Из железного чрева фургона высунулась рыжеволосая девица, одетая в короткое, облегающее фигуру прозрачное платье. Повернувшись к полицейскому спиной, она вздернула юбку и шлепнула ладонью по своей мощной голой заднице:
- А вот это видел?!
Полисмен побагровел от ярости.
- Выходи, иначе я как следует воткну дубину в твою вонючую ж…
- Сам ты вонючая ж…! - фальцетом выкрикнула проститутка. Ее поддержал добрый десяток голосов из глубины фургона:
- Ирландский ублюдок!
- Онанист паршивый!
- Убирайся в свою чертову Ирландию!
Разъяренный коп схватил девку за волосы, но та дернула головой, и в руке полицейского остался пышный огненно-рыжий парик.
- Черт! Твою мать! - с отвращением выругался полисмен. В фургоне грохнул взрыв издевательского хохота. Девица, приглаживая свои короткие темные волосы, победоносно скалила зубы. Наблюдая эту сцену, прокурор Дьюи тоже не удержался от улыбки. Второй полицейский молча схватил проститутку за талию и потащил в участок. Она дрыгала ногами и визжала на всю улицу. Чтобы отвести душу, первый коп изо всей силы шарахнул дубинкой по фургону:
- Вылезайте, твари!
Проститутки подчинились. Только один сводник не захотел добровольно покинуть фургон. Его пришлось волоком вытаскивать наружу.
- Вы не имеете права… я буду жаловаться… У меня есть друзья наверху! - истошно орал он.
Вскоре фургоны стали прибывать один за другим. Еще по крайней мере три часа возле участка стоял разноголосый шум и злобная ругань. Помимо проституток и сутенеров, полицейские доставили для допроса пятерых содержательниц - "бордель-мам". Всего же в ходе этой грандиозной операции было арестовано около ста человек.
Арестованных сразу разводили по разным кабинетам, чтобы не дать им возможности договориться о совместных показаниях. Дьюи ходил из кабинета в кабинет, контролируя ход допросов.
Большинство задержанных держались стойко. Дьюи был совершенно спокоен. Сначала всегда все всё отрицают. Но рано или поздно кто-то сболтнет лишнее, надо только не давать им передышки. Следователи работали именно по такой схеме: непрерывно, в течение шести-семи часов бомбардировать задержанных вопросами, через определенные промежутки времени повторять один и тот же вопрос, без конца уточнять мелкие, незначительные детали до тех пор, пока допрашиваемый не дойдет до полного изнеможения и отупения. А уже когда в мозгах у него образуется каша, как следует припереть к стене, припугнуть, даже использовать прямой шантаж. Этот способ допроса бригада "неподкупных" усвоила у агентов ФБР. Он именовался техническим термином "конвейер". Фэбээровцы, считавшие себя интеллектуалами, предпочитали избегать методов физического воздействия, принятых в полиции. Впрочем, "неподкупные" применяли сокращенный вариант "конвейера" - ведь существовал еще развернутый, при котором группа следователей, сменяемых каждые три часа, непрерывно "долбила" подозреваемого в течение восемнадцати, двадцати, тридцати шести часов подряд. "Развернутый" вариант ставил допрашиваемого на грань полного физического и психического истощения. Это была самая настоящая пытка со стопроцентным результатом. Но "неподкупные" не имели необходимого запаса времени.
Дьюи вернулся в свой кабинет. Около трех часов ночи раздался первый телефонный звонок.
- Шеф, говорит Гурфейн. У нас тут есть кое-что интересное. Думаю, вам надо взглянуть.
- О’кей. - Дьюи повесил трубку и направился в кабинет номер семнадцать.
Семнадцатый кабинет был почти полностью погружен во мрак. В луче света настольной лампы скорчилась худенькая темноволосая проститутка. Из одежды на ней были только лифчик и коротенькие облегающие шорты, усыпанные блестками. Видимо, при аресте ее сняли прямо со стриптизного столба. Над девушкой склонились двое следователей с сигаретами в зубах. Они были без пиджаков, галстуки у обоих съехали набок. Несмотря на то что окурки в пепельнице возвышались горой, следователи без конца курили и буквально плавали в табачном дыму.
- Что с ней? - спросил подошедший Дьюи.
- По-моему, у нее ломка, - ответил низенький, плотный Гурфейн, третий заместитель Дьюи. Он всегда носил обувь на высоком каблуке, чтобы казаться выше.
Дьюи взглянул на девушку. Ее лицо было необычайно бледно, на лбу выступили крупные капли пота. Прижав тонкие руки к плечам, она тряслась как в лихорадке и время от времени тихо стонала сквозь зубы.
- Что ты об этом думаешь, Шорти? - поинтересовался прокурор у второго следователя. Коренастый, с угольно-черными курчавыми волосами, тот походил на итальянца.
- Наркоманка. Посмотрите на ее руки, шеф, - сказал он и вывернул кисть девушки внутренней стороной к свету.
- Пусти, ублюдок! - Она дернула руку к себе. Но Дьюи успел рассмотреть десятки маленьких черно-лиловых точек от инъекций.
- Отпустите меня, - всхлипнула девушка, - вы разве не видите, как мне плохо? Я ни в чем не виновата. Отпустите…
- Сначала ответь на наши вопросы, а потом иди на все четыре стороны, - отрезал Гурфейн.
- Но я же сказала все, что знала…
- Я так не думаю, крошка.
- Ах ты, легавая сволочь, ирландский недоносок, козел вонючий!
- Прикуси язык, стерва! - рявкнул Гурфейн.
- Я умираю… Отпустите…
Внезапно Дьюи пришла в голову некая идея. Он снял телефонную трубку:
- Город… Вест, сто тридцать четыре - ноль десять, пожалуйста… Хелло? Дежурный? Говорит окружной прокурор Дьюи. Я сейчас пришлю к вам мистера Шорти, прошу вас оказать ему максимальное содействие. Да, письменное распоряжение будет при нем. Благодарю вас.
Дьюи быстро набросал короткую записку, приложил печать окружной прокуратуры и расписался.
- Пойдемте со мной, Шорти.
- Да, сэр.
В коридоре прокурор подробнейшим образом проинструктировал своего подчиненного. Лицо Шорти просияло:
- Потрясающая идея, шеф.
- Сделать это надо как можно быстрее, иначе девчонке уже не понадобится врач. Возьмите служебную машину. Окружной департамент УБН находится по адресу: Хайлан-авеню, 1458.
Посреди ночи движения на дорогах почти не было, поэтому Шорти сумел уложиться в полчаса. К тому времени девушке стало настолько плохо, что Дьюи и Гурфейн разрешили ей лечь на диван.
Приняв из рук вошедшего Шорти маленький целлофановый пакетик, Дьюи распорядился:
- Ладно, поднимай ее, Гурфейн.
В пакетике был белый порошок. Прокурор показал его девушке:
- Ты знаешь, что это?
Гурфейн встряхнул ее за плечи. Дьюи поднес пакетик почти к самым глазам девчонки.
- Дай! - Она попыталась вскочить, но Гурфейн швырнул ее обратно.
- Подонки, грязные ирландцы! - истерически завопила девушка. Теперь Гурфейн держал ее вдвоем с Шорти. Наркотик был рядом, и это придало ей сил.
- Конечно, знаешь, - ласково продолжал Дьюи, - это героин, деточка. Чистый героин. Избавление от всех мук и страданий. Он твой. Но ты получишь его не раньше, чем ответишь на несколько моих вопросов. Не бойся, вопросы простые.
- Будь ты проклят, скотина!
Дьюи усмехнулся и распахнул окно. Руку с зажатым в пальцах пакетиком он высунул наружу.
- А можно и так, детка. Можно сделать, что весь этот порошок развеется по ветру. Но ты же не хочешь этого, верно?
Девушка яростно рвалась из рук следователей.
- Последний раз спрашиваю: будешь отвечать на мои вопросы?
- Да, чтоб тебя черти взяли!!!
Она сказала ему все, что он хотел услышать.
- Подготовьте ее к очной ставке, - бросил Дьюи и вышел. Гурфейн и Шорти с интересом смотрели, как девушка трясущимися руками разворачивает целлофан.
- Что уставились? - злобно спросила она. - Дайте мне воду, ложку, зажигалку.
Растворив кристаллы, она набрала в шприц пять кубов мутно-белого раствора и перетянула кисть резинкой для волос. Через две минуты ей стало значительно лучше.
Дьюи поднялся на третий этаж, где допрашивали Коки Фло Браун, небезызвестную в Манхэттене "бордель-маму". Положив ногу на ногу, она курила дорогую папиросу с длинным мундштуком и на все вопросы отвечала односложно: "не знаю", "не помню", "не лезу в чужие дела". Допросом руководил первый заместитель Дьюи Ричард О’Коннэл.
- Ну что, Дик? - спросил прокурор. О’Коннэл молча махнул рукой. Толстое, усыпанное пудрой лицо Коки Браун расплылось в улыбке:
- О-о, никак сам господин Дьюи пожаловал.
- Здравствуй, Фло, давно не виделись, - в тон ей ответил прокурор.
- Может, вы мне объясните, какого хрена легаши притащили сюда мою задницу?
- Ну… чтобы немного пообщаться с тобой. Поговорить по душам.
Фло ткнула в его сторону ярко накрашенным когтем и закричала:
- Слова больше не скажу! Требую адвоката! Требую возместить моральный ущерб. Это что же такое: посреди ночи выдернули из постели и поволокли в легашник! Беззаконие.
- Ну-ну, успокойся, старушка, - фамильярно ответил Дьюи, - ты же знаешь, просто так я никого не беспокою. Вот смотри, - он взял со стола увесистую папку, - здесь протоколы твоих телефонных разговоров с некими господами Фредерико, Бэтилло и Ле Торре.
- Это мое дело, с кем трепаться по телефону, - огрызнулась Фло.
- Не совсем так, - поправил Дьюи. - Бэтилло, например, бывший телохранитель Аль Капоне. Фредерико и Ле Торре имеют по три судимости. Какое отношение эти убийцы имеют к твоему бизнесу, а, Фло?
- Я трахаюсь с ними. Устраивает?
- В самом деле? - Дьюи полистал протокол. - И поэтому просишь Ле Торре подождать с деньгами еще недельку? Это называется рэкет, 317-я статья Уголовного кодекса штата Нью-Йорк.
Фло рассердилась:
- Ты знаешь, куда можешь засунуть свои протоколы? И я это знаю.
- Хорошо. Обойдемся без протоколов. Сейчас мы проведем очную ставку.
Дьюи снял трубку телефона:
- Гурфейн? Давай сюда девчонку. Как она там? Веселая и разговорчивая? Прекрасно!
Минуту спустя в кабинет привели худенькую проститутку. Ее глаза блестели. Зрачков почти не было видно. Девушку усадили напротив Фло Браун.
- Мисс Блэтти, вы знаете эту даму?
Девица хихикнула:
- Как же не знать? Мамаша Браун, старая потаскуха. Это она продала меня в заведение Руссо за двести "зеленых"…
Героин развязал язык проститутки. В таком состоянии ей все было нипочем.
- Мисс Браун, вы знаете эту девушку? - перебил Дьюи. На лице Фло появилась гримаса отвращения:
- Первый раз в жизни вижу эту задрипанную шлюшку.
- Сама ты облезлая старая корова! - выпалила девица.
- Придержи язык, сука. Погоди, как выйдем отсюда, мы с тобой поговорим.
- Стоп, стоп, дамочки! Брэк! - вмешался Дьюи в этот поток взаимных угроз.
- Ну и чего ты хочешь добиться? - неприязненно спросила Фло. - Ее слово против моего, вот и все.
- Ошибаетесь, мисс Браун. У нас есть еще несколько свидетелей, готовых дать против вас показания. А когда вас узнают пять-шесть человек, в суде вам точно не поздоровится.
- В каком суде? - нервно спросила Фло.
- По обвинению в вымогательстве, развращении малолетних, хранении наркотиков, оскорблении общественной морали… Достаточно?
- Да вы ж их всех наширяли, этих сучек! - завопила Фло. - Когда колятся, они еще не такое скажут.
Дьюи вздернул брови:
- Кого наширяли? Гурфейн, ты, м-м… ширял кого-нибудь?
- А что это значит? - спросил тот.
- Сговорились, господа начальники? - взвизгнула Фло Браун. Дьюи понял, что пора переходить от кнута к прянику.
- Послушай, Фло, против тебя я ничего не имею. Проституция в Нью-Йорке была всегда и будет всегда. Только никогда такого не было, чтобы девочек насильно сажали на иглу. Мне нужны люди, которые все это придумали. Бэтилло, Фредерико, Ле Торре, Балитцер, Элленштейн и прочая мразь. Но больше всего мне нужен их босс Лаки Лючано, потому что он все это организовал.
- Вы что же, за идиотку меня держите, мистер Дьюи? Да если я дам против них показания, меня на куски порвут и утопят в заливе.
- Если ты дашь показания против них, - отчеканивая каждое слово, произнес Дьюи, - и не только ты, а многие, то они надолго сядут в тюрьму. Ты меня знаешь, Фло, я не бросаю слов на ветер.
- Нет, мистер Дьюи, не годится. Их-то вы, может, и засадите, но ихние дружки на воле останутся и всадят пули в мой роскошный зад. А я хочу жить и работать в своем бизнесе.
- Ради бога, Фло, - Дьюи красноречиво поднял руки, - твои условия меня вполне устраивают. Ты знаешь, мое ведомство имеет собственный фонд в федеральном бюджете. Если ты поможешь упрятать Лючано и всех остальных, я позабочусь о том, чтобы государство выдало тебе премию, - он засмеялся, - за особые заслуги перед правосудием. С такими деньгами ты запросто сможешь уехать в Европу и спокойно заниматься своим делом хоть в Париже, хоть в Ницце, хоть в Баден-Бадене. Никакой мафии там нет, никто тебе не будет мешать.
Лицо Дьюи вновь стало жестким:
- А если откажешься, то придется тебе отвечать в суде за их дела. Думаешь, они станут тебя вытаскивать?
Фло закусила губу.
- Вы не врете насчет денег, мистер Дьюи? - наконец спросила она. Вместо ответа прокурор достал из ящика стола бланк по форме 137 и вынул из кармана золотое перо.
- О’кей, будь по-вашему, - просипела Фло Браун.
К утру по аналогичной схеме удалось расколоть остальных "мадам" и с десяток проституток. Показания оформлялись до 12 часов следующего дня. Утомленный, с прыгающим от гомерических доз кофе сердцем, Дьюи все же отправился в тюрьму Синг-Синг. Начальник тюрьмы встретил его весьма любезно и спросил, чем может быть полезен. Дьюи объяснил. Вскоре в кабинет начальника привели Джо Бендикса, убийцу, отбывающего пожизненное заключение.
- Ты хочешь выйти на свободу досрочно? - спросил у него Дьюи.
В тусклых глазах Бендикса вспыхнули огоньки надежды:
- Да, господин прокурор.
- О’кей, Джо, мне нужна твоя помощь. Если ты поможешь мне, я помогу тебе. Что скажешь?
Заключенный облизнул внезапно пересохшие губы:
- Я согласен, мистер Дьюи. На все согласен.
1 апреля 1936 года окружной прокурор Манхэттена официально объявил гражданина Чарльза Лючано "врагом общества номер один". Впрочем, Дьюи знал, что Лаки не имеет американского гражданства. Однако по закону формулировка полагалась именно такая.
Уже третий по счету "враг общества" вместе со своей любовницей Гай Орловой сбежал в Хот-Спрингс, штат Арканзас. В этом городе безраздельно господствовала мафия. В каждом баре, ресторане или закусочной были установлены "однорукие бандиты". Игорным бизнесом заправлял Фил Кастел (Дэнди), один из подручных Фрэнка Костелло. Губернатор Футрелл получал двадцать процентов с оборота и обеспечивал гангстерам полнейшую безнаказанность. Здесь Лаки оказался в кругу друзей. Однако вслед за ним в Хот-Спрингс прибыли агенты ФБР с ордером на арест. Но за два дня до этого предусмотрительный Лаки обратился к знакомому комиссару полиции с просьбой арестовать его за незаконное ношение оружия. После ареста его без проволочек отдали под суд.
Судья тоже был "своим". Заявив о недостаточности улик, он отправил дело на доследование, а подсудимого освободил под смехотворный залог в пять тысяч долларов. На том основании, что в отношении Лаки Лючано органы правосудия штата Арканзас возбудили уголовное дело, судья отказался выдать его фэбээровцам до окончания разбирательства. При этом служитель Фемиды затруднился назвать хотя бы примерный срок его окончания. Дьюи пришлось апеллировать в Верховный Суд. Тем временем Высший Совет нанял для защиты своего главы трех лучших нью-йоркских адвокатов: Мозеса Полакоффа, Фрэнсиса Адамса и Джорджа Леви. Немедленно они со своей стороны забросали Верховный Суд жалобами и ходатайствами. Крючкотворство и судебная волокита продолжались целый месяц. Однако победа осталась за Дьюи. Верховный Суд принял решение о выдаче Лаки Лючано властям штата Нью-Йорк. "Враг общества номер один" был арестован и этапирован в нью-йоркскую тюрьму Томбс, где ему вручили обвинительное заключение, насчитывавшее девяносто девять пунктов. Окружной судья Филипп Дж. Маккук определил размер залога в сумме 350 тысяч долларов - рекордная величина по тем временам. После выплаты залога Лаки Лючано освободили до суда. Он вернулся в свои апартаменты в отеле "Ритц". Там его уже ждали члены Высшего Совета. Джонни Торрио не удержался:
- А ведь я говорил тебе, - проворчал он.
- Еще не поздно, - высказался Альберт Анастасиа, - до начала процесса почти две недели. За это время я смогу найти способ убрать Дьюи. Это положит конец всем нашим неприятностям.
Чарли Луканиа, казалось, не возражал. Но тут из своего угла хрипло пробубнил Фрэнк Костелло:
- В Организации есть правило: полицейских, судей и политиков не убивать, что бы ни случилось. Иначе власти могут перекрыть нам кислород. Насколько я знаю, никто этого правила не отменял.
Лаки с видимой неохотой согласился:
- Ты прав, Фрэнки. Мы не будем нарушать наших правил. Никогда.
Анастасиа пожал плечами:
- Как хочешь, Чарли, хотя я считаю, что это неправильно.
- Ты вправе иметь свое мнение, Альберт, - сказал Мейер Лански, - но, слава богу, решаешь не ты.
- Я заплатил адвокатам миллион долларов! За эти деньги они порвут Дьюи, как бумагу, - прорычал Лаки.
- Мы крепко надеемся на это, Чарли, - заверил Фрэнк Костелло.
Судебный процесс над самым опасным преступником Америки начался 13 мая 1936 года. С самого начала это событие вызвало живейший интерес общественности и заняло центральное место в колонках новостей. С девяти часов утра 13 мая автостоянка возле Дворца правосудия оказалась забита дорогими автомобилями. Сто пятьдесят мест в зале суда занимали сотрудники правоохранительных органов и представители местной политической элиты. Журналисты забронировали еще сотню кресел. Остальные места достались богатым снобам, которые пришли на этот процесс, как на шоу - что называется, "на людей посмотреть и себя показать". Этим набитым долларами джентльменам было все равно, на что глазеть, будь то бой за звание чемпиона мира в супертяжелом весе, выступление эстрадной примадонны или суд над известным гангстером. Главное, ради чего они сюда пришли, - быть в числе четырехсот человек из двенадцати миллионов, составлявших в то время население Нью-Йорка. Уже за сорок минут до начала процесса зал был набит битком. Снаружи дежурили репортеры, намеревавшиеся сфотографировать короля гангстеров в момент выхода из тюремной кареты. Возле входа во Дворец правосудия собралась многотысячная толпа зевак, энергично напиравшая на полицейское оцепление.
В десять ноль-ноль в зале появился окружной судья Филипп Дж. Маккук, одетый в длинную черную мантию. В десять пятнадцать ввели обвиняемых. Впереди всех шел Чарли Луканиа, одетый в безукоризненный деловой костюм и начищенные до блеска туфли из крокодиловой кожи. С обеих сторон его конвоировали двое здоровенных фараонов. Один из профсоюзных боссов, находившихся среди публики, сострил по этому поводу: "У нашего Чарли новые телохранители". Следом одного за другим вели "первых лиц" индустрии разврата. Всего их было тринадцать. Однако адвокатов имел только один из них - Чарли Луканиа. Полакофф, Адамс и Леви устроились рядом со своим подзащитным, который даже здесь, в суде, считал нужным подчеркивать свое исключительное положение и поэтому сел отдельно от остальных.