В оберверфштабе он застал многих офицеров на месте. Капитан Риш подписал требование. Николай поехал на склад, получил восемьдесят килограммов баббита, отвез на завод и запер у себя в кабинете, в письменном столе.
На той же машине он вернулся домой, тихо открыл дверь и вошел в квартиру. Из комнаты родителей слышались голоса. Старики по-деловому обсуждали вопрос: что из вещей следует брать с собой в эвакуацию...
Утром Николай пришел на завод рано и сразу направился к Гнесианову. Застал он его в конторке за чтением толстенной книги. При виде Гефта мастер сунул книгу под папку с нарядами, изобразив на лице нечто вроде улыбки.
- Вот что, Василий Васильевич, предстоит срочная работа...
- Опять срочная... - тоскливо сказал Гнесианов. - А скажите, Николай Артурович, правда, что наши войска заняли Херсон?
- Не только Херсон - районный центр Одесской области Ольшанку! А на Николаевском направлении Котлярово!..
- Теперь, я думаю, скоро, а? - Лицо его оживилось, выражение трагической маски исчезло. - Может быть, Николай Артурович, не делать эту срочную работу, а? Ну ее к...
- Нет, Василий Васильевич, еще недельки две придется потерпеть. У вас старый баббит есть?
- Сколько угодно.
- А свинец?
- И этого добра хватает...
- Очень хорошо. Вот вы сплавом старого баббита и свинца перезальете рамовые подшипники на пароходе "Амур". Обрабатывать заливку не надо, передадите прямо на сборку. Приступайте сегодня же. Людей предупредите, чтобы не болтали.
- Понимаю.
- А теперь вызовите сюда Рябошапченко. У него вечно торчит Лизхен, ни о чем нельзя поговорить.
Гнесианов неохотно ушел. Было видно, что он не хотел оставлять инженера одного в конторке.
Как только Гнесианов ушел, Николай извлек из-под папки книгу, оказавшуюся библией, открыл ее на закладке и прочел подчеркнутое карандашом:
"...Мы растопчем их; горы упьются их кровью, равнины наполнятся их трупами, и не станет стопа ноги их против нашего лица, и гибелью погибнут они..."
Как-то Рябошапченко говорил ему, что Гнесианов - человек верующий и даже проповедует в какой-то секте.
Николай положил библию на место и прикрыл папкой.
Гнесианов вошел в конторку с Рябошапченко и первым долгом взглянул на стол. Увидев, что папка лежит на месте, он успокоился.
- Вот что, Иван Александрович, надо в трехдневный срок собрать машину на "Амуре", его отбуксируют в Констанцу, - сказал Гефт.
- Три месяца разбирали, а собрать за три дня! - удивился Рябошапченко.
- Можно. Я считаю этот срок реальным...
- Да что ты, Николай Артурович!..
- Он же не своим ходом, а на буксире. Собирайте быстро и хорошо. Поставьте бригаду Берещука. Прибавьте, чего ему там недостает в цилиндрах...
- А чего может не хватать в цилиндрах? - удивился еще больше Рябошапченко.
- Болтов, гаек, стальной стружки...
- А! Понимаю! - только теперь сообразил тот.
- Вентили, золотники не ставьте. Смажьте их хорошенько тавотом - и в ящичек, от глаз подальше... Вот Василий Васильевич перезальет рамовые подшипники, будете их устанавливать без предварительной обработки. Все ясно?
- Яснее некуда! - усмехнулся Рябошапченко. - Будет выполнено.
- Ну, пойдем, Иван Александрович, на эллинг! - предложил Гефт, и они вышли из медницкого цеха.
- Этой ночью "Вессель" уходит в Севастополь, - сказал Рябошапченко, как только они остались одни.
- Как с "угольком"?
- "Уголек" в бункере. Я поручил Тихонину сходить на двадцать второй причал и проверить лично. Все в порядке.
- Прошу тебя, Иван Александрович, машину на "Амуре" собрать в срок.
- Будет сделано.
- У меня теперь секретарь, так ты имей в виду, человек свой. В случае чего - можешь доверить.
Прошло три напряженных дня.
На "Амур" пришел майор Загнер, спустился в машинное отделение, походил вокруг машин, посмотрел и остался доволен. Он даже расчувствовался, сказав сопровождающему его Гефту:
- Вы, инженер, действительно моя правая рука на заводе! Не знаю, что бы я без вас делал!
Девятнадцатого марта пришел старый румынский колесный пароход и взял "Амур" на буксир.
Рябошапченко и Гефт, стоя возле электростанции, наблюдали, как, шлепая плицами по довольно крупной волне, буксир едва тащил "Амур", груженный железным ломом.
- Знатную могилку ты попираешь ногами! - с хитрой улыбкой сказал Рябошапченко.
- Чего, чего? - не понял Гефт.
- Здесь, на этом месте, захоронены вентили и золотники с "Амура"...
ОПЕРАЦИЯ "МОЛОТ И СОЛИДОЛ"
Они встретились на остановке трамвая, оба в черных кожаных куртках, форменных фуражках с эмблемами германского флота и нарукавными желтыми повязками - имперский орел и свастика. Нарукавный знак Валерию сделала Юля Покалюхина, документы и ночной пропуск - Гефт.
Трамвай еле тащился по Аркадийской дороге. В этот поздний час пассажиров не было, только кондуктор и двое "немцев" - Валерий и Николай. Вагон катился, раскачиваясь и подпрыгивая на стыках, с визгом и скрежетом металлорежущего станка. При таком грохоте можно было разговаривать без опаски.
- Ты предложил профессору укрыться с нами на Тенистой? - спросил Николай.
- С Лопатто я разговаривал. Он уйдет со своим сыном в катакомбы возле стекольного завода.
На остановке в вагон вошли подвыпивший морячок с подружкой. Глядя на "немцев", женщина предостерегающе что-то сказала ему на ухо, а он громко (пусть слышат кондуктор и эти двое с орлами!):
- Ма-ша, я чело-век верти-кальный!
Поначалу Николай подумал, что вот, мол, пьяный, несет невесть что; поразмыслив, понял: вертикальный, стало быть, несгибаемый. На колени, мол, нас не поставишь, нет! Но, продолжая разговор, сказал:
- Я даже не знал, что у Лопатто есть сын.
- Как же, Александр, хороший парень. Студент строительного отделения. По заданию отца Александр добыл для нас важные сведения...
На полном ходу вожатый затормозил. Вскочив на подножку, в поручень вцепились два жандарма. Они поднялись в вагон, проверили удостоверение "вертикального", у женщины документа не было. Козырнув "немцам", они остановили трамвай, высадили моряка с подружкой и куда-то повели.
- Мне кажется, что вход в катакомбы у стекольного завода замурован, - вернулся Николай к прерванной теме.
- Совершенно верно, но в десятке метров от ствола хибарка сапожника. Из-под верстака сапожника они и ведут штольню. Там установят кронштейн с блоком, и каждый будет сам себя спускать в катакомбы.
На углу Лагерной Николай и Валерий сошли с трамвая и направились в сторону Тенистой.
- Ты знаешь, как раньше называлось продолжение Лагерной? Шарлатанский переулок! - сказал Николай. - Такое только в Одессе возможно!
Они свернули влево, на Тенистую - узкую улочку одноэтажных домов заводского кооператива. Здесь была грязь и тьма такая, что двигаться приходилось ощупью, вдоль невысокого штакетника.
Дом шесть/девять, крытый черепицей, был похож на другие: одноэтажный, с полуподвалом и застекленной верандой, выходящей на улицу.
Рябошапченко провел их в дом.
С веранды лестница в полуподвальное помещение, здесь была ванная и комната, где жила старая тетка жены с мужем. Узкий длинный коридор, стены которого выложены крупными блоками ракушечника, заканчивался тупичком. На стене висела полка-стеллаж со всяким хозяйственным хламом.
- Посвети-ка, Иван Александрович! - попросил Николай. Он внимательно осмотрел стену, достал из кармана ключ и попробовал ковырнуть им раствор, связывающий блоки. - Вот здесь надо вынуть несколько блоков ракушечника и углубиться метра на три. Есть куда отваливать грунт?
- Только на огород. Выносить ведрами и рассыпать ровным слоем.
- Управишься? Времени осталось мало.
- Один нет. Придется подключить брата жены. Кроме того, он сможет работать в дневное время, пока я на заводе...
- Но днем нельзя выносить грунт.
- Грунт будет выбрасывать в коридор, а ночью...
- Понимаю. Что нужно для тайника?
- Бак питьевой воды, трубу для вентиляции, аккумулятор, проводку, деревянные щиты для нар...
- Все это я беру на себя, привезу на днях, - сказал Николай.
- При сооружении тайника могу помочь я, - предложил Валерий.
- Очень хорошо. Учти, Иван Александрович.
- Учту. Ты не знаешь, что сегодня на фронте? - спросил он.
- Наши войска форсировали Днестр. Занят районный центр Одесской области Братское! Покалюхина добыла Зине освобождение по болезни. Теперь каждый день, к двум часам дня, мы будем получать последнюю сводку. Есть серьезный разговор, Иван Александрович, пойдем отсюда куда-нибудь...
- Пошли наверх, Елена Сергеевна собрала что бог послал. Выпьем по чарочке! - предложил Рябошапченко.
- Очень хотелось бы побыть у тебя подольше, но я сегодня должен быть еще в одном месте, - поднимаясь по лестнице, сказал Николай. - Ребят твоих хотел поглядеть...
- Сыновья спят...
- Их зовут так же, как и моих, Володя и Котя! Да, мальчики ничего не должны знать о тайнике! Еще скажут соседским ребятам: "А наш папка роет яму в подвале!"
Они прошли в комнату и сели за накрытый стол. Рябошапченко налил в стопочки самодельное вино.
- За победу! - предложил Валерий.
Они выпили стоя.
- Вот какое дело, Иван Александрович, - начал Николай. - Сегодня, к концу дня, майор Загнер показал мне приказ адмирала. Цииб предлагает с двадцатого начать демонтаж и эвакуацию станков. Я сказал Загнеру, что приказ есть приказ и мы его, разумеется, выполним, но придется прекратить ремонтные работы на судах. Он на дыбы! Но меня поддержал Вагнер. Порешили на том, что демонтируем небольшую часть станков, без которых можно обойтись. Если нам удастся затянуть демонтаж до последнего момента, они будут вынуждены станки взорвать, а так бабушка надвое сказала: то ли взорвут, то ли нет...
- Час от часу не легче! - обозлился Рябошапченко. - Что требуется от меня?
- Отбери всякий бездействующий хлам и поставь бригаду на демонтаж. Наиболее ценные детали смажьте солидолом - и в ящик, рядышком с вентилями "Амура"...
- Ясно.
- Чтобы видимость была самая настоящая. В ящики кладите чугунные болванки, железо, лом, но пакуйте добросовестно. На каждом ящике надпись: "Осторожно! Ценный инструмент!" Только в один ящик упакуйте что-нибудь стоящее, скажем планшайбу, шестерни, бабку, хорошо смажьте солидолом. Надпись сделайте такую же, как на других, но после слова "Осторожно" не знак восклицания, а запятую. Я приду с Загнером и этот ящик проверю, на выбор.
- Не ошибись, Николай Артурович!..
Николай только внимательно посмотрел на Рябошапченко, но не ответил и встал из-за стола:
- Кажется, все. Да, чтобы не держать вас в постоянном напряжении, давай условимся. Лия Краснощек звонит тебе в цех и говорит какую-нибудь условную фразу... Ну, скажем, "Николай Артурович приказал, чтобы люди не гуляли!" Это значит, что кто-либо из начальства направляется в цех и тебе надо создать видимость работы. Валерий, ты идешь? - спросил Николай.
- Я пойду. Когда, Иван Александрович, начнем?
- Завтра после работы.
- Хорошо, я буду у вас завтра.
Они вышли от Рябошапченко и весь путь по Тенистой шли молча: здесь дома впритык и каждое слово слышно. Но когда вышли на Лагерную, Валерий спросил:
- У тебя свидание с Загоруйченко?
- Да. У него сегодня встреча на ринге с чемпионом Румынии Баунце. Просил прийти в цирк.
- Ты мне рассказывал о своем замысле... Нет слов, заманчиво!.. Но ты увлек Загоруйченко, и, если ему не удастся заманить Илинича, он возьмется за тебя... Ему все равно кого, лишь бы получить отпущение грехов...
- Не та фигура! - усмехнулся Николай.
- Почему? Перебежчик. Работал на гитлеровцев, даже представлен к Железному кресту третьей степени...
Трамвая пришлось ждать долго. Когда Николай добрался на Коблевскую, матч кончился и зрители выходили из цирка.
- Ну как? - спросил Николай одного из болельщиков.
- Да как! Обещали десять раундов, а... - Он презрительно сплюнул. - Загоруй румына во втором раунде сломал пополам, как спичку!..
Николай вошел в цирк и нашел за кулисами, в артистической, Загоруйченко. Боксер лежал на кушетке, его массировал худосочный пожилой мужчина, а рядом сидели в креслах Илинич и Мавромати.
- А все-таки пришел! - увидев его, сказал Загоруйченко.
Николай поздоровался со всеми и поздравил боксера с победой.
- Вот, инженер, поредела наша компания: Москетти уехал в Триест, Ася в Афины, Мавромати закрыл "Гамбринус" и складывает манатки... А ты, Михаил Александрович? - спросил Загоруйченко и весь подался в сторону Илинича.
- "...Ты уедешь, я уеду в разные места..." - закуривая сигарету, с грустью процитировал Илинич.
- А дальше? - настаивал Загоруйченко.
- А дальше повторение пройденного...
- Я не понимаю, объясни! - настаивал Загоруйченко.
- Дальше все сначала: затемнение, бомбежка, ночные переходы, вой пикировщиков, пулеметные очереди, разрывы тяжелых мин и лязг осколков...
- А конец? Будет когда-нибудь этому конец?
- И "его же царствию не будет конца..."
- Пойдемте в "Гамбринус"! - предложил Мавромати. - Я открою для вас кабак! Промоем вином ваши черепки от философского мусора!.. - И закончил, глядя с сожалением на Загоруйченко: - Пропадает великолепная груда мускулов! Хочешь, Олег, я открою в Афинах первоклассное заведение и ты будешь швейцаром! Весь в золотом галуне...
- Иди ты!..
- Как хочешь. Ты со мной? - обратился он к Илиничу.
Илинич поднялся.
- Я остаюсь, - сказал Николай.
- Я знаю, Олег, ты придешь! - уверенно бросил Мавромати и вышел вслед за Илиничем.
Некоторое время было слышно только тяжелое дыхание массажиста. Тонкими, жилистыми пальцами очень темных рук он растирал белые, ухоженные плечи Загоруйченко.
- Чем больше я думаю, инженер, тем больше прихожу к выводу, что ты прав... - после паузы сказал Загоруйченко.
Николай глазами показал на массажиста.
- Он глух, как старый тетерев. При нем можно говорить что угодно. - И, перевернувшись на бок, подставив другое плечо, он снова заговорил: - Конечно, можно уехать с немцами, и Родина обойдется без Загоруйченко, но сумею ли я без нее обойтись?..
- Нечто подобное уже было однажды сказано, - заметил Николай.
- Сказано? Кем? - удивился он.
- Кажется, Тургеневым. Однако ты думаешь, и это уже хорошо!..
- Что же мешает думать тебе?
- Я сижу по уши в навозной куче, где мне чирикать?.. - усмехнулся Николай. - Родители эвакуируются в Германию...
- Оставь их здесь в Одессе...
- Я не могу рисковать жизнью стариков.
Закончив свою работу, массажист стал собирать в саквояж свое нехитрое хозяйство: тальк в фарфоровой солонке, одеколон, салфетки...
Загоруйченко поднялся с кушетки, сделал несколько движений и сказал:
- Ты знаешь, инженер, я все-таки пойду к Мавромати. Мы с ним друзья. Черт знает, быть может...
- Еще придется послужить Мавромати вышибалой в Афинах! - не скрывая иронии, добавил Николай.
- Но, но! Ты у меня смотри! - пригрозил Загоруйченко.
- Прощай, раскаявшийся грешник! - бросил Николай и вышел из артистической.
Утром в помощь Загнеру по эвакуации прибыл из штаба обер-лейтенант де Валь, сынок прусского помещика, всю войну прокантовавшиися по тылам армии. Загнер послал де Валя раздобывать тару для упаковки оборудования: такелажный цех с изготовлением ящиков не управлялся.
Рябошапченко, как было условлено, с утра поставил две бригады на демонтаж, остальные работали на судах в эллинге и у пирса.
К концу рабочего дня Гефт повел Загнера и де Валя в механический, проверить, как идет подготовка к эвакуации.
Уходя из кабинета, Гефт сказал Лии:
- Мы идем проверять Ивана Александровича.
Лия сняла трубку и попросила механический. К телефону подошел Рябошапченко.
- Николай Артурович приказал, чтобы люди не гуляли! - сказала она.
Гефт повел начальство кружным путем, через эллинг. Они посмотрели корпусные работы на минном тральщике. Здесь шла электросварка. Затем внезапно, со стороны эллинга, нагрянули в механический.
Демонтировали сразу три станка. Десятки ящиков с аккуратными надписями уже лежали приготовленные к отправке.
- Что в ящиках? - по-немецки спросил майор.
- По идее должны быть главные детали станков, - также по-немецки ответил Гефт. - У рабочих длинные уши, они сводки ловят на лету, и кто знает, что в этих ящиках!.. Я их сейчас проверю! Иван Александрович! - позвал он.
- Слушаю! - отозвался Рябошапченко.
- Что в ящиках? - по-русски спросил он.
- Детали станков...
- А если я сейчас проверю?..
- Воля ваша... - Рябошапченко пожал плечами.
- Эй, ты! Как твоя фамилия? - спросил рабочего Гефт.
- Тихонин.
- Возьми один из этих ящиков, ну, вот этот! - Он указал какой. - Поставь на станину. Открой!
Тихонин взглянул на Рябошапченко, словно спрашивая, как быть. А у самого на лбу выступила испарина. Кто-кто, а он-то знал, что в этих ящиках!..
Загнер и де Валь подошли ближе, они отлично видели растерянность рабочего.
- Я что сказал? Открыть! - потребовал Гефт.
Тихонин поддел крышку зубилом, приподнял шляпки гвоздей, уцепил гвоздодером, не спеша вытащил гвозди и откинул крышку...
В ящике лежали щедро смазанные солидолом аккуратно переложенные стружкой планшайба и другие детали станка. Зубья шестерни были обернуты паклей, а сверху - опись на немецком языке.
- Кто делал опись? - спросил Загнер.
- Лизхен, - ответил Рябошапченко, он был явно оскорблен недоверием.
- Хорошо! Я очень доволен! - сказал Загнер, он неплохо владел русским языком. - Вы будете получать премий! Делать так, и все будет хорошо!
Довольный собой, немецкой педантичностью инженера, работами в цехе, Загнер, сопровождаемый де Валем и Гефтом, вышел из цеха.
Тихонин, прижав в углу Рябошапченко, с плохо сдерживаемым бешенством сказал:
- Ну?! Неужели вы и теперь не видите? Это же немецкая продажная шкура! Почему вы нам мешаете? Мы бы давно ему сделали темную!
- Вася, потерпи. Осталось немного...
- Он же уйдет с немцами! Как пить дать, уйдет!
- Не уйдет. Забей, Вася, этот ящик и закопай его под полом в конторке! - распорядился Рябошапченко и пошел в дирекцию.