Одно из славных лихачевских дел той поры - защита и возрождение Дома Цветаевой. По воспоминаниям Надежды Ивановны Катаевой-Лыткиной, последней жительницы цветаевского дома, которому грозил снос, "как-то по весне 1985 года в Москве, в треснувший по фасаду выселенный дом по Борисоглебскому переулку, "ни с того ни с сего" приехал академик Дмитрий Сергеевич Лихачев… Жизнь в этом доме теплилась лишь в одной квартире. Приезд его был - нечаянная радость, необычайное происшествие!".
Одна из цветаевских поклонниц, что собрались в последней уцелевшей квартире, воскликнула: "Вот бы академик появился!" Раздался взрыв хохота - и звонок в дверь. Катаева-Лыткина открыла. В дверях стоял действительный член Академии наук СССР, академик Дмитрий Сергеевич Лихачев.
"Веселой толпой, легко и просто, все пошли осматривать дом. В этом доме с 1914 по 1922 год жила Марина Цветаева. В нем было написано 11 книг из пятнадцати, вышедших при жизни - все лучшее, что было написано в России… Перегороженный тонкими перегородками в советское время, дом все еще сохранил свою уникальную планировку. Не тронутый ремонтом со времен Гражданской войны, дом сохранил резные белые двери, хитро вьющуюся лепнину потолка, фрагменты дубовых панелей, обломанный мрамор камина и изразцовые печи. Над белой парадной лестницей блестели битые цветные стекла витража… У Дмитрия Сергеевича было врожденное свойство располагать к себе людей, раскрепощать их, приглашая к диалогу. "Здесь будет музей, - сказал Дмитрий Сергеевич, - и я помогу вам!.." Хорошо было бы здесь, в этом доме, образовать Центр по изучению Серебряного века и собирать сюда на творческие вечера московскую элиту".
И, благодаря Дмитрию Сергеевичу Лихачеву, все это сбылось. Помню, и мне довелось быть в этом доме в 2005 году, в связи с вручением ежегодной премии "Нового мира", при большом стечении замечательной публики. В тот же вечер там же вручалась и премия имени Юрия Казакова… Великолепное там собралось общество!
И возможным это стало лишь благодаря Лихачеву, возглавившему в 1986 году Фонд культуры.
О возникновении общего их детища - Фонда культуры Михаил Сергеевич Горбачев написал так: "Знакомство мое с Дмитрием Сергеевичем Лихачевым вначале было заочным. Как-то, отдыхая в Крыму, я прочел одну его книгу, затем другую и с тех пор старался не пропускать его работ… Я написал Дмитрию Сергеевичу письмо. Вскоре наше заочное знакомство перешло в очное. В 1986 году был создан Советский фонд культуры. Д. С. Лихачева пригласили возглавить эту организацию. Он приложил много усилий, чтобы Фонд мог реально содействовать развитию культуры в нашей стране. В состав правления вошла и Раиса Максимовна. С того времени наши личные контакты стали более или менее регулярными".
Из воспоминаний М. С. Горбачева следует, что Фонд культуры был как бы "барской милостью", подарком Лихачеву, следствием "мудрой политики". Однако случилось это далеко не сразу и во многом благодаря упорству Лихачева и помощи единомышленников. В первые годы горбачевской "оттепели" все письма Лихачева относительно защиты того или иного объекта культуры, направленные Горбачеву, спускались на уровень завотделов и возвращались с отписками.
Все решила случайность, а точнее - инициатива снизу, "поймавшая" шанс. Один из друзей Д. Н. Чуковского Рустем Хаиров, в то время заведовавший лабораторией в Институте проблем управления АН СССР в Москве, обладал сверхпробивными способностями. На одном из вечеров в Центральном доме литераторов Хаиров завел Лихачева, будто бы для отдыха, в кабинет Маркова, тогда всемогущего секретаря Союза писателей СССР, и тут же по телефону "с гербом" позвонил начальнику секретариата Горбачева Александрову и сказал, что здесь находится Лихачев, который хочет передать генеральному секретарю ЦК КПСС письмо. Все застыли от ужаса… но остановить это было уже нельзя. Письмо было написано, и появившийся фельдъегерь государственной службы забрал его.
И идея фонда стала воплощаться стремительно.
Советский фонд культуры был учрежден 12 ноября 1986 года. Разместился он в особняке Сергея Третьякова на Гоголевском бульваре, дом 6. Времена, конечно, были удивительные. Чтобы сейчас, в эпоху "развитого капитализма", был отдан учреждению культуры старинный особняк - представить невозможно… Опорой Дмитрия Сергеевича в Фонде культуры были приглашенные им академики, профессора, музейщики, работники библиотек и архивов, университетские преподаватели, художники, артисты, режиссеры, представители духовенства, деловые люди. Образовались правление фонда и его президиум. Заседания проводились в Дубовом зале. В более простором Амурном зале проходили мероприятия, встречи, собиралось много зарубежных гостей и еще больше гостей из провинции.
Поначалу Дмитрий Сергеевич очень гордился этим успехом и даже приезжал в Фонд с семьей - Зинаидой Александровной, Людмилой. Особенно он любил слушать там концерты старинной музыки. Тогда лицо его становилось почти счастливым. Казалось, что всё, о чем он мечтал, получилось!
В 1986 году, к восьмидесятилетию, Лихачеву присваивается звание Героя Социалистического Труда. Горбачев считал его гарантом того, что с культурой теперь у нас все будет в порядке.
На самом деле, трения пошли с самого начала. Лихачев настаивал: "Никаких зарплат, должностей, только на общественных началах. Штат только из технических работников". Но дело уже находилось в крепких чиновничьих руках. Был назначен внушительный штат с неплохими зарплатами. От денег отказался лишь Дмитрий Сергеевич Лихачев.
С сотрудниками Фонда Лихачев объезжал заброшенные памятники культуры и приходил в отчаяние не только из-за руин… В подмосковном имении Вяземского Остафьево, где гостил Карамзин, работавший там над "Историей государства Российского", был теперь дом отдыха Совета министров РСФСР, и чинуши устроили в кабинете Карамзина номер люкс с удобствами. Лихачев с гневом накинулся на них!.. И те вроде бы поняли, обещали "исправить оплошность". Лихачев гневался редко - но гнева его боялись.
Но не только "наверху" случались столкновения. По пути из Остафьева он заехал в село Дубровицы, где шла надолго затянувшаяся реставрация Знаменского храма, представлявшего собой редчайший образец московского барокко. Там на него буквально набросились верующие: когда, наконец, будет восстановлен храм и начнутся службы? И на такие вопросы приходилось давать ему ответы - причем далеко не всегда популярные. И тут он сурово ответил верующим, что в храме находится уникальный деревянный резной иконостас и для сохранности его необходим особый температурный режим - несовместимый, увы, с ежедневными богослужениями. Можно представить себе реакцию верующих - но Лихачев, взяв на себя ношу, выдерживал и такое! Пришлось вступать в конфликты даже с православной церковью - в спорах о принадлежности церковных раритетов: церкви они должны принадлежать или Фонду культуры? Лихачев всегда держал сторону Фонда и даже спорил с всемогущим московским мэром Лужковым, берущим, как правило, сторону церкви.
По правилам той поры у беспартийного Лихачева обязательно должен быть партийный заместитель. Дмитрий Сергеевич, имея достаточный опыт, опасался, что назначат такого, который погубит все. Правда, "патронаж" самой Раисы Максимовны, весьма влиятельной жены Горбачева, неравнодушной к культуре, дарил Дмитрию Сергеевичу некоторую свободу действий, и он решил этот вопрос сам. Точнее, по рекомендации знаменитого реставратора и культурного деятеля Савелия Ямщикова, который уж точно "играл" не на стороне властей, Лихачев пригласил на должность своего заместителя второго секретаря Пензенского обкома КПСС Георга Васильевича Мясникова. Мясников сделал в фонде много полезного, причем такого, что мог сделать только он, с его связями и опытом… но порой его "партийное мышление" приводило Лихачева в отчаяние. Как раз во время той поездки в Остафьево, видя, как измучен Лихачев постоянными поездками из Петербурга в Москву и обратно, он "с партийной прямотой" предложил Лихачеву сделать квартиру в Москве и подмосковную дачу: "Как раз Свиридову сейчас оформляем".
Лихачев гневно ответил: "Дача у меня в Комарове, и больше никогда к этому вопросу не возвращайтесь!" Так и мотался в Москву и обратно, из последних сил. Но - занимаясь восстановлением русской культуры, видел в ней принципы не только эстетические, но и этические, несовместимые с какой-либо корыстью.
И. А. Лобакова, сотрудница Отдела древнерусской литературы и главная помощница в лихачевских делах, вспоминает, с каким недоумением была воспринята чиновниками Фонда идея принципиального Лихачева. "Фонд спасает и собирает культурные ценности, в том числе и из-за рубежа, но собственником этих ценностей не является! Памятники культуры не могут быть чьей-либо собственностью", - заявил Лихачев. Изумление чиновников было искренним: "Как же так? А кто же - является?.." Так для чего же они трудятся тут, ночей недосыпая? Лихачев не пришелся ко двору… Но держался долго.
Выдержка его была потрясающей! Вспомним хотя бы некоторые из его дел.
…Неоднократно он говорил о неподобающих условиях хранения в Пушкинском Доме пушкинских рукописей и других бесценных раритетов - но власти обходились отписками. Тогда Лихачев публично заявил, что, если не будет средств для создания приемлемых условий хранения, он сложит с себя звание академика! Это подействовало, и необходимый минимум был выдан.
Больше всего его беспокоило то, что нет никакой официальной программы по сохранению и развитию культуры, и каждое действие по защите тех или иных объектов начинается словно бы заново, словно в первый раз. И Лихачев, отложив на время свои научные штудии, пишет и передает Горбачеву на рассмотрение проект "Декларации прав культуры"… Но наш любимый и уже знаменитый на весь мир Горби знал, что всё, что его просят, исполнять нельзя - "потеряешь контроль", и он со своей обаятельнейшей улыбкой принял у Лихачева декларацию и передал ее в свой аппарат для "некоторых поправок", после которых ее было не узнать. Аппарат свое дело знал, соображал, как надо работать: ведь не все же "добрые обещания" вождей следует исполнять на самом деле, надо уметь их "гасить"… за это им деньги платят и ценит руководство. Потом, конечно, вождь посетует на "нерасторопность чиновников"… но как бы он жил без них? Что бы было с ним, если бы пришлось выполнять все данные в пылу речей обещания?
Все труднее становилась работа Лихачева в Фонде. Опытные партийцы, владевшие искусством пустопорожней говорильни, побеждали и тут. В огромном томе воспоминаний о Лихачеве, собранном его учеником Е. Г. Водолазкиным, приводится фрагмент заседания правления Советского фонда культуры:
"Лихачев:
- Товарищи! Я сегодня хотел бы говорить о некоторых недостатках в нашей работе, потому что о наших достижениях и достоинствах, явных и очевидных, говорить не имеет смысла, потому, что там не нужно ничего исправлять… О некоторых недостатках, которые мне видятся из Ленинграда, а это достаточно далекое расстояние… я не в курсе всего, и вообще плохо информирован о том, что в Москве происходит. Тут нужно будет что-то перестроить, может быть, в чем-то я не прав, но…
Горбачева:
- Дмитрий Сергеевич, извините, я плохо слышу.
Лихачев:
- Значит, Раиса Максимовна, я хотел бы говорить не о наших достоинствах, которые явны, например появление журнала, это огромное событие в нашей жизни, которое дает лицо фонду; дары, которые мы получаем; приемы, которые мы устраиваем… премьеры - это все, несомненно, наши успехи, но говорить об успехах не буду, потому что мы сами знаем их хорошо и исправлять тут ничего не нужно, поэтому я буду говорить главным образом о том, что мне кажется в работе фонда недостаточным и неправильным, но поддающимся улучшению.
Цель фонда - это поднятие культурного уровня страны; цель фонда - в широком смысле этого слова. Это не только цель нашего фонда, но и нашего сознания, потому что это сейчас чрезвычайно важно: без поднятия культурного уровня, без поднятия гуманитарных культур не может развиваться нравственность и никакая система, никакие постановления и узаконения, ничего не будет действовать, если нравственность и общекультурный уровень страны будет недостаточно высок…"
Удивительно: знаменитый своим красноречием Лихачев выступает тут сбивчиво, невнятно, совершенно не похоже на его выступления перед коллегами, в любимом своем Секторе, где он четко владеет ситуацией и аудиторией… Здесь он явно "плывет" - словно ему неловко тут выступать, словно он стыдится чего-то.
И Раиса Максимовна не слышит его… Впрочем, его слова о "нравственности и культурном уровне" еще хуже были бы расслышаны сейчас, когда нравственность и культурный уровень "ушли вдаль".
Когда в Фонде разбирался вопрос о создании Музея нового современного искусства, на заседании присутствовала Раиса Максимовна Горбачева. Дмитрий Сергеевич волновался. Он доказывал ей, что необходимо немедленно организовать новый музей, пока все ценное еще не вывезено из России, говорил, что художники не имеют поддержки и вынуждены продавать шедевры за бесценок… Раиса Максимовна разговаривала с Лихачевым примерно так, как ее муж Михаил Сергеевич разговаривал с академиком Сахаровым, стоящим на трибуне Верховного Совета, перебивала, не давала досказать… Дмитрий Сергеевич не выдержал. Хотел уйти. Он встал, тяжело ступая, пошел к выходу… Дойдя до двери, он помедлил и вернулся на свое место.
Понимал, что надо терпеть, что никто его не заменит.
Напрягались отношения и с церковью. Он работал для сохранения русской культуры, а вовсе не в угоду каким-то инстанциям, и даже церкви.
Именно в Фонд культуры (для большей сохранности), а не в церкви направлял он гибнущие в запустении, спасенные им замечательные образцы церковного искусства, уникальные вышивки, что, естественно, вызывало недовольство церковных властей. Нелегко делать намеченное дело - столько препятствий и "уважительных причин", чтобы не сделать! Лихачева бесило неумение, а уж тем более - нежелание людей сделать даже вполне возможное. Особенно - когда это прикрывалось высокими мотивами!
Когда зашла речь о сохранности фресок Андрея Рублева в Успенском соборе города Владимира, чиновник, ответственный за них, сделавшийся, по примеру партийного начальства, "глубоко религиозным", вдруг вымолвил: "Значит, Богу угодно, чтобы этих фресок не стало!" Как был взбешен Лихачев! "При чем здесь Бог? Это просто спекуляция! А вы закройте глаза и попытайтесь перейти Невский в потоке машин - это ведь примерно такой же по убедительности способ узнать, желательно ли Ему ваше пребывание в этом мире!"
Лихачев изнемогал! Сколько говорунов - а дело доверить некому!
Он с отчаянием понимал, что все может утонуть в бесконечных "согласованиях" и ни к чему не приведет. Главный принцип чиновников: "Любое конкретное дело может оказаться опасным. Поэтому - ни в коем случае никаких конкретных дел! Только - круговорот бумаг!" Одна знакомая заведующая из Смольного, выйдя уже на пенсию, рассказывала мне, что главный их рабочий принцип звучит так: "Завести рака за камень!" То есть - встретить ласково, а потом запутать, чтобы гость уже никогда не нашел дороги к цели. И этот принцип стал бодро воплощаться и тут. Все горели энтузиазмом - в предвкушении высоких зарплат и заграничных командировок, при этом зная: не дай бог сделать что-то конкретное; к любому сделанному делу всегда придерутся. У Лихачева появилась идея создания журнала, посвященного сохранению культуры: хоть что-то конкретное останется от их деятельности - хотя бы снимки "уходящих" шедевров! Он стал искать человека, который мог бы сделать достойный журнал. Все тот же Д. Н. Чуковский назвал Енишерлова из сверхпопулярного тогда "Огонька", выходящего миллионными тиражами и немедленно раскупаемого. Там были тогда статьи, от которых нельзя было оторваться. Помню статью "Ждановская жидкость", где разоблачался идеолог-людоед Жданов. А "ждановской жидкостью", оказывается, назывался до революции состав, который подливали в гроб, чтобы отбить трупный запах.
От прессы того времени кружилась голова, пол уходил из-под ног. "Обком Крутовского обкома партии собрался в полном составе и высказал недоверие первому секретарю обкома Скакунову Б. И., и тот подал в отставку!" Хотелось с опаской оглянуться, держа такую прессу в руках, не заметут ли? Раньше за такое "мели"… еще, кажется, год назад? Не сон ли? "Первый секретарь Нижнеподгузского райкома Лупякин У. Е. собрался в полном составе и высказал полное недоверие райкому, и тот подал в отставку!"… Восторг!
Выбор оказался правильным - Владимир Енишерлов сделал отличный журнал "Наше наследие". И сейчас, в эпоху самых роскошных изданий, берешь в руки его увесистый том с трепетом: "Какие замечательные фотографии дворянских усадеб, царских сервизов! Какие замечательные, умные, образованные авторы!" Прекрасный журнал. Его еще и теперь полезно читать!.. или "уже теперь"? "Уже теперь" особенно полезно - когда снова наступает "культурный провал" и всюду маячит лишь "глянец"? Как Енишерлов его создал тогда - когда даже школьные тетради исчезли, не говоря об учебниках? Создал!.. И конечно - при неустанной поддержке Лихачева, его огромном авторитете, который удалось приложить к хорошему делу.
Из переписки с Енишерловым видна вся острота и напряженность работы Лихачева. В письмах этих видны и израненная душа Лихачева, и разочарование в Фонде, и главное - в людях, которые хорошее дело превращают в торжище, в место удовлетворения своих амбиций!
Страдал он и от наступающей "свободы безответственности", "свободы разрушающей" - "модных нигилистов" становилось все больше, и сражаться с ними было "по плечу" разве что Лихачеву. Но как ему было тяжело - бороться еще и против неумеренных "прогрессистов". Вот одно из его писем:
"В. П. Енишерлову, 18. 6. 91.
Дорогой Владимир Петрович!
Я послал Вам письмо относительно статьи Гр. Померанца - претенциозно-легкомысленной, которую печатать ни в коем случае нельзя (статья была посвящена весьма "прогрессивной" трактовке Троицы. - В. П.)… Она многих оттолкнет от журнала (особенно эмигрантов, и может вызвать сходную реакцию с той, которую имели "Прогулки с Пушкиным" Синявского).
Письмо короткое, чтобы оно имело значение документа для Вас. Вы мое письмо можете показывать в нужных случаях.
28. 6 переезжаем из "Белых ночей" в Комарово.
5 августа я открываю в Москве Всемирный конгресс византистов. Но до конца конгресса не пробуду в Москве - приезжает из Мюнхена внучка…
Прошел невропатологов. Решил нести ношу, не останавливаясь. Олег Волков (дворянин, одноклассник Набокова, прошедший через репрессии. - В. П.) допустил в 4-м "Нашем современнике" выпад против меня, провоцирует меня на некоторые поправки к его воспоминаниям…"