Марина, моя экс-супруга, так много сделавшая для моей эмиграции, вывезла, по существу, меня из Москвы в Лондон. Наверное просто потому, что отчаянно влюбилась. Моя дочь родилась в Лондоне. Затем любовь кончилась, а жить без любви с отцом ребёнка Марина не могла. И мы оба помним, как наша дочь в три года плакала: "Мама, не выгоняй папу! Я хочу папу!". Я сожалею о многом в период нашего расставания, но не могу не испытывать постоянного чувства благодарности к Марине, которая вытолкнула меня в эмиграцию, изменившую мою жизнь.
Моя дочь плохо говорит по-русски. Но мы общаемся. Наше биологическое родство со временем переросло в душевное. У неё прекрасный отчим. Она зовёт его "дэди". А меня, когда мы встречаемся, папа! Мы дурачимся, разговариваем на нашем особом русском языке и понимаем друг друга. Моя дочь признаётся, что говорит по-русски только со мной. Мы смотрим фотоальбомы тех лет, и каждый из нас вспоминает своё! Я, больше с горечью, думаю, как мне нелегко было по выходным дням забирать её и всё свободное время после трудовой недели посвящать ей. С шести утра я слышал: "Папа, вставай! Идём играть в теннис! Идём гулять! Я хочу в парк!". Я и сейчас ненавижу детские площадки. Она, наверняка, помнит всё иначе! Мы со смехом вспоминаем, как однажды я отшлёпал её, когда она вздумала поддразнить меня! На мой строгий запрет выходить на проезжую часть, делала это назло мне и ждала моей реакции! Правда, тогда было не до смеха!
Сын мой только на подходе к тому, когда отец из абстрактного гена превращается в друга. Но и с ним мы прошли пик трудностей в наших отношениях. Сейчас они всё более доверительные и близкие. У меня с сыном глубокая духовная и интеллектуальная связь, которой я очень дорожу.
Эти параллели я провожу, чтобы полностью и окончательно согласиться с князем: горько, когда физиологическое отцовство не состоялось, но совсем не потому, что некому оставить наследство – материальное или духовное. Без детей моя жизнь была бы неполноценной. Хотя, конечно, для людей творческих, созидательных, берегущих время, а значит, эгоистов и эгоцентристов, цена отцовства часто оказывается слишком высокой. Так что продолжаю настаивать: вопрос о наследстве в отцовстве последнее, о чём стоит сожалеть.
Генетическая же привязанность князя к России, как я могу предположить, возможно, не проявление патриотизма, а то плацебо, которое заменяет несостоявшееся отцовство. Нет, я совсем не исключаю привязанность к исторической родине. Это очень сильное, щемящее чувство. Мне это близко, хотя я был в Израиле лишь однажды! Необъяснимым образом, сопротивляясь проявлениям ортодоксальности, но помня своё советское прошлое, связанное с антисемитизмом, я чувствую там свои генетические корни. Князь ездит в Россию регулярно, потому, что его чувства питает к счастью не исчезнувший род Рюриковичей. Но как реализуется эта его генетическая привязанность?
Дом в Филях – веха для князя! Это и мемориальный музей, и музей-квартира. Задача музея – показать историю Российского государства через жизнь и деятельность рода князей Лобановых-Ростовских. Музей символизирует возвращение этого рода после долгих лет эмиграции в Россию, в Москву Князя назначили внештатным хранителем дома-музея. Там он работает, принимает гостей и проживает во время его визитов в столицу.
Музей размещается во вновь построенном доме из камня, облицованного брёвнами с обеих сторон, что придаёт музею вид деревенской усадьбы. На первом этаже три экспозиционных зала. Зелёный зал, в котором развешаны семейные портреты. Под ними в витринах выставлены книги и реликвии, подаренные основателем музея. На стенах висят гравюры с видами Москвы и Петербурга, старинные карты империи. В центральном, Красном зале экспонированы 40 гравюр-портретов Романовых с их генеалогической таблицей, и полководцев, служивших во славу Российской империи. Синий зал посвящен князю и его ближайшим родственникам. На начальном этапе Никита Дмитриевич передал музею 90 обрамлённых старинных гравюр и дюжину портретов, написанных маслом. На верхних этажах размещены 50 театральных работ и произведений художников 1920-х годов, которые отражают вкусы и предпочтения коллекционера Лобанова! Надо отметить, что Никита Дмитриевич уже переправил сюда из Лондона 140 экспонатов. Он продолжает пополнять фонд музея семейными реликвиями. Так что Москва никак не проиграла, выстроив за свой счёт помещения в парке и предоставив их под усадьбу 33-му отпрыску рода Рюриковичей.
Но вот итоги усилий Никиты Дмитриевича по оборудованию этого дома-музея, наполнению его экспозициями меня настораживали недаром. Взглянем на эту акцию властей Москвы объективно. Музей состоялся исключительно потому, что князь сумел найти ключ к мэру Лужкову и московскому правительству. Вот и всё. Иначе говоря, он в очередной раз попробовал доказать, что в коррумпированной России можно договариваться с властями. Это не укрылось от внимания журналистов. Один из корреспондентов уже после открытия музея даже укорил князя: мол, вам на российских политиков грех жаловаться, к примеру, вам презентовали только что отстроенный дом в Филевском парке рядом со спортивным залом, которым пользуется президент. Князь ничуть не смутился и объяснил всё на пальцах:
– Предоставили в пожизненное пользование, чтобы я показал в экспозиции историю российского государства через жизнь и деятельность князей Лобановых-Ростовских.
– А дворцы и другое имущество вашей семьи вам не хотят вернуть?
– В России нет закона о реституции. Россия никому ничего не вернула и не собирается возвращать. Мне предлагали верхний этаж нашего дома в Москве, но не в порядке реституции, а на условиях пожизненного пользования. Понятное дело, от такого предложения я отказался.
Похожая ситуация сложилась и в Петербурге. Лобановский дом, то есть тот самый дом со львами, воспетый Пушкиным в "Медном всаднике", где, "как живые, стояли львы сторожевые", ныне перестраивается под отель "Four Seasons – Pulse". В один из своих приездов князь попытался попасть туда, когда увидел, что он находится в строительных лесах. В газетах он прочитал, что дом теряет первоначальный облик. Власти же уверяют, что следят за происходящим на стройке. Никита Дмитриевич настроен скептически. И объясняет свою позицию просто:
– Объективно Петербург является мировым архитектурным достоянием, и не случайно этот дом строился Монферраном вме сте с Исаакиевским собором. Так что любое вмешательство в архитектуру говорит не в пользу Петербурга. Я уверен, что такие дворцы нужно передавать в частный обиход, как это делает Франция, и очень удачно, поскольку государство не способно их поддерживать. Что делает Франция? Она сдает дворцы в аренду и обязывает делать ремонт. Легко было бы повторить то же самое и в России, но, видимо, это трудно сделать в государстве, где юридическая власть подчинена гангстерам, которых почему-то называют бизнесменами, и где коррупция съела все сверху донизу. Поэтому даже если и будет хороший закон по поводу памятников, гангстеры дадут взятку и сделают что хотят. Страшно и жалко, что творение Монферрана будет изменено.
– Вы не хотели ваш дом выкупить?
– Мне это предлагали лет шесть назад – хозяин его сидел в тюрьме и просил 3 миллиона 200 тысяч долларов. Но ежегодное содержание обошлось бы мне еще в миллион. Тогда этот дом казался коммерчески бесперспективным – потолки там высотой всего 3,25 метра, это слишком низко, чтобы сделать второй этаж, и количество комнат недостаточно для гостиницы. Кто же думал, что в Москве у Большого театра появятся отели, где номер будет стоить 16 тысяч долларов в сутки и любые расходы окупятся? В тот момент я отказался.
– Да, факт в истории зафиксирован: в Москве существует Дом-музей Лобановых-Ростовских на территории Парка культуры и отдыха "Фили". Но, оказывается, он… не функционирует, потому что и по сегодняшний день весь этот объект не закончен. Более того, Дом-музей построен по постановлению правительства Москвы в 2001 году. А спустя семь лет, начиная с 2008 года, кое-кто в правительстве Москвы приглядывается к этому лакомому куску земли в Филёвском парке. Дельцы хотят его "приватизировать", а Музей оттуда убрать. Они уже предложили Лобанову переехать в Царицыно затем, чтобы что-то иное построить в Филёвском парке в "Городе мастеров". И получать с нового строительства откаты.
– Меня как будто спасал прежний мэр Лужков, – с горечью замечает Никита Дмитриевич в нашей беседе. – Но теперь его "ушли" и, я думаю, меня оттуда выживут. А судиться в России мне невозможно, потому что независимого правосудия там не су ществует. Поэтому я не смотрю на свое проживание в Филёвском парке с оптимизмом. Жду со дня на день!
Спрашивать, обидно ли – просто сыпать соль на рану! Но об этом чувстве Никита Дмитриевич сам сказал в одну из последних наших встреч:
– Увы, боюсь, что мне скоро придется эвакуировать музей. В парке Фили новое руководство. Всё меняется. Похоже, там собираются сносить "Город мастеров", в одном из домиков которого мы и находимся. А жаль! Тут был хороший культурный центр, по соседству были кружки для детей, они занимались гончарным ремеслом, резьбой по дереву Непонятно, почему эти здания не используются! Сюда вложено столько денег. Есть открытый театр, конференц-центр, гостиница с рестораном. Новому мэру Собянину я вручил лично письмо на эту тему, когда прочитал газетную статью с сообщением, что "Город мастеров" будет снесен. Но так и не получил никакого ответа.
Впрочем, время уже внесло поправку. Когда книга была готова к печати, князь получил-таки ответ. И совсем не за подписью мэра Собянина! Вот конец его: "В настоящее время ведутся судебные процессы между парком и ООО "ИНТЭС". Учитывая изложенное, полагаем целесообразным, уважаемый Никита Дмитриевич, рекомендовать Вам вывезти экспонаты и личное имущество из помещения Дома-музея". Этот "приговор" подписала Елена Борисовна Струшкова из Отдела культуры правительства Москвы аккуратно под новый год 27 декабря 2011 года. Иначе назвать это письмо (отправленное в качестве новогоднего поздравления, что ли?) язык не поворачивается. Особенно, если вспомнить, что это здание в Филёвском парке князю предоставили "в пожизненное пользование"!
Насколько мне известно, Никита Дмитриевич в добром здравии: 6 января 2012 года он отметил своё 77-летие! Я встретился с ним в этот день вечером в "Пушкинском Доме" и готов доказать в самом строгом суде Елене Борисовне – жив, жив потомок Рюриковича в 33-м поколении! Хотя и признаётся, что за свой счет в России ничего серьезного теперь не предпринимает. "Здесь нужно быть очень крупным жуликом, чтобы чувствовать себя, как дома" – с горечью говорит он. С горечью ещё и потому, что ему надо срочно найти крышу для сокровищ, которые он поторопился переправить на историческую Родину. И снова у меня вопрос: надо ли реализовывать генетическую обязанность, которую он ощущает к такой стране, как Россия в таких формах? Ответ напрашивается сам собой.
"Еврейский вопрос" в русском характкере
Потомственный князь Никита Дмитриевич Лобанов-Ростовский – один из тех, чей род, составляющий славу России и уничтоженный большевиками – Аубеждён, что продолжает "строительство России", живя за рубежом. Он всегда говорил, что ощущает генетическую обязанность перед Россией, хотя жить в России не хочет. Много лет он отказывался принять российское гражданство. А у меня вызывают восхищение русские эмигранты, которые родились с геном строителей России, создателей ее богатств, которые сохранили веру в великом своем терпении и ожидании перемен. Может быть, эта вера – род ностальгии! Но, так или иначе, не занимая никаких политических постов, эти люди верят, что способны влиять на ход событий в России.
Сразу скажу, что я ощущаю генетическую связь с еврейским народом. Про генетическую обязанность не знаю, но привязанность определённо чувствую. Народ Никиты Дмитриевича, в основном, проживает в России, а мой народ рассеян по всему миру. Князь, надо полагать, хочет вернуть России не только утраченные культурные ценности, но и собрать в метрополии всё, что создавали русские художники за рубежом. Мне кажется, картины Марка Шагала, Амедео Модильяни, Льва Бакста, Марка Ротко, Хаима Сутина и других художников из-за их еврейского происхождения совсем не должны переселяться даже в Израиль, не говоря уже о России. Они, по-моему, вполне уютно чувствуют себя в музеях Парижа, Нью-Йорка и других городов мира.
Выскажу даже крамольное мнение: задача возвращения в Россию культурных ценностей, оказавшихся на Западе, выглядит искусственной. Одно дело – объединение произведений русского авангарда в единое собрание, как, например, коллекция Ло-бановых-Ростовских, и совсем другое – попытка переселения с Запада всех сокровищ только на том основании, что они были созданы там русскими мастерами. Почему не может существовать параллельно Искусство русского Зарубежья и Искусство русской Метрополии? Неубедительна и попытка выделения еврейского направления в русском авангарде. Да, среди первооткрывателей русского авангарда оказалось непропорционально много художников еврейской национальности. Но искать единую еврейскую творческую программу у таких разных мастеров, как Шагал, Ли-сицкий, Модильяни, Ротко, Сутин, Бакст – сильная натяжка. Такой программы, скорее всего, в их творчестве не существовало. Они ставили перед собой какую-то общую для всего направления русского авангарда эстетическую задачу. В ее решение, наверняка, накладывался отпечаток еврейского происхождения мастера. Анализировать данные признаки в творчестве авангардистов-художников – интереснейшая тема для исследователя. Но эта частная тема явно не сообразуется с попыткой, скажем, организаторов выставки "Священное. Художественное. Эстетическое" в хайфском музее Мане-Каца называть того же Марка Шагала деятелем еврейского авангарда в России…
Саша Шлепянов, собиратель художников Парижской школы, насколько мне известно, озадачился исследованием, цель которого попытаться проследить и объяснить, почему среди этих художников так много евреев и как их национальность влияла на творчество. Немного зная Шлепянова, думаю, что его подход будет таким: он попробует проследить путь к успеху, с одной стороны, русских (евреев) художников Парижской школы, а с другой – их собратьев в СССР, которые пытались выжить в казарменных условиях соцреализма. Русские (еврейские) парижане развивались свободно. Их талант не "направляли" ни партия, ни правительство, ни газета "Правда". И каждый смог выразить все то, что было ему даровано Богом. По-моему, это направление исследований гораздо конструктивнее, чем поиск национальной идеи у художников-евреев Парижской школы.
Почему же в наших продолжительных беседах с Никитой Дмитриевичем я в какой-то момент вообще обратился к "еврейскому вопросу"? Я спросил его, верит ли он, что русскому народу свойствен антисемитизм. Верит ли он в генетическую предрасположенность евреев к интеллектуальной и финансовой деятельности. И показал ему некоторые выдержки из "Дневника Достоевского", звучащие весьма современно и которые он не читал.
Вот ответ князя:
– Я так много удовольствия испытывал от общения с коллекционерами, художниками еврейской национальности, их родственниками, с еврейскими женщинами, что мне трудно не любить евреев.
Сомневаясь в правомерности суждения – любить или не любить евреев – в случае с князем нельзя не прислушаться к его позиции. Опыт общения с людьми еврейской национальности у него, в самом деле, огромный. В более чем двухтысячном списке имён в сборнике "Эпоха. Судьба. Коллекция", составленном Лобановым, особенно на биографических страницах, читатель найдёт множество еврейских фамилий. Объясняется это тем, что князь в своей жизни занимался банковским делом, продажей и покупкой бриллиантов, предметов искусства, работал в аукционных домах "Сотби" и "Кристи". Таким образом, ему, православному русскому, приходилось ежедневно встречаться с евреями, общаться с ними, дружить, расходиться. Вот и выходило, что "еврейский вопрос" он никак не мог игнорировать.
У меня же в период подготовки к этой книге проблема отношения к евреям вылезла сама собой. Сначала я познакомился с книгой Людмилы Улицкой "Даниэль Штайн, переводчик", которая отвергала этот "вопрос" как таковой: мол, нет такого вопроса, а если есть, он неправомерен и надоел. Тут комментировать нечего! Но спустя день я ехал в метро и читал "Дневник писателя" Достоевского в издании "Азбука классики". Открыл наобум 277-ю страницу дневников 1876 года за март месяц и замер: глава вторая была озаглавлена "Еврейский вопрос". Так что вопрос, конечно, есть. Ответы на него разные. Достоевский утверждает, что "русские угнетены несвободой, бесправием и бедностью", а "мироеды-евреи" обирают мужика. Потому "ограничение их в правах с этой стороны справедливо". Иначе евреи "окончательно погубят мужика, выбравшегося из-под влияния общины". При этом, Достоевский признаёт, что "с христианской точки зрения евреев надо уравнять в правах с другими племенами, населяющими Российскую империю".
Ту же двойственность можно увидеть и в Куприне, который, с одной стороны, публично вступался в "Деле Дрейфуса", "Деле Бейлиса" за евреев, а с другой, в частной переписке с другом, признавался, что евреев не любит. В случае с Куприным для меня важно то, что публично он выступил против антисемитизма. А в частной жизни это его право – принимать ли евреев у себя в доме или избегать с ними тесного общения…
Читая же "Дневники", легко убедиться, что Достоевский унижает именно русский народ: "Если и есть дурные качества в еврейском народе, то единственно потому, что сам русский народ таковым способствует, по русскому собственному невежеству своему, по необразованности своей, по неспособности своей к самостоятельности, по малому экономическому развитию своему. Русский-де народ сам требует посредника, руководителя, экономического опекуна в делах, кредитора, сам зовёт его, сам отдаётся ему. Посмотрите, напротив в Европе: там народы сильные и самостоятельные духом, с сильным национальным развитием, с привычкой давнишней к труду и с умением труда, и вот там не боятся дать все права еврею!"
При всём несогласии признавать русский народ "слабым, неразвитым и потому становящимся такой лёгкой добычей евреев", жизнь на Западе последние четверть века поменяла моё представление о таких взаимоотношениях евреев с коренными народами. В одной из лондонских телепередач совсем недавно англичане с восторгом говорили о роли эмигрантов в жизни страны. В частности, участники программы приводили очевидные факты: если бы не было евреев-эмигрантов, не было бы теперь уже типично английской еды "фиш энд чипе", не было бы "Макс энд Спэнсер", много чего не было бы в благословенной Англии.
А вот мнение князя, как бы продолжающего тему "еврейский вопрос": "Да, я уверен в генетическом превосходстве евреев".