… Покупатели этих стран платят больше за своих живописцев, чем иностранцы. Кстати, это и сегодня невозможно для покупателей из России. И причина всё та же – несовершенство юридических и таможенных правил, что сдерживает участие в торгах русских туристов.
О фальшивках князь говорит на примере высоких цен в конце 80-х – начале 90-х годов, которые установились на небольшом, но политизированном рынке авангарда. Рынок этот был наводнён огромным количеством подделок, подорвав доверие у традиционных покупателей. Русский рынок покатился в ценах вниз. Ситуация с работами Ван-Гога, которые продаются за 82 миллиона долларов, или Ренуара за 78 миллионов вызывает раздражение. Эта бессмысленная погоня за престижем, как считает Никита Дмитриевич, размывает сам фундамент ценностей культуры. Почему Тициан продаётся в то же время за 12,5 миллиона долларов, Рембрандт за 9,3, а Рубенс за 5,5 миллиона? Непомерному росту цен, как полагает князь, способствуют престижные и понятные "новым" русским, импрессионисты.
И такое положение длилось довольно долго. Теперь медленно кое-что меняется. Но тема, касающаяся подделок и завышенных цен на аукционах, остаётся актуальной и стала более деликатной, особенно после того, как коллекция Лобановых-Ростовских оказалась в Санкт-Петербурге. Недоброжелателей у князя много. И в России это заметно. Например, при первых же попытках переговоров об издании этой книги, до меня дошёл слух, что в проданной коллекции Лобановых-Ростовских множество подделок. Это неправда. Процент таких подделок в целом в коллекции ничтожный, значительно меньше, чем в других подобных коллекциях:
– Каждая работа из нашей коллекции, – свидетельствует князь, – подверглась тщательной проверке. Нам с Ниной было очень лестно мнение экспертов, когда мы ознакомились с их докладом. Они указали только на пять произведений, которые потребовали "переатрибуции". Даже если слово "переатрибуция" было деликатной заменой слова "фальшивый", то это редчайший случай, где в собрании содержится меньше чем 1 % работ под вопросом. Профессиональный искусствовед хорошо знает, что любое собрание, частное или музейное, обычно содержит до 5 % работ, требующих "переатрибуции"…..
О подделках князь говорит охотно.
– Рынок подделок очень серьёзен, и их количество увеличивается в геометрической прогрессии. Например, произведений Айвазовского насчитывается в десять раз больше, чем он написал на самом деле. То есть, каждые девять из десяти его работ – фальшивка. Это беда не только русского искусства. Бороться с подделками очень трудно. Одна из проблем заключается в том, что аукционные дома не в состоянии иметь в штате высококлассных экспертов. Эксперты же не стремятся попасть в аукционные дома, поскольку зарплаты там относительно низкие. Причем, если во время торгов выясняется, что работа может оказаться поддельной, аукционный дом часто не снимает её с торгов, потому что иначе их служащие должны признать, что сами были не способны определить подлинность. В 2007 году предлагались к продаже в Лондоне два эскиза костюмов Челищева. Подпись – по-русски, но человек, который подписывал их, даже не владел кириллицей. И допустил в подписи орфографические ошибки. А оригиналы этих эскизов висят у нас дома. Я постоянно встречаю произведения – копии работ из нашего собрания, которых насчитывается более тысячи. Когда я высказываю свои суждения о подделках в аукционных домах, они посылают меня, сами знаете, куда. Им безразлично, что о них думают. А если покупатель докажет, что купил фальшивую работу, то аукционный дом возвращает деньги без дополнительных санкций.
Когда я писал эту книгу, в прессу просочилась информация об очередных подделках. Люксембургская компания Агйшг Ргорегйез подала иск против дилера Анатолия Беккермана и его галереи ABA, которые якобы продали ей четыре поддельные работы русских мастеров-живописцев и целый ряд других полотен по завышенным ценам. Иск был подан в федеральный суд Южного округа Нью-Йорка. Кроме бывшего ленинградца Беккермана и его галереи, расположенной на Западной 17-й улице в Манхэтте-не, там фигурировали еще 100 неназванных ответчиков, которые по традиции обозначены как Джон Доу По утверждению Агйшг Ргорегйез в 2007–2008 годах ее закупщик, Александр Савчук, приобрел у Беккермана 18 работ русских живописцев XIX и XX веков. В общей сложности истец заплатил за картины более 9,5 миллионов долларов. После получения купленных полотен истец обнаружил, что четыре картины написаны не теми, чье авторство указал Беккерман (речь идет о "Римской семье на отдыхе" Семирадского, "В лесу" Шишкина, "Изысканном ужине" Бакалови-ча и "Цветах магнолии" Гончаровой). Эти четыре картины обошлись Агйшг Ргорегйез в 2 миллиона 400 тысяч долларов.
Впрочем, примеров фальшивых распродаж можно набрать и на аукционах "Сотби". Газета "Гардиан" сообщила о том, как несколько лет назад в "Сотби" разразился скандал с картиной Шишкина "Пейзаж с ручьем". Заявленная стоимость известной работы этого художника в аукционном каталоге была 1 миллион 280 тысяч долларов. Несмотря на имевшееся заключение экспертов Третьяковской галереи, специалисты аукционного дома заподозрили неладное. И за день до аукциона сняли лот с торгов. Позже специалисты другого аукционного дома Bukowskis (Швеция) узнали в "Шишкине" ретушированную картину голландца Маринуса Адриана Куккука, красная цена которой – 50-100 тысяч долларов. В 2007 году президенту России В.Путину подарили фальшивого Шагала. Этот факт Никита Дмитриевич приводил в Киеве, где рассказывал украинским любителям искусства о том, как отличить подлинник от подделок.
Князю задавалось множество вопросов, в том числе о подделках иконы.
– Икона – уникальный жанр. Подделать икону очень трудно.
– А что легко?
– Пейзажи, например. Создать "шедевр" не так сложно. Берется лесной пейзаж шведского или датского художника третьего ряда стоимостью около 10 тысяч долларов. Оригинальная подпись удаляется. Поверх пишется "Шишкин"! И этот "шедевр" уже стоит в десятки и сотни раз дороже! Вот и на одном из лондонских аукционов продавались две явные фальшивки!
– Однако есть ведь заключение экспертов…
– Экспертов нужно "перепроверять". Фальшивые заключения – это большой бизнес, вокруг которого кормятся десятки людей. Они продают фальсификаты за деньги и зарабатывают, поверьте, очень прилично.
– Так что же делать?