Мы уверенно ждали начала боев. В эти дни затишья невольно вспоминали весь путь, пройденный нашей авиацией с начала войны. Период временного превосходства немцев в воздухе ушел в прошлое. Фашистская авиация уже испытала ряд сокрушительных ударов советских военно-воздушных сил. Позади остался Сталинград, победоносные воздушные сражения в небе Кубани. Просматривая свой блокнот, в который я заносил все новое, что мне удавалось подметить в тактике советских истребителей и в тактике врага, я с радостью отмечал, как расширился арсенал боевых приемов наших летчиков. Этот арсенал обогатился широко применяемым маневром по вертикали, многоярусным построением боевых порядков и еще многими другими приемами, которые следовало использовать в предстоящих боях.
24. Боевой счет открыт
5 июля 1943 года я проснулся на рассвете от грохота канонады. Проснулись и мои товарищи. Все, словно сговорившись, вскочили с коек и помчались на аэродром. Построились. Собрался весь личный состав. Волнуемся.
Командир объявляет:
- Товарищи! Немцы перешли в наступление на Белгородско-Курском направлении. Они рассчитывают ударом с двух сторон - от Орла на юг и от Белгорода на север - обрушиться на наши войска. Но им противопоставлена стратегия нашего Верховного Главнокомандующего товарища Сталина. Враг должен быть уничтожен, и он будет уничтожен!
Оглушительное "ура" прокатилось по аэродрому. Командир продолжал:
- Товарищи! Настал час испытания боевых качеств молодых летчиков нашего полка. Перед нами ответственная задача - прикрыть советские наземные войска от вражеской бомбардировки с воздуха… Все по машинам!
Я сидел в кабине и уже видел себя в горячей схватке. Но вдруг вспомнились "белый кок" и былая ребяческая уверенность в том, что обязательно сразу собью два вражеских самолета.
Завтрак нам принесли в самолеты. Есть не хотелось. Подошел Иванов, посмотрел на меня и сказал:
- Ешьте, товарищ командир, через силу ешьте. Крепче будете!
Весь первый день боев наша часть просидела в самолетах на земле. Мы, видимо, находились в резерве.
Наутро, чуть свет, мы снова на аэродроме. Полк получил боевое задание: прикрыть наземные войска от вражеской бомбардировки с воздуха.
…Нашу эскадрилью ведет Семенов. Мы еще далеко от линии фронта, а на земле уже видны пожары. Подлетаем ближе. Запах гари чувствуется даже в кабине. В воздухе тают разрывы зенитных снарядов.
Я ошеломлен. Ничего подобного еще не видел и не мог себе представить. Не только под нами, на земле, но и в небе тесно. Идет настоящее воздушное сражение.
В наушниках шлемофонов слышатся команды наших офицеров с радиостанций наведения. Стоит сплошной гул. Не успевает выключиться один передатчик, как включается другой. Разобраться трудно… Товарищи из других эскадрилий уже вступили в бой. Иногда в наушниках раздаются чьи-то отрывистые команды:
- Атакую, прикрой!
- Внимание, слева "мессер"! С земли доносится:
- Соколы, атакуйте! Бейте их, бейте!
Зорко слежу за командиром и готов выполнить каждый его приказ.
Семенов сообщает: "Подлетаем к линии фронта".
Вслед за этим раздается его команда: "Впереди ниже нас более двадцати самолетов противника. Атакуем!"
И действительно, ниже нас по-воровски, сторонкой, направляются к линии фронта до двадцати семи немецких пикирующих бомбардировщиков "Юнкерс-87" под прикрытием истребителей. Самолет командира вихрем понесся на бомбардировщиков. Несколько секунд - и горящий "юнкере" рухнул на землю. Семенов кричит
- Орлы, бей их!
Я был в каком-то самозабвении и в то же время не упускал ни одной мелочи, старался действовать точно, стремительно, с расчетом.
Быстро захожу одному из "юнкерсов" в хвост. Ловлю его в прицел. Дистанция подходящая. Нажимаю на гашетки - пушки заработали. "Юнкере" начал маневрировать. Почти вплотную сближаюсь с противником. Обжигает мысль: "Неужели уйдет безнаказанно?" Как во сне, слышу голос ведомого: "Бей, Ваня: прикрываю!"
Стиснул зубы, продолжаю стрелять и думаю: "Если не собью, то буду таранить, последую примеру Габуния".
Дал несколько длинных очередей. И вдруг самолет врага вспыхнул и пошел вниз. С каким торжеством, с какой радостью взмываю вверх! Кричу своему напарнику:
- Вася, друг, одного кокнул!
Инстинктивно оглядываюсь по сторонам. Вижу, от меня отвалил "мессер". Сразу понял, какая опасность грозила мне только что. В пылу боя я думал лишь о том, чтобы сбить врага. А за это время вражеским летчикам не раз представлялась возможность сбить меня. Увлекшись, я не заметил, как в хвост моей машины зашел "мессершмитт". Но ведомый был начеку и вовремя прикрыл меня словно щитом, отбив атаку "мессершмитта". Если бы не он, немец расстрелял бы меня в упор.
Наша дружба выдержала испытание в этом воздушном жарком бою. Удар советских истребителей ошеломил немцев. Строй бомбардировщиков рассыпался. Противник в беспорядке сбросил бомбы на голову своих войск и ушел восвояси.
Я еще не успел опомниться. Губы у меня ссохлись. Хотелось пить. Я был словно в горячке. Но вот снова послышалась команда: "На подходе группа бомбардировщиков. Атакуйте!"
Мы снова врезаемся в свежий строй фашистских самолетов. Противник становится в оборонительный круг. Вражеские стрелки открывают по нам бешеный огонь.
Пристраиваюсь к немецкому самолету. Сел, как говорят, ему на "хвост". Думаю: "Сейчас в упор расстреляю". Отчетливо вижу кресты. Пора открывать огонь. Нажимаю на гашетки… Но пушки молчат. Я и не заметил, что все снаряды уже израсходованы.
Атакуя первого "юнкерса", я по неопытности открыл огонь с большой дистанции и вел его длинными очередями. За несколько секунд израсходовал все боеприпасы. Это был хороший урок. Я на опыте убедился, что огонь необходимо открывать с короткой дистанции, что нужно экономно расходовать боеприпасы, а для этого действовать точно, быстро, с расчетом. Бить врага с короткой дистанции, сочетая и короткие и длинные очереди, стало с тех пор моим незыблемым правилом.
Между тем противник резко шарахнулся от меня в глубь своего строя и чуть не столкнулся с другим "юнкерсом".
"Так и без снарядов, - думаю, - можно сбивать самолеты врага!" Минут десять гоняюсь за противником. Вражеские самолеты, не выдержав атаки наших истребителей, повернули на запад, суетливо сбрасывая бомбы.
Мой личный счет открыт: я сбил один фашистский самолет.
Только после этой первой настоящей встречи с врагом я понял, какую силу придает боевое воодушевление: оно создает особенную находчивость, быстроту реакции, точность. Писатель Алексей Толстой назвал это состояние "расчетливым восторгом боя".
…Мы благополучно, без потерь, вернулись на свой аэродром. В привычной обстановке я еще острее почувствовал радость. Хотелось, как в детстве, кричать, поскорее поделиться своими впечатлениями с товарищами. Меня обступили летчики, механики. Мухин, возбужденно жестикулируя, рассказывал о том, как я зажег самолет и как он отбил атаку "мессера".
Да, но надо сначала по всем правилам доложить командиру. Так и подмывало побежать! Но я подтянулся и спокойно, медленно, как полагается бывалому летчику, направился к КП. Навстречу идет Семенов. Почему у него такое хмурое, недовольное лицо? Я растерялся, запнулся, позабыв заранее приготовленные слова. Семенов посмотрел на меня и сердито сказал:
- Знаю, видел. Я вами недоволен. Дерзости у вас много. Это хорошо, но в таких сложных условиях надо быть сдержанным, а то самого, как куропатку, собьют. В бою нельзя горячиться.
Он замолчал, а я стоял перед ним навытяжку и готов был сквозь землю провалиться. Вдруг командир улыбнулся и протянул мне руку:
- А в общем - молодец! Так и бей их! Но смотри не зазнавайся! Заруби на носу мои слова…
От сердца отлегло. Я был благодарен командиру за то, что он предостерег меня, заставил быть скромнее и требовательнее к себе.
Первый бой показал, что одного умения водить машину, одного лишь знания самолета, желания победить врага, одной лишь смелости еще мало - надо уметь определить замысел противника и, молниеносно оценив обстановку, опередить врага. Успех в воздушном бою решают секунды.
Вечером после разбора полетов в столовой было шумно и весело, как никогда. Говорили без умолку. Многие в этот день одержали свою первую победу над врагом. Сбил самолет и Кирилл Евстигнеев. Я кричу ему, хотя мы сидим рядом:
- Ты понимаешь, фрицы чуть не столкнулись!..
Кирилл перебивает:
- А я с короткой дистанции дал очередь по "юнкерсу", и он пошел вниз. Я даже глазам не поверил!
Амелин, усиленно жестикулируя, старается показать движениями рук, как он заходил на немца, и приговаривает:
- Я сюда - он туда, и я за ним!
Мы понимаем друг друга с полуслова.
Два брата Колесниковых - ведущий и ведомый, - похожие друг на друга так, что мы их путаем, отплясывают чечетку.
Кирилл не выдерживает, вскакивает и тоже пускается в пляс. Вдруг баян умолкает. Кто-то кричит:
- Товарищи офицеры, внимание!
Сразу становится тихо. Мы вытягиваемся в струнку: на пороге стоят Подорожный и Семенов. Они смотрят на нас и смеются.
- Сегодня, когда "юнкерсов" били, не так шумно в воздухе было, как у вас сейчас, товарищи, - говорит Семенов.
- Продолжайте в том же духе, - добавляет Подорожный и смотрит на часы. - Еще полчаса можно.
Возбуждение так велико, что мы долго не можем заснуть. Переговариваемся. Перед глазами картина боя.
Больше всех болтает Миша Никитин.
- Вот шалопут! Когда ты угомонишься? - кричу я ему.
Ребята смеются.
- Ну, окрестили! - хохочет и Никитин. Заявляю решительно:
- Спать, хлопцы! Подъем в три часа. День будет горячий.
На следующий день, 7 июля 1943 года, мне удалось одержать вторую победу - сбить "Юнкерс-87", а через день - два "Мессершмитта-109".
25. На прикрытии наших наземных войск
С каждым днем бои делались все напряженнее. Грандиозная битва развертывалась на дуге, обращенной к западу от Курска и глубоко вдававшейся в немецкую оборону. Видимо, враг долго готовился и сейчас в бессильной ярости бросал на поле боя одну дивизию за другой, но они быстро таяли. Планы немцев провалились. Враг встречал нашу мощную оборону на земле, наше мощное сопротивление в воздухе.
Я, молодой летчик с небольшим боевым опытом, не мог в то время представить себе всю сложность обстановки, охватить весь масштаб операции.
В первые дни боев на Курской дуге меня удивляло, что мы, летчики-истребители, действуем небольшими группами, тогда как немцы бросают в воздух большие группы своих самолетов. Только потом мы узнали, что наши воздушные силы сохранялись Верховным Главнокомандованием для решающего удара. А небольшие группы наших самолетов, которые выходили на прикрытие советских наземных войск, строго сообразуясь с обстановкой, обеспечивали непрерывность воздействия на противника.
Немецкие истребители, прилетая раньше бомбардировщиков и стремясь очистить воздух от наших истребителей, хотели связать нас боем и дать свободу действий своим бомбардировщикам. Но эта тактика была быстро разгадана нашим командованием. Перед нами была поставлена задача бить немецкие бомбардировщики, и мы, обходя истребители противника, как бы заходили на вражескую территорию, встречали фашистские бомбардировщики еще на подходе к нашему переднему краю, наносили им ощутительные потери, и истребители противника приходили к месту боя, так сказать, к "шапочному разбору".
Советские истребители вступали в бой с любым количеством вражеских самолетов, врезались в их строй, стремительно атаковали, навязывали им свою тактику, воздействуя на вражеских летчиков своим мужеством, стойкостью, стремительностью, умением. Мы знали, что от наших действий во многом зависит успех действий советских наземных войск
Немцы стали вести себя нервозно и истерично. Их бомбардировщики несли огромные потери, а это облегчало действия наших наземных войск.
Настал момент, когда наша авиация, нанеся большие потери фашистским бомбардировщикам, стала вести активные бои с вражескими истребителями.
Через несколько дней после начала битвы на Курской дуге советская авиация завоевала полное господство в воздухе.
26. В наступление!
К 16 июля 1943 года немцы на нашем участке фронта перешли к обороне. Но наши войска не дали врагу закрепиться и предприняли мощное контрнаступление, отбросив противника на юго-запад.
24 июля Верховный Главнокомандующий поздравил войска наступающих фронтов с ликвидацией немецкого летнего наступления, о котором фашисты трубили на весь мир. Немецкая оборона подготовлялась долго - Советская Армия сломила ее за несколько дней.
…Немцы отступают. Наши войска не дают им возможности опомниться. Мы по-прежнему не вылезаем из своих машин - делаем по нескольку вылетов в день. Наш боевой счет растет. Спим мало. Иногда "досыпаем" днем в землянке. А когда техники спят - неизвестно. Они всю ночь просматривают и ремонтируют машины.
Наш полк перелетел на аэродром ближе к линии фронта. Развалины. Пепелище. Крестьяне встретили нас на околице разрушенного села. Впереди шел старик со строгим, скорбным лицом, с длинной седой бородой. Он подошел к Подорожному, обвел рукой - вот, мол, смотрите сами! - и сказал:
- Сынки, видите это!
Нас окружили ребята, женщины. Все мы были глубоко взволнованы.
Вечером я написал письмо в наш сельсовет и отцу: решил, что пока письма будут идти, войска 1-го Украинского фронта выгонят врага из родной деревни.
Конечно, хотелось быть с войсками 1-го Украинского фронта. Но цель у нас была общая. Вероятно, не один летчик 1-го Украинского фронта с волнением следил за боями на нашем участке, с нетерпением ждал освобождения родного села под Белгородом.
27. Клятва выполнена
С нашего аэродрома по тревоге вызвали десять самолетов. Мы поднялись. Группу возглавлял Семенов.
- Быстрее! Быстрее! В районе Рогани бомбардировщики противника! - раздалось в наушниках шлемофонов.
В такую минуту думаешь об одном: "Там враг бомбит наши войска! Скорее на выручку!" Семенов подает команду:
- Будьте внимательнее! Впереди до сорока пикирующих бомбардировщиков и истребителей противника. Атакуем!
С ходу захожу в хвост одному бомбардировщику и открываю огонь. Немец только было собрался пикировать. Вгоняю его в землю.
Восьмой самолет сбит - это месть за моих погибших товарищей. Я выполнил свою клятву.
…Смотрю - ведомый прикрывает надежно. В наушниках раздается команда с земли:
- Выше вас около двадцати "Хейнкелей-111". Атакуйте, атакуйте!
Врывается еще чей-то голос:
- "Мессеры" заходят в хвост, будьте внимательнее!
К нам эшелонами приближается около тридцати бомбардировщиков. Мы с Мухиным взмываем вверх и с ходу врезаемся во вражеский строй. Наши машины оказались под самолетами противника, и я увидел большие черные кресты на желтых плоскостях.
Вблизи нет своих. Напряжение достигает предела. Бить, не теряя секунды! Немцы поспешно бросают бомбы. Рядом пролетает одна, другая. Неожиданно бомбардировщики поворачивают на запад. "Нет, не уйти вам безнаказанно, гады!" - думаю я и кричу ведомому:
- Вася, берем в клещи крайний!
С двух сторон мы заходим к бомбардировщику. Начали сближаться. Дистанция подходящая. Командую: "Огонь!" Заработали пушки. Самолет врага вспыхнул и пошел к земле. Вдруг откуда-то на нас налетели до двадцати истребителей противника: сверху, снизу, справа, слева засверкали огненные трассы. Передаю Мухину:
- Вася, держись!
И мы, отбиваясь от яростных атак, уходим на свою территорию, то взмывая, то снижаясь по ломаной линии.
Немцы гонятся за нами, но их атаки безуспешны. Мы с Мухиным стремительно маневрируем на наших "Лавочкиных", отстреливаемся, отгоняем друг от друга вражеские самолеты. Теперь я уже научился соразмерять в воздухе каждое движение, экономить секунды. В этом бою я еще раз убедился, насколько велико значение спаянности нашей пары. Именно это и помогло нам выбраться из сложного положения.
Я вышел из самолета. Посмотрел на Мухина - у него на спине проступили белые соляные разводы. У меня тоже гимнастерку хоть выжми.
28. Мысли о воздушном бое
После боя по лицу летчика можно сказать, как много пережил он за те тридцать минут, которые он провел в воздухе. Что-то суровое появляется в глазах. На губах - запекшаяся кровь: видно, губы кусаешь.
В жаркой схватке летчик не чувствует ни боли, ни усталости - эти ощущения словно выключены из сознания. За полчаса воздушного боя затрачиваешь столько энергии, сколько не затратишь за полмесяца на земле. Только на аэродроме это сказывается. Но если летчик сразу получает приказ о новом боевом задании, всю усталость будто рукой снимает бодрый, спокойный, садится он в свой самолет и летит в бой. Мысль его ясна, весь он собран.
Только в первые дни сражений севернее Белгорода, на Курской дуге, я понял, что настоящий воздушный бой - это высшее напряжение нервов, испытание физических и душевных качеств бойца.
Нервное напряжение у всех выражалось по-своему. Я, например - и это было у большинства, - терял аппетит. Все время хотелось пить, пересыхало в горле, голова горела. Но это было только вначале. Уже через неделю организм приспособился, и все вошло в норму, лишь иногда сразу после боя возвращалось это состояние.
Часто, бросая из стороны в сторону свой самолет, взмывая ввысь и оттуда бросаясь на врага или атакуя его с бреющего полета, чуть не задевая плоскостями макушки деревьев, я думал о том, как меня выручает физическая сила, выносливость. Большие перегрузки и длительное напряжение всего организма в воздушном бою я выдерживал сравнительно легко, на деле убеждаясь, какое громадное значение имеет для летчика физическая подготовка.
В боях на Курской дуге я начал осмысливать сложное искусство воздушного боя, научился анализировать свои успехи и неудачи, бои, проведенные друзьями. У меня стали вырабатываться свои тактические приемы, быстрота действий; я старался использовать все летно-тактические качества самолета.
В воздушном сражении нельзя увлекаться и очертя голову вести бой. Неопытному летчику это особенно трудно: бой захватывает. А надо крепко держать себя в руках. Я часто повторял слова Чкалова: "Имей холодный ум, но горячее сердце".
Вечерами, отдыхая после напряженного боевого дня, я часто думал о поведении летчика в бою, старался проследить все свои действия в проведенных боях. Такой анализ помог сделать некоторые выводы, оказавшиеся полезными мне в будущем.
Боевому летчику необходима быстрота мысли, умение без промедления оценить обстановку, ориентироваться в ней, сразу найти наиболее правильное решение. Это очень ценное, даже необходимое качество боевого летчика.
Мысль опережает действие. Поэтому, упорно тренируясь, надо научиться действовать стремительно, но по порядку, нужно уметь контролировать свои действия, координируя их в самой сложной обстановке. Этого можно достичь лишь в результате отличной техники пилотирования. Ее нужно довести до совершенства.