Прежде чем фон Верра добрался до дороги, ему пришлось перелезть через два забора. По одну сторону от дороги расположился ряд домов, по другую сторону тянулись поля. Они не выходили прямо к шоссе, как в Германии, а были отгорожены от дороги стеной, через которую фон Верре тоже пришлось перелезть. Увидев простиравшиеся за стеной луга, фон Верра обрадовался: пока что он не хотел выходить на дорогу. Остальные беглецы были одеты в гражданскую одежду, поэтому им легче было смешаться с другими людьми, но фон Верра в его голландском обмундировании решил скрываться от посторонних взглядов как можно дольше. Поэтому он пошел вдоль стены, держа курс на юг. Через каждые 100 ярдов ему встречались поперечные стенки, через которые надо было перелезать. Однако они были невысоки, и для фон Верры это не составляло особого труда. Некоторые поля были вспаханы, но фон Верра все равно продвигался вперед довольно быстро. Когда он слышал звук приближающейся машины или шаги человека по другую сторону стены, он замирал на месте и не двигался, пока шум не затихал.
Выбравшись из туннеля, фон Верра взглянул на часы. Освещенный циферблат показывал ровно 9:15. Теперь было уже час ночи. Фон Верра брел уже около четырех часов. Вскоре впереди он увидел несколько домов, которые нужно было обойти стороной, но прежде он решил отдохнуть и забрался в стог сена. Он с удовольствием закурил бы, но не осмеливался зажечь сигарету. По его подсчетам, он был уже в 10 милях от Суонвика. Побег, по всей видимости, еще не раскрыт, ведь сигнала тревоги не было и по пятам за ним не шли солдаты. Когда он бежал из Гриздейл-Холл, они очень быстро сели ему на хвост и он вынужден был удирать от них словно загнанный зверь. Фон Верра укрылся в густых зарослях камыша у озера, но солдаты окружили его, и кольцо оцепления сжималось все туже и туже.
"Все это напоминает утиную охоту, – подумал фон Верра. – Вот только крыльев у меня нет, а сейчас они бы мне очень пригодились".
Тогда его поймали и на три недели посадили в карцер. Он довольно легко отделался, зато приобрел кое-какой опыт. На этот раз он им так легко не дастся. У него еще семь часов до утренней поверки, и если все пойдет так, как было задумано, может быть, его отсутствие не обнаружится и во время поверки.
Фон Верра удобно устроился на сене. Откуда ему было знать, что двое из беглецов уже сидели под замком, а все потому, что не смогли ответить на очень простой вопрос: "Туда и обратно?"
Отдохнув около часа, фон Верра продолжил свой путь, сделав большой крюк вокруг деревни. Скоро он вышел к дороге. Он был уже довольно далеко от лагеря, и теперь, в соответствии с планом, ему предстояло выйти на сцену. Он ждал какого-нибудь прохожего, чтобы спросить у него: "Есть ли поблизости телефон? Я – летчик, совершил вынужденную посадку. Мне очень нужен телефон!"
Но фон Верра все шел и шел по дороге, а навстречу ему не попался ни один прохожий, которому он мог бы пожаловаться на свою горькую участь. Так лейтенант люфтваффе Франц фон Верра брел по вражеской территории еще около двух часов, пока впереди не показался какой-то населенный пункт. "Если не встречу кого-нибудь на улице, – решил фон Верра, – возьму и постучусь к кому-нибудь в дом. Здесь обязательно должен быть телефон, с которого я мог бы позвонить на ближайший аэродром".
Он еще раз взглянул на часы. Четыре утра. Неудивительно, что на дороге никого нет. Может быть, лучше подождать, пока окончательно не рассветет? Он решил ждать, а пока что нашел себе приют в старом сарае. Около шести часов утра фон Верра снова пустился в путь. Первый дом, к которому он приблизился, напоминал ферму. Он смело подошел к двери и постучал. За дверью послышались шаги, она распахнулась, и фон Верра увидел на пороге женщину, которая с удивлением уставилась на незнакомца.
Я голландский летчик, – заявил фон Верра. – Совершил неподалеку вынужденную посадку. Мне нужно связаться с ближайшим аэродромом. Как мне попасть туда?
– Входите. Я сейчас спрошу у мужа. Вы не ранены?
– К счастью, нет, но зато весь покрыт грязью.
Поверив в то, что фон Верра является голландским летчиком, а стало быть, союзником, женщина загорелась желанием помочь ему. Она налила ему чашку чаю и сказала, что через несколько минут с дойки вернутся мужчины.
В ожидании мужчин фон Верра болтал с хозяйкой. Он рассказал ей о своей матери, которую не видел уже больше года, и женщина выразила ему должное сочувствие. Потом он рассказал ей о воздушных налетах на Германию, в которых якобы принимал участие. Женщина попалась на удочку.
Через несколько минут появился ее муж. Он был так же удивлен, как и его жена, и готов оказать голландскому летчику посильную помощь. Ближайший аэродром был в Хакнелле, но телефон на ферме был неисправен. Хозяева показали фон Верре дорогу до ближайшего телефона-автомата у станции.
– Я должен идти, – сказал фон Верра. – Спасибо за помощь.
"Все идет как по маслу, – с восторгом подумал он. – Если они проглотили мою историю, значит, это сработает и на аэродроме".
Через полчаса он нашел телефон и связался с аэродромом Хакнелл.
– Дайте мне дежурного офицера, – потребовал фон Верра. Когда трубку взял дежурный офицер, фон Верра уверенно сказал: – С вами говорит капитан Ван Лотт, ВВС Голландии. Мой "веллингтон" был подбит над Данией этой ночью. Я пытался привести самолет обратно, но немного не дотянул до своей базы. Остальные члены экипажа выпрыгнули с парашютом, они должны быть где-то поблизости. Мне удалось посадить самолет на брюхо. Не могли бы вы выслать за мной машину? Остальное я расскажу вам при встрече.
– Где вы сейчас находитесь? – последовал вопрос.
– Станция Кондор-парк.
– Машина будет через двадцать минут.
Вскоре возле станции притормозила машина, и офицер открыл дверцу. Через десять минут фон Верра уже был на аэродроме. Машина подъехала прямо к двери административного здания, британский офицер открыл дверцу машины и отдал фон Верре честь.
Фон Верра поднялся по ступенькам. У двери его встретил дежурный офицер.
– Могу я поговорить с помощником коменданта аэродрома? – тут же спросил фон Верра, справедливо предположив, что в этот ранний час – а было около семи утра – самого коменданта вряд ли можно застать на аэродроме.
– Помощник уже в курсе дела, – ответил офицер, – он будет здесь с минуты на минуту. Не хотите ли позавтракать?
– Нет, не хочу терять время, – отозвался фон Верра. – Мне нужен самолет, чтобы как можно скорее вернуться на базу.
– Помощник коменданта позаботится об этом. У вас хватит времени на яичницу с беконом, – сказал офицер и проводил фон Верру в столовую.
– Привет! – сказали летчики, уже завтракавшие в столовой. – Садись с нами, парень. Ну что, попали в переделку? Остальные целы?
– Надеюсь, – ответил фон Верра.
– На чем летали, на "уайтли"?
– Нет, на "веллингтоне".
– Не самое плохое корыто. Где были?
– Над Данией. Полно зениток и ночных истребителей. Прошу прощения, но я должен немедленно позвонить на свою базу.
Фон Верре показали, где находится телефон, и он принялся говорить что-то в молчащую трубку, делая вид, что разговаривает с базой.
Потом прибыл помощник коменданта, и фон Верра снова начал рассказывать свою историю, на этот раз со всеми подробностями. Пока все шло хорошо. Обмундирование фон Верры ни у кого не вызывало подозрений, как и его ломаный английский, ведь в Британии служило много иностранных летчиков из Голландии, Франции, Норвегии… Но вот фон Верра решился, наконец, попросить самолет.
– К сожалению, сейчас у нас нет ни одного свободного, – сказал помощник, поколебавшись.
Постепенно дружеский разговор свернул в опасное русло – британские летчики принялись расспрашивать фон Верру о его эскадрилье, базе. Он почувствовал себя неуютно. Нужно как-то свернуть разговор, подумал фон Верра, иначе своими вопросами они скоро загонят его в угол. Фон Верра спросил, где находится туалет, и поспешно ретировался. Так ему удалось выиграть несколько минут. Расспросов ему не выдержать, поэтому лучшее, что можно сделать в такой ситуации, – попытаться самому найти самолет. Фон Верра вылез из окна туалета и принялся осматривать взлетно-посадочную полосу. Прошло почти три четверти часа, прежде чем он, наконец, обнаружил "харрикейн", возле которого суетился механик, заправлявший самолет.
– Отличные самолеты эти "харрикейны", – бодро сказал фон Верра.
– Этот для майора, – откликнулся механик. – Сегодня снова в строй.
– Значит, я не ошибся, – сказал фон Верра, на которого внезапно снизошло озарение. – Я буду пилотировать этот самолет.
– Повезло! Подождите минуту, я принесу бумаги.
– Обойдусь без них, – заверил его фон Верра. – Мне пора лететь.
– Без них никак нельзя, – решительно сказал механик, – война же. – И он ушел.
Фон Верра забрался в "харрикейн", и его охватила радость. Он нашел самолет, который к тому же только что заправили! Он поспешно осмотрел приборную панель. Очень похоже на "мессершмит", решил фон Верра. Вот только… тут не было и следа автоматического стартера. Или, может быть, он просто не заметил эту кнопку? Еще у него не было парашюта. "К черту парашют! – подумал фон Верра. – Я посажу самолет".
Подошел механик и, увидев, что фон Верра уже сидит в кабине, поднялся на крыло и протянул летчику бумаги. Фон Верра запихнул их в карман, почти не слушая разговорчивого механика, как вдруг тот спросил:
– А разрешение на взлет вы получили?
– Как, вы еще не сделали этого? – раздраженно спросил фон Верра. – Займитесь этим, мне пора лететь.
Тем временем он нашел на панели кнопку, которая почти наверняка была автоматическим стартером. Механик, недоуменно почесывая в затылке, спустился вниз.
– А разрешение на взлет вы сами должны получить, – прокричал он снизу и ретировался.
– Хорошо, хорошо, я спущусь через минуту.
Фон Верра подождал, пока механик не исчез из вида, и нажал кнопку. Послышался щелчок, и снова наступила тишина. Он попробовал снова. Опять щелчок. Лопасти пропеллера не шелохнулись. Фон Верра растерянно осмотрел всю панель. Переключатели магнето? Вот и они. Он щелкнул ими и снова нажал на кнопку. Ничего не произошло. Он в отчаянии осмотрел кабину: дроссель, высотный корректор, шаг винта. Должно быть что-то еще, что-то еще…
Его внимание было полностью поглощено приборной панелью, поэтому он не заметил, как к самолету подошли помощник коменданта и дежурный офицер.
– Какого черта вы там делаете? – прокричал помощник.
Фон Верра вздрогнул, но усилием воли взял себя в руки.
– Все в порядке, сэр, – бодрым голосом отозвался он. – Я бы с удовольствием воспользовался этим самолетом, чтобы вернуться на свою базу.
И он снова нажал на кнопку стартера.
Если бы только мотор завелся, он смог бы взлететь. Ему нужно только поднять самолет в воздух, и тогда ему уже ничего не страшно. Он помахал рукой офицерам, стоявшим у самолета, а другой рукой лихорадочно нажал сначала на одну кнопку, потом на другую в отчаянной надежде, что в самый последний момент мотор заработает… Снова и снова он нажимал кнопку стартера, но мотор даже не чихнул. Ничего не получается… Должно быть, в конструкции "харрикейнов" был какой-то неизвестный фон Верре секрет.
– Вылезайте из самолета и пойдемте со мной. – Помощник коменданта уже стоял на крыле самолета и его голос звучал холодно и решительно.
– Ладно, старина, – сказал фон Верра с притворной веселостью и выбрался из кабины. Ничего другого ему не оставалось. Тут он увидел, как к самолету спешит механик с… ну, конечно! С аккумуляторной батареей для наземного запуска!
Все сели в машину и отправились обратно в административное здание.
– Мы только что созвонились с вашей базой, – холодно сказал помощник коменданта. – Они сказали, что все "веллингтоны" на месте, более того, они никогда о вас не слышали. Как вы это объясните?
"Ну вот и все", – подумал фон Верра. Однако он предпринял еще одну попытку выиграть время. Если бы ему только удалось отвлечь их внимание хотя бы на некоторое время, он обязательно бы что-нибудь придумал.
– Никак не могу запомнить ваши английские названия, – сказал он и улыбнулся. – Наверное, я просто ошибся.
Аргумент звучал неубедительно. Фон Верра и британские офицеры вошли в столовую. Летчики как один повернулись и уставились на фон Верру.
– Пять германских офицеров люфтваффе бежали прошлой ночью из лагеря военнопленных возле Дерби, – сказал помощник коменданта.
"Все кончено", – подумал фон Верра. Что-то пошло не так. Ведь в лагере только сейчас должны были обнаружить его отсутствие. Может быть, остальных уже схватили? Как бы там ни было, уже не было смысла отрицать очевидное.
– Вы правы, джентльмены, – сказал фон Верра. Я один из этих офицеров. Если бы я только знал, как завести этот проклятый "харрикейн", я уже был бы далеко отсюда.
– И куда вы собирались отправиться? – поинтересовался помощник коменданта.
– В Дублин.
– В таком случае должен вас огорчить – ваш полет закончился бы над Ирландским морем, топлива в баках самолета только на сто пятьдесят миль.
К немалому удивлению фон Верры, летчики разразились смехом, окружили его и принялись пожимать руки, дружески хлопать по спине и угощать кофе. Через некоторое время, когда волнение немного улеглось, фон Верра рассказал свою историю.
Его истребитель был подбит над Англией 7 сентября, когда он прикрывал звено "хейнкелей". Они были атакованы "харрикейнами", и в завязавшемся воздушном бою истребитель фон Верры столкнулся с другим самолетом. Фон Верра выпрыгнул с парашютом.
Он наслаждался горячим кофе и понемногу начал расслабляться в дружеской атмосфере. Среди этих парней он чувствовал себя как дома. Воздушное братство не признает границ. Фон Верра рассказал и о своем побеге из лагеря.
Британские летчики прониклись к фон Верре искренней симпатией. Они повнимательнее присмотрелись к его обмундированию, а затем разразились смехом, стоило им вспомнить о том, как ловко их провели. И в самом деле, стоило пристальнее взглянуть на форму, как сразу становилось понятно, что она поддельная, – примитивно сделанные знаки отличия были пришиты к форме грубыми стежками.
– Все равно из него вышел отличный голландец, – сказал один летчик.
– Летучий голландец, – рассмеялся другой.
Тем временем для возвращения фон Верры в лагерь все было готово. Помощник коменданта аэродрома решил лично доставить немецкого пилота в Суонвик.
– В следующий раз, когда я снова попаду к вам, вы должны показать мне, как заводится этот проклятый "харрикейн", – сказал фон Верра, прощаясь с британцами.
– Ну уж нет, старина, – отвечали те. – Иначе мы лишимся вашего общества. Всего хорошего!
В качестве наказания за побег фон Верра получил всего лишь четырнадцать дней карцера, но эти две недели пришлись на Рождество и Новый год.
Фон Верру, пятого, и последнего из партии беглецов, препроводили в карцер, а через час у нас в руках уже был краткий отчет о его приключениях, нацарапанный на клочке бумаги. Когда фон Верра снова присоединился к нам, его ждал приятный сюрприз. Британские газеты перепечатали официальное сообщение германского командования о награждении лейтеФранца фон Верры Железным крестом. Это была награда за те два британских самолета, что он успел сбить, прежде чем выпрыгнул с парашютом. Благодаря своим попыткам побега фон Верра стал в Англии довольно известной личностью, поэтому любая информация о нем могла считаться новостью, достойной страниц британских газет.
Глава 11
ПЕРВОЕ РОЖДЕСТВО
Теперь все пятеро наших беглецов томились в карцере. Вскоре им составил компанию шестой – лейтенант Брунс. Это был тот самый пленный, что неделей раньше выбрался на свободу, перерезав колючую проволоку. Ему тоже не удалось уйти далеко. В дружеской беседе с майором Фанельсой комендант лагеря шутливо заметил, что пора бы его подопечным угомониться, поскольку карцер уже и так полон. Майор Фанельса не стал давать никаких обещаний, однако на некоторое время побеги прекратились.
Наш туннель был обнаружен в первый же день поисков, несмотря на то что вход в него был замаскирован с величайшей тщательностью. После этого охранникам, разумеется, не составляло труда найти и выход из туннеля, находившийся за пределами лагеря. Только одно обстоятельство поставило охранников в тупик: они никак не могли понять, что мы сделали с землей, которую удаляли из туннеля. В течение нескольких дней они тщетно пытались найти ответ на этот вопрос, а мы лишь насмешливо улыбались.
Как я уже сказал, на некоторое время побеги в нашем лагере прекратились, однако это вовсе не означало, что мы отказались от мысли вырваться на свободу. Мы продолжали изобретать все новые планы побега, но было и еще кое-что, что занимало наши мысли, – приближалось Рождество, наше первое и, как мы надеялись, последнее Рождество в плену. Пусть мы были на чужбине, но Рождество хотели отпраздновать как дома. Лагерный хор усиленно репетировал, распевая дорогие нашему сердцу рождественские гимны. Между прочим, при нацистском режиме эти гимны были не в чести, но они так давно жили в сердцах немцев, что никакие правительственные указы не могли вырвать их оттуда. Прекрасно понимая это, Геббельс велел сочинить новые стихи, в которых не упоминался бы младенец Иисус или Дева Мария, и положить их на старую музыку. Однако новые стихи отличались редкой глупостью, поэтому народ просто игнорировал их, продолжая придерживаться устоявшегося образца.
Мой сосед по комнате Ганс Энгель тоже много сил отдавал репетициям. Он оказался прекрасным пианистом и теперь должен был внести свой вклад в празднование Рождества, сыграв "Лунную сонату" Бетховена. Майор Фанельса в это время трудился над праздничной речью, а остальные пленные были заняты подготовкой декораций и украшением елки.
Как принято в Германии, праздничный вечер состоялся в сочельник. В углу зала стояла замечательная елка, украшенная серебряным дождем и множеством зажженных свечей. Эту елку нам принесли из лесу по просьбе коменданта лагеря. Нам удалось собрать некоторую сумму денег и скрасить Рождество военнопленным из другого лагеря, находившегося по соседству. Наш скромный рождественский ужин состоял из жареной индейки, пудинга и нескольких бутылок портвейна.
Вечер получился очень трогательным и поистине незабываемым. Большинство молодых офицеров впервые праздновали Рождество вдали от дома. Я сказал, что вечер был трогательным, но мы вовсе не склонны были предаваться печали, ведь никто из нас в глубине души не сомневался, что не пройдет и двух месяцев, как мы вернемся домой и уже следующее Рождество отпразднуем в дорогой нашему сердцу Германии. Мы весело распевали "Тихая ночь, святая ночь" и другие старые любимые песни, и пели мы их чуть громче, чем обычно, в надежде, что нас услышат наши товарищи, запертые в карцере.
В последующие годы мне довелось побывать на куда более пышных празднованиях Рождества, но ни одно из них не запечатлелось так глубоко в моей душе и не было таким волнующим, как это Рождество в Суонвике.
Во время рождественских праздников к нам в лагерь прибыло пополнение, включая трех итальянских офицеров-подводников. Они были довольно приятными ребятами, но дружбы у нас с ними не вышло. Я никогда не был поклонником расовых теорий, которые национал-социалисты порой доводили до абсурда, но наши отношения с итальянцами убедили меня в том, что в этих теориях есть зерно истины: англосаксы были нам куда ближе, чем латинские нации.