Круглый год с литературой. Квартал четвёртый - Геннадий Красухин 15 стр.


* * *

Конрад Фердинанд Мейер, швейцарский поэт и писатель, родившийся 11 октября 1825 года, у нас не слишком известен. По-моему, зря. Вот, к примеру, его стихотворение "Перед нидерландским полотном", переведённое А.В. Луначарским:

Художник пишет нежную картину.
Откинулся и оглядел любовно.
Стучат… "Войдите…" И богач фламандец
С тяжёлой разодетою девицей
Вошли… У той от сочности едва
Не лопнут щёки. Шелестит шелками,
Блестит цепочками. "Скорее, мастер,
Торопимся: один красивый малый, -
Шельмец, – увозит от меня дочурку
Едва из-под венца. Её портрет
Мне нужен". – "Тотчас, мингер, полминуты,
Лишь два мазка". И весело подходят
Они к мольберту. На подушках белых
Лежит изящная головка. Дремлет,
И мастер на венке цветок добавил,
Склонившийся ей на чело бутон.
"С натуры?" – "Да, мингер, с натуры.
Моё дитя… Вчера похоронил.
Теперь, мингер, я весь к услугам вашим".

Но прославила его не столько поэзия, сколько его исторические новеллы. В них он обращался к разным эпохам и к разным странам – к Франции в период Варфоломеевской ночи, к Италии и Швейцарии в период Возрождения, к Германии в эпоху Тридцатилетней войны… В исторических новеллах Майера всегда торжествует светлое начало.

В 1958 году государственное издательство художественной литературы выпустило его книгу "Новеллы. Стихотворения". В 1970-м у нас издан исторический роман Майера "Юрг Енач" – о предприимчивом бюргере, о его взлётах и падении во время освободительной борьбы в Швейцарии XVII века. А сравнительно недавно, в 2011 году в издательстве "Мир книги", в серии "Классика приключенческого романа" изданы три произведения писателя, собранные в одну книгу "Амулет". Повесть, давшая название книге, – увлекательный рассказ о немецком протестанте Гансе Шадау, который нанял себе в телохранители богемца, прекрасно владеющего шпагой. Но в процессе повествования выясняется, что телохранитель – преступник, за которым следит швейцарская полиция. Другая повесть, вошедшая в книгу – "Святой", рассказывает об английском мученике Томасе Беккете, убитом в Кентерберийском соборе по приказу Генриха II, правившего в XII веке. Наконец, новелла "Паж Густава Адольфа" повествует о такой любви девушки Густель к шведскому королю Густаву Адольфу, которая побудила её переодеться юношей, везде сопровождать возлюбленного и погибнуть ради него.

Для предварительного знакомства с писателем могу рекомендовать ещё изложение его романа "Юрг Енач" в энциклопедическом издании "Все шедевры мировой литературы в кратком изложении. Сюжеты и характеры. Зарубежная литература XIX века", весьма толково составленном В.И Новиковым, изданном "Олимпом" совместно с "Издательством АСТ" в 1996 году.

Умер швейцарский писатель 28 ноября 1898 года.

* * *

"Враг своих близких, душа, пожираемая ненавистью и алчностью, – низкое существо! И всё же я хотел бы вызвать в вашем сердце жалость и хоть каплю сочувствия к нему. Всю жизнь убогие страсти заслоняли от него свет, сиявший так, близко, что порою жаркие лучи касались и обжигали его. Да, страсти… Но прежде всего – люди, не очень-то милосердные христиане. Он оказался их жертвой и мучителем. Ведь сколько среди нас строгих судей презренного грешника, – они-то и отвращают его от истины, ибо ей уж не воссиять сквозь их толпу.

Нет, не деньги были кумиром этого скупца, не мести жаждал этот бесноватый. Что он любил в действительности, вы узнаете, если у вас хватит терпения и мужества выслушать его исповедь, вплоть до последнего признания, прерванного смертью…".

Это начало романа Франсуа Мориака (родился 11 октября 1885 года), который называется "Клубок змей", с удовольствием прочитанного мной в юности. Клубок змей – метафора человеческой души, какая не приникла к религии, не озарена её светом. Как я уже цитировал, "душа, пожираемая ненавистью и алчностью, – низкое существо!" Католик Мориак пишет о буржуазной семье, где каждый отравляет собственной ненавистью другого. Пишет о том, что душевное опустошение можно преодолеть только с помощью веры.

Собственно такой тезис проходит красной нитью через всё его творчество. Через романы "Дитя под бременем цепи" (1913), "Поцелуй, дарованный прокажённому" (1922), "Родительница" (1923", "Тереза Дескейру" (1927), "Конец ночи" (1935).

И, конечно, через "Дорогу в никуда" (1939), где перед героями стоит выбор: либо революция, либо обращение к Богу.

Любопытно, что роман "Родительница", осудила католическая церковь за порнографические моменты, которые церкви привиделись. Речь в романе о любви к сыну, которого мать угнетает своей тиранической любовью, разрушает его брак, побуждает к мести.

Возможно, что это осуждение надолго запало в душу Мориака и побудило его написать роман "Фарисейка" (1941) о тех, кто следует букве, а не духу религии.

В 1933 году Французская академия избрала Мориака своим членом. А в 1952-м он был удостоен Нобелевской премии по литературе "за глубокое духовное прозрение и художественную силу, с которой он в своих романах отразил драму человеческой жизни".

Кстати, именно по предложению Мориака Нобелевская премия за 1970 год была присуждена Солженицыну. Мориак, наверное, об этом не узнал. Он умер в том же 1970-м, но 1 сентября, а решение о присуждении премии объявляют позже.

* * *

В Париже на Монмартре на площади имени Марселя Эме находится памятник человеку, выходящему из стены. На стене вылеплена голова человека, кусок руки, нога, согнутая в колене. Говорят, что на актёра Жана Маре, вылепившего этот необычный памятник, повлиял рассказ жившего здесь неподалёку писателя Марселя Эме, в честь которого названа площадь. Рассказ называется "Человек, проходивший сквозь стены". Там герой, умевший проходить сквозь стены, однажды застрял в ней. Застрял навсегда. Но посвящён этот памятник не Эме. Жан Маре посвятил его своему любимому другу – поэту и драматургу Жану Кокто.

Жан Кокто родился в семье музыканта-любителя, но такого, который играл вместе с Сарасате и дружил с Россини.

Писать Кокто начал рано и уже в восемнадцать лет (1908) на сцене парижского театра "Фемини" с большим успехом читал свои стихи. В 1912 году познакомился с русским балетным антрепренёром Дягилевым. "Удиви меня", – сказал ему Дягилев. И манера удивлять людей стала весьма ощутимой в творчестве Кокто.

Для Дягилева он придумал ни на что не похожее либретто балета "Парад". Он не имел сюжета. Перед нарисованным балаганом зазывалы демонстрировали фрагменты своих номеров. Но того, что происходит внутри балагана, так никто и не увидел. Музыка представляла собой обработку уличных мелодий или уподоблялась стуку пишущих машин. Костюмы и декорации сделал Пикассо.

Поначалу публика скандалила. Время было военное, и фокусничанья не приняли. Но после войны, в 1920 году, публика отнеслась к балету по-другому – с восторгом. Это был первый "сюрреалистический" спектакль, как гласила его афиша, вводя в искусство термин "сюрреалистический", придуманный Гийомом Аполлинером.

Кокто освободили от военной службы. Но он отправился на фронт добровольцем – санитаром полевого госпиталя. Проявил незаурядную отвагу, воюя вместе с морскими пехотинцами.

На фронте он написал роман "Самозванец Тома", сделавший его имя известным. Причём повсеместно. На русском языке он был напечатан в 1925 году. Но больше Кокто в России не печатался. Следующая его вещь ("Портреты-воспоминания") появилась только в 1985 году.

Его поэзия развивалась от дадаизма ("Стихи", 1920) к сюрреализму ("Опера", 1927).

В 1929-м появился новый роман Кокто "Трудные дети".

В драматургии он пытался осовременить античную и шекспировскую трагедии: пьесы "Антигона" (1922), "Адская машина" (1934). Пьесы "Человеческий голос" (1930, написанная для исполнения её одним актёром) и "Трудные родители" (1938) были для зрителей в такую же новинку, как и остальное творчество Кокто.

25 лет продолжалась дружба-любовь Кокто и Жана Марэ. Они познакомились в 1937 году. Кокто писал для Марэ пьесы, ставил как режиссёр фильмы, посвящал ему стихи. Роли, сыгранные Марэ в фильмах Кокто "Красавица и чудовище" и "Смерть Орфея", считаются его лучшими романтическими ролями.

Дружил Кокто и с великой актрисой Эдит Пиаф, для которой написал пьесу "Равнодушный красавец".

Смерть Эдит Пиаф потрясла его. Узнав о её смерти, он собирался выступить по этому поводу, написал стихотворение в прозе, посвящённое её памяти, и… неожиданно умер сам. Это случилось 11 октября 1963 года (родился 5 июля 1889 года).

А стихотворение, написанное на смерть Эдит Пиаф, стало как бы реквиемом по самому Както, умевшему сострадать другу, сопереживать вместе с ним, страдать и переживать его смерть, как свою, собственную:

"Эдит Пиаф, подобно невидимому соловью, теперь сама станет невидимой. Нам останется от неё только взгляд, её бледные руки, этот высокий лоб, собирающий лучи рампы, и голос. Голос, который заполняет всё вокруг и летит всё выше и выше, постепенно оттесняя певицу, увеличиваясь подобно тому, как росла её тень на стене, и, наконец, величаво воцарясь на месте, где стояла маленькая робкая женщина. Душа улицы проникает во все поры города. Это уже поёт не мадам Пиаф, а моросит дождь, жалуется ветер, и лунный свет стелется по мостовой…"

12 ОКТЯБРЯ

Сергей Александрович Тучков (родился 12 октября 1767) боевой генерал-лейтенант, "брат" Пушкина по масонской ложе "Овидий".

Пугаться пушкинского масонства не надо. Вот как истолковывал его сам Пушкин:

И скоро, скоро смолкнет брань
Средь рабского народа,
Ты молоток возьмёшь во длань
И воззовёшь: свобода!

Тучков был одним из учредителей Общества друзей словесных наук. Выпустил две книги: "Собрание сочинений и переводов в стихах С. Тучкова" (1797) и "Сочинения и переводы С. Тучкова" (в 4 частях, 1816–1817). Кроме книг стихов оставил ещё "Записки" (изданные только в 1908 году), по тому времени невероятно смелые, порицающие тираническое правление.

Сонет "Победители богатства" интересен, конечно, не с поэтической точки зрения, а с той, как выражал своё гражданское самочувствие отважный генерал:

Играйте, потоки, на мягких лугах,
Птички, взносите вы голос приятно,
Пойте, пастушки, на красных брегах!
Прямо счастливей вы нас многократно! -
Вас не смущают градские мечты,
Вас не прельщают ни честь, ни богатство,
Вас украшают весною цветы,
Вас убегают и лесть и коварство.
Злато не может вспалить вашу кровь,
Вами владеет прямая любовь,
Вами хранятся все права природны,
Вам неизвестно притворными быть,
В свете ж за деньги все можно купить,
Вы злыя власти богатства свободны.

Умер Сергей Александрович – 15 февраля 1839 года.

* * *

Уж и не знаю, что перевешивает в наследии Павла Николаевича Лукницкого (родился 12 октября 1902 года), – его стихи и проза или его дневниковые записи, его книга "Акумиана – встреча с Анной Ахматовой", изданная уже после смерти автора – в 1990-е годы?

Или его уникальная коллекция рукописных материалов поэтов Серебряного века, переданная семьёй Лукницкого в 1997 году в Пушкинский дом?

Или его трёхтомник "Ленинград действует", вобравший огромный фактический материал? В нём Лукницкий как бы отстраняется от демонстрируемого материала, не комментирует его.

Или, наконец, собирание и хранение архива Гумилёва, хлопоты по реабилитации расстрелянного поэта?

Лично мне очень нравятся воспоминания Павла Николаевича, его дневниковые записи, раскрывающие много интересного, как, например, вот эта – разговор с Ахматовой:

"Заговорили об Анненском, о трагедиях его, в которых АА нашла сходство с "Путём конквистадоров". Не в "которых", впрочем, а в одном "Иксионе", потому что мотивы Лаодамии и Меланнипы были Николаю Степановичу в 4–5 годах чужды. А Иксион, человек, который становится богом, – конечно, задержал на себе внимание Николая Степановича: это так в духе Ницше, которым Николай Степанович в ту пору увлекался. АА сделала заключение, что поэмы "Пути конквистадоров" сделаны как-то по типу притчи-трагедии, но из неё вынуто действие. И АА заговорила о том, что в поэмах "Пути конквистадоров" нет действия не из-за неопытности Николая Степановича и неумения вложить его в стихи, а совершенно сознательно".

С 11 лет Лукницкий начал вести дневник.

Вообще-то он автор более 30 книг. Романы "Мойра" (1930), "Всадники и пешеходы" (1933), "Земля молодости" (1936), "Ниссо" (написан в 1939–1941, опубликован в 1946-м), "Делегат грядущего" (1970). Повести "Дивана" (1936), "Застава Двуречье" (1940). Многие сборники рассказов, очерков, повестей.

В Великую Отечественную он – военный корреспондент ТАСС. Помимо прочего, о блокаде Ленинграда есть ещё одна его книга "Сквозь всю блокаду", опубликованная в 1988-м – через пятнадцать лет после его смерти (умер 22 июня 1973 года).

Начинал он со стихов. В конце двадцатых – начале тридцатых выпустил две стихотворные книжки. Много стихотворений обращено к А.А. Ахматовой. Например, вот это четверостишие 1925 года:

Ангел мой, Анна, как страшно, подумай,
В чёрном удушье одна ты, одна,
Нет такой думы, угрюмой, угрюмой,
Которую не выпила б ты до дна…

Не скажу, что эти стихи мне нравятся, но они могут рассматриваться как пророческие. Судьба Анны Андреевны предсказана точно.

* * *

Александр Григорьевич Архангельский, как и авторы сборника "Парнас дыбом", как позже Юрий Левитанский и три соавтора Л.Лазарев, Ст. Рассадин и Б. Сарнов, обладал даром имитации. Он исключительно точно мог передать стиль и дух пародируемого автора. Надо сказать, что это соответствует понятию пародиста. Пародия – не выдёргивание строчек у стихотворца и их обыгрывание, но, как писал Пушкин, "сей род шуток требует редкой гибкости слога; хороший пародист обладает всеми слогами…".

Архангельский обладал всеми слогами. Мог одинаково хорошо пародировать стихи и прозу. Вот, казалось бы, вещь, которую невозможно спародировать: она сама звучит, как пародия, – рассказ Зощенко "Баня". Помню, как читал его Игорь Ильинский, и как весь зал сотрясался от хохота. Но для Архангельского ничего невозможного нет:

"СЛУЧАЙ В БАНЕ

Вот, братцы мои, гражданочки, какая со мной хреновина вышла. Прямо помереть со смеху.

Сижу это я, значит, и вроде как будто смешной рассказ сочиняю. Про утопленника.

А жена говорит:

– Что это, – говорит, – ёлки-палки, у тебя, между прочим, лицо индифферентное? Сходил бы, – говорит, – в баньку. Помылся.

А я говорю:

– Что ж, – говорю, – схожу. Помоюсь.

И пошёл.

И что же вы, братцы мои, гражданочки, думаете? Не успел это я мочалкой, извините за выражение, спину намылить, слышу – караул кричат.

"Никак, – думаю, – кто мылом подавился или кипятком ошпарился?"

А из предбанника, между прочим, человечек выскакивает. Голый. На бороде номерок болтается. Караул кричит.

Мы, конечно, к нему. В чём дело, спрашиваем? Что, спрашиваем, случилось?

А человек бородой трясёт и руками размахивает.

– Караул, – кричит, – у меня пуп спёрли!

И действительно. Смотрим, у него вместо пупа – голое место.

Ну, тут, конечно, решили народ обыскать. А голых обыскивать, конечно, плёвое дело. Ежели спёр что, в рот, конечно, не спрячешь.

Обыскивают. Гляжу, ко мне очередь подходит. А я, как на грех, намылился весь.

– А ну, – говорят, – гражданин, смойтесь.

А я говорю:

– Смыться, – говорю, – можно. С мылом, – говорю, – в подштанники не полезешь. А только, – говорю, – напрасно себя утруждаете. Я, – говорю, – ихнего пупа не брал. У меня, – говорю, – свой есть.

– А это, – говорит, – посмотрим. Ну, смылся я. Гляжу, – мать честная! Да никак у меня два пупа!

Человечек, конечно, в амбицию.

– Довольно, – кричит, – с вашей стороны нахально у трудящихся пупы красть! За что, – кричит, – боролись?

А я говорю:

– Очень, – говорю, – мне ваш пуп нужен. Можете, – говорю, – им подавиться. Не в пупе, – говорю, – счастье.

Швырнул это я, значит, пуп и домой пошел. А по дороге расстроился.

– А вдруг, – думаю, – я пупы перепутал? Вместо чужого свой отдал?

Хотел было обратно вернуться, да плюнул. Шут, – думаю, – с ним. Пущай пользуется. Может, у него ещё что сопрут, а я отвечай!

Братцы мои! Дорогие читатели! Уважаемые подписчики!

Никакого такого случая со мной не было. Всё это я из головы выдумал. Я и в баню сроду не хожу. А сочинил я для того, чтобы вас посмешить. Чтоб вы животики надорвали. Не смешно, говорите? А мне наплевать!"

А вот пародия на стихи В. Луговского:

И так сочиняются ритмы и метры.
Про ветры и гетры и снова про ветры.
Как ветер лечу я на броневике
С винтовкою, саблей и бомбой в руке.
И голосом зычным поэмы слагаю
Назло юнкерью и назло Улагаю.
То ямбом, то дактилем, то анапестом,
Наотмашь, в клочья, с грохотом, треском.
От первой строки до последней строки
Ветер играет в четыре руки.
Талант, говорят,
Кентавр, говорят,
Не глаза, говорят,
Фонари горят.
Ветер крепчает. В груди весна.
Строфы разворочены. Мать честна!
Эх, жить начеку
Молодым парнишкой.
Пулемёт на боку,
Маузер подмышкой.
До чего ж я хорош -
Молодой да быстрый,
Под папахой вьётся клёш,
Да эх, конструктивистский.
Ветер, стой! Смирно! Равняйсь!
На первый-второй рассчитайсь!
Кончается строчка.
Стоп!
Точка!

Умер этот волшебник перевоплощения 12 октября 1938 года. Родился 16 ноября 1889.

Назад Дальше