Знакомлюсь с Героем Советского Союза майором Азаровым - его зовут в полку "озорным". Сразу видно, что он бывалый истребитель. Лицо у него смелое, открытое. Его ведомый Громов - отважный и искусный "охотник". Оба, как у нас говорилось, "немолодые" летчики. Они дополняли друг друга - это была замечательная боевая пара.
Майору Титоренко, которого представляет мне командир, около тридцати лет, но выглядит он старше. Он служит здесь, в части, с первых дней ее организации, и его прозвали "стариком". Когда часть охраняла небо Ленинграда в начале войны, он в трудном воздушном бою сбил "юнкере", не допустив его бомбить город; не раз Титоренко приходилось прыгать с горящего самолета.
Мои новые товарищи - испытанные в боях летчики. Они производят на меня прекрасное впечатление. Видно, что живут здесь дружно. Во всем чувствуются крепкая дисциплина, спаянность, взаимное уважение, И все же я невольно вспоминаю старых однополчан, своего верного ведомого "Муху".
Навстречу нам шагает подросток лет пятнадцати в комбинезоне.
- А это кто, товарищ командир?
- Сын нашего полка, - отвечает Чупиков. - Давид, подойди представься моему новому заместителю.
Мальчик подходит, вытягивается в струнку и рапортует:
- Товарищ командир, моторист комсомолец Давид Хайт!
Командир улыбается, ласково похлопывает Хаита по плечу. Затем отпускает его и говорит мне:
- Вот вам и ординарец, товарищ капитан. Давиду много пришлось пережить. У нас все его очень любят, и он горячо предан нашему полку. Хайт - способный, смелый, любознательный паренек. Он работает мотористом самолета лейтенанта Васько, и Васько им очень доволен. Вы, как инструктор, человек, имеющий педагогический опыт, будете следить за его развитием, а уж он о вас как следует позаботится. Думаю, будете им довольны.
Паренек мне понравился - люблю я таких живых, деятельных, общительных и вместе с тем дисциплинированных ребят. Понравилось мне и его решительное, по-мальчишечьи упрямое и подвижное лицо.
4. Баловень летчиков
Мы подходим к самолетам. Нас окружают летчики. Вдруг Чупиков окликает кого-то:
- Зорька, Зорька, иди знакомиться! Оглядываюсь - к нам подбегает косматый круглый медвежонок. Глазки у него весело блестят. Он переваливается и посапывает Я от удивления останавливаюсь. Летчики хохочут.
- Это наш любимец, баловень, - говорит Чупиков, поглаживая медвежонка по широкому лбу.
Медвежонок словно понял, что разговор идет о нем, завертелся и встал на задние лапы. Он был по пояс командиру.
- Ну, ну, потом будем бороться, сейчас некогда… Зорька у нас озорница, но бывает и послушной. Смотрите, просит у вас угощения…
Зорька подкатилась ко мне и тычется влажным носом в руку.
- Товарищ капитан, угостите ее, - говорит Титоренко, вынув из кармана кусок сахара. - Для нее все в карманах таскают угощение.
Зорька осторожно слизывает сахар с моей ладони и ложится на траву.
- У нее "налет" большой, - говорит Чупиков. - Она перелетает с нами на пассажирском самолете "Ли-2" с аэродрома на аэродром. Прекрасно знает наш распорядок дня, ходит с нами в столовую и ведет себя там примерно. Подобрали ее в карельских лесах совсем маленькой. У нас есть еще зверушки. Кто-то принес раненого зайца, вылечили его, и теперь он у нас совсем ручной. Один из летчиков где-то подобрал ворону с подбитым крылом. Хочет научить ее разговаривать. Она кричит "кар, кар", а он радуется: "Слышите, ребята, как говорит!" Вот и Кнопка явилась. Сейчас будет спектакль…
Черная собачонка, поджав хвост, стоит поодаль от Зорьки. Медвежонок разлегся, косо поглядывает на нее и сосет лапу.
- Хитрит Зорька! - смеется Чупиков. Кнопка, постояв в нерешительности, тявкает,
срывается с места и, семеня, пробегает перед носом Зорьки. И тут Зорька хватает ее. Кнопка пронзительно визжит.
- Медвежонок ее придушит! - говорю я. - Надо вызволить!
- Нет, смотрите, как осторожно держит. А визжит Кнопка от страха. Зовет на помощь. А потом опять лезет в "бой".
К Зорьке подбегает майор Титоренко и вытаскивает из ее пасти Кнопку. Собачонка лижет ему руки и дрожит с перепугу, а Зорька ворчит.
- Ну, чего лезешь, глупая! Ступай на место… А ты чего разворчалась, драчунья!
Летчик спускает Кнопку на землю. Она жмется к его ногам и вдруг, задорно тявкнув, кидается на медвежонка. Тот шлепает ее лапой, и Кнопка отлетает в сторону.
Все хохочут.
- Вот дерзкая собачонка! Очнуться не успела и уже атакует.
5. Первый вечер в новой части
Осмотрев аэродром и все "хозяйство", мы возвращаемся на КП. В тот день вылетов было очень мало. Чупиков, заместитель командира по политчасти майор Асеев, начальник штаба Топтыгин и я долго беседуем. Меня вводят в курс моих обязанностей.
Вечером состоялась политинформация. Ее проводил Асеев. Я особенно внимательно слушаю сообщения о 2-м Украинском фронте: войска фронта прорвали оборону противника, штурмом овладели мощными опорными пунктами - городами Яссы, Тыргу-Фрумос - и успешно продвигались по территории Румынии. Думаю о своих старых друзьях - однополчанах. Они с утра до вечера в боях, а я сижу здесь, вдали от них, и бездействую…
После политинформации мы поехали в поселок, где были размещены летчики. Зорька с нами.
Устраиваюсь в комнате вместе с Титоренко и Шебеко. Мне все больше нравится Титоренко: у него веселый, спокойный характер. Приглядываюсь к нему внимательно, потому что командир сказал, что чаще всего я буду, очевидно, летать в паре с ним.
В комнату входит полковой врач Капанидзе:
- Ну, как дела? Все здоровы?
- Все в порядке! Спасибо, здоровы! Капанидзе, внимательно, по-хозяйски оглядев
комнату, уходит. Титоренко говорит улыбаясь:
- Наш врач за нами буквально по пятам ходит и в лицо заглядывает. Не успеешь на новое место прилететь - идет сам осматривать помещение, отведенное нам под жилье, столовую, кухню. Сам все белье проверит, по нескольку раз в день заставит дневальных убирать: "Чтобы ни пылинки не было!" А в карманах всегда носит порошки от простуды, головной боли. Заботливый человек!
Титоренко смотрит на часы:
- Надо поторапливаться: в столовой нужно быть ровно в двадцать один час.
- А разве сегодня у вас какое-нибудь торжество?
- Нет, у нас каждый ужин обставляется торжественно. Мы должны являться в срок, без опоздания. Это было заведено еще прежним командиром полка и вошло в традицию.
Приводим себя в порядок и в 20.45 подходим к столовой. Зорька уже трусит впереди и сама открывает дверь.
На столиках, покрытых белоснежными скатертями, стоят приборы. Ко мне подходит дневальный:
- Товарищ капитан, ваше место вот здесь, рядом с командиром полка.
Садимся. Переговариваемся вполголоса. Титоренко говорит, что ужин начнется после краткого разбора боевого дня. Между столиками прохаживается медвежонок. Зорьку подзывают то к одному, то к другому столику. Какой-то летчик шутя кричит:
- Пошел прочь!
И медвежонок, поворчав, отходит.
- Больше к нему не подойдет. У него память хорошая, - смеется Титоренко.
Кто-то подает команду:
- Товарищи офицеры!
Все встают. Входит командир части.
- Пожалуйста, садитесь, товарищи офицеры. - Он оглядывает столики и продолжает: - Я вам уже представил сегодня прибывшего к нам моего заместителя - капитана Кожедуба. Пусть по нашей традиции вновь прибывший коротко расскажет нам о нескольких боях, о том, где воевал, поделится с нами опытом. Вы с ним ближе познакомитесь в процессе работы.
Для меня это своего рода экзамен. Испытанные летчики - слушатели взыскательные. Нового товарища они узнают и по рассказам о проведенных им боях, и по первому полету.
Я встаю и рассказываю о восемнадцати месяцах своей боевой жизни, о том, как много пришлось и приходится работать над собой, о своих боевых товарищах и учителях. Однополчане слушают внимательно.
Командир встает:
- Есть вопросы к товарищу Кожедубу? Вопросов ко мне нет.
- Пожалуйста, садитесь, товарищ Кожедуб, - говорит Чупиков и тихо добавляет: - Вы летчикам понравились. Я очень рад за вас… Теперь, товарищи офицеры, - продолжает он громко, - приступим к разбору летного дня.
Командир методично и сжато разбирает все вылеты и останавливается на особенно удачном вылете пары Александрюка и его ведомого Васько. Летчики, о которых говорит командир, встают.
- Я предлагаю, - заканчивает ort, - тост за прибывшего к нам товарища и за летчиков Александрюка и Васько, отлично выполнивших сегодня боевое задание.
Все стоя пьют за наше здоровье.
- Садитесь, товарищи офицеры. Время ужинать, - говорит командир.
Хорошее впечатление производит на меня несколько необычная, приподнятая обстановка.
Разносят ужин. Зорька, до того спокойно сидевшая в уголке, бегает от столика к столику. В столовой становится шумно: летчики смеются над проделками Зорьки.
Командир мне рассказывает
- Время, затрачиваемое на краткий разбор боевого дня, зависит от количества вылетов. Днем разборы проводятся по группам, а перед ужином, когда все офицеры налицо, я разбираю итоги дня. Порицание или поощрение в присутствии всех офицеров части - очень хорошее средство воспитания. Среди сержантского и рядового состава разборы летного дня проводит мой заместитель по политчасти.
"Крепкий, спаянный полк, с хорошими традициями", - думаю я, и мне хочется скорее вступить в бой крыло к крылу с новыми однополчанами.
После ужина заиграл баян. Зорька с невинным видом загребает со стола булочку и торопливо ее уплетает. Медвежонка окликнули. Он бежит, переваливаясь и постукивая когтями по полу. Дружный хохот заглушил звуки баяна - Зорька выкинула какой-то номер.
- Товарищи офицеры, можно покурить. Завтра рано вылетов не ожидается, можно и вечер самодеятельности устроить.
Командир протягивает мне портсигар. Закуриваем.
- Я заметил, что до вашего разрешения никто не курил, - сказал я.
- Такой порядок ввел бывший командир полка подполковник Шестаков, погибший в боях в Белоруссии. Замечательный был летчик! Я принял полк после его гибели. Без разрешения командира летчики не курят, не выходят из столовой - он установил такой порядок Выдержку надо вырабатывать в себе даже в мелочах… Ну, теперь, Фомин, запевайте.
Сильным, приятным голосом Фомин запел. Летчики подхватили.
- Хорошо поет Фомин, - заговорил Чупиков. - Это адъютант эскадрильи. У него отличный слух: послушает по радио новую песню и к вечеру ее исполняет, а через несколько дней ее весь полк поет…
Последние слова песни замолкли, и командир неожиданно для меня предложил:
- Попросим товарища Кожедуба спеть нам что-нибудь.
Со всех сторон закричали:
- Спойте, спойте, товарищ капитан! Я даже растерялся:
- Голоса у меня нет, петь не умею.
- Это у нас не принимается во внимание. Поют и танцуют все. Пока не споете - не уйдете.
- Я лучше спляшу гопак. Согласны?
Иду вприсядку в стремительном темпе. Вдруг со всех сторон закричали: "Зорька, Зорька!" Кто-то крепко толкнул меня в бок. Раздался оглушительный хохот: ко мне неслышно подкатился медвежонок. Увертываюсь от Зорьки и вприсядку обхожу комнату - медвежонок за мной.
Я вскочил и повалил его на обе лопатки. Летчики смеялись, хлопали, кричали "бис". И я почему-то сразу почувствовал себя в кругу родных людей. Неуловимая натянутость, которая всегда бывает, когда попадаешь в незнакомую обстановку, исчезла.
Время шло незаметно. Чупиков, посмотрев на часы, объявил:
- Товарищи офицеры, наш вечер закончен. Пора отдыхать. Спокойной ночи!
…Титоренко, Шебеко и я пришли в свою комнату, зажгли свет. На одной из постелей кто-то лежит, накрывшись с головой одеялом. Посмотрели - да это Зорька! Положила голову на подушку и мирно спит.
Мы так хохотали, что прибежали летчики из других комнат. Стали будить медвежонка. Он ворчит, лапами отмахивается и ни с места. Осторожно стащили его и положили под койку. Зорька поворчала-поворчала, видит - делать нечего, и снова заснула.
6. Вхожу в жизнь аэродрома
Рано утром меня разбудил толчок. У моего изголовья сидит медвежонок и, посапывая, старательно вылизывает лапу. Пока мы умывались, делали зарядку, медвежонок, не дождавшись нас, помчался в столовую.
Едем на аэродром. Медвежонок сидит на крыше кабины - он тяжелый, его не сдует Вид у него важный, словно он понимает, что едем по делу. Аэродрома еще не видно, но Зорька уже почуяла запах бензина, масла, краски, особый, волнующий запах летного поля. Воздух, набегая, щекочет ей нос. Она ворочает головой, ворчит, возится.
Подъехали. Медвежонок бросился к КП, обежал его несколько раз и тогда только успокоился.
Так каждое утро Зорька приветствует аэродром.
После обеда на аэродроме проводится конференция.
Мы расположились на траве под елками у окраины летного поля. Собрались и бывалые летчики и молодежь, только начинающая боевой путь.
Конференцию ведет командир полка. Летчики делятся боевым опытом, обсуждают вопросы теории и тактики, разбирают боевые вылеты.
Иногда я задаю вопросы молодым пилотам - мне хочется познакомиться с ними еще на земле.
Интересно и поучительно выступление Азарова. Его излюбленный метод - огонь с короткой дистанции. Он рассказывает о своем методе ведения боя и о том, как его применяет. Его слетанность с ведомым Громовым напоминает мне наши действия в воздухе с Мухиным.
Один молодой летчик спрашивает меня:
- Чем объяснить, что вы, сбив сорок пять самолетов врага, сами не были ни разу сбиты?
Вопрос был несколько неожиданным. Я на минуту задумался и ответил так:
- Ничего нового и особенного я вам не скажу, хотя по этому вопросу можно было бы сделать целый доклад. В процессе работы мы часто будем беседовать с вами о том, какие качества должен развивать в себе каждый из нас для достижения победы. Сейчас отвечу вам вкратце, как говорится, по существу. Я сбил сорок пять самолетов врага, следовательно, не меньше сорока пяти раз хотели сбить и меня. Конечно, на войне все бывает, но чаще погибает тот, кто боится. Такова логика боя. Надо морально воздействовать на врага, навязывать ему свою волю. Здесь и должны проявляться моральные качества советского человека, его воля к победе, сила его идейной убежденности. Надо воздействовать на врага и мастерством, внезапностью - в ней ошеломляющая сила. Используя все летно-тактические качества машины и технику пилотирования, нужно бить врага с короткой дистанции. В воздушном бою я действую расчетливо, все взвесив, и в то же время молниеносно. Здесь счет идет на секунды. На войне я научился сдерживать ярость, которая овладевает тобою в бою, не горячиться, не терять самообладания.
Летчики просят рассказать о моей тактике боя, о том, как думаю работать с группой. Делюсь с ними опытом.
Говорю о том, как важен расчет при полете на большой скорости, как, например, важно рассчитать, с какой дистанции следует открывать огонь. Высказываю ряд мыслей, формулировок, выводов, которые дал мне опыт боев на Курской дуге, на Днепре, под Яссами. В буднях своей боевой работы я и сам не заметил, какой у меня накопился большой опыт. И сейчас, в беседах с молодежью, пытаюсь осмыслить его, критически оценить. Потом мы заговорили о работе пар, слетанности ведомого и ведущего. Каждый рассказывает о своем опыте, и я внимательно прислушиваюсь - порой на земле можно узнать, как будет вести себя летчик в воздушном бою.
Конференция закончилась, но мы еще долго не расходимся, продолжаем оживленно беседовать. Вдруг со стороны КП раздается грохот. Все вскакивают. Оглядываюсь: упала маскировочная ветвистая ель.
- Это Зорька свалила маскировку! - кричат летчики. - Только бы медвежонок не разбился!.. Товарищ командир, разрешите посмотреть?
Чупиков разрешает. Я иду тоже: забавный, ласковый, озорной медвежонок стал и моей слабостью. Часовой - молодой боец - смущенно рапортует Чупикову:
- Товарищ командир! Я и не заметил, как медвежонок на дерево залез. Слышу - ветки трещат. Подбежал, а елка в сторону от меня качнулась и упала.
Летчики собрались вокруг КП. Из-под длинных косматых веток как ни в чем не бывало вылезла Зорька; она отряхивается и весело поглядывает на нас.
7. Воздушные "охотники"
Вечером сижу на КП с командиром полка и его заместителем по политчасти майором Асеевым. Они знакомят меня с личными качествами однополчан.
- У нас за каждым летчиком закреплен самолет и у каждого летчика постоянный напарник, - рассказывает Асеев. - В парах большое единство. За время подготовки прекрасно слетались летчики, прибывшие к нам сравнительно недавно.
Герой Советского Союза Азаров и его ведомый летчик Громов летают вместе с сорок третьего года. Их работа построена на взаимном доверии. Азаров - дерзкий летчик, обладающий прекрасной техникой пилотирования. У него недостаточно острое зрение, поэтому ему не раз предлагали перевод в тыл, но он ни за что не соглашается покидать фронт. Поступают они так. Громов издали замечает противника и сообщает об этом Азарову: "Азарыч, я, Громов, вижу противника". Азаров спрашивает: "Где?" Громов его наводит. Тогда Азаров подает команду: "Вижу, иду в атаку". После этого Громов оттягивается назад, прикрывает хвост самолета Азарова, тот атакует противника и, как правило, сбивает с короткой дистанции.
Раз был такой случай: Азаров расстрелял фашистский самолет, но и сам столкнулся с ним. Пришлось Азарову выброситься с парашютом. Его стали преследовать четыре вражеских истребителя. Громов не ушел, прикрывая приземление Азарова. Внезапностью своих атак он нагнал такой страх на фашистов, что они перешли к обороне. Громов сбил один самолет. Энергично бросая свою машину из стороны в сторону, он один связал боем трех фашистов. Азаров тем временем благополучно приземлился на нейтральной полосе и, несмотря на огонь вражеских автоматчиков, добрался до расположения наших войск. Воины наземных частей с волнением следили за самолетом Громова и приземлением Азарова. Они встретили летчика ликованием. "Мессеры" покружились и улетели на запад. А Громов, прилетев додоой почти без бензина, с полчаса не мог произнести ни слова. Первое, что он сказал: "Азарыч жив! Такие всегда побеждают".
Мы заговорили о храбрости, о значении внезапной атаки, о выдержке летчика в бою. Вспоминали разные случаи из боевой практики. Чупиков верно подметил то, что хорошо знакомо мне самому: в первый вылет летчику кажется, что вокруг него много разрывов зенитных снарядов, кажется, что все вражеские зенитки стреляют именно в него. Но постепенно он привыкает к этому. Зенитных снарядов не меньше, но опыт растет, и никакой опасности они уже не представляют, потому что летчик искусно и спокойно делает противозенитный маневр.
Командир летает с 1941 года. Его не сбивали ни разу.