Жизнь – штука сложная
Каждый день возникали какие-то конкретные вопросы. Каждый день мы искали способы, как их решить наиболее разумно, рационально. Нам удавалось это с помощью коммунистов, которые были везде в МВТУ. В этом была сила МВТУ.
Можно привести массу примеров, свидетельствующих о высоком авторитете парткома и разнообразии вопросов, в том числе социальных, которые ставила перед нами жизнь. Остановлюсь на двух.
В 1952 году в ученый совет поступила диссертация Владимира Николаевича Челомея. Мне как секретарю парткома звонят из министерства, из ЦК:
– Надо, чтобы он защитил.
– Если у него хорошая диссертация, – отвечаю я, – он защитит, если нет – не защитит.
– Вы не понимаете, – с металлом в голосе нажимают на меня.
– Понимаю, – упрямо не сдаюсь я. – Но МВТУ такое учреждение, где просто так не выпекают докторов наук…
Или организация пионерского лагеря для детей наших преподавателей. Время было трудное – надо было им помогать. А возможностей мало. Стали добиваться.
Когда, наконец, нам выделили хороший участок в районе Ступино на берегу Оки, где можно было построить лагерь, встали вопросы: из чего и на что будем строить? Немного денег мы могли получить у министерства, но этого было явно недостаточно. Я послал заместителя ректора по хозяйственным вопросам Константина Андреевича Новикова в этот район, чтобы решить вопросы на месте. Он поехал к леснику, они с ним посидели, помозговали – дело-то о детях идет! Тот ему предложил:
– Есть у меня лес. Я могу вам немного выделить для вашего пионерского лагеря. Но рубить придется самим.
И мы сами срубили этот лес и привезли. Но этого было мало. Как же мы решили проблему? В свое время из Германии мы получили много оборудования. Немцы – люди аккуратные. Они упаковали его в отличные доски. Мы распаковали это оборудование, и доски пошли на строительство. Примерно через полтора года мы построили лагерь. В нем отдыхало около двухсот ребятишек. Сейчас там уже кирпичные дома. Вот так мы "вмешивались" и решали каждый вопрос.
Заботы депутата
20 ноября 1950 года общее собрание профессоров, преподавателей, студентов, рабочих и служащих МВТУ им. Н. Э. Баумана выдвинуло меня кандидатом в депутаты Московского городского Совета депутатов трудящихся по избирательному округу № 652. После избрания депутатом Моссовета работы у меня прибавилось.
В мой адрес хлынул поток писем трудящихся с просьбой о содействии в предоставлении или улучшении жилплощади. Я делал все возможное в этом отношении. Особенно старался помочь бывшим фронтовикам и их семьям. Но в условиях острого жилищного кризиса в Москве в те годы я, как правило, получал в ответ на мои ходатайства отписку: "Удовлетворить просьбу не можем в связи с отсутствием свободной жилплощади".
В Моссовете я был председателем комиссии коммунального хозяйства. Эта комиссия занималась, в частности, проверкой и анализом работы треста "Дормостмеханизация", треста "Мосгорсвет", благоустройством Лефортовской площади в Бауманском районе, зелеными насаждениями в парке "Сокольники".
Люди обращались ко мне за помощью и в таких вопросах, как включение в список очередников на предоставление жилплощади, установление пенсии, разрешение на прописку, ремонт квартир. Обращались даже с жалобами на бездействие милиции!
Этой работой я занимался и после окончания МВТУ, когда в феврале 1955 года был избран и депутатом Бауманского районного Совета депутатов трудящихся.
Друзья-соратники
Я с удовольствием вспоминаю своих соратников, товарищей в парткоме и комитете комсомола. Среди самых близких людей были Мощевитин, Колтовой, Зыков, Некрасов, Краснов, Анучин, Киселев.
С этими замечательными ребятами очень хорошо работалось! Бронислав Колтовой был у меня заместителем. После того как я перешел на партийную работу, он стал секретарем комитета комсомола, потом ушел в "Известия" редактором по науке и технике. В "Комсомольской правде" за 13 марта 1948 года можно прочитать сообщение о занесении в Книгу почета ЦК ВЛКСМ имени 30-летия Великой Октябрьской социалистической революции группы студентов высших учебных заведений за отличные успехи в учебе и активное участие в общественной работе. Среди них – сталинские стипендиаты студенты МВТУ Н. Егорычев и Б. Колтовой.
Хорошим парнем из рабочих был Миша Зыков, прямой, принципиальный, веселый человек.
Вспоминаю Борю Некрасова – умного, душевного человека. Он оказался очень хорошим музыкантом. Какой бы инструмент он ни брал в руки, сразу мог на нем играть: было это пианино или аккордеон.
– Борис, где ты этому научился? – спрашивали его.
– Не знаю, беру инструмент в руки первый раз и сразу начинаю играть, – охотно и весело отвечал он. Вот такой был способный человек.
Не могу не сказать о Николае Краснове, который был секретарем комитета комсомола как раз передо мной. Это он сагитировал меня стать секретарем после него. Потом он работал моим заместителем в парткоме. Краснов был фанатично предан науке. Бывало, сидим мы на заседании парткома, я во главе стола, он рядом справа от меня – и решает какие-то свои задачи.
– Ну, Николай, ты же все-таки заместитель. Ну как же так можно?
– Да я все слышу и принимаю участие.
Как он мог это делать, я просто удивляюсь: он и свои задачи решал, и в то же время действительно участвовал в обсуждении. Впоследствии он стал доктором наук, первым заместителем министра высшего образования.
Михаил Александрович Анучин тоже был секретарем комитета комсомола. Работал активно. Он стал доктором наук, проректором МВТУ.
Мы с Анучиным зимой каждое воскресенье ездили в Щукино, где жила моя сестра. Переодевались у нее, брали лыжи и километров двадцать – двадцать пять ходили по окрестностям.
Близким моим другом на протяжении десятилетий был Геннадий Киселев – секретарь комсомольского бюро факультета, член комитета комсомола МВТУ. Это был очень добрый, деликатный, даже мягкий человек. Впоследствии он стал доктором наук, профессором, деканом факультета.
Я очень люблю Андрея Мощевитина. В МВТУ его помнят до сих пор и из секретарей комсомольской организации как-то выделяют. Мощевитин стал секретарем комитета комсомола после Бронислава Колтового. У меня в парткоме он работал заместителем секретаря парткома. Талантливый оратор, он блестяще выступал, и знали его как хорошего, порядочного, умного человека.
Вместе с Андреем Мощевитиным одно время в комитете комсомола работал Петр Свешников. Они оба были блестящие ораторы, но Андрей был более душевный. Петр Свешников был немножко суховат, зато у него был хорошо поставленный голос, дикция отработанная, и он умел выгодно подать материал.
Помню Андрея Головинцева, который был секретарем парткома еще до Воронина – очень острый, принципиальный человек.
С большой теплотой вспоминаю Константина Сергеевича Колесникова, Вадима Тищенкова, Леонида Терещенко.
В нашем активе работали такие товарищи, как Бобков, Акопян, Шарикян.
Бобков пришел с фронта израненный, заслуженный. Был он человеком принципиальным, острым и ершистым. Женя Бобков был как раз из тех, кто мог поругаться, мог принципиально выступить на парткоме, не стесняясь в выражениях.
Вот таких ребят, которые открыто, откровенно и принципиально выражали свое отношение к тому, что происходило, я очень любил, около себя держал, потому что знал, что с ними не ошибешься. А если начинаешь ошибаться, они тебя быстро поставят на место. С этими ребятами было хорошо работать.
Знаменитые бауманцы
Хочу вспомнить знаменитых бауманцев, и прежде всего Андрея Николаевича Туполева, советского авиаконструктора, академика АН СССР, трижды Героя Социалистического Труда. Он всегда чувствовал себя выпускником Бауманского училища. С ним можно было разговаривать совершенно на равных.
Знал я, что А. Н. Туполев пережил трудное время в годы репрессий. Кто-то написал на него донос, что он предатель: якобы продал свои разработки немцам. Он сидел, но его реабилитировали.
Андрей Николаевич в последние годы жил в нашем доме, и Юлия Андреевна, его дочь, как-то мне рассказывала: "Привозят моего отца домой из "шарашки". Отец сразу к матери с просьбой дать какой-нибудь костюм, да срочно: его вызывают в Кремль к Сталину".
Мы долго работали рядом. Я был секретарем райкома, он возглавлял свое КБ в Бауманском районе. В то время наш Бауманский район шефствовал над Волоколамским районом в Московской области, побывавшим под оккупантами. После войны он влачил жалкое существование. Мы были шефами и подняли район буквально из руин: создали новые животноводческие помещения, переоборудовали машинно-тракторные станции, все деревни электрифицировали.
У Туполева был там подшефным колхоз "Кашино". Как-то при встрече я ему говорю: "Андрей Николаевич, Кашино – историческая деревня. Там зажигали лампочку Ильича. Смотрите, в каком неприглядном состоянии ваш подшефный колхоз!" – "Решим все вопросы", – мгновенно отреагировал Туполев.
Вскоре узнаю, что он сам поехал в колхоз, взяв с собой своих руководителей. Там же не откладывая в долгий ящик вместе с руководством колхоза они составили план, как поднять хозяйство. Потом послали туда своих специалистов, и буквально за полгода колхоз преобразился. Ну что для них это стоило? Да ничего! У него только на опытном заводе было 7 тысяч работников и в конструкторском бюро – не меньше. Плюс огромные финансовые возможности.
Колхоз встал на ноги. Люди радовались. Урожайность повысилась. И сразу продукция пошла из этого колхоза. Туполев и сам был доволен.
Был и другой эпизод – тяжелый эпизод в жизни Туполева, – о котором я должен рассказать.
В 1958 году Андрею Николаевичу исполнялось семьдесят лет. Было решение ЦК партии, по которому Туполева должны были чествовать на очень высоком уровне – в Колонном зале Дома союзов с вручением звезды Героя Социалистического Труда. Все члены политбюро ЦК должны были быть на этом чествовании.
И вдруг за короткое время падают три его самолета. Причем во всех трех случаях была ошибка летчиков. "Наверху", учитывая, что самолеты разбились, решили отменить чествование Туполева. Я приехал на завод. В сборочном цехе находился новый самолет. Собрались рабочие, конструкторы, инженеры – более 10 тысяч человек. Стоит трибуна – и ни-ко-го из ЦК нет, ни одного человека!!!
Из министерства приехал заместитель главного инженера главка – это оказался "самый высокий чин"! П. В. Дементьев, председатель Госкомитета Совета министров СССР по авиационной технике, прислал Туполеву телеграмму: "Поздравляю юбилеем! Желаю новых успехов!" И все!!!
В общем, "самым крупным" представителем КПСС оказался там я – первый секретарь Бауманского райкома партии. Мне секретарь парткома говорит:
– Николай Григорьевич, выступите.
– Ну вы бы мне хоть заранее сказали.
– Мы и сами не знали, мы думали, что приедет хотя бы министр.
– Хорошо, дайте мне сосредоточиться, я в конце собрания выступлю.
Мне стало страшно обидно за Андрея Николаевича. Выступление у меня получилось удачное, народ хорошо принял.
В общем, все прошло хорошо.
После официальной части Андрей Николаевич берет меня за руку и говорит: "Пойдем посидим у меня". Поднялись к нему человек двадцать. В его кабинете накрыт стол. Он меня одного тащит за руку дальше. Проходим его личный кабинет, где он занимался один, потом спальню и дальше – в ванную. И здесь он дал волю чувствам.
– Как же они могли так со мной поступить, как же им не стыдно? – восклицал он. – Скоро все поймут, что я не виноват в том, что эти самолеты разбились.
– Да вы что, Андрей Николаевич! – успокаивал я его. – Кто они такие? Вот тот народ, который пришел вас поприветствовать – десять тысяч, – вот кто главный! Те люди, видимо, недостойные, раз они себя так повели! Так что вы зря! Народ вас по всей стране знает, любит!
Мы вышли уже в полном порядке и хорошо отметили его юбилей.
С Туполевым было легко общаться. Он был интересный человек. Последняя встреча у меня с ним была такая. Я приехал из Дании (когда я приезжал в Москву, я всегда ему звонил). Он говорит:
– Слушай, зайди ко мне, я тебе кое-что интересное покажу.
Я к нему приехал, и он привел меня в сборочный цех, где с гордостью показал макет из фанеры в натуральную величину 144-й машины, сверхзвуковой. Мы с ним забрались в салон, там все было как в настоящем самолете. Я говорю:
– Андрей Николаевич, это все очень здорово, но вот у меня возникает вопрос, который, я знаю, на Западе очень беспокоит конструкторов. У них горит кромка крыла у пассажирских самолетов, не выдерживает температуру, потому что нагрузки большие.
Андрей Николаевич, довольный, подробно рассказал мне, как он решил эту задачу с охлаждением кромки крыла.
– Есть еще и второй вопрос, – продолжал я. – Вот вы доставите во Владивосток за два с половиной часа пассажиров из Москвы, но ведь там совсем другие климатические условия. Человек, который за такое короткое время прилетит туда, не сумеет перестроиться. Вы думали над этой проблемой?
– Слушай, – как-то по-мальчишески загорелся он. – А ведь это новая проблема для меня. Я подумаю над этим вопросом!
Это была наша последняя встреча…
Другим знаменитым бауманцем был Сергей Павлович Королев, основоположник практической космонавтики, академик АН СССР, дважды Герой Социалистического Труда. Выпускник 1930 года, Королев был далек от МВТУ. Правда, постоянно в качестве консультанта держал бауманца Феодосьева, потому что тот был "прочнист", занимался оболочками, легкими конструкциями, прочностью таких конструкций, которые Королеву были очень важны при разработке своих ракет.
Жизнь его оборвалась трагически рано и неожиданно. Мне профессор Александр Александрович Вишневский рассказывал, что Королев последнее время жаловался на боли, но специалисты ничего серьезного не находили. Тем не менее решили сделать операцию. Делали ее в субботу в Центральной клинической больнице. Когда Королева разрезали, у него оказалось очень страшное раковое заболевание сложной, быстротекущей формы и уже в таком состоянии, что помочь было невозможно…
При мне начинал сотрудничать с МВТУ Николай Антонович Доллежаль – крупный энергетик, специалист по тепловым установкам, компрессорам, главный конструктор реактора первой в мире АЭС, академик АН СССР, Герой Социалистического Труда. Этот человек очень много сделал для науки. Человек с очень мощным интеллектом. Недаром говорили: "Интеллект надо измерять в "Доллежалях".
Как-то, уже после возвращения из Дании, меня навестил Ростропович, с которым у меня сложились дружеские отношения, и мы с ним поехали в грузинский ресторан. Там я встретился с дочерью Доллежаля Наташей – она была у Ростроповича личным референтом, он ей доверял все свои дела. Неожиданно для меня она очень обрадовалась нашей встрече:
– Ой, знаете, Николай Григорьевич, сегодня папа вас вспоминал: "Вот, – говорит, – был у нас секретарь парткома, мне очень хорошо с ним работалось. Ты не знаешь, как он сейчас?" А я говорю отцу: "Сегодня я встречусь с Николаем Григорьевичем". Он обрадовался: "Передай большой привет Николаю Григорьевичу!"
Вот они такие профессора были. Ему было уже за сто лет, а он вспоминал, как мы встречались в МВТУ им. Баумана!
Другим удивительным человеком был выпускник МВТУ 1934 года Вячеслав Александрович Малышев, Герой Социалистического Труда, заместитель председателя Совета министров СССР. Мне приходилось несколько раз присутствовать на его выступлениях в ЦК. Он рассказывал о проблемах нашей науки и в горкоме партии. Это был блестящий, очень информированный специалист, толковый человек, которого всегда было интересно и полезно слушать.
У нас в МВТУ сохранился один любопытный документ. Когда я пришел работать в комитет комсомола и стал разбирать забитый всякими бумажками письменный стол, в нижнем ящике нашел заявление, датированное 1929 годом. Подписали его двенадцать старшекурсников.
В заявлении шла речь о налете гоминьдановских войск на Китайско-Восточную железную дорогу – тогда империалисты провоцировали войну против СССР, – и студенты просили направить их добровольцами на КВЖД для защиты страны от происков гоминьдановцев. Среди подписавших заявление были Малышев и Шаумян.
Удивительные люди. Удивительный документ. Жаль, что такого рода документы не хранятся в архивах. Было бы целесообразно в таких больших коллективах, как МГУ и МВТУ, готовящих крупных ученых и руководителей государственного уровня, иметь свои архивы, где каждый ректор и другие достойные этого люди могли иметь свои ячейки, куда бы складывали на хранение интересные документы и материалы. Впоследствии все это можно было бы обработать и издать в назидание потомкам, чтобы они не росли Иванами, не помнящими родства.
О Малышеве в МВТУ очень мало сведений. К счастью, вышла замечательная книжка о нем в серии "Жизнь замечательных людей".
Жаль, что Малышев умер преждевременно. Он мог бы занять очень высокое положение в стране. Они с А. П. Завенягиным даже не подозревали об опасности радиационного поражения, когда под Бузулуком смело вошли в опасную зону и получили слишком большую дозу радиации. Вскоре после этого оба погибли. Я думаю, он мог бы по праву стать президентом Академии наук СССР. Достойный был человек.
МВТУ всегда славилось мощным коллективом профессоров, преподавателей. Именно этот единый, дружный коллектив и позволял училищу готовить прекрасные кадры. МВТУ принимало и, насколько мне известно, до сих пор принимает ребят высокого интеллекта и делает из них классных специалистов.
В 1951 году, когда я уже покинул училище, на десяти факультетах МВТУ обучалось 5700 студентов. Училище ежегодно выпускало сотни высококвалифицированных инженеров-механиков 33 специальностей…
Уже став первым секретарем МГК партии, я никогда не забывал свою альма-матер и при случае рад был ей помочь, если имел возможность.
Сейчас в России непростые времена. Но я твердо убежден, что Россия поднимется! Огромный интеллект, который есть в нашем народе, еще не раз себя проявит. И бауманцам предстоит сыграть очень важную роль в этом становлении!
Глава 5. Во времена Хрущева
Время надежд
Семнадцать лет я находился на выборной партийной работе. Все три партийные организации, которые мне пришлось возглавлять – МВТУ им. Баумана, Бауманского района Москвы и Московскую городскую, – пользовались в то время большим и заслуженным авторитетом.
Освобожденным секретарем парткома МВТУ я стал в марте 1950 года и проработал в этом качестве до сентября 1954 года. В 1954 году меня избрали секретарем Бауманского райкома партии, и я в течение полугода курировал промышленность района, потом я стал вторым, а через год – первым секретарем райкома. В этой должности я проработал четыре года.
Бауманский РК КПСС я возглавил сразу после XX съезда партии – с мая 1956 года, но до этого около шести лет был членом бюро этого райкома, поэтому хорошо знал район, его непростые проблемы, районный партийный актив и работников аппарата райкома. И меня хорошо знали в районе, поэтому мое избрание не было случайным, да и не могло быть таковым в то время.