In medias res - Лев Мочалов 16 стр.


...

"Привет мой Милочке, целую всех крепко. Пиши, Аничка родная, скорей! Пишу при коптилке".

...

5. IV. 32.

Здравствуй, милая Аничка!

Вот уже прошло 3 месяца как я с тобой рассталась, и за всё это время от тебя не получила ни одной строчки. Правда, и сама-то я посылаю второе письмо только. Надеюсь, ты хоть теперь ответишь мне, милая Аня, мне ведь так интересно знать, какие у вас на службе произошли перемены? Как – уехал ли кто, кроме нас, и если нет, то какие приняли к этому меры свыше. Интересно также, как ты теперь живешь, где работаете с Б. С. Наверное, уж ушли из Гипромеза? Так ты вот, Аня, не ленись, а ответь мне подробно на все интересующие меня вопросы. О себе я должна сказать, что живем только ничего и не больше. Конечно, не в Свердловске, как это мы наивно предполагали с Ниной, а в 50 км. от него, на Трубстрое, там и работаем. До сего времени сидели на проектировочной работе в конторе, но теперь пойдем на производство. Работа пока не интересная, приходилось проектировать: конюшни, курятники, коровники, вообще с/х сооружения, что очень скучно. Не знаю, что будет дальше. Да, долго здесь не проживешь, тянет обратно в Ленинград. Но это пока не осуществимо – раньше года. Единственное утешение – это красивая природа, – кругом горы, леса сосновые, простор, нет шума. В этом отношении прямо отдыхаем от города. Зимой бегали на лыжах, я уже и то прилично научилась бегать. Но теперь с наступлением весны лишились этого удовольствия. Предвидится, правда, другое, – ходить в лес за ягодами и грибами, но это еще не скоро. Сейчас наступает такая грязь, что ноги не вынешь, глинистое место. Работаем по 10 ч. в день, это только рабочий день, а там еще приходится заниматься дома, устаем страшно. Были у нас 3 знакомых мальчика, которые ходили к нам по вечерам. Но теперь мы лишились их общества, они 3 апр. уехали в Москву, заканчивать ученье. Думаю, им на смену быстро появятся другие, за этим дело здесь не встанет. Кроме – никаких развлечений! Кино здесь прескверное, картины идут все старые, а театра нет. Правда, ходили несколько раз в клуб на вечера, ну, я думаю, ты представляешь, что это за вечер здесь может быть. Так вот и течет наша жизнь. С Ниной живем хорошо, ладим. Скоро к ней приезжает муж, возможно, и увезет ее, а что будет со мной, сказать не могу.

Аня, кормят нас здесь в столовой хорошо, так что сухарики не требуются, – помнишь, мы смеялись! Как живет Ив. Ф. и вообще все "девы"? Пиши, пожалуйста, о всех. Нина обиделась на Б. С. – она ему послала письмо, а от него ничего не получила. Пиши, Аня, по адресу: Ст. Хромпик Пермской ж.д., Трубстрой, Здравпункт, зубному врачу Румянцевой и мне. Привет всем нашим знакомым – как по службе, так и дома. Целую тебя. Боричке, конечно, особый привет.

Нюра.

ПРИМЕЧАНИЕ Л. М.

Среди нюриных писем, возвращенных Анной Александровной Карасевой (в замужестве Помпеевой), оказались и письма, адресованные другой подруге Нюры – Нине Васильевне Воробьевой (в замужестве Кочетковой), уже упоминавшейся в приведенных текстах. Эти письма относятся к довоенному времени и представляют интерес как характеристика данного периода. Полагаю, что их тоже следует предложить вниманию читателя.

...

17 сентября 1935 г.

Дорогая Нинушка!

Я уже подъехала к Сталинграду, а завтра буду поздно вечером в Астрахани. Как обидно, что уже всё, конец моему пути по Волге, жаль, так хорошо ехать, что хотелось, чтобы это было бесконечно долго. Такой приятный отдых. Волга меня поразила своей величавостью, в два раза шире Невы; а иногда – и больше. Причем, левый ее берег довольно однообразный, не представляющий из себя ничего выразительного, а вот уж правый это да!! Особенно приятно ехать на теплоходе. У меня изолированная каюта, всё необходимое есть. Удобно, чисто, хорошо. Для 1 класса имеется салон – 2 комнаты, чудно обставленные. Да, но в каюте или салоне не сидишь, а всё гуляешь по палубе. Вечера – красота, луна и так далее. Жаль, что мой объект сошел в Самаре, а других не хочется заводить, хотя здесь липнут все, как пчелы на мед. Иногда – даже противно. Здесь едут интуристы, что крайне удобно, так как я присоединяюсь к ним и вместе выходим осматривать города. У них в каждом городе имеется автобус. Так что всё устроилось, как нельзя лучше. Вот Казань я только не ходила смотреть. Горький мне очень понравился. Когда мы отъезжали, было жутко холодно, а к Самаре и дальше очень тепло. Каюта отапливается. Я, чем дальше еду, тем больше вхожу во вкус и непременно еще побываю на Волге, только раньше, а то, всё-таки, поздновато. На остановках покупаю арбузы, дыни, стерлядь и вообще всякую снедь. Арбузы, как ни странно, не вкусные, попадаются – белые и приходится выбрасывать за борт. Поездом я тоже ехала хорошо, соседом оказался один – с "капустой" – научный сотрудник. Ехал в командировку в Горький и старательно ухаживал за мной. И даже сделал всё с билетом, проводил меня и усадил на пароход. Осматривали вместе с ним Горький. Да, Нина, сидим мы на месте и ничего не видим, не видим белый свет, а насколько он хорош, заманчив! У меня еще больше разгорелся аппетит везде побывать, всё посмотреть. Даже не верится, что, уезжая из Ленинграда, где дождь и холод, я подъехала к теплу, к солнцу. Сейчас гуляем по палубе в одном платье, солнце калит, интересно, что будет завтра в Астрахани, надеюсь, еще теплее. Сейчас только приняла ванну и сижу, вам пишу, а то ведь с палубы никак не хочется уходить. Нина, жаль, что вы не видите всё, сидите, небось, работаете… Конечно, это тоже неплохо, но отдых необходим. Приеду – еще черкну, как меня встретят там, в Астрахани. Я порой забываю, что еду в Астрахань. И начинаю подумывать, как бы это обратно тоже по Волге вернуться. Да я нисколько не тужу пока, что поехала, не знаю, что дальше будет. Ну, Нинок, пока, подъезжаем к Сталинграду, надо выходить. (…) Целую. Пока.

А. Киреева.

ПРИМЕЧАНИЕ Л. М.

Вероятно, это была не только "отпускная" поездка, предпринятая исключительно ради отдыха. Фраза: "как меня встретят там, в Астрахани" – имеет свой подтекст. Письмо относится к 35 году. Как раз незадолго перед этим, после убийства Кирова, в Ленинграде прошли массовые "чистки". В Астрахань выслали старшую приятельницу и сослуживицу Нюры – Марию Витальевну. И, конечно, Нюра рассчитывала повидаться с ней.

И еще письмо, адресованное Н. В. Воробьевой (Кочетковой)

...

17. IX. 37.

Спешу предупредить, дорогие гости!

19 числа я иду к хозяйкиной дочери в другую деревню, тоже копать картошку. Пробуду я там, наверное, дня 3–4, точно не знаю. Меня пригласили специально, как стахановку, не смею отказаться, и даже с удовольствием приняла это предложение.

Так что после этого срока – пожалуйте. Пробуду я здесь при хорошей погоде до 28 числа. Три дня, которые у меня останутся до выхода на работу, пойдут на мытье окон в Ленинграде и уборку квартиры.

У хозяйки мы выкопали всё за 4 дня – сегодня заканчиваем. Завтра отдыхаем.

Нина, я, может быть, тебе еще напишу, когда точно я вернусь из Корпиково, но ориентировочно считай, что 24 я буду в Вайлово. Здесь появились рыжики, правда, еще в небольшом количестве, но к тому времени подрастут. Перед отъездом ко мне – зайдите к Вере, она уже, наверное, будет знать, вернулась я или нет, потому что к нам носят молоко из этой деревни, и я ей дам знать. Шлю привет.

Аня.

ПРИМЕЧАНИЕ Л. М.

Письмо отправлено из финской деревни Вайлово, что под Гатчиной. Там мы с мамой до Войны жили на даче, а Нюра – проводила свой отпуск осенью. Помогала хозяевам копать картошку. Из письма видно, что отношения с ними, особенно с хозяйской дочерью Дуней, были самые дружеские. Именно "по дружбе" работала вместе с ними Нюра, – может быть, за какой-нибудь мешок картошки. Слова "как стахановку" написаны, конечно, с юмором. Просто, что бы ни делала Нюра, – делала она это тщательно, ответственно, с полной отдачей, от работы никогда не бежала.

И вот нюрины письма военных лет.

...

А. А. Карасевой (Помпеевой)

27. VI -1.VII.43.

Милая моя Аничка!

Твои письма искренне меня радуют, пиши мне чаще, а то я так одинока здесь. Все поразъехались, а новых друзей не заведешь сейчас, особенно здесь в условиях нашей жизни. Недоедание – основная причина. Ты, может быть, знаешь про Нину Воробьеву, это единственная оставшаяся моя приятельница, но и к ней я воздерживаюсь сейчас ходить. Она обеспечена, кроме того, часто получает посылки от мужа, ходить к ней глотать слюнки – очень тяжело. Сытый голодного не разумеет, обижаться не приходится, время такое тяжелое, каждому – до себя. За время войны она страшно изменилась. Я сейчас нахожусь не в плохих условиях, кроме первой категории имею дополнительный обед из 3-х блюд.

1) Суп (правда, всё были щи из белой кислой капусты).

2) Каша ½ порции, т. е. на 20 гр. крупы, с маслом и частенько дают котлету или колбасу или биток шротовый.

3) Компот или какао сладкое или с конфеткой.

А сейчас я имею и ужин такой же. Нормальному человеку это было бы вполне достаточно, а мне – как дистрофику – всё мало. Я понемногу наедаюсь, но медленно, до прежнего вида мне не дойти. Я сейчас стала, как Нюська или – как ты до войны была, изящная девушка. Бегаю легко, зада нет, вот только шея костлявая и грудь присохла, а так ноги – самый раз, весь лишний жир сбежал. Чувствую себя бодро, а главное, не психую относительно всяких визитов, ко всему спокойна, полагаюсь на судьбу. Ведь многие люди уезжали спасать свою жизнь и находили смерть. Я каким-то чудом выжила, но не могу понять, как умерла Нюська Шепилова или Антонтна наша рыжая. Я с ними – прямая противоположность: они энергичные, живые, – не чета мне, а видишь, судьба вычеркнула их, а меня пощадила. Не могу забыть свою дорогую старушку, особенно тяжело сознавать, что в этом виноваты мы сами, если бы Вера взяла ее, этого не было бы. Я была тоже слишком пассивна, не предприимчива зимой, а весной, в апреле, она умерла, хотя я и начала менять, но было поздно, и не сумела поддержать ее. Что говорить, ты многое понимаешь без слов, т. к. сама пережила эту ужасную зиму, Аничка. А сейчас жизнь в корне изменилась, люди оправились и уже позабыли все ужасы, и удивительно энергично взялись за огороды; улицы, пустыри и парки – всё вскопано и засеяно. В городе я не имела возможности что-нибудь сделать, а за городом нам отвели за 8 км. ходу, я не имею еще столько сил шлепать туда, вот я и осталась без огорода. Ну, как-нибудь. Имеешь ли ты огород? Прошлый год я тоже без огорода прожила. Правда, я была на лесозаготовках, и мне этим некогда было заниматься. Жива буду, на будущий год мне придется своевременно об этом позаботиться. Погода у нас холодная, сегодня 1/VII, а я на работу пришла в ватнике. Работаю всё грузчиком, вернее, уборщицей в транспортной конторе, "заменяю" всех начальников, конечно, всё из-за дополнительных талонов на обед. От Аносова, кроме личного приглашения, я получила и письменное, – открытку; в открытке он пишет, что условия изменились в сторону улучшения, но я не узнавала и не звонила. Пока мне здесь неплохо, а заниматься умственным трудом я не способна сейчас. Голова – пустая, памяти нет никакой. Аня, я сейчас – страшная очень и не понравлюсь Амосову. Адрес Виктора попробую передать ему, да и сама ему напишу. Но вряд ли ему мое письмо будет нужно. Да, милая моя, ты хотя и с сестрой, но видно – ты тоже одиночка и не сладко тебе живется. Скучаешь ли о Борисе? – Мне его страшно жаль, я его уважала и питала к нему симпатию. Деньги за него уж, наверное, не получаешь? Откровенно сказать, я его больше Виктора ценю. Аничка, а как твой глаз – болит? Я чувствую себя хорошо, только порой меня угнетает одиночество и воспоминания о прежней жизни. Осталась я у разбитого корыта. Тянет к Вере и Леве. И в то же время была возможность уехать к ним – и я не воспользовалась; сейчас тоже не поднимаю вопроса, какая-то апатия и усталость сковывает движения. Такого пайка мы нигде не получим, а бежать от смерти глупо… Петр Ив. заходит редко, а Сергей Дальний – на днях чуть не извел меня. Судьба, да и только. Целую тебя, дорогая.

Твоя Нюра.

Приписки:

...

Аничка, ты уж извини меня, – затаскала и запачкала письмо в чемодане, писала урывками, долго. Привет Милочке и Юлочке.

...

15 августа 1943

Дорогая моя Аничка!

Сегодня воскресенье, а я работаю, вот сижу за столом диспетчера, место коего я занимаю с 4 -VIII, хотя числюсь грузчиком. Вышло случайно, диспетчера перевели на другую работу, а мне по совместительству предложили. Легко и не так плохо. Вообще устала от халтуры, которая нас затягивает и не дает покоя. Больше всего мы ходим на разгрузку муки, а тут раз была на разгрузке яичек, клюквы и рыбы. Ходим в ночь, проработав день, и после ночи опять выходим в день. Поэтому я всё время хочу спать. Но желание поесть берет перевес над сном и усталостью. Когда это только кончится? Нам на работе дают редиску, довольно часто, по ½ кило. Раз давали морковь и турнепс. Вообще я испытываю большой недостаток в овощах, вот что значит нет своего огорода! По улицам Ленинграда всюду чудесные грядки, хожу и облизываюсь. Наш двор занял жакт, и нам жильцам – шиш. А иметь огород за городом – надо много сил и времени кататься туда. В общем, Анька, я понемногу становлюсь нормальной, вес мой 59 кило, (до войны – 74). Весь ужас, что полнеть начала с попы. Как я радовалась, когда у меня ее не было. Сейчас чаще бываю сыта, слава Богу. Но, все-таки не хватает жиров и сахара. Масло я сразу же уничтожаю, как получаю, так же и конфеты. К кашам я уже менее неравнодушна. Но на хлеб иногда трачу последние деньги – срываюсь. Я теперь понимаю людей с пороком и не берусь никого осуждать. Дома я бываю редко, а больше болтаюсь по гостям или на халтуру хожу. Дома у меня – настоящий свинарник, после смерти мамы ни разу не подметала пола, ты не представляешь себе, что это за котух у меня там. Полное безразличие ко всему, – я всё еще страшно страдаю по своей старушке, и руки не лежат убирать, а к тому же нет времени, с работы освобождаешься в 7 с половиной – 8, идешь в столовую и оттуда еле тащишься, и сразу валишься в кровать. Аносова еще не видела и не звонила, уж погоди, как-нибудь сделаю. А переходить туда работать не могу. Совсем глупая стала. Памяти никакой. По радио часто слышу вещи явно знакомые и любимые, но убей, – назвать не могу, забыла всё на свете. В кино хожу очень редко, в выходные – и то работаю. Тут, в воскресенье, прямо с халтуры, в муке, рваная, обеленная, выкупила 200 гр. конфет и пошла в кино смотреть "Шампанский вальс", но без удовольствия от кино, зато в восторге от конфет. А в театр – и думать нечего, не хожу совсем. Ободралась я жутко, нет моей Веры и некому сшить и перешить мне. За всё надо продуктами расплачиваться. Обувь тоже свалилась с ног, у меня только две пары валенных сапог, вот это меня и спасет – от холода, если доживу. А смерть возможна здесь каждую минуту. Большие обстрелы. Петр Ив., слава Богу, не заходил давно, а вот Сергей Дальний слишком внимателен: тут явился на службу, я еле успела спрятаться в комнату, как он в коридоре расскандалился. И дома всё поджидает возле и около. Я весьма равнодушна. Вот только сама не своя – к еде. Когда я читала твое письмо, у меня слюнки текли от твоего обеда: картошка, свекольник, земляника. Зато я совсем равнодушна к рыбе, к селедке. У меня сейчас лежит лещ копченый. Приходи, угощу. Дают нам также колбасу, американский фарш – чудная нежная колбаса. Вообще мы почти всё американское получаем. А селедка мне надоела, даже голодная, – а ее не хочу. Без хлеба ведь не будешь есть. А вот жиры меня сгубили, ем шпиг гольем, а масло подсолнечное или хлопковое – через горлышко, с хлебом. Сливочного не дают, а также и топленого нет. Бывает еще американский жир, как лярд свиной, но – без вкуса и запаха. Все-таки, я тебе скажу, наши продукты, безусловно, вкуснее и питательнее американских. С прошлого года не видела молока, изредка покупаю соевое, 20 р. литр. Аничка, я тоже сижу без денег. Иногда даже приходится продать немного хлеба… А шикарных дам здесь полно, хоть отбавляй, также много толстых и сытых, разодетых. Я с отвращением смотрю на них… Но ведь паразиты всегда и во всякое время везде есть. Лето прошло незаметно, ни разу не купалась и за городом не была. Мне кажется, жалеть вам нечего, – что вы не в Ленинграде; вы пользуетесь дарами природы, а мы живем в разбитом городе, и дальше – ни шагу, в нужде и работе. Конечно, придет конец нашим мучениям, я верю в нашу Красную армию, в наш русский народ – он непобедим. Аня, умоляю тебя, не забывай меня, пиши мне подробно о своей жизни и о мелочах даже, мне так приятно получать от тебя письма. Будто я встречаюсь с тобой или бываю у тебя в гостях, – как всегда, как раньше. Ясно представляю себе твою комнату и твои чисто вымытые стаканы, чай, закусочку и потом – нашу болтовню. Мне тоже не верится, что мы не встретимся, так не должно быть. Когда сильно хочешь, тогда сбывается. Ник. Ник. пишет редко, скупо, я не испытываю ничего от его писем и не отвечаю ему. Обнимаю тебя, милая моя.

Привет Юлочке и Милке.

...

17. III.44.

Дорогая моя Аничка!

Назад Дальше