В воскресенье утром мы появились у собора Сен-Сернен со стороны, изображенной на старинной гравюре. На ее переднем плане был нарисован кусочек рынка, овощи, огромные глиняные кувшины то ли для вина, то ли для масла, и торговцы и покупатели в средневековом платье. И теперь здесь готовились к рынку, скорее к барахолке, и выездной ярмарке. Владельцы уже убрали автомашины с околособорного кольца, а те, что не убрали, поднимались специальными кранами и транспортировались куда-то. Присоборная площадь готовилась: то там, то здесь сооружался сборный крытый лоток, а иногда и открытые, напоминающие свадебный стол, заполняемый товаром. Интересно было ходить среди кричащих или тихих продавцов, а разгорающееся утро расцвечивало собор и толпу, текущую по околособорному кругу. В торговых целях использовалась и решетка собора, на нее вывешивались ковры, одежда, призывы вроде: несите все с чердаков и чуланов, и тут на разложенных ковриках раскладывалась дряхлая старина, а рядом на открытом лотке торговали орденами. Они лежали под стеклом рядами, и этикетки объясняли их принадлежность и достоинство.
Весело и любопытно ходить вместе со всеми по кругу, любоваться покупателями и торгующими, останавливаться у аккуратных книжных лотков или груды книг, из которой за гроши можно выбрать те, что вышли из моды. Тут же соблазнительно торгуют всевозможным съестным, шипящим, кипящим, источающим удивительные запахи. И время течёт здесь по особым законам, но нужно спешить, мы приглашены на далекую экскурсию.
Собираемся под часами Капитоля. В назначенное время мы уже сидим в огромном экскурсионном автобусе, с нами Кристиан Тор – экскурсовод Музея изобразительных искусств. Делаем круг по площади и выезжаем на местные "большие" бульвары. Они охватывают город кольцом, так как здесь был когда-то крепостной вал. Едем вдоль канала. Южный канал строился при Луи XIV и стал путеводной артерией, по которой корабли из Средиземного моря попадали кратчайшей дорогой в Атлантический океан. По плану Поля Рике – инженера и автора проекта 20 тысяч строителей соорудили канал. Он и сейчас действующий, только теперь его называют каналом удовольствия, так как на нём теперь чаще проводят отпуск, отправляясь на лодках от Средиземноморья до Атлантики.
К окраинам город молодеет. Здесь идет современное строительство. В Тулузе сейчас проживает 400 тысяч жителей, и здесь строятся многоэтажные дома. Из города движемся старой римской дорогой. По сторонам платаны, средиземноморские сосны.
"Это самая старая дорога Франции, – объясняет гид, – по ней ездили торговцы, служители церкви и военные. Это знаменитая дорога средневековья".
С IX по XII века Тулуза была независимым городом. Управлял городом граф Тулуз. Он приглашал в город торговцев, деятелей искусств. XVXVI века – золотое время Тулузы, во времена Ренессанса город сделал, как мы бы сказали, "бизнес" на пастельных красках. Мы видели растения, из которых делается пастель, похожие с виду на подсолнухи. После цветения голубоватые листики его обрывали и везли на берега рек, где работали мельницы: их мололи. Размолотые дробили, выдерживали, а затем скатывали в шарики и отправляли в города. Пастелью окрашивали шелка и хлопчатобумажные полотна, в церковных зданиях того времени нередки картины пастельных тонов. "Сикстинская мадонна" Рафаэля написана пастельными красками из Тулузы.
Торговля пастелью обогатила город. Разбогатевшим его отцам хватило ума вложить деньги в соборы и церкви и тем донести их до потомков. С 1544 по 1662 года строился и Новый мост. Будущее Тулузы тоже связывают с достижениями технологии. Пригороды города – место размещения многих современных производств и исследовательских центров в области авиации и космической техники, электроники, автоматики, биологии и медицины.
Итак, мы едем по земле древней Окситании. Неширокое, хорошо спрофилированное шоссе обсажено наклоненными в одну сторону платанами, видно, это итог воздействия постоянно дующих ветров. По сторонам подступают к дороге поля. Они в разной стадии. Местами – дразняще голая рыжеватая земля, то – жесткая топорщащаяся стерня, то удивительно равновысокие кукурузные заросли, огромные поля подсолнухов с блинами отцветших тяжелых голов. Поля на живописных, по-разному освещённых склонах. Появились аккуратные виноградники, поражающие чистотой междурядья. И всё в целом – живописная картина ухоженной земли с сельскими различной архитектуры, но одинаково крытыми черепицей домами – напоминает сказку. На голубых и аквамариново-зелёных дальних холмах возникают силуэты старинных замков сохраненными памятниками старины, вписавшимися в современный ландшафт.
И в Тулузе и здесь, в этих местах, расцвела в XI–XIII веках религия катаров, что сродни славянским богомолам. "На земле много зла, но нужно делать добро, чтобы зло исчезло". Катары вели аскетический образ жизни и призывали к морали, ведущей к победе добра на земле, обличали католическое духовенство. Это и составляло ересь альбигойцев.
После убийства римского папы с Севера пришли войска для уничтожения религии катаров. Пришедшие не только искореняли ересь. Они воздвигали соборы, которые должны были демонстрировать могущество новой власти. Стены собора в Альби необычайно высоки. Смотришь ввысь и поражаешься необозримым возможностям человека, построившего шесть столетий назад подобные сооружения из кирпича. Там в вышине выпячиваются из стен химеры. Они лишены обычного утилитарного назначения, не служат здесь стоками дождевой воды, но они – небесполезны, они украшают стены.
Мы вошли в собор через парадный южный вход. Слева от нас тоже экскурсия. Им, как и нам, только на французском, рассказывают, что изображено на центральной фреске – День страшного суда. С одной стороны те, кому открылась дорога в рай, с другой – толпа, отправляющаяся в ад.
Храм посвящен святой Сессиль. Так зовут и нашу переводчицу. Она сама из Альби и хотела, чтобы мы ещё зашли к её друзьям – художникам. Когда говорят о святой Сессиль, мы ей подмигиваем, и она улыбается: святая Сессиль покровительствует поднявшимся в высоту. У стен фигуры из Ветхого Завета, герои различных притч, правда, наряженные необычно – в костюмы XVIII века. Мы весьма слабо разбираемся в библейских историях, но все же большинством голосов признаем в женщине, наряженной в пурпурное платье, Юдифь, попирающую голову Олоферна. Выше над местами для прихожан и красным креслом епископа удивительное каменное кружево. Обычно, объясняет гид, его вырезают из дерева и красят под камень или металл, но здесь действительно каменное, бесценное.
В монастырских стенах размещается Музей Тулуз-Лотрека. Он как и Лаперуз и Жорес, уроженец Альби. В музее ретроспектива формирования художника. Его первые "лошадиные портреты", затем обитательницы публичных домов, гуляки Мулен Руж, плакаты, посвященные отдельным артистам и разным зрелищам.
Балкон прерывает экспозицию. С него открывается неповторимый вид: течёт среди средневековых домов Тарн, через него красивые красные мосты. Сессиль рассказывает, что после дождей вода поднимается очень высоко и перехлестывает через мосты. Но что тогда с берегами? Они довольно низки. Мы жадно любуемся средневековыми домами, обилием красных крыш. Когда-то именно здесь творился весь кошмар альбигойских войн. Теперь городок с 50 тысячами жителей важен и тих и служит влекущей приманкой туристов, местом музыкальных и кинофестивалей. Сессиль не терпится показать Альби изнутри, но нам некогда, ведь мы ещё, сделав крюк, заезжали в Корд, особенный город – крепость на горе, опоясанный стенами в шесть метров толщиной. Мне он напомнил иллюстрации к "Сказке о царе Салтане". До этой встречи я считал, что подобно громоздящиеся ввысь дома, сжатые кушаком стен, – лишь плод воображения художника.
Так что с Альби мы знакомились только с балкона. С его внутренней стороны нам виден фрагмент соборной стены и живописный цветочный луг с ярким ковром цветов. Здесь, наверное, семь столетий назад было ристалище, с этого балкона давался знак, а победителю бросался платок. Впрочем, чудеса на этом не кончаются. Из Музея Тулуз-Лотрека мы попадаем на выставку Родена. Это передвижная странствующая выставка в основном из миниатюр. Внимание привлекает композиция – ушедшая любовь. Все просто. Фигурки мужчины и женщины. Любовь ушла. Она стремится вперед, а он цепляется, волочится… Масса набросков карандашом, акварелью; модели, задумки – осколки, искры таланта.
Спешим к автобусу. Он ждёт у выхода, освещенный закатным солнцем. Софи спрашивает разрешения сесть рядом. И мы несёмся среди полей, по древней дороге с рядами наклоненных платанов. Говорят, местность похожа на Италию. Проезжаем селение с домами XIII века. Узкой улочкой карабкаемся в гору. Люди сторонятся, прижимаются к стенам. Где-то все-таки не можем разъехаться, автобус застревает, зависаем над витриной, в которой свежий фруктовый торт.
Мы проезжали маленькие городки. На площадях у дорог играли в шары, петанк.
– Играют на деньги? – спрашивал я Софи.
– Нет, не на деньги.
И мы беседуем, перескакивая с темы на тему, с красивой француженкой в красивом современном автобусе на старой римской дороге юга Франции. Удивительно, не правда ли?
Я спрашиваю про девушку, чьи портреты на тумбах в центре Тулузы. Не жертва ли СПИДа она? И в силу нашего знания французского мы считаем, что её на деньги общественности отправляют лечиться в Америку. Тема СПИДа нас немножко попугивает. Ведь в "Труде" накануне отъезда мы прочли, что болезнь передается и с кровью, и с потом.
Нет, Софи подобных плакатов не видела, и такие болезни скрывают, а не афишируют. Собирали деньги на лечение глаз, да и то, она считает, потому что заморские врачи внушают больше доверия, не по делу, а так уж устроен человек: чужому больше доверия.
Отчего только здесь наклонены придорожные деревья? Здесь всё рядом и всё иное, даже ветры свои. Там восточней, в Провансе дует знаменитый мистраль, а здесь свой обратный, южный, жаркий, он способен разом заставить пожухнуть листву.
Мы смеемся:
– Сессиль, мы, должно быть, все время под вашим покровительством.
В эти летние дни в Тулузе стояла щадящая среднерусская погода. До чего же красивы обработанные местные поля. Нам, конечно, известно, что здесь исключительно благодатные для земледелия места. Пока. По свидетельству экологов, химикаты, пожирающие защитный озонный слой, приведут к усилению потока ультрафиолета. А это – не только ожоги кожи и гибель планктона, это и сокращение урожайности полей, а в итоге – таяние полярных шапок, затопление приморья, превращение южных плодородных земель в пустыни, а арктических равнин – в зоны плодородия.
Расстаемся на площади Капитоль, опять-таки под часами. Мы в гостиницу, а остальные в ближайшие улочки, где они в полдень оставили машины.
Каникулы
Последний день в Тулузе был ритуально подобен прочим последним рабочим дням. Божеством, всепоглощающим время, был протокол. А когда всё закончилось, сил не было, сидели опустошенные. За мадам Тулуз в комнату подписания протокола пронесли на подносе шампанское, а специалисты, открыв в предбаннике КИСа шкафчики, налили в стаканчики что-то покрепче. Пришел Амин Мамод и подарил роскошное издание о корриде с знаменитыми торо, но, видимо, мысль об этом фотоальбоме он обсуждал с Обри, потому что месяцем раньше тот подарил мне такой же альбом.
Пришла Софи. Последние дни она, отрабатывая, пропадала в зданиях КНЕСа за переводами, а теперь она тоже уезжала и зашла проститься, чтобы потом за рулем одолеть начало пути, который спустя несколько дней завершится в Ирландии. И хотя всё время она хорошо владела языком, в конце, как и при знакомстве, он опять её подвёл.
– Я хочу крепко выпить с вами, – сказала Софи, – оттого что я за рулём.
Но все её поняли. А потом мы летели на север, и полёт – тоже условность, потому что есть во Франции скоростные поезда, летящие со скоростью 300 километров в час. Нам ещё оставалось заскочить в Париж, переспать в заказанном отеле и утром самостоятельно отправиться восвояси.
На этот раз нас не опекали. Нас почему-то бросили. Дени Терион довел нас только до стоянки такси в Орли и, как говорится, помахал ручкой. Слава Богу, мы не растратили последние франки и, не зная расплатимся ли и сколько будет стоить проезд до аэропорта Шарль де Голль на следующий день, погрузились в такси.
В такси по московской привычке мы постарались бы сесть поплотнее, но ограничивали кургузые багажники для вещей, рассчитанные явно на одного. Доехали, заплатив отчего-то по-разному, но в пределах 100–150 франков, до заказанного отеля "Аркад". С вещами нам повезло. Мы оставляли их, наблюдая в лучшем случае издалека.
Потом-то нам объяснили, что делать этого теперь было никак нельзя.
Франция на особом положении, опасаются террористических актов.
Всюду проверки, полиция смотрит сумки при входе в магазин.
Проверяют документы, особенно в аэропортах. Если оставишь чемодан без присмотра, его не украдут, а взорвут специальным полицейским устройством – вдруг там бомба.
И опять скудная возможность пробежаться по Парижу. Но куда, на что посмотреть на этот раз? Я опять иду взглянуть на памятник Нею, что у "Клозери де Лила". Он, как и прежде, с саблей над головой, хотя кругом иная жизнь. На скамье у памятника целовались туристы, с виду без особого энтузиазма, может, считали, что так они походят на парижан.
Солнце уже садилось и освещало лишь правую сторону Сен-Мишель, когда мы двинулись к Сене. Сначала мы постояли, отдав должное, у фонтана Обсерватории с четырьмя сторонами света, с черепахами, рыбами и позеленевшими конскими фигурами, вырывающимися из воды.
Я думал о памятниках и о скрытой в них символике. Вот памятник Гаронне в Тулузе, где реки в образе женщин, каждая со своим характером. Раздвигающая скалы Гаронна и рядом скромная, уступающая в соперничестве Арьеж с опрокинутым кувшином. И памятник на крохотной Boulbonne опять-таки образец взаимодействия: две женщины, одна обнаженная, другая разряженная и с жезлом. И в жизни так: две женщины – или сотрудничество или соперничество, невольно вспомнилась пара Тулуз – Котовская.
Мы двигались по бульвару к другому Мишелю, святому, что тоже взмахивал над головою мечом, и вспоминали наши памятники. Из них первым вспомнился первопечатнику Ивану Федорову.
Первопечатник стоит, как и положено памятникам, не мешая движению, не посреди пути, а сбоку и выше, как бы всему способствуя и глядя на все со стороны. Тут к месту и сквер, и скамейки для уставших, ждущих или задумавшихся. И памятник Гоголю, но не тому парадному, напыщенному на бульваре, поставленному на народные деньги (судя по надписи) от правительства, а сидящему, согнувшись, на пьедестале в маленьком дворе в начале Суворовского бульвара или общеизвестный памятник Пушкину на Страстном бульваре.
Мы так стояли и спорили в центре Парижа около круглой тумбы, что сохранились у нас лишь в фильмах революционных времен, и вдруг заметили на тумбе афишу фильма Никиты Михалкова "Очи черные" – высокий в белом Марчелло Мастроянни и элегантная дама в белом, а с другой стороны темнела реклама фильма "Под солнцем сатаны".
И тут на площади тоже бил фонтан и был открыт вход в Люксембургский сад, а вдоль его ограды бежали любители вечернего бега – рослые девушки с лентами в волосах, юноши в майках и неспортивного вида люди неопределенного возраста. Поближе к центральным дорожкам, где бил фонтан, стояло множество стульчиков, на которых обособленно и созерцая сидели пожилые люди. Мы тоже взяли стульчики и, повернув их каждый в свою сторону, любовались окружающей нас красотой.
Как только возникла короткая возможность vacance, мы едем в Таллинн. Здесь как бы реализуются желания, накопившиеся на французских улицах: заходить в кафе, покупать сувениры и просто красивые вещи, ходить в кино. Мы так и делаем, бродим по улицам с утра до вечера, примыкаем к экскурсиям. В Таллинне как бы для нас пять процентов "французского": есть кафе, но часто нужно отстоять в очереди, можно что-то купить, но далеко не всё; что-то поддерживается из старинных домов, а что-то разваливается, в двухкомнатном номере интуристского Таллинна ночью при голубом свете с экрана телевизора обнаруживаются пришельцы – мыши. И хотя мы завтракаем в охотничьем зале, отделанном медвежьими шкурами, ночное впечатление не пропадает, и мы стремимся переселиться в другую гостиницу. В маленьком кинотеатре идет показ фильмов Иоселиани. Один из них "Листопад" мне вдвойне интересен, потому что автор – мой сокурсник по Техническому училищу, а "Фавориты Луны" любопытен тем, что он знакомит нас с "Францией глазами грузина".
Именно такой и предстает Франция нашему читателю газет, и особенно характерны отношения между полами. По этому фильму и виденному по французскому телевидению – отношения чрезвычайно свободны. Героиня идёт в постель с любым, стоит позвать. Она делит постель и с прежним, и новым мужем, заходит её подруга, и тут же раздевается, и без тени стеснения залезает в их общую постель.
Ну, а в жизни? Мы жили, как правило, в одиночных номерах, но обязательной в них была двуспальная постель или, на худой конец, вторая кровать, давался двойной комплект белья, и, хотя было известно, что здесь живет мужчина, в туалетной комнате раскладывались гигиенические средства для женщин.
Женщины на улицах ведут себя чрезвычайно скромно. Они не глядят на мужчин, отводят глаза. Исключение составляет их известная часть. Они открыто смотрят на мужчин и спрашивают: "Уи? – Да?" Каких их здесь только не встречается на определенных улицах и в переулках, отходящих от главной улицы, всех оттенков цветов кожи, старых и молодых. Они дрожат полуобнаженные, выстаивая так в любую погоду, а иногда одетые в шубу, под которой только белье.
По Таллинну можно много бродить, любоваться башнями старого города. Их сохранилось здесь 28 и два километра крепостных стен – хранителей истории. По возрасту Таллинн примерно ровесник Москвы; по происхождению – датский город, потом он был продан Тевтонскому ордену, а Петр Первый взял его штурмом. Если примкнуть к официальной экскурсии, то гид покажет вам Преображенскую церковь, где прадед Пушкина, сын эфиопского князя Абрам Петрович Ганнибал венчался со шведкой – прабабушкой поэта.
Мы погружаемся в эту далекую жизнь, ходим на центральной площади вокруг столба, что служил местом наказаний. Около него наказывали за измену, за сплетни (хорошо бы за это наказывать и теперь), и прохожий и сам мог принять участие в наказании: плюнуть, стукнуть, но не убить.
Со мной происходит как бы отстранение: на работу не звоню, о событиях в остальном мире узнаю из газет. На пресс-конференции, посвященной подготовке к президентским выборам, выступил Жорж Марше. Он отметил снижение уровня заработной платы и пенсий, свертывание социального обеспечения. "Во Франции три миллиона безработных", – отметил главный коммунист Франции.
Французская экспедиция обследовала знаменитый "Титаник", затонувший в 1912 году. Высказывается предположение, что корабль погиб не от встречи с айсбергом, а от пожара, начавшегося после загрузки угля в Бельфасте, и в результате – взрыв.
В Чаде тревожная обстановка. Франция подстрекает к активизации США, к увеличению поставок зенитных ракет "Стингер".