Глава 56
Femme fatale
Она пахнет так, как, наверное, пахнут ангелы… Господи, как же я ждал этого момента… пусть не здесь и не сейчас, но я мечтал о том, чтобы в один прекрасный день Катя стала моей женой.
На строгом режиме два длительных (до трех суток) и два краткосрочных (через стекло и телефонную трубку) свидания в год. Если не сидеть сложа руки, можно получить еще четыре в виде поощрения и таким образом видеться с родными каждые два месяца. Для этого нужно активно участвовать в жизни отряда: рисовать открытки и стенгазеты, играть в шашки-шахматы, защищать честь отряда в спортивных состязаниях, петь караоке или читать стихи либо делать что-то для зоны, например ремонты в бараках, или вкалывать на "промке".
Обходится возможность увидеться с близкими в $20 в сутки - именно столько ты должен заплатить за комнату в лагерной гостинице. Люкс в лучшем отеле Гомеля стоит дешевле.
- Я к тебе из сказки пришла, - сказала мне Катя, когда официальная часть нашего бракосочетания, включающая обмен кольцами, обязательное "объявляю вас мужем и женой" и неподходящие к данной ситуации свадебные платья некоторых невест, была закончена и мы оказались в нашей комнате.
- А из какой?
- Из доброй, - Катя улыбнулась самой хитрой из своих улыбок.
- Выгнали? Шучу. А если серьезно, то из какой?
- Я… я из триллера.
- Помнишь, как мы познакомились?
- Помню, конечно. У тебя на "Мамбе" ник Versus был.
- Может, ты еще знаешь, что такое "versus"?
- Знаю, это вторая линия Версаче.
- Очень смешно.
- Versus переводится с латыни как "против". Видишь, какая у тебя жена умная?
- Еще и самая красивая… - я поцеловал Катю в губы и завалил ее на кровать.
Она совсем не изменилась за полтора года, прошедшие с тех пор, как я обнимал ее в последний раз. Но теперь ее глаза стали еще более родными и близкими. Боже, за что все это наказание? Она говорит, что живет лишь надеждой, что я найду способ поскорее выбраться отсюда, что я нужен ей там, дома, рядом с ней, что она порой ругает себя за то, что ждет меня, теряя годы жизни, но ничего не может с собой поделать.
В первый день на "свиданке" все чувства еще спят: запаха и вкуса не ощущаешь - все это вернется только назавтра. И все время куда-то спешишь: кажется, что не успеешь наговориться и насладиться друг другом, как за тобой уже придут. А на третий день оказывается, что этого времени вполне достаточно. Не для нас, заключенных, - я бы и на неделю ходил - никаких тебе проверок, мусорских рож, просыпаешься не от звука сирены, а от поцелуя любимой женщины, - но для наших родных это тяжеловато.
- Если б меня посадили, я бы, наверное, точно умерла, - заявила Катя на третий день. - Не выйти никуда, все забором обнесено, и даже небо "в клетку"… Хоть бы окно какое, чтобы за зону выходило - видеть, как люди ходят… было бы легче. Да и бока уже от "постельного режима" болят…
- Ты мне книгу привезла, что я просил? - перебил я Катю. - "Замурованные" Ивана Миронова.
- Ага.
- Давай сюда.
- Можем по ней погадать, кстати.
- Каким образом?
- Очень просто: берешь книжку, которую еще не читал, загадываешь номер страницы и строку, открываешь и читаешь. Подобным образом, бывает, в Библии ответы на свои вопросы ищут. Давай, ты первый.
- Ну хорошо, страница 202, первая строка сверху.
- Сереженька, хочешь, я тебе три раза дам?
- Спрашиваешь! Конечно, хочу.
- Да не, это в книге написано. Вот, смотри…
- Не важно, иди сюда…
Интерьеры на "свиданке" сильно напоминают общежитие 1980-х годов. Две душевые, которые почему-то закрываются после 22:00. Два советских холодильника на кухне, вытесанные топором чугунные чайники, алюминиевые сковородки и кастрюли, допотопные электроплиты - и к этому богатству доступ также перекрывается после десяти. Спрашивается, почему? Ладно, мы, заключенные, привыкшие ко всему, но к нам ведь приезжают свободные, ни в чем не виновные люди, которые к тому же платят по $20 в день за возможность побыть с нами.
Туалеты ужасны (лучше не описывать), из всех кранов (и даже сливных бочков унитазов) льется только горячая вода, и нужно десять минут крутить вентили, чтобы добиться более или менее приемлемой температуры.
На тридцать комнат в нашем "Хилтоне" всего один баландер-уборщик, поэтому даже минимальной чистотой здесь не пахнет. Посуды в комнатах нет, даже кружки и ложки приходится везти с собой. Телевизоры есть лишь в пяти комнатах, в остальных - белорусское радио, да и то не во всех. Вместо штор - два замызганных клочка фиолетовой ткани, да и те шириной всего в… десять сантиметров. Продавленные скрипучие кровати, все в подозрительных пятнах покрывала и отключенные (это в марте-то!) батареи.
- Ты в курсе, что твой телефон на "прослушке"? - перед расставанием спросил я у Кати.
- Да, знаю, … говорил. Только я не понимаю - для чего? Ты ведь уже сидишь…
- Видимо, хотят выйти на след моего брата. Хотя это у них не получится - даже я не знаю, где он. Помнишь, как дедушка Ленин письма из тюрьмы писал?
- ?..
- Хотя откуда тебе знать, в ваше время про Ленина в школах уже не проходили… Писал он их молоком, которое наливал в чернильницу, сделанную из хлебного мякиша. Когда однажды за этим занятием его застал надзиратель, Владимир Ильич просто съел чернильницу. Чтобы прочесть написанный молоком текст, бумагу с посланием надо подержать над пламенем свечи. Ну или прогладить утюгом - так удобнее. Вместо молока можно лимонный сок использовать - эффект тот же. Так что если получишь от меня когда-нибудь письмо, помеченное необычным образом, - прогрей его утюгом.
- Напрягает все это, конечно, Сережа… О личном уже не поговоришь…
Две ночи подряд Катя плакала у меня на плече, а я успокаивал ее, обещая, что скоро все у нас будет хорошо. Хотя, признаться честно, и у самого в тот момент в глазах стояли слезы. Но женщина не должна видеть мужских слез. Был бы один - было бы легче. Дали срок - и сидишь. А теперь я в ответе и за ее будущее.
За границей руководство пенитенциарной системы стремится к тому, чтобы заключенные поддерживали более тесные связи со своими семьями и внешним миром. Это помогает разрушить чувство изолированности, неизбежное при лишении свободы, и дает заключенному возможность относительно легко вернуться в общество. У нас же - два телефонных разговора в месяц и две длительные "свиданки" в год. Да и тех могут лишить за какую-нибудь провинность…
Глава 57
Их нравы
Я - зицпредседатель Фунт. Я всегда сидел. Я сидел при Александре Втором "Освободителе", при Александре Третьем "Миротворце", при Николае Втором "Кровавом"… - и старик медленно загибал пальцы, считая царей.
Из к/ф "Золотой теленок"
Мы редко видим, что наши проблемы порождены нашей собственной глупостью и неверными поступками. Нам нужно обвинить кого-либо или что-либо - окружающих, власть, богов, обстоятельства, а тогда и спасение должно прийти извне. У белорусских зэков во всем виноват… Лукашенко. При этом они часто любят повторять: "А вот в Америке…"
Что в Америке?! В Калифорнии вон от двадцати пяти до пожизненного за третью судимость дают, а у наших зэков по восемь судимостей в двадцать три года - и ничего. Или взять американские тюрьмы особо строгого режима supermax, где заключенные постоянно находятся в камерах, там же едят, а заниматься физическими упражнениями или смотреть телевизор им разрешено всего полчаса в день. В колонии-то уж точно полегче, чем в камерной системе!
В Италии попавшие в тюрьму боссы мафии полностью отграничиваются от общения с внешним миром, находятся под постоянным видеонаблюдением, а единственные посетители, с которыми им разрешено общаться лично, - их адвокаты.
Конечно, у нас еще не Голландия, где у каждого заключенного комната площадью примерно 12 квадратных метров, с душем, туалетом, умывальником, холодильником, телевизором и радио, больше напоминающая номер в трехзвездочном отеле. Где меню определяет сам заключенный: овощные, мясные, рыбные блюда, супы, фрукты, компот, соки. В месяц в тюремном магазине можно потратить около 400 евро, и это искусственное ограничение установлено лишь для того, чтобы осужденные, которые не "греются" с воли, не чувствовали себя ущемленными. Работать обязаны и работают все минимум четыре часа в сутки. Каждый заключенный зарабатывает около 80 евро в месяц. Работа входит в программу для того, чтобы человек не разленился и чувствовал себя полезным членом общества. Государству содержание одного заключенного в день обходится в сумму 100–150 евро (в США - $70–110, в Беларуси - $5). В Голландии главное, для чего человек находится в тюрьме, - просто срок отсидеть или чтобы изменить себя, свое поведение, свои наклонности.
Основная цель большинства заключенных в белорусской зоне - это выживание, поэтому в ходу интриги и желание занять место получше. "Блатные" места в зоне - это, конечно, столовая, баня, клуб и всякие склады. При решении любого зависящего от него вопроса закоренелый зэк обязательно создаст видимость проблемы на ровном месте, напустит глубокого туману. Это в характере зэков: рассказами набивать себе цену. Лицемерят здесь все. Сидишь ты в секции, наливаешь себе молоко в кружку. Заходит кто-нибудь:
- Приятного аппетита!
- Так я ведь не ем ничего! - отвечаешь ему.
- А я на всякий случай, чтобы не показаться невежливым…
У большинства наших зэков отсутствует культура поведения, питания, общения. Если бы менты не заставляли их хоть иногда стричься, бриться и следить за своим внешним видом, многие превратились бы в свиней. Кажется, что даже водопровод многие сидельцы увидели только в тюрьме. Умывальник - он ведь для того, чтобы умываться, а не рыбу в него чистить или хлеб бросать. А сделаешь замечание - очень много нового о себе узнаешь. И все любят повторять: "Вот а раньше…" - и давать советы. Такое уж государство нас воспитало - советское.
Слухи здесь расходятся с такой быстротой, что через час о каком-либо событии говорит вся зона. Это, наверное, единственное место в мире, где звук движется быстрее света. О чем говорят? В основном об амнистиях и смягчении отдельных законов. Сами придумываем, сами верим.
Особенностью преступного мира Беларуси является то, что профессиональных преступников - людей, живущих только за счет криминала, - здесь практически нет. Все наши воры в законе либо давно в земле, либо объезжают Беларусь стороной, а оставшиеся "авторитеты" надежно упакованы в "крытые". Все остальные - "джентльмены удачи": украл, выпил - в тюрьму. С такими "ни украсть, ни покараулить".
Вот берет у тебя сосед по секции взаймы пару пачек сигарет. Для тебя это пустяк, к тому же в первое время в зоне тебе трудно кому-то отказать, сказать твердое "нет". Ты еще думаешь, что люди лучше, чем они есть на самом деле, и что уж в зоне строгого режима точно все должны отвечать за свои слова. А получается как в фильме "Бронкская история", когда мафиози Сонни, видя, как его воспитанник Колоджеро остановил машину, вышел из нее и погнался за каким-то мальчуганом, спрашивает:
- Что ты делаешь?
- Да он мне должен $20, - отвечает Колоджеро.
- Не можешь изменить ситуацию - измени отношение к ней. Если кто-то задолжал тебе $20, но не спешит их отдавать - воспринимай это как божественное знамение. Ведь ты легко отделался, заплатив всего $20 за то, чтобы никогда больше не видеть этого негодяя и не иметь с ним дела…
Мусора здесь тоже не держат своего слова. Отдаешь Роллтону заявление, к примеру, на роспись с любимой. День, два, неделя - тишина. "Где заява?!" - спрашиваешь у Роллтона. "Я отнес ее начальнику", - отвечает жирный капитан. А после выясняется, что он на твоем заявлении сало порезал и все вместе выбросил.
Полстраны сидит,
Полстраны их стережет,
А я бы хотел стать птицей вольной.
Может быть, и тебя уже ждет статья,
А кого-то ждет жизнь свободная…
Глава 58
Исправительный процесс
- Что делаешь? - однажды спросила меня Катя по телефону.
- Стенгазету рисую.
- Что рисуешь?!
- Стенгазету…
- Совсем рехнулся? Мужику тридцать лет, а он рисует стенгазету…
- Я вчера еще в конкурсе чтения стихов участвовал. Как в первом классе, блин… Грамотой наградили.
- Да… прямо back to USSR…
- А это и есть СССР. Тут все, как в 1960-е. Стенгазеты, плакаты, наглядная агитация, пропаганда… Все фальшиво и искусственно. И уж точно никому в XXI веке не нужно…
- Чем ты еще там занимаешься? Библиотека у вас хоть есть?
- Библиотека есть. Да читать в ней нечего. Русская классика меня не интересует - в школе начитался, Донцова и Маринина - тем более. Остальной фонд - труды классиков марксизма-ленинизма…
Недавно написал в Министерство образования - поинтересовался, могу ли я дистанционно обучаться в вузе, находясь за решеткой. Выяснилось, что могу, но "на практике этот процесс не организован". Хотя в соседней России заключенные беспрепятственно оканчивают институты, пока "мотают" срок.
Самое страшное в лагере - это изолированность от общества и безделье. Как следствие - постепенная деградация. Уже через год ловишь себя на мысли, что ты с трудом подбираешь слова, когда разговариваешь с кем-нибудь на воле. Фразы больше не получаются такими стройными, как раньше. В некоторых белорусских зонах есть курсы английского языка и компьютерной грамотности, а у нас на "восьмерке" один компьютер на всю зону. Да и к тому доступ строжайше запрещен.
Помню, приходит перед Новым годом Михаил Самуилович Люхтер - старший инструктор по воспитательной работе, неплохой, в сущности, мужик - и говорит:
- Пацаны, нужно, чтобы кто-нибудь из отряда несколько новогодних подарков купил: детям вашим к празднику отправим.
Я и взял пять. Подписал открытки, вложил внутрь каждого подарка и жду, когда их отправят. День, второй, неделю. В середине февраля мы эти конфеты съели сами.
Такой вот, понимаешь, "исправпроцесс"…
Глава 59
Путь к досрочному освобождению
Газета "Трудовой путь", которую мы называем "козий путь" или "сучка" и которую нас добровольно-принудительно заставляют выписывать, твердит нам: "Погашение иска - путь к освобождению", а по всей зоне висят плакаты: "Осужденные, внимание! Возмещение морального и материального ущерба является одним из важнейших критериев УДО"…
Во Франции ежегодно условно-досрочно освобождают около 40 % осужденных. В России - около 10 %. В соответствии с белорусским Уголовным кодексом покинуть зону раньше срока можно только при условии полного возмещения причиненного преступлением ущерба. С точки зрения государства мера абсолютно правильная. С другой стороны, с каких доходов заключенный должен выплачивать иск? С зарплаты в $5?! Иски есть у 80 % осужденных, поэтому на УДО из нашей зоны уходят не более 3 % от общего числа заключенных.
В голландской тюрьме срок заключения делится на три фазы: превентивная, средняя, заключительная. Если в первой фазе человек ведет себя хорошо, то судья переводит его в среднюю фазу. В этой фазе заключенному предоставляется возможность проводить выходные дома. Самая либеральная - заключительная фаза: в ней осужденный может днем работать в городе, а вечером возвращается в тюрьму, то есть фактически он находится в тюрьме только пять ночей в неделю.
Каждый случай нарушения закона в Голландии рассматривается индивидуально. Недостаточно знать, что человек ограбил магазин потому, что ему нужны были деньги: они нужны многим, но на грабеж идут единицы. Для голландцев важно, что толкнуло человека на решение своих проблем таким способом, какова глубинная мотивация поступка. В этом заключается философский подход к воспитанию.
Если поведение заключенного во Франции не вызывает нареканий (является примерным), он может воспользоваться льготой сокращения наказания на три месяца ежегодно, а если он к тому же судим впервые, то на него распространяется еще одна дополнительная льгота в виде ежегодного двухмесячного сокращения наказания. Таким образом, впервые осужденный при примерном поведении из двух лет лишения свободы реально отбывает только четырнадцать месяцев, и это без всякого условно-досрочного освобождения. В свое время в Беларуси также существовало нечто подобное (так называемые "зачеты"), но потом от них отказались ввиду постоянно ужесточавшейся уголовно-исполнительной политики.
В Америке срок твоего УДО назначает тот же судья, который рассматривает твое уголовное дело. Хамза Заман, мой американский подельник, который получил четыре года, сможет претендовать на условно-досрочное освобождение через три года. Макс Рэй Батлер, получивший тринадцать лет, сможет выйти на свободу через одиннадцать. Еще одному моему знакомому из двенадцати лет достаточно отсидеть всего два…
Имеющаяся сегодня в Беларуси система условно-досрочного освобождения практически в неизменном виде дошла до нас со времен ГУЛАГа. Правда, если в сталинских лагерях достаточно было отсидеть две трети срока наказания, то сегодня мне, осужденному по особо тяжкой статье (за кардинг у нас дают больше, чем за убийство), - уже три четвертых. Невзирая на то, что иска у меня нет и никакого ущерба гражданам или интересам Беларуси я не причинил.
К возможности условно-досрочного освобождения заключенных надо подходить индивидуально, после многих бесед осужденных с квалифицированными воспитателями и психологами. Потому что сегодня неважно, что у человека в голове, - отсидеть до УДО, в зависимости от тяжести статьи, он должен половину, две трети или три четвертых срока наказания. А исправился он или нет, с какими мыслями он выходит на свободу - это никого не волнует. Всех под одну гребенку! Одинаковые стрижки, одинаковые костюмы фабрики "Коминтерн", одинаковые "Волги" и "Жигули"… У нас сажают не для исправления, а для обезвреживания, для чистой изоляции.
Белорусские законы вообще во многом парадоксальны.
Взять, к примеру, статью 88 нашего Уголовного кодекса: украл у государства миллион, попался, возместил полтора миллиона и… гуляй.
Я же причинил ущерб только Соединенным Штатам, тем не менее воспользоваться "льготами", которые предлагает статья 88, я не могу. Потому что в Уголовном кодексе подобную ситуацию просто не рассмотрели.
К 65-летию победы в Великой Отечественной войне в Беларуси вышла очередная амнистия (мы называем ее "массухой"). Моя особо тяжкая 212-я статья подпадает под нее следующим образом: я должен погасить иск, отсидеть одну треть, и гуляй Вася. Подчистую! То есть государство дает мне возможность освободиться, отсидев всего три с небольшим из моей "десятки". Только бы я погасил иск. Отлично! Давайте счет, куда переводить деньги. Займу у друзей, если не хватит. Правда, в моем приговоре присутствуют и другие статьи, которые значительно мягче основной, но под амнистию они не попадают. В условиях, когда средний срок лишения свободы составляет у нас свыше восьми лет, а 47 % заключенных осуждены за экономические преступления, подобные противоречия в законах просто недопустимы…