Я часто вспоминал наставление своего аэроклубного инструктора: "Действуйте не спеша, но поторапливаясь". Спешка мешает. Она заставляет принимать решение не вполне обдуманно, недостаточно ориентируясь в обстановке. Быстрота и поспешность - понятия разные. Я это хорошо усвоил еще в те дни, когда мне приходилось работать инструктором, наблюдая за своими курсантами. Действовать с быстротою мысли - вот к чему должен стремиться каждый боевой летчик. И длительной, упорной тренировкой он может достичь этого.
В бою летчик делает одновременно несколько дел, поэтому ему необходимо не только мгновенно охватывать вниманием всю создавшуюся обстановку, но и уметь распределять внимание. В сложной обстановке воздушного боя, когда события разворачиваются в течение секунд, от умения летчика распределять внимание иной раз зависит исход схватки с врагом. Особенно это умение нужно командиру группы. Ему надо следить за своими действиями, за действиями своих летчиков и вражеских, правильно расставить силы, мгновенно распознать, сосчитать, учесть силы противника. Хороший, опытный летчик умеет быстро и сознательно переключить внимание, если этого требует обстановка, мгновенно реагировать на любую неожиданность - скажем, на появление новой группы самолетов противника или непредвиденный маневр вражеского летчика.
Мыслями и выводами я делился с друзьями. Один из молодых летчиков сказал:
- Все это правильно и очень важно, но как добиться этого, как научиться вот так, сознательно и обдуманно, вести бой?
Я сам часто задавал себе этот вопрос и пришел к такому выводу: главное - в совершенстве овладеть техникой пилотирования: Только тот летчик, внимание которого не поглощено процессом управления самолетом, может своевременно и эффективно атаковать врага. Чем лучше боевой летчик владеет техникой пилотирования и вооружением самолета, тем меньше его внимание отвлекается на управление самолетом. Такой летчик может целиком сосредоточиться на отыскании наиболее целесообразных приемов, способов атаки врага; может точно выбрать наиболее благоприятный момент для открытия огня по самолету противника; может стать новатором.
Вот таким летчиком я и хотел стать, этого добивался, к этому готовился.
29. Назначение
5 августа был освобожден Орел и в тот же день - Белгород. В этот вечер прозвучал первый в истории Великой Отечественной войны салют: столица нашей Родины Москва салютовала доблестным войскам, освободившим Белгород и Орел, артиллерийскими залпами.
Настроение приподнятое, радостное: началось очищение украинской земли от фашистской нечисти!
На следующее утро после освобождения Белгорода я, как всегда, подошел к своему "Ла-5" и приветствовал его: это у меня уже вошло в привычку. Влез в кабину.
- Товарищ командир! - кричит мне Иванов. - Вас зовут.
Я в два прыжка очутился на земле. Ко мне подходят командир соединения и командир части. Рядом с ними - Семенов. Спешу навстречу.
- Поздравляю вас, товарищ младший лейтенант, с высокой наградой - орденом Красного Знамени! - говорит командир соединения и, пожав мне руку, прикрепляет орден к моей гимнастерке.
- Служу Советскому Союзу! - отвечаю я взволнованно.
Евстигнеев, Амелин и многие мои товарищи также получают боевые награды.
Семенов обнимает меня и говорит:
- Запомни, что я тебе скажу. По всему вижу: ты собьешь много немецких самолетов. Но смотри в оба: смекалкой бери, слишком не горячись, не забывай первого сбитого…
Я крепко запомнил простые, искренние слова старшего товарища.
Вечером, когда кончился разбор полетов, я увидел около КП знакомую фигуру - это был Петро Кучеренко: он прилетел в командировку на сутки. У него на груди тоже орден Красного Знамени.
Мы радостно обнимаемся и поздравляем друг друга.
- Скучаю по вас, друзья, - говорит Петро. - Словно домой попал. У нас в части тоже ребята хорошие, но все же вас не хватает.
…Рано утром - мы только что проводили Петро - меня вызвал на КП командир части:
- Семенов назначается моим заместителем, вы - командиром эскадрильи, а Брызгалов - вашим заместителем.
Я вышел с КП обрадованный, но в то же время озабоченный: для новой должности недостаточно обладать одними летными качествами - необходимо воспитать в себе способности командира, приобрести опыт вождения групп.
Своими раздумьями я поделился с Амелиным.
- Да, водить группу - трудное дело, - согласился он. - Ответственность большая. Комэску надо следить за всем: и за воздухом, и за действиями летчиков.
Конечно, командовать труднее, чем выполнять приказание командира. Ведь это значит не только отдавать приказание, но "и учить, как его выполнить, воспитывать подчиненных.
Евстигнеев, а позже и Амелин тоже были назначены командирами эскадрилий. Мы упорно работали над собой, чтобы оправдать высокое звание командира эскадрильи.
30. Разведчик
Кончился срок моего кандидатского стажа, и я подал заявление о приеме в члены партии.
Трудно передать, с каким нетерпением ждал я заседания партийной комиссии! Все время думал об этом и еще тщательнее готовился к каждому боевому вылету.
С 4 августа 1943 года началось наше наступление на Харьковском направлении. Я узнал, что в эти дни в неравном бою погиб Кучеренко. Он воевал храбро: на его счету было уже десять сбитых вражеских самолетов.
Вечная память тебе, Петро!
…14 августа, когда я только что возвратился с боевого задания по прикрытию наших войск и собрался идти в столовую, меня срочно вызвали на командный пункт.
Передо мной поставлена задача: моей шестерке надо прикрыть действия нашего разведчика - ему поручено ответственное задание. Встретиться с разведчиком мы должны в воздухе над нашим аэродромом.
Я собрал летчиков эскадрильи и рассказал о задании. Мы разошлись по машинам и стали ждать. Обед нам подали прямо в самолеты.
Прошло двадцать минут. Над аэродромом появился самолет, это был наш разведчик. Взлетели. Я связался с ним по радио и доложил, что готов к сопровождению. Летим на высоте трех тысяч пятисот метров. Облачность три-четыре балла. Разведчик идет впереди, моя шестерка - позади. Идем над линией фронта. Вражеские зенитки открыли огонь.
Когда мы углубились во вражеское расположение километров на двадцать, я заметил немецкие истребители.
- Они направлялись к нам.
Предупреждаю летчиков по радио:
- Ястребы, будьте внимательны! Сзади, ниже нас, двенадцать истребителей противника.
Самолеты врага подходят ближе.
Мы начали маневрировать, чтобы прикрыть разведчика и не дать врагу возможности зайти к нему в хвост.
Внезапная атака противника сорвана.
Но надо думать, немцы пойдут на все, лишь бы сбить разведчика. И действительно, один из "мес-сершмиттов" пытается атаковать его. Стремительно иду на сближение с немцем и длинной очередью сбиваю его.
Наша шестерка вступает в ожесточенный бой с вражескими самолетами, а разведчик носится в стороне.
Я понимаю, что воинский долг обязывает его любой ценой выполнить задание, но, видя, что положение создалось сложное, передаю ему:
- Уходи домой… Уходи…
А летчик словно и не слышит. И я думаю о том, что он, вероятно, молодой, горячий, упрямый, смелый и очень честный.
Стараюсь оценить обстановку, не поддаваясь горячке боя, оценить действия разведчика и моих товарищей, предугадать уловки врага. У меня уже есть опыт в ведении сложного воздушного боя. Наша шестерка слаженно и четко отбивает атаки наседающих немецких истребителей.
Вдруг вижу - Миша Никитин помчался за "мес-сершмиттом". Он забыл основное правило: в воздушном бою не увлекаться сбитым. В хвост его самолета стал заходить второй "мессершмитт". Я закричал по радио Брызгалову:
- Паша, спасай шалопута!
Но было поздно: немец навалился на Никитина, прошил его очередью и сбил.
И сейчас же мастерски, меткой очередью Брызгалов сбил "мессершмитт". Пришлось так напряженно следить за воздухом, что я не мог наблюдать за самолетом Никитина. "Как он выберется с территории, занятой врагом? Что будет с ним?" - с тревогой подумал я.
А бой продолжается. Наш разведчик по-прежнему кружит неподалеку, как у себя дома. Я даже обозлился: "Вот сорвиголова! Ведь тебя сейчас собьют, чорт возьми!" И в это мгновенье вижу, что к разведчику подкрадывается "мессершмитт".
Быстрее на выручку! Сейчас немец откроет огонь!
Догоняю немца сзади, сверху и несколькими очередями сбиваю его. Фашист перевернулся и упал в лес.
Подлетаю к разведчику почти вплотную и машу ему кулаком: "Уходи! Бой разгорается вовсю. Поворачивай!" На этот раз он послушался, и мы стали уходить на нашу территорию.
Моя группа, отбиваясь от немецких истребителей, прикрыла разведчика. Фашисты, очевидно, убедились в бесплодности своих атак, повернули и вразброд полетели на запад.
Они потеряли четыре самолета, мы - один.
Благополучно приземляемся. На наш аэродром сел и разведчик. Смотрю - вылезает из самолета молодой румяный паренек. Таким я его себе и представлял. Улыбается, глаза сияют. Невольно улыбнулся и я.
- Ну чего ты, скажи пожалуйста, кружился, ведь тебя фрицы могли сбить в два счета!
- А я уже стреляный! Мне надо было сбросить бомбовый груз. Пока вы возились с истребителями, я искал цель. Да и за вас боялся - как бы не заблудились. Я ведь за вас тоже отвечал, не только вы за меня!
- Ну и что же, нашел цель, сбросил бомбы?
- Нашел и сбросил.
Он засмеялся, а потом крепко пожал мне руку и серьезно сказал:
- Спасибо вам, товарищ командир! Ваши ребята молодцы - прикрывали меня надежно!
- Цель-то ищите, а за воздухом посматривайте, - ответил я.
Он пожал мне еще раз руку и поблагодарил за совет. Вижу, сдерживает улыбку, глаза смеются. "Да ты вроде нашего Никитина", - подумал я.
Через несколько минут разведчик на бреющем полете пронесся на своем "Петлякове" над нашим аэродромом и взял курс к себе домой. Я даже не успел узнать его фамилию.
Мы до поздней ночи, несмотря на тяжелый день и ранний подъем, не спали: всё ждали Мишу Никитина. Я очень его любил. Не верилось, что он погиб.
Паша Брызгалов твердил:
- Я убежден, что Миша вернется. Наверное, он на парашюте спустился и в лес к партизанам ушел.
Когда все устали ждать и задремали, мне послышалось, что Паша Брызгалов всхлипывает, уткнувшись носом в подушку.
31. Большой день в моей жизни
В горячих воздушных боях прошло еще несколько дней.
23 августа 1943 года был освобожден Харьков, и войска нашего участка фронта шли в наступление на Полтаву.
В эти дни напряженных воздушных боев в моей жизни свершилось событие, которого я ждал с таким волнением.
Однажды ко мне в землянку пришел посыльный из штаба и передал:
- Звонили из политотдела: вас завтра утром вызывают на парткомиссию.
Я долго не мог уснуть. С юношеских лет я испытывал благоговейное уважение к высокому званию члена партии. И сейчас, готовясь к большому для меня дню, думал об одном: примут ли меня? Достоин ли я?
…Идет заседание парткомиссии. Принято несколько боевых летчиков. И вот я слышу слова председателя комиссии:
- Вы приняты в члены большевистской партии, товарищ Кожедуб. Поздравляю вас! Отныне вы обязаны еще смелее, еще искуснее драться с врагами нашей Родины. Желаю успеха!
Взволнованно отвечаю:
- Спасибо! Надеюсь, что смогу оправдать доверие, оказанное мне партией… Сделаю все для этого.
На душе у меня светло.
Теперь каждый день с утра я ждал появления на нашем аэродроме маленькой машины начальника политотдела - он должен был приехать и вручить партбилеты летчикам, принятым в партию. Возвращаясь с боевого задания, я каждый раз спрашивал техника Иванова: "А начальник политотдела не приезжал?"
27 августа утром, прилетев с боевого задания, я замечаю необычное оживление на аэродроме. У КП собралась большая группа офицеров.
- Прилетел начальник политотдела полковник Боев, - говорит мне Иванов.
Торопливо причесываю волосы, свалявшиеся под шлемом, надеваю пилотку, подтягиваюсь и направляюсь к товарищам. Еле сдерживаюсь, чтобы не побежать.
Полковник - я вижу его еще издали - разговаривает с летчиками. У него отличная память - он в курсе всей нашей жизни, и когда прилетает к нам, то всегда находит время с каждым поговорить, каждого расспросить. За большими делами он никогда не упускает мелочей. Мы это очень ценим.
Евстигнеев и Амелин уже получили партийные билеты. Лица их сияют. Поздравляю друзей.
Ко мне подходит начальник политотдела и едва успевает вручить мне партбилет, как раздается команда: "Все по самолетам!"
Опять срочное боевое задание. Все бегут к машинам. Тщательно прячу партийный билет в левый нагрудный карман и, счастливый, испытывая какой-то особенный подъем, бегу к своему самолету, напутствуемый полковником Боевым:
- Желаю успехов, товарищ!
Иванов меня поздравляет Я его обнимаю и влезаю в кабину. Сигнальная ракета, и наша шестерка вылетает.
В этом бою я сбил "Фокке-Вульф-190".
32. Вести из освобожденных родных мест
Войска нашего фронта с боями продвигаются к Полтаве. Идет единое общее наступление Советской Армии - от Белоруссии до Таманского полуострова. Часто, летая в разведку, вижу, как немцы оттягивают свои войска к западному берегу Днепра.
Советские войска форсировали Десну. Внимательно слежу по карте за продвижением наших частей - они все ближе и ближе подходят к моим родным местам. Освобожденные города обвожу красными кружками.
И вот наконец отмечаю на карте красным кружком Новгород-Северский. Там уже рукой подать до Шостки и родной Ображеевки.
В эти дни мы стоим в тридцати километрах от Харькова. 17 сентября получаем приказ перебазироваться на время боевого задания на харьковский аэродром.
Мы прилетели туда под вечер. С нами садятся и бомбардировщики. Значит, будем сопровождать их.
Противник, боясь окружения, начал перебрасывать войска и технику на западный берег Днепра. Перед нашими бомбардировщикахми была поставлена задача помешать этому. Самым уязвимым местом были мосты, и мы получили приказ сопровождать бомбардировщики на сто девяносто километров по направлению к днепровским мостам.
Я тщательно изучил карту. Путь предстоит сложный, будем лететь над голой степью, занятой врагом.
Рано утром во время зарядки я заметил у землянки двухпудовую гирю. Давно не пробовал ее выжимать. Не удержался - несколько раз выжал. Почувствовал, что со дня вылета на фронт стал сильнее. С приятным ощущением силы, здоровья и бодрости сел в кабину самолета.
Иванов, пожимая мне руку, сказал:
- Мотор не подведет, товарищ командир. Счастливо вернуться!
Летим. Чувствую себя спокойно и уверенно. Раздается команда:
- Слева самолеты противника. Будьте внимательнее!
Вражеские бомбардировщики под прикрытием "мессершмиттов" прошли стороной. Когда выполняешь задание по сопровождению бомбардировщиков, то отвлекаться от задания не разрешается. Но пропустить противника, не вступив в бой, обидно.
Подлетаем к цели. Я ждал, что нас встретят вражеские истребители. Но в воздухе тихо. Под нами - ленточка Днепра. Мы на высоте четырех тысяч метров. Через Днепр две черточки - мосты: южный и северный. Наши бомбардировщики разбиваются на две группы. Подлетаем ближе. Мосты видны отчетливо. Удивляюсь, почему еще не бьют вражеские зенитки. Мы предполагали, что мосты будут прикрыты сильным огнем зенитной артиллерии. Значит, истребители близко. Начал осматриваться, еще внимательнее стал наблюдать за воздухом. Но вражеских истребителей по-прежнему нет.
Бомбардировщики вытягиваются в цепочку. Бомбы брошены. Разрывы обозначились невдалеке от мостов. Ведущий второй девятки попал в северный мост. Дым расстилается тучей.
Берем курс домой. Только сейчас начали бить немецкие зенитки, но наши самолеты уже далеко. Кто-то из летчиков по радио передал:
- Проспали фрицы! Поздно!
Когда мы вернулись к себе на аэродром, меня ждало несколько писем. На одном из конвертов я увидел знакомый почерк отца. Буквы запрыгали перед глазами. Я крикнул Мухину:
- Вася, письмо от отца получил!
И побежал на свое любимое место - под крыло самолета.
Я читал, и слезы застилали глаза.
"Дорогой сынок Ваня!
Все мы вместе желаем вам, фронтовикам, удачи, победы над врагом, боевого и смелого духа. До чего же ты обрадовал меня своим письмом! Что тебе писать о нас? Где теперь Яков и Григорий - не знаю. Григория угнали в рабство немцы. Яша - с первых дней в боях. Саша тоже прислал письмо, беспокоится о тебе. Высылаю его адрес. Мотя с ребенком живы. Наше село немцы не успели сжечь. А вот родину твоей мамаши - Крупец - сожгли. Односельчан наших - тринадцать человек - немцы убили. Нашего соседа, старинного друга Сергея Андрусенко, немцы замучили в здании техникума, где ты учился. Еще замучили 800 человек.
Я знаю, что немцу все равно не быть хозяином на нашей земле, потому что наша Родина - великая сила.' Радуюсь, что ты бьешь немцев. Только, Ваня, не заносись и честно выполняй свой долг перед Родиной. Я, Ванюша, за эти тяжелые годины сильно состарился, но сейчас снова работаю, наш колхоз оказывает мне помощь. Жду от тебя письма, дорогой сынок. Передай от меня привет всем твоим друзьям.
Твой родной папаша Никита Кожедуб".
Внизу отец приписал две тронувшие меня стихотворные строчки:
Вспоминай, Ваня, мамашу, Защищай ты страну нашу.
Трудно передать, что я перечувствовал и передумал, прочитав письмо отца. Лютая ненависть к фашистам, замучившим земляков, охватила меня. Вспомнилась дорога к Десне - по ней отец и Сергей Андрусенко ходили рыбачить; родник у береговой рощи, где они отдыхали. Перед глазами стояли родные лица, родные места.
Хорошее, теплое письмо прислали мне и из сельсовета. Я знал, что мой старый отец не одинок, что его поддерживают, о нем заботятся. И тут же, под крылом самолета, написал ответные письма и письмо брату Александру.