Бо Уайнберг не питал дружеских чувств к своему боссу. То, что Лаки сказал насчет жадности, было истинной правдой. Датч Шульц безбожно надувал тех, кто на него работал. Десять процентов, предложенные Лаки, были для Бо огромными деньгами. Устоять против этого он не мог и не хотел:
- Мистер Лючано, я с вами.
Когда Джо Рао вывел Бо за дверь, совещание Высшего Совета продолжилось. Боссы быстро поделили между собой империю Шульца. Костелло и Лански получили контроль над подпольной лотереей "числа". Джо Адонис прибрал к рукам пивной бизнес. Томми Луччезе и Лепке Бачелтер взяли на себя профсоюзы. Ньюарк - зону влияния Шульца в Нью-Джерси - Лаки Лючано щедро подарил Уиллу Моретти и Абнеру (Лонджи) Цвиллману.
- Теперь, даже если Датч вернется, то легко найдет виноватого, - заметил Лаки.
- Конечно, - согласился Мейер Лански, - этот несчастный дурачок Бо в любом случае уже не жилец.
Франк Костелло радостно потер руки:
- Это будет хороший урок для Шульца. Лично мне он никогда не нравился.
- Только вот еще что, - добавил Костелло, - в наших же интересах, чтобы Датч оставался на свободе как можно дольше. Мы обеспечим ему прикрытие. Пусть Дьюи возится с ним. Пока он занимается Дат-чем, мы будем спокойно делать свое дело.
Остальные боссы согласно кивнули.
Адвокатом Датча Шульца стал Ричард Дэвис, по прозвищу Дикси, один из самых блистательных молодых юристов в Нью-Йорке. Его хорошо знали все боссы Высшего Совета.
Гурман и эпикуреец, Дикси обожал кутежи в дорогих ресторанах и красивых девочек из стриптиз-шоу Бродвея. Кроме того, молодой адвокат испытывал непреодолимую страсть к азартным играм. Чтобы вести такой образ жизни, Дикси охотно продавал свой замечательный талант и отличное знание права воротилам преступного мира. На процессе 1934 года он защищал самого Джимми Хиннеса, который был арестован агентами ФБР в далеком Эль-Пасо, где скрывался от правосудия. Дикси совершил чудо, добившись оправдания Хиннеса, немотря на горы компромата. Правда, мэр Ла Гардиа распорядился продолжать уголовное преследование демократа номер один, но, пока прокуратура сошьет новое дело, пройдет немало времени, а Джимми даром его не терял.
Ричард Дэвис вылетел в Акапулько, где долго советовался с хорошо ему знакомым Датчем Шульцем. Поскольку обвинение было стандартным - неуплата налогов, - Дикси предложил попробовать вариант с добровольной выплатой причитающихся налоговых сумм в казну. Скупердяй Шульц был весьма огорчен, но что поделать, свобода дороже. Он выписал адвокату требуемый чек.
Вооружившись чеком, Дикси отправился в Вашингтон и подал прошение на имя самого министра финансов Генри Моргентау, в котором было сказано, что "гражданин Артур Флегенхаймер, выполняя свой долг честного человека и дисциплинированного налогоплательщика, просит принять сто тысяч долларов в счет погашения задолженности по налогам". Однако Генри Моргентау решительно отказался и начертал на прошении фразу, ставшую крылатой: "С преступниками не торгуются". От себя же Моргентау добавил:
- Мистер Дэвис, если вам известно местопребывание скрывающегося от закона особо опасного преступника Артура Флегенхаймера, вы обязаны назвать его органам правосудия. В противном случае ваши действия можно расценивать как преднамеренное укрывательство.
Дикси даже не потрудился скрыть насмешливой улыбки:
- Мистер Моргентау, все несчастья в этой стране происходят от того, что некоторые люди берутся не за свое дело. При всем моем уважении к вам я не могу последовать вашему совету, так как по закону имею право сохранять в тайне местонахождение моего клиента.
- Этот адвокат - редкий негодяй, - пробормотал министр финансов, когда торжествующий Дикси вышел из кабинета.
Обстановка в Нью-Йорке накалялась. По всему городу было расклеено около 50 тысяч плакатов с портретами Датча Шульца. Власти штата объявили награду в пять тысяч долларов за сведения, которые помогли бы обнаружить логово преступника. Со своей стороны Голландец опасался утратить контроль над бизнесом. Он хорошо помнил неоднократные притязания друзей на свои профсоюзы и лотерею. Бо Уайнберг был не особенно умен, но другие были куда хуже. Голландец имел все основания для беспокойства и без конца теребил своего адвоката. "Знаешь, Датч, - Дикси не стал его отговаривать, - если ты твердо решил вернуться сейчас, то выход только один - добровольно сдаться властям. Я устрою так, что твое дело не будет рассматриваться в Нью-Йорке".
Внезапный приезд Шульца в Нью-Йорк стал причиной громкого скандала. Ни пятьдесят тысяч плакатов, ни объявление о всеобщем федеральном розыске не помешали ему спокойно выйти из самолета в аэропорту Айлдлуайлд, сесть в ожидающий автомобиль и без помех добраться до Бронкса, где он был арестован своим старым другом капитаном Бреннаном. Журналисты немало злословили по этому поводу. Мэр Ла Гардиа, никогда не упускавший возможности продемонстрировать свою принципиальность, выступил по радио с гневным заявлением. "Это возмутительно, - пищал Фиорелло, - преступник, которого разыскивают сразу три федеральные службы. ФБР, УБН и спецбригада Дьюи, разъезжает на своем "Кадиллаке" по всему городу и смеется над правосудием! Налогоплательщики вправе задать вопрос: как это могло случиться?! Я беру это дело под свой личный контроль".
Дикси Дэвис и Том Дьюи вступили в ожесточенную схватку друг с другом. Выяснение отношений происходило прямо в кабинете полномочного представителя Министерства юстиции Ричарда Хаггерти, которого прислали из Вашингтона для вынесения "взвешенного и справедливого решения". В первые же минуты спора оба юриста, что называется, сорвались.
- Не может быть и речи о том, чтобы дело Шульца рассматривалось за пределами Нью-Йорка, - гремел Дьюи, - в законе четко определено понятие территориальной подсудности.
- Протестую, - темпераментный Дикси даже вскочил с места, - хочу напомнить господину Дьюи основополагающие принципы правосудия: справедливость, беспристрастность, объективность, равенство перед законом. Ни один из этих священных принципов не может быть соблюден при рассмотрении дела в Нью-Йорке. Мистер Хаггерти, я заявляю о нарушении прав своего клиента!
- А как быть с правами людей, которых обирают рэкетиры из банды вашего клиента? - едко спросил Дьюи.
- Я первый раз слышу о том, что мой подзащитный возглавляет банду рэкетиров. Откуда у вас эти сведения? Назовите мне имя хотя бы одного человека, который обратился в органы правосудия с заявлением, что мистер Шульц как-то ущемляет его права.
- Вы очень наивны для адвоката, мистер Дэвис.
- Господа! - пытался урезонить их Хаггерти.
- А я утверждаю, что объективное рассмотрение дела в Нью-Йорке невозможно! Газетчики настроили общественное мнение против мистера Шульца. Ради поднятия тиражей они готовы печатать любую клевету, совершенно не заботясь о том, что репутация моего клиента страдает. В обстановке всеобщего предубеждения нельзя ожидать справедливого приговора суда присяжных.
- Было бы очень странно, если бы общественность сочувствовала кровожадным убийцам вроде Артура Флегенхаймера, - заметил Дьюи.
Дикси яростно огрызнулся:
- Это еще надо доказать!
- Господа! - повысил голос Ричард Хаггерти.
Дикси Дэвис все же добился своего. Местом проведения судебного процесса стал небольшой город Сиракузы примерно в 150 милях к западу от Нью-Йорка. Досье, собранное людьми Дьюи за полтора года, представляло собой гору неопровержимых улик. Но эта гора родила мышь.
Процесс начался 15 апреля 1935 года. Государственный обвинитель Джон Макверс должен был довести до логического конца дело, начатое следователями спец-бригады. Но в данном случае замечательные моральные качества доморощенного местного прокурора оказались скорее недостатком, - нежели достоинством.
В своей вступительной речи Макверс сказал то, что ожидал от него услышать Дикси Дэвис. Едва прокурор произнес заключительную фразу насчет "уверенности в неотвратимости справедливой кары, кбторая падет на голову одного из самых опасных преступников Америки", как адвокат ринулся в бой:
- Господа присяжные заседатели, мне не совсем понятно, что здесь происходит. Вернее, совсем непонятно. Итак, моего подзащитного обвиняют в преднамеренном уклонении от уплаты налогов. В связи с этим хочу сделать публичное заявление: весь период так называемого "сухого закона" я консультировал мистера Шульца по вопросам налогообложения и советовал ему не заявлять о своих доходах, так как доходы эти были получены от нелегального бизнеса. Во-первых, укажите мне статью или параграф в законе штата Нью-Йорк, который гласит, что незаконный бизнес облагается такими-то налогами по такой-то ставке. Это вопрос к вам, господин государственный обвинитель. А пока вы будете искать то, чего нет, я обращу внимание господ присяжных заседателей на второе обстоятельство. Итак, во-вторых, каким образом возник пресловутый бутлегинг, который инкриминируют моему подзащитному? Это следствие непродуманной, абсолютно нелогичной государственной политики. Самый обычный бизнес - продажа спиртных напитков - вдруг ни с того ни с сего ставит себя вне закона. Но это еще полбеды. Сами же законодатели, признавая нелепость прохибишена, даже не пытались применять его де-факто. Еще раз подчеркиваю: судебная практика не только нашего штата, но и всей страны в целом не знает случая, когда хотя бы один бутлегер был привлечен к уголовной ответственности за нарушение восемнадцатой поправки. То, что "сухой закон" отменили, лишний раз доказывает, что в 1919 году была совершена непростительная ошибка. И я еще раз спрашиваю, господа присяжные заседатели: что здесь происходит? В чем пытаются обвинить мистера Шульца? Разве он должен государственной казне хотя бы доллар?
Прокурор Мартенс вскочил с места:
- А как же гарлемская подпольная лотерея? Обвиняемый Флегенхаймер получает от "чисел" ежегодный доход в размере 30 миллионов долларов.
- А вы представляете, что такое гетто? - немедленно парировал Дикси. - Уровень безработицы в Гарлеме достигает девяноста процентов! Шестьсот тысяч человек, не имеющих средств к существованию, - вдумайтесь в эту цифру, господин прокурор! Что такое лотерея "числа"? Это тысячи рабочих мест. Это игра для всех и для каждого. Минимальная ставка равна всего лишь пяти центам, а если игрок угадывает все выигрышные числа, ему немедленно выплачивается 600 процентов от суммы ставки. Десятки тысяч людей ежедневно получают свои выигрыши и благодаря мистеру Шульцу спасаются от голодной смерти. Быть может, будет лучше, если они умрут? Закон несовершенен. Вся Америка осознала это в период прохибишена и Великой Депрессии. Но даже с точки зрения закона мистер Шульц абсолютно невиновен. Впрочем, он готов пойти навстречу правительству и внести в государственную казну сто тысяч долларов. Вопрос: почему министр финансов Моргентау отказался от предложения мистера Шульца? И это в то время, когда федеральный бюджет состоит из одних только дырок. В этом деле много странного, господа присяжные заседатели. Но вместо мистера Шульца на скамью подсудимых должны сесть другие люди - истинные виновники бедственного положения американского народа.
Процесс продолжался всего лишь три дня. Не только для присяжных, но и для прокурора Макверса была очевидна невозможность вынесения обвинительного приговора на основании имеющихся улик. Для этого был нужен гений Тома Дьюи. После краткого совещания старший присяжный огласил вердикт: "Не виновен". Однако Голландец рано обрадовался. Министр финансов Моргентау направил кассационную жалобу в Верховный Суд. Том Дьюи нанес удар с другого фланга: раскопав кое-какие новые сведения о причастности Шульца к убийству Джерри Мартена, атторней убедил губернатора Лиманна отдать распоряжение о содержании преступника под стражей вплоть до решения Верховного Суда. Просьбу Дьюи поддержал мэр Ла Гардиа. Ордер на арест Шульца был выписан незамедлительно. Датч пробыл на свободе не более восемнадцати часов.
От самых Сиракуз на "хвосте" Голландца висели агенты ФБР. Они сообщили, что Шульц находится в своем офисе на Леннокс-авеню. Как это часто бывает, стражи порядка появились в логове преступника весьма некстати.
Шульц в это время выслушивал доклад своего главного бухгалтера Авраама Бермана, которого за привычку постоянно жевать детские карамельки "Абадабба" так и называли: Абадабба Берман.
Главный бухгалтер успел коротко ознакомить босса с текущим финансовым состоянием его империи. Шульц злобно ругался сквозь зубы. Он отсутствовал чуть менее месяца, а "империю" уже растащили.
- Куда, черт возьми, смотрел Бо? - прорычал Голландец. Абадабба Берман неторопливо сорвал обертку, с хрустом раздавил на зубах очередную карамель и пожал плечами:
- Датч, я не знаю, как это получилось. Бо ничего не говорил мне. Только сейчас на моем месте сидит этот болван Очкарик Джонни, личный бухгалтер Лаки Лючано.
В бешенстве Шульц треснул кулаком по столу:
- Этому Джонни я засуну его чертовы очки прямо в ж… и отправлю к чертовой матери в отель "Ритц"! Где Лулу, мать его?
Берман снова невозмутимо пожал плечами и захрустел карамелькой. В этот момент дверь треснула от мощного удара. С диким ревом: "Полиция, руки за голову!" - в кабинет ворвались люди в мундирах. Удивленный Голландец выронил сигару изо рта.
- Что, черт возьми… - начал было он, но полицейские без долгих разговоров ткнули его лицом в стену.
- Эй, эй, ребята, полегче, - охал Авраам Берман, - я всего лишь счетовод.
- Заткнись, - цыкнул старший группы захвата. В кабинет вошел торжествующий атторней с ордером в руке. Шульц оглянулся через плечо и растянул губы в саркастической усмешке:
- Эй, Дьюи, хотя ты и гребаный прокурор, но все равно обязан уважать частную собственность. Какого хрена ты приперся сюда со своими псами?
Том Дьюи даже ухом не повел. Из карманов Голландца извлекли "кольт" 38-го калибра. Полицейский присвистнул.
- Не свисти, начальник, денег не будет, - просипел Шульц, - а на этот ствол у меня есть разрешение.
- Гражданин Флегенхаймер, внимание! - провозгласил Дьюи. - Согласно распоряжению губернатора штата Нью-Йорк вы арестованы. Имеете право хранить молчание. Все, что вы скажете, может быть использовано против вас.
Шульц скривился:
- Я хорошо знаю про все это дерьмо. Лучше ты скажи, Дьюи, кто будет платить за сломанную дверь в моем кабинете?
- Уведите арестованного! - коротко бросил атторней.
Через пятнадцать минут Датч Шульц оказался в камере. Но арест не беспокоил его так, как пошатнувшаяся власть в Организации. Чтобы напомнить подчиненным о себе, Голландец решился на карательную акцию. Из тюрьмы Райкерз-Айленд он отдал приказ убрать Пола Бергера, который, пользуясь отсутствием босса, слишком усердно запускал лапу в банк и присваивал большую часть дохода от лотереи "числа" в западном секторе.
…Пол Бергер проснулся очень поздно. Хотя во рту ощущалась страшная сухость и голова изрядно побаливала, воспоминания о прошедшей ночи доставляли ему удовольствие. Сначала дружеская пирушка в ресторане "У Натана", потом - девки… Рулетка… Снова девки… Целое море шампанского… От пятнадцати тысяч осталось только несколько сотен. Впрочем, впереди долгий игровой день. Кусков пять-шесть сегодня еще набежит. Держась пальцами за виски, Бергер поплелся в ванную, однако его остановил громкий стук в дверь. На всякий случай вытянув из-под подушки револьвер, Бергер спросил:
- Кто там?
- Лулу! Открывай!
- Какого хрена?! Я только что встал.
- Берман собирает всех банкиров. Пошевеливайся, мать твою.
Бергер сердито чертыхнулся. Похоже, душ ему не светит.
- Пол, в чем дело, открывай! - крикнул Лулу Розенкранц.
С тяжелым вздохом Бергер снял цепочку. Лулу Розенкранц вошел в квартиру. Бергер не заметил, как из рукава в ладонь телохранителя Шульца скользнул стилет. Вслед за Розенкранцем порог перешагнул Эйб Ландау. Только тогда Бергер почуял неладное. Дрожащей рукой он полез в карман халата, но тут же острое стальное жало обожгло предплечье. Рука повисла как плеть. Розенкранц нанес новый удар - в живот. Захрипев, Бергер сполз по стене на пол. Халат на животе мгновенно почернел от крови. Эйб Ландау тоже вынул стилет и ударил в промежность, прямо в мочевой пузырь. Бергер взвыл от страшной боли и судорожно забился на полу. Ландау и Розенкранц трудились над ним не покладая рук. Тонкие, похожие на иглы лезвия стилетов не ранили до смерти, но причиняли адскую боль.
- Заткни ему пасть, чтобы не орал, - деловито распорядился Розенкранц. Эйб Ландау порылся в карманах и ладонью затолкал в рот Бергеру скатанные в комок несколько бумажек по одному доллару.
- Слышишь, Пол! - крикнул он. - Датч просил тебе передать, чтоб ты подавился его деньгами.
Лулу Розенкранц неторопливо выколол Бергеру сначала левый, затем правый глаз.
- Хватит с него. - Эйб Ландау вытащил из кобуры под пиджаком тяжелый "кольт" 45-го калибра и прицелился. Розенкранц ударил его по руке:
- Ты что делаешь, придурок?! От выстрела из этой штуки весь дом встанет на уши!
Ландау опустил оружие. Лулу достал свой "смит-вессон" 38-го калибра с глушителем. Пол Бергер неподвижно лежал на полу в луже крови. Он был без сознания. Лулу Розенкранц направил ствол ему в голову и дважды нажал на спусковой крючок. Легкие хлопки никто не услышал. Две пули разнесли Бергеру череп.
- Датч хотел, чтобы об этом узнали все, - сказал Лулу.
- Я сейчас позвоню в полицию. - Эйб Ландау аккуратно перешагнул через труп, накинул на ладонь платок и снял трубку. Сообщив об убийстве, он сказал:
- Все, валим отсюда.
Убийцы поспешно покинули квартиру.
Верховный Суд удовлетворил кассацию министра финансов Моргентау и назначил повторное рассмотрение дела Шульца в суде первой инстанции. Ричард (Дикси) Дэвис подал встречное ходатайство о проведении процесса вне города Нью-Йорка, которое также было удовлетворено. Губернатор Лиманн избрал для суда над Шульцем город Мэлон на севере штата, в пятидесяти милях от канадской границы. "Люблю я маленькие города", - так отреагировал на это Голландец. Внеся залог в размере 75 тысяч долларов, он с чемоданом денег отправился в Мэлон.
Тихий, патриархальный городок, в котором никогда ничего не происходило, вдруг пробудился от летаргического сна. Шульц, играя роль щедрого мецената, устраивал один пикник за другим. Каждый абориген мог выпить сколь угодно виски и пива за его счет. Датч сделал несколько пожертвований в городскую казну, пенсионный фонд местной полиции, обществам охотников и рыболовов. Щедротами гангстера было обойдено только духовенство, так как церковь в Мэлоне оказалась протестантской, а Шульц, несмотря на свое иудейское происхождение, исповедовал католицизм (!). Обиженные священники требовали убрать из города "этого гнусного совратителя". Однако, как известно, глас божий - это глас народный, а вовсе не глас служителей культа. Народ же целиком был на стороне Шульца. Перефразируя известный афоризм Наполеона насчет того, что путь к сердцу солдата лежит через его желудок, можно сказать, что путь к сердцу народа лежит через бутылку. Голландец усвоил эту истину еще со времен "сухого закона". К моменту начала судебного процесса уже никто в городе не мог понять, за что же судят такого классного парня, как Датч Шульц.