Это ночью-то? Итак, еду или нет? Еду… Подслушивающие телефонный звонок от "Клода" расшифруют только утром, доложат - еще позднее, часов в 9-10 утра. Утром ехать, даже рано, нет смысла - может уже работать пост "НН" вблизи дома. Нужно ехать сейчас, немедленно. Так думал я, а руки уже одевали меня во все спортивное. Схватил огромные пакеты и менее чем через полчаса оказался вблизи дома, где располагалось бюро "Клода".
Сделав круг по кварталу, припарковал автомашину в тихой улочке. По-моему, "наружки" не было. Полиции тоже не видно. Дверь в бюро действительно была открыта. Я проник в помещение, быстро привык к полумраку и свету уличных фонарей. В системе размещения досье я разобрался, тем более что полки стояли почти пустые. Ну, да ладно - на наш век хватит. Так: космос отсутствует, а жаль. Химия - тома три-четыре. Нужно посмотреть, что брать. Атомная тема - кое-что есть. И электроника, судостроение, металлургия, горное дело - фактически нет…
Света с улицы хватало, и я стал просматривать досье по атомной проблематике. Смотрел, конечно, только заголовки и направленность рубрик. В одном досье была подборка материалов об исследовательском центре атомной энергетики в городе Чок-ривер более чем в двухстах километрах от Оттавы. Была не была: беру! Дома разберусь. А когда разобрался, обрадовался. Материалы содержали современное видение проблемы ядерной и космической физики, физики твердого тела, аппаратуры для гамма-лучей и вопросы стандартизации радиоизотопов.
Другие досье подбирал уже легче - тематика была более знакомая, а чувство восприятия обострено до предела. Решил, что у меня будет только один заход, - рисковать не хотелось. Меня в этом случае больше устраивала русская поговорка "От добра добра не ищут", - а не "Чем больше, тем лучше". Жадность и в нашем деле может сгубить.
Твердые корочки досье я оставлял, а содержимое запихивал в пакет, беспокоясь, чтобы ручки не оборвались. Дошел до автомашины и положил на пол пакеты. Нервозность сказалась только в салоне: я лихорадочно закрыл на замки все двери, а некоторые проверил не раз. Про себя твердил: "Никому не дам войти в автомашину…"
Уже по пути домой я посмотрел на часы - в бюро я пробыл не более пятнадцати минут. Пришел и запоздалый страх, не страх, а чувство осторожности, когда хочется сделать дело и не провалить его. Я решил, что до утра пакеты положу в кладовку, которую каждый из живущих в доме имеет в помещении гаража. Это было помещение-клетушка размером в один квадратный метр, с решетчатой дверью и замком в виде цепи, которую обычно автомобилисты ставят на руль автомашины. Если документы обнаружат, можно будет заявить, что подбросили.
После восьми утра я въехал во двор консульства и занес пакеты в резидентуру. Текущие дела в торгпредстве увлекли меня, и вызов в консульство прозвучал неожиданно. О досье я собирался доложить "Боссу" в конце рабочего дня. Конечно, я не должен был так поступать - ведь операция была не согласована, "Босс" был в этих вопросах весьма щепетилен.
В резидентуре меня ждал разъяренный "Босс":
- Вы что себе позволяете? Откуда эти материалы? Где вы были вчера? С кем встречались? Почему я не в курсе дела?
Я как мог удовлетворил любопытство "Босса", который по существу был прав. Он немного успокоился, поняв, что ситуация с бюро требовала немедленного разрешения. Но когда "Босс" услышал от меня, что в свое время, когда активизировался "ФОК", Центр запретил мне встречаться с франко-канадцем "Клодом", он снова разгневался:
- Ваше счастье, что все обошлось и что ваш отъезд через считанные дни…
Материалы из бюро ушли в Центр обычным путем и получили положительную оценку, о чем я узнал уже в Москве.
Нового руководителя мы прозвали "Боссом" за глаза. Он в значительной степени оправдывал это свое прозвище. Нелюдимый, даже угрюмый, резкий в словах и поведении, он избрал главным аргументом своей правоты угрозу "Отправлю домой!"
Как-то один из нас сказал ему:
- Чем вы пугаете нас? Отправкой домой? Так ведь: до-мой, на Ро-ди-ну…
"Босс" оказался мстительным человеком и всем все припомнил. Он представил резиденту в Оттаве отрицательные характеристики практически на всех сотрудников монреальской "точки". Досталось и мне, но я в это время был уже в Москве. О характеристике "Босса" узнал много позднее, когда наш резидент Илья Николаевич приехал в отпуск в Москву. Получив мою характеристику из рук "Босса", Илья Николаевич переделал ее, как он говорил мне, "с точностью до наоборот…"
Подход
В Монреаль пришла весна. С безоблачным небом и глубокими тенями на рыхлом от теплых солнечных лучей снегу.
Джеффри настойчиво допытывался о точной дате нашего отъезда на родину. Отплытие на пароходе должно было состояться в мае. На это время были заказаны билеты.
Обстановка вокруг меня и семьи была беспокойной: замечено нарушение телефонной связи в квартире, однажды был услышан какой-то кодированный разговор, посторонние шумы… Необычной была и слежка. Ее действия стали менее скрытными - создавалось впечатление, что ее вели не кадровые сотрудники-специалисты по слежке. К жене, когда она с детьми гуляла на улице, неоднократно обращались посторонние, среди которых были и русского происхождения. Они навязчиво старались вступить в контакт, предлагали какую - то неопределенную помощь и настойчиво пытались всучить детям подарки.
Мы предполагали, что досрочный отъезд потребует от местной контрразведки ускорения разработки. "Общение" посторонних с женой говорило о том, что ее "приучают" к канадцам, которые в любой момент могут обратиться к ней - ведь общение с рядовыми канадцами наших из совколонии ограничивалось встречами с "аборигенами" в магазинах и на приемах.
Возможно, жену готовили к тому, чтобы "знакомый" канадец мог вступить с ней в контакт от моего имени и вызвать куда-либо.
Озадачивало поведение наружки - канадские контрразведчики пытались максимально сузить круг лиц, занятых советскими, то есть обходиться своими силами из числа сотрудников по работе против совколонии в Монреале.
Однажды к нам на квартиру явилась пара молодых людей. Они намеревались снять квартиру после отъезда русских. Молодой здоровяк и его подруга неожиданно перешли на русский язык и стали ругать Советский Союз, наши порядки, советских людей вообще. Они внимательно следили за нашей реакцией и явно подталкивали к скандалу. Только вызов управляющего домом прекратил провокацию.
С осложнением обстановки для действий канадской контрразведки было решено ускорить наше отплытие - первым рейсом парохода 29 апреля.
Числа десятого Джеффри узнал об этом и заметно разволновался, высказал сожаление, что приходится расставаться раньше времени.
- Толи, если вы окажетесь в Европе, дайте знать и я приеду на встречу с вами. Вы сможете подать мне весточку из России о времени и месте пребывания в Европе?
Я отделался общими заверениями.
Через день-другой Джеффри по телефону сообщил мне, что вынужден срочно выехать в командировку на западное побережье Канады в Ванкувер и очень сожалеет, что не сможет проводить меня на пароход. Похоже было, что таким образом Джеффри выводился из разработки.
Однако начиная с 20 апреля Джеффри стал регулярно звонить мне якобы из Ванкувера. Он справлялся о ходе моей подготовки к отъезду, уточнял, где я буду и в какое время. И делалось это под предлогом еще и еще раз переброситься словом с "русским другом". Звонил на работу, звонил домой…
Дня за четыре до отхода парохода я отправился в Оттаву. Нужно было выполнить в торгпредстве и посольстве необходимые в этих случаях формальности. Как обычно, за сорок восемь часов подал нотификации.
Хмурым пасмурным утром пешком прошел я от дома до монреальского вокзала. Там обратил внимание на странные действия следящих за мной: они буквально мозолили мне глаза своими белыми плащами. Не по сезону светлые, они резко контрастировали с одеждой других пассажиров. Чувствовалось - что-то затевается. На мгновение мелькнула мысль - может, не ехать? Но только на мгновение.
В вагоне поезда, напоминающего наши электрички, но комфортабельнее, находилось всего три человека. На Западе есть такое правило, правда, неписаное: не подсаживаться к посторонним, если есть свободные места в других отделениях вагона. Это характерно и для поезда, и для ресторана, кафе и так далее.
Когда я сел в вагон, в тамбурах появились те, в белых плащах. Это еще более насторожило меня. Поезд тронулся. Минут через пятнадцать в вагон вошел еще один человек. И хотя свободных мест было предостаточно, он сел напротив меня. Трое встали и удалились. "Белые плащи" маячили в тамбурах. В вагоне нас осталось двое.
Было ясно - это подход! Теперь нужно было занять правильную линию поведения: не насторожить и не вспугнуть. И хотя подход ожидался, пришло волнение. Сдерживать его не следовало, по крайней мере внешне, чрезмерное спокойствие могло насторожить незнакомца.
Передо мной сидел странный человек: франко-канадец, очень худой, длинный, узкоплечий и сутулый. На сплюснутом с боков лице резко выделялся тонкий горбатый нос. Близко расположенные глаза словно вдавлены вглубь глазниц. Взгляд внимательный, несколько настороженный. На вид ему было лет сорок.
- Отвратительная погода, не правда ли? - сказал он, внимательно вглядываясь в мое лицо.
- Действительно, отвратительная, - подтвердил я, думая о его следующем шаге.
После небольшой паузы "Незнакомец" мягко сказал:
- А ведь у нас есть общие знакомые среди бизнесменов. Я немного знаю о вас по их рассказам, знаю много хорошего. Вы скоро уезжаете. Не мог бы я с вами побеседовать о, возможно, полезном для нас обоих деле?
- Кто вы и чем я могу быть вам полезен, какие у нас могут быть общие дела, если я вижу вас в первый раз? - удивился я.
- Не торопитесь, выслушайте меня, господин Максимов. Я руководитель подразделения КККП, занимающегося советской колонией в Монреале.
Обращаюсь к вам от имени канадского правительства…
Да, это был подход. Причем подготовленный. В голове мелькнула мысль: значит, сработало, Джеффри вывел на меня КККП. Внешне же пришлось изобразить возмущение. Я привстал, якобы пытаясь уйти. Главное теперь - взять нужный тон.
- Успокойтесь, господин Максимов. Поверьте, я ваш друг, - продолжал "Незнакомец" вкрадчиво, чуть коснувшись моего колена. - Наша беседа ни к чему вас не обязывает, только выслушайте, а решать будете сами. Так вот. Один наш общий друг сказал мне, вы не прочь пополнить свои денежные сбережения. Это естественное человеческое желание. Итак, у вас есть товар, а у меня - деньги. Но это не все. Если вы согласитесь поддерживать с нами контакты, я готов предоставить вам письменные гарантии высокопоставленных лиц канадского правительства.
Ай да Джеффри! "Друг" мой сработал на славу. Он убедил канадскую контрразведку о "больших денежных затруднениях", которые я испытывал. И видно было это по тому, как решительно действовал "Незнакомец". В его словах чувствовалась уверенность и нотки понимания проблем, стоящих передо мной, а в поведении - предельная корректность и доброжелательность, ярко выраженные расположение и внимание к собеседнику.
Главное - взять нужный тон и не показать особенной заинтересованности беседой. Внешне волнение не унимать. И я спросил:
- И какой же товар вы имеете в виду?
- Информацию, - как-то обезоруживающе по-детски, удивляясь моей непонятливости, ответил "Незнакомец". - Причем не военную и даже не экономическую. Просто рассказать о своих товарищах по работе в Канаде, их привычках и наклонностях, сильных и слабых сторонах характера, материальной обеспеченности, ну и прочие мелочи.
Я молчал. "Незнакомец" достал из бокового кармана длинный конверт, положил его на колени и открыл. Там лежала пачка новеньких, будто только что отпечатанных долларов:
- Здесь 2000, и вы можете получить этот пакет сейчас, если я смогу за него отчитаться перед своим начальством, естественно, вашей информацией.
- Как вы легко решаете человеческие судьбы! Сунули деньги и решили, что уже купили информацию, - возразил я, "волнуясь" и не унимая "естественную" дрожь в руках.
А тот продолжал:
- Я знаю, на вокзале в Оттаве вас будут встречать. Подумайте хорошенько, соберитесь с мыслями, ведь все равно уезжаете. Вознаграждение можно выплатить и в рублях. Размер его будет зависеть от количества и полноты информации.
- Почему вы решили подойти ко мне с таким предложением? Вы уверены, что я его приму? Ведь за передачу таких сведений снимают голову, а у людей она одна. Видимо, вы не подумали об этом, прежде чем сделать такое предложение? - распаляя себя, возразил я.
- Не торопитесь с выводами. Мы же предлагаем обсудить вопрос о вашей безопасности, о гарантиях. Я имею в виду министра иностранных дел Шарпа, премьер-министра провинции Квебек Бурасса, министров Пелетье или Шарбоно. Более того, может быть, вы хотите остаться в Канаде или США? Конечно, с семьей. Давайте встретимся дня через два или три, в полдень на вокзале в Монреале. Под часами, у касс. Хотел бы вас увидеть. Через три дня. И еще. Даже если мы не встретимся больше, я рад был с вами познакомиться. До свидания. - "Незнакомец" встал и вышел.
"Плащи" исчезли из тамбуров.
Смешанное чувство радости и тревоги охватило меня: задуманное - реализовано, КККП уверовали в легенду материальной заинтересованности и подошли. Но был ли это человек из КККП, а может быть, из ЦРУ? И все ли верно я сделал? Ведь наверняка беседа записывалась на магнитофон, а значит, ее будут анализировать.
От Оттавы до Монреаля миль сто двадцать, в тот же день я возвратился домой без каких-либо приключений.
Оставшиеся до отплытия дни я провел "в глубокой озабоченности и раздумье": стал неразговорчивым на работе и дома, внешне выглядел невеселым, задумчивым. Каждый день заходил в знакомую таверну на полпути от работы к дому. Сидел там в одиночестве за кружкой пива и сосредоточенно думал. Позволил себе выходить в город по делам отъезда не в пиджаке, а в простой вязаной кофте. Однажды даже вышел на работу небритым. В общем, своим видом показывал, что-то меня гнетет.
Все это время слежка продолжалась. Меня сопровождали практически открыто. В действиях следящих было что-то такое, что говорило: только пожелай, подай знак, и мы предложим встречу. И опять это была не профессиональная слежка, которая не один год работала против меня, частенько психологически давя своим присутствием.
За день до отплытия, то есть в день встречи, назначенной "Незнакомцем" в поезде, Джеффри рано утром позвонил мне домой, а за час до встречи - на работу. Он "тревожился" о трудностях сборов, опять сожалел, что не может проводить лично на пароход, передавал привет моей жене, а между тем спрашивал о моих планах на этот, последний день.
Возле здания, где я работал, было весьма "оживленно". На обычно пустынных в будни прилегающих к торгпредству тротуарах "толпились" следящие, стояло несколько их автомашин.
Без четверти двенадцать я был дома. На встречу, конечно, не пошел. Ведь главным на этом этапе игры был тот факт, что КККП осуществило подход. Теперь было важным избежать с нашей стороны конкретных шагов, не дать вовлечь меня в "сотрудничество", пока я в Канаде.
На передачу канадской стороне конкретных сведений санкции я не имел, как и самих разработанных в Центре "сведений".
Через десять минут после полудня в квартире раздался телефонный звонок:
- Господин Максимов, я жду вас. Вы придете продолжить разговор?
- Поздно уже обсуждать что-либо. Да и о чем говорить-то…
- Напрасно вы не пришли. Но, надеюсь, вы никому не докладывали о нашей встрече в поезде? - с тревогой в голосе спросил "Незнакомец".
- Я не самоубийца.
"Незнакомец" как-то удовлетворенно хохотнул. Я бросил трубку и вздохнул тоже удовлетворенно.
Две недели плавания через океан позволили осмыслить события последних дней и месяцев. Со всей очевидностью становилось ясным, что отъезд из Канады не обрубает те невидимые нити, которые уже в определенной степени "связали" меня со спецслужбой этой страны. Предложение в поезде не возвращаться на родину подытожило неоднократные попытки Джеффри подтолкнуть меня остаться жить в Канаде или США. Можно было предположить, что за спиной КККП стоят спецслужбы США. Ведь для них я был еще более нужным человеком, чем для канадцев.
Начиная с 1967 года, еще со времен "Экспо", и особенно в последний год канадская контрразведка исподволь, не торопясь плела паутину, на все лады испытывала меня, мою политическую устойчивость, на невозвращение, в материальном отношении… Наметив как "объект для разработки", они уже не выпускали меня из поля зрения.
Напрашивался вполне обоснованный вывод - появление меня за рубежом не останется незамеченным.
Глава 5
"Турнир" против "Золотой жилы"
"О награде - никому…"
С борта теплохода особенно остро чувствуется величие реки Святой Лаврентий. Огромный лайнер "Пушкин" кажется не столь значительным на ее глади.
Семья проводила дни на палубе, провожая глазами деревянные церквушки с высокими, острыми колокольнями, кресты которых виднелись издалека и еще долго поблескивали в лучах солнца, когда пароход уходил за очередной изгиб реки.
Устье реки было забито льдом. Я разбудил жену и старшего сынишку.
Зрелище было фантастическое: снежный покров без единой полыньи, зубья небольших айсбергов среди белого безмолвия, и все это в свете сильных прожекторов. Теплоход медленно двигался по ледяной пустыне.
На девятый день плавания подошли к берегам Туманного Альбиона, вошли в устье Темзы и, не доходя Лондона, встали на рейде вблизи городка Грейвсанд. Несколько часов мы провели на берегу среди старинных улиц с миниатюрной крепостью и признаками архитектурных стилей былых веков.
Следующая остановка была в Гавре, типичном французском портовом городе с обилием разномастных судов и парусных лодок. Здесь нас порадовало солнце.
По заведенной традиции теплоход "Пушкин" приходил в западногерманский порт Бременхавен всегда в один и тот же день - 9 мая, в праздник Великой Победы.
Медленно маневрируя, теплоход подошел к причалу, на котором его уже поджидали местные официальные власти: группа лиц из порта, подтянутые полицейские чины, таможенные чиновники в темно-зеленой форме с тощими портфелями в руках.
В порту теплоход принял на борт большую группу немецких туристов, которые нарушили спокойный ритм жизни: они были шумливы, много пили пива и пели бесконечные песни, походившие на марши, частенько приплясывая и хлопая в ладоши.
В море дул сильный ветер, но ярко светило солнце. В полдень в небе появились реактивные истребители с крестами западногерманских ВВС, которые стали облетывать теплоход, проносясь на малой высоте над мачтами и вдоль бортов. Летчики улыбались пассажирам, покачивая крыльями. Истребители отрабатывали тактику воздушной атаки на теплоход: заход с противозенитным маневром, прицельное пикирование и уход в сторону моря. Мне это было хорошо знакомо еще со службы на флоте, когда я был дублером командира группы зенитных автоматов на крейсере "Орджоникидзе".
Действия истребителей вызвали бурю восторга у немецких туристов. После обильно выпитого пива и водки они носились с борта на борт, восхищаясь хулиганскими выходками "асов" германского люфтваффе. Шла холодная война. Тактика запугивания и угроз становилась нормой во взаимоотношениях политиков, а значит и военных.
Минут через двадцать я обратил внимание на три бугорка на горизонте.