В те годы Лихачеву хватало сил на всё, он ясно видел, куда надо направить в данный момент главные усилия. Летом 1986 года В. П. Енишерлов и Д. Н. Чуковский посетили Дмитрия Сергеевича в гостинице "Россия", где он жил вместе с другими делегатами Восьмого съезда Союза писателей СССР. В толпе его узнавали, приветствовали даже незнакомые люди, подходили, чтобы познакомиться и о чем-то посоветоваться. Потом Дмитрий Сергеевич пригласил Енишерлова и Чуковского в номер. Лихачев был в хорошем настроении, чувствовалось, что ему нравится разговаривать с людьми, которые его ценят. Номер у него был замечательный, на одном из верхних этажей, с прекрасным видом на Красную площадь и Кремль. Лихачев оживленно говорил, показывал на хорошо отсюда различимые зубцы Кремлевской стены, которые, как объяснил он, ошибочно сравнивают с "ласточкиными хвостами" - на самом деле форма зубцов повторяет знак итальянских гибеллинов: взмах орлиных крыльев. Вскользь вспомнил эпизод истории, которой все, наверное, должны знать. Когда Москва была объявлена Третьим Римом, был приглашен для строительства Кремля итальянский архитектор Фиораванти, отпечатавший свой знак на зубцах Кремля. Лихачев восхищался видом на Соборную площадь Кремля с главной святыней Московского государства - Успенским собором с усыпальницей московских митрополитов. Чуковский в своих воспоминаниях особенно отмечает те деликатность и непринужденность, с которыми Лихачев провел свою маленькую лекцию - никакой назидательности, высокомерия - дружеский разговор на равных, академик лишь деликатно просвещал.
Затем Дмитрий Сергеевич стал советоваться с гостями насчет речи, которую он собирался произнести на предстоящем заседании съезда писателей.
Тогда, в 1986 году, он первым решил выступить с требованием публикации прежде запрещенных авторов - Гумилева, Платонова, Мандельштама, Ахматовой, Пастернака, Зощенко, Ходасевича, Набокова. Гости были потрясены. Все, конечно, чувствовали, что власть дает людям некоторую свободу - но границ этой свободы не знали, боялись рисковать, а Лихачев сразу решил добиться многого. Потому он и стал лидером.
Речь его произвела фурор. Никто до него не говорил так смело. Он открыто обвинял тех, кто десятилетиями разрушал Россию, ее культуру и славу. Вот фрагмент его речи:
"…Агрессивно беспамятны те, кто взорвал гробницу Багратиона на Бородинском поле и построенный на народные деньги в честь победы над Наполеоном храм Христа Спасителя, те, кто запрещал читать Ахматову, Цветаеву, Гумилева, Пастернака, Платонова, Зощенко, Ходасевича, Клюева, Набокова… еще не до конца оценен тот вред, который был ими нанесен нашей культуре, нашей нравственности, нашему патриотизму!"
Аплодисменты были бурными, хотя, как было замечено, в президиуме хлопали не все.
После своего успеха он, с присущей ему деликатностью, поблагодарил друзей, с которыми советовался, написал письмо Енишерлову: "…спасибо за подсказки - употреблял некоторые ваши выражения".
Слава его росла - благодаря смелой гражданской позиции. В эпоху гласности, во времена разоблачения прежнего режима Лихачев-мученик, Лихачев-лагерник вовсе не намеревался молчать.
Большое воздействие на общество произвела премьера фильма Марины Голдовской "Власть соловецкая". Тут мы впервые увидели по-настоящему звериный оскал советской власти, которая, по сути, всегда была "властью соловецкой", концлагерной. И, конечно, фильм прозвучал так сильно благодаря участию в нем Лихачева. Осуждение из его уст было убедительным для всех. Даже для тех, кто до этого сомневался - "чья правда". В те годы, кстати, далеко еще не было ясно, чья возьмет. "Мешок на голову" будут пытаться накинуть еще не раз - и Лихачев, как никто другой, это чувствовал, но он сделал свой выбор и действовал бесстрашно.
Пожалуй, с этого фильма началась и его международная слава. В Лондоне князь Георгий Владимирович Голицын организовал в своем роскошном доме просмотр фильма и пригласил режиссера Голдовскую и Лихачева. Пришел весь цвет русской эмиграции, были князь Георгий Васильчиков, писатель-эмигрант Александр Зиновьев, весьма тогда знаменитый, и даже - принц Майкл Кентский, внучатый племянник Николая II.
Огромный успех имел не только фильм, но и сам Лихачев, своей статью, манерами, разговором покоривший всех. Он стал полпредом обновленной России, которому все доверяли полностью.
Лихачев не только просто общался с представителями лучших фамилий, но и выполнял свою миссию. Он обратился с призывом к эмиграции: давать рукописи, делиться воспоминаниями - это весьма ценно и необходимо для страны. Ему поверили и откликнулись. Так образовался замечательный Архив русского зарубежья в Москве в Доме-музее Марины Цветаевой, содержащий сотни бесценных "единиц хранения".
Одной из главных задач возглавляемого им Фонда культуры Лихачев считал собирание русских раритетов, оказавшихся за рубежом. В тех случаях, когда он считал приобретение раритетной вещи важным для России, при всей его сдержанности и интеллигентности проявлял завидное упорство, совершал поступки весьма решительные.
Так, он счел необходимым приобретение черновой рукописи романа Тургенева "Отцы и дети". Рукопись находилась в коллекции лондонского букиниста-антиквара лорда Пармура. Когда тот назвал цену, то эксперты Министерства культуры сочли ее чрезмерной. Но Лихачев не привык отступаться от своих планов. Он позвонил Николаю Ивановичу Рыжкову, тогдашнему главе правительства, и прочел небольшую лекцию. Через некоторое время появился фельдъегерь и вручил Лихачеву плотный темно-синий пакет. В нем была вожделенная рукопись.
Вскоре, благодаря его авторитету и его хлопотам, в Фонде появились и другие бесценные документы: записная книжка-дневник Зинаиды Гиппиус, неизвестное прежде письмо Пушкина, письмо Ремизова. Разумеется, все подобного рода ценности находились в чьей-то собственности, в коллекциях, составляя порой важную часть состояния владельца, и даром отдать это соглашались далеко не все. Нужны были огромные средства - и они были найдены. Никому другому толстосумы бы не поверили, уже зная, как у нас "тырятся" огромные суммы, выделяемые на благие дела. Доверяли лишь бескорыстному Лихачеву.
…Можно себе представить, каким "бомондным" был тот московский вечер, как блистали нарядами дамы в роскошном Амурном зале третьяковского особняка!
К открытию в начале 1990-х годов официального офиса алмазодобывающей компании "Де Бирс" в Москве была приурочена выставка в Фонде культуры раритетов, выкупленных из различных коллекций при помощи компании "Де Бирс". Самая мощная алмазная империя мира решила спонсировать программу "Возвращение". Никому, кроме Лихачева, они бы не стали помогать - он был абсолютно безупречен.
Главная "роскошь" выставки находилась в выставочных витринах - письма Цветаевой, Бунина, Ремизова, архив Марка Алданова, полные комплекты ставших уже драгоценными журналов "Современные записки", "Числа", альманаха "Воздушные пути", фото с автографами Шаляпина, Павловой, Кшесинской. Лихачев водил вдоль витрин очень пожилого главу империи "Де Бирс" Гарри Оппенгеймера. Богатые люди, вопреки расхожему мнению, довольно часто бывают широко образованны и столь же досконально разбираются в искусстве, как и в бизнесе. В тот визит Оппенгеймер подарил Фонду копию письма Льва Толстого Махатме Ганди, которое хранил в своей библиотеке в Йоханнесбурге, но, проникшись к Лихачеву симпатией и доверием, сказал: "Когда будете у меня в гостях в Южной Африке, я передам в Россию через вас подлинник этого письма".
В конце экскурсии, оценив, с каким пониманием, вкусом, тщательностью Лихачев расходует выделенные деньги, Оппенгеймер сказал: "Мы поняли, что в России сохранили честь и достоинство!"
Лихачев вернул России доброе имя. Он становится главным "культурным атташе" нашей страны - и лишь благодаря его авторитету, неповторимому облику, интеллигентности, аристократизму и высоким знакомствам ему удаются удивительные дела.
Лидия Борисовна Варсано (урожденная Ногина), унаследовавшая весьма значительное состояние, преклонялась перед Дмитрием Сергеевичем, и благодаря ее поддержке Лихачев мог подробно исследовать самые разные материалы и раритеты, представляющие интерес для Фонда. Есть замечательная фотография - Лидия Варсано и Лихачев в Венеции в 1993 году. Дмитрий Сергеевич импозантен, элегантен и благороден, вполне "в стиле" выпавшей ему высокой миссии.
Лихачев, исключительно благодаря своему имени, смог посетить замечательного коллекционера Александра Яковлевича Полонского, который вынес ему жемчужину своей коллекции - автограф Пушкина "На холмах Грузии". Лихачев тщательно осмотрел рукопись, выразил восхищение ее состоянием (как он говорил - рукописи любят, чтобы их читали, ласкали, иначе они погибнут) - но покупать ее для Фонда культуры не стал. К средствам, выделяемым Фонду, он относился с большой ответственностью. Автограф стоил недешево, а в хранилище Пушкинского Дома уже имелся автограф Пушкина с вариантом этого стихотворения. Зато он купил тогда редчайшие, отсутствующие даже в наших спецхранах комплекты эмигрантских изданий и книг русских парижских издательств и передал их в Архив русского зарубежья в Доме-музее Цветаевой.
В 1991 году в Лондоне Николай Васильевич Вырубов, потомок знаменитой фрейлины двора, вручил Лихачеву для Фонда культуры коллекцию уникальных гравюр. Лихачев был на этой церемонии в шапочке и мантии доктора Оксфордского университета.
…Может быть - собрание той бесценной коллекции и есть главный смысл работы Лихачева в Фонде?
Лихачев возглавлял Фонд культуры с 1986 по 1993 год - и в конце концов вынужден был из него уйти. В частности, и из-за того, что исторический путь "прогрессивного развития" привел страну не к очищению, как надеялся Лихачев, а к разгулу бесправия и пошлости. В письме Енишерлову, главному редактору журнала "Наше наследие", который был любимым "детищем" Лихачева в Фонде культуры, он писал:
"5. 1. 94
Сообщите Георгию Иларионовичу (Васильчиков - князь, литератор, историк, бывший в то время консультантом "Де Бирс" в России. - В. П.), что я теперь никого отношения к РФК не имею (не могу быть в одной компании с Глазуновым и пр.), поэтому договор, заключенный мной с Оппенгеймером, в подобной обстановке не действителен".
Пожалуй, только журнал "Наше наследие" из всех созданий Фонда и радовал Лихачева до самого конца. И после его смерти - к столетию Лихачева - вышел юбилейный лихачевский номер "Нашего наследия" с множеством замечательных материалов.
В письме В. П. Енишерлову от 5 июня 1995 года Лихачев пишет:
"…Хорошо, что Вы придаете большое значение провинции и соединяете этот интерес с интересом к интеллигенции… Обещают через месяц выпустить мои "Воспоминания"… Я Вам очень благодарен, что в былое время Вы меня повозили по подмосковным музеям: Шахматово, Середниково, Мураново. Сейчас это стало для меня как-то душевно важно".
…Это уже похоже на прощание с Фондом. Лихачеву в его деятельности очень помогла поддержка Михаила Сергеевича и Раисы Максимовны, в то же время идиллического взаимопонимания и взаимодействия не получилось, да и получиться вряд ли могло - люди они были слишком разные, с непохожим жизненным опытом, с разными целями и разными способами достижения целей. Сперва были столкновения с "партийной дисциплиной", с советскими пережитками в сознании Горбачевых, потом, наоборот - с наступившими излишними "вольностями", засильем коммерческих интересов в обществе. "Барская любовь" и не может быть художнику "впору". Трения неизбежны. Вспомним, как Николай I журил Лермонтова за то, что не того он взял "Героем нашего времени"… Однако Лихачев с пользой использовал и время "барской любви", и сделал все, что было в его силах - и не противоречило его принципам.
…Но дальше уже было - "не для него". Государство бросает Фонд культуры как надоевшую игрушку, и становится необходимым изыскивать средства на его существование - а Лихачев на такие дела не мастак. И чиновники, запуганные перспективой утраты зарплат, голосуют за кандидатуру Никиты Сергеевича Михалкова на пост председателя… уж он-то обнищания Фонда не допустит и заманчивые иностранные командировки не прекратятся! Лихачев становится весьма условным "почетным председателем", но несмотря на это не раз еще спорит с Михалковым по принципиальным вопросам…
Из письма Енишерлову:
"И вот сейчас все рушится… Никита Сергеевич по непонятным причинам хочет библиотеку (Архив русской эмиграции. - В. П.) перенести (из Дома Цветаевой. - В. П.) к себе в фонд, который не стал, как кажется, центром культуры (особенно неудачно, что часть помещений сдается посторонним по духу организациям и, следовательно, уют и близость людей перестали в нем существовать)".
…После долгих переговоров библиотека осталась в Доме-музее Марины Цветаевой: последняя, может быть, победа Лихачева в Фонде культуры! В одном из писем у Лихачева вырывается фраза: "…порой и из желанного ребенка вырастает чудовище!"
ОТ ГОРБАЧЕВА ДО ЕЛЬЦИНА
Лихачев и Горбачев. Две ключевые фигуры того времени. Горбачев спас Дмитрия Сергеевича: если бы не он, прежние власти так или иначе расправились бы с неугодным Лихачевым - попыток такого рода было уже немало. И Горбачев "выбрал" Лихачева из всех - и Лихачев очень был благодарен ему за помощь в делах. Как два гиганта, переделывающие жизнь, они не могли не взаимодействовать - но их пути различались.
В 1987 году Лихачеву было прислано приглашение в Смольный на встречу Горбачева с представителями города. По словам профессора Бориса Федоровича Егорова, с которым Дмитрий Сергеевич делился впечатлениями, дело было так: пунктуальный Лихачев пришел в Смольный за полчаса до начала, но была какая-то досадная неразбериха со списками приглашенных: фамилию каждого охрана разыскивала очень долго. Выстроилась очередь. Когда удалось войти и подняться по лестнице - зал был уже набит битком.
Он сел в задних рядах - третьим от прохода. Вышел Горбачев и говорил долго, и когда заговорил о ленинградской интеллигенции - все телекамеры повернулись к Лихачеву.
После своего выступления Горбачев не скрылся в дверку за сценой, как это делали до него другие начальники, а демократично пошел через зал, по центральному проходу между креслами. Никто не решался выйти в проход и поздороваться, дабы не мешать его движению. Некоторые здоровались прямо с мест, Горбачев здоровался в ответ, но нигде не останавливался. Остановился лишь возле Лихачева. Сказал, что видел его из президиума. Лихачев поклонился. Чуть помолчав, Горбачев спросил, будет ли он принимать участие в работе Детского фонда. Лихачев замялся, не совсем, видно, понимая, о чем речь. На помощь пришла Раиса Максимовна, которая уже общалась с Лихачевым в Фонде культуры. Она с улыбкой произнесла, что Дмитрий Сергеевич и так перегружен. Благожелательно кивнув, Горбачев проследовал дальше. Эта встреча продемонстрировала всем, что Горбачев сделал свой выбор. Тогда многие пытались перетащить его на свою сторону. По рукам ходил текст обращения к Горбачеву группы черносотенцев - "истинных патриотов", как они себя почему-то называют, сделавших из своего "патриотизма" профессию, состоящую в том, чтобы поливать грязью всех тех, кто не так назойливо, как они, говорят о своем патриотизме, а заодно и тех, кто тоже говорит назойливо, но не состоит в их компании. О Лихачеве в том тексте сообщалось, что он не любит Россию, поскольку предпочитает Шагала отечественным мастерам. Наверное, Горбачев знал о письме (наверняка влиятельные авторы позаботились об этом) - но демонстративно, при всех, обласкал Лихачева, решив, видимо, что этот сдержанный, воспитанный человек не станет нарываться и лезть на рожон и своим авторитетом сможет влиять на настроения интеллигенции в нужном направлении.
И началась стремительная общественная карьера Лихачева. Б. Ф. Егоров пересказывает рассказ Лихачева в Пушкинском Доме - 23 февраля 1987 года - о кремлевском форуме "За безъядерный мир, за выживание человечества":
"Участники. Марина Влади. Каждый день - новый костюм. Первый день - в трауре, посетила могилу Высоцкого, затем - яркие тона. Главным образом - красные. Евгений Евтушенко - в кумачовом костюме. Грэм Грин. Питер Устинов. Барон Фальцвейн из Люксембурга, большой друг России (по материнской линии Епанчин)… Свободно говорит по-русски. Очаровал обслугу в гостинице, она ему - "Товарищ барон!"… Обещает найти доступ к Голландскому королевскому архиву (закрытому), где есть письма Николая I о высылке Геккерна… Встреча в Кремле. Большинство везли на автобусах. На "Чайке" - Грин (вот оно, преклонение перед Западом!), и - Лихачев. И Генрих Боровик. Вот она, советская аристократия!"
Помню, как я, автор этой книги, оказался именно в те дни в Москве по делам. Дела были плохи. Благодаря "экономической свободе", объявленной Горбачевым, все старые государственные издательства померли, а новые, "самопальные", вели себя кое-как. Денег не было - ни выпить, ни закусить. Да и выпивка с закуской исчезли. Помню, как мы с двумя московскими коллегами шатались по бесприютной Москве, промокли насквозь, особенно ноги. И в то же время поперек чуть ли не каждой улицы висели растяжки: форум "За безъядерный мир, за выживание человечества". Предполагалось, видимо, что это мероприятие вызовет у нас трепет и восторг: какими важными делами занимаются эти важные люди, тратя свое драгоценное время! Однако, помню, лозунги эти вызывали у нас лишь досаду. Во, устроились! Кто же не знал, что "борьба за мир" всегда была для властей и примкнувшим к ним сладкой кормушкой, "окном на Запад" - но только для них. И как только кто-нибудь из прежде любимых писателей - Константин Симонов, Илья Оренбург, Николай Тихонов - появлялся вдруг среди наших холеных "борцов за мир", на нем как писателе можно было ставить крест. И вот снова, холеные наши, "борются" под икру и коньяк, под усиленной охраной. Помню, как один из нас вдруг вспомнил, что у него же на этом форуме есть кореш, в одной из комиссий, и сейчас у нас все будет! Из гостиницы "Космос", где проходили некоторые заседания, нас выгнали в шею. Охрана всегда гениальна: она безошибочно отделяет настоящих "борцов за мир" от самозванцев. Мы только успели увидеть, как там, в манящей дымке, плывут "удостоенные". И то, что Лихачев оказался там "своим", в наших глазах его отнюдь не красило. Боюсь, что если бы он увидел тогда нас, то "не узнал бы", даже если кого-то и знал. Сверху - не видно ничего. Лучше все же для человека честного суровый "барский гнев", нежели лукавая "барская любовь"!
Продолжение рассказа Лихачева о форуме (в пересказе Б. Ф. Егорова).
"Ужин в Кремле: члены правительства ходили по рядам… (небывалое счастье!), Е. К. Лигачев (главный тогда идеолог) подошел к Лихачеву: "На что теперь жалуетесь?" - "На Новгород!" - сказал Лихачев (там строился опасный для памятников культуры химкомбинат). Лигачев сказал, что сменили первого секретаря обкома и теперь Новгород будет спасен… Ждали Горбачева. Фальцвейн демонстративно заложил руки под мышки: "Не буду аплодировать!" - но когда Горбачев появился, в большом окружении официальных лиц, дипломатов - не удержался и зааплодировал. "Аплодисменты, переходящие в овацию" - штука заразительная".