Караченцов, увидев их, немедленно среагировал и отыграл: он провел рукой по Олиному лицу и сказал: "Соленые… Настоящие, значит?" Это тоже не было предусмотрено сценарием.
Оля вообще человек самоотверженный. Рисковый. И все хочет делать сама. В фильме "Крестоносцы" она неслась на мотоцикле с Сашей Иншаковым в коротеньком сарафанчике, едва держась одной рукой за мужественное Сашино плечо. Мотоцикл попал на разлитое масло (какая-то Аннушка постаралась), и актриса просто осталась без кожи на руке и ноге. Заживали раны долго, болезненно. Но съемок Ольга не остановила.
Вдруг звонит мне из Турции:
- Завтра прыгаю из окна четвертого этажа гостиницы. Это финальный кадр картины.
- Ты хочешь, чтобы он стал финальным в твоей жизни? - почти закричала я. - У тебя что, три позвоночника? Ты сначала хотя бы выйди замуж, чтоб было отчего из окна выбрасываться! Я не разрешаю! Пусть прыгает дублер.
- Не волнуйтесь: мы прыгаем вместе с Сашей Иншаковым. Все будет хорошо!
На этот раз действительно обошлось. Но я и сейчас считаю, что прыгать ей не следовало. Я видела фильм. Прыжок был снят не лучшим образом и риска не стоил.
Так же отчаянно она впрыгнула в свое замужество. И так же самоотверженно выпрыгнула, оставив себе дочку Танечку.
Что для русского карашо…
На "Чокнутых" у меня впервые снимался иностранный актер. Это ведь была совместная картина с немцами.
Мы перевели сценарий на английский и немецкий языки и через внешнеторговую фирму "Мосфильма" стали предлагать его разным иностранным кинопродюсерам и кинокомпаниям. Немецкий перевод был сделан блестяще, английский же не удался.
Англичане, прочтя сценарий, вообще не поняли, о чем речь, почему это комедия. А немцы из фирмы "Домино" восхитились и пригласили нас с Юрием Доброхотовым, тогдашним главой внешнеторговой фирмы "Мосфильма", на переговоры в Гамбург.
До Франкфурта мы с Юрием летели самолетом, а там нас должен был встретить представитель фирмы "Домино" Матти Гешонек, сын Ирвина Гешонека, очень известного в прошлом актера из ГДР (тогда стена между ФРГ и ГДР еще стояла нерушимо).
Матти когда-то закончил ВГИК и прилично знал русский язык и русские нравы. Наверно, поэтому именно его фирма "Домино" пригласила для такого необременительного сотрудничества. Ему выделили классный черный "Мерседес" и попросили довезти нас до Гамбурга.
В аэропорту нас с Доброхотовым никто не встретил. Мы прождали сорок минут, вспоминая о хваленой немецкой пунктуальности известными русскими словами. Юра занервничал и стал собираться обратно в Москву, как вдруг появился высокий плотный парень с красным лицом, красными глазами и красным мятым галстуком. Это был Матти. Он стал сбивчиво объяснять:
- Ich bin устать. Я ехать из Бонн, не спать целый ночь…
От него разило такой смесью неизвестных мне напитков, что меня просто зашатало…
Матти повел нас в огромный, на десятки тысяч машин, гараж аэропорта, долго искал машину, раза два пытался сесть в чужие. Наконец нашел ту, что была выделена нам. Мы уселись на мягкие сиденья, полагая, что теперь с комфортом домчимся до Гамбурга.
Матти стал выезжать, не рассчитал, разворачиваясь, и стукнул блестящий новенький "Мерседес" о гранитный столб. К моему глубокому удивлению, особого огорчения это у него не вызвало:
- Это не мой машин…
Мы смело выехали на трассу - правда, сразу на встречную полосу. Тут мое удивление стало еще более глубоким. Я поняла, что в следующий раз буду удивляться с небес, и… села за руль сама.
К этому моменту у меня уже был некоторый опыт вождения "Запорожца". Не более. Но лучше ехать три дня со скоростью 40 км/ч и доехать целыми и невредимыми, чем… Чем Mein Gott знает что!
Уговаривать Матти не пришлось. Он тут же отдал мне руль, показал, где и что нажимать, и уселся рядом. Я надеялась, что наш немецкий друг немного отдохнет и вскоре сменит меня. Вместо этого я увидела, как он незамедлительно полез в "бардачок", достал заготовленную там выпивку и сделал внушительный глоток. Потом еще. И еще. Потом "уставший" Матти, "добирая" всю дорогу, хватал меня за руки и бормотал:
- Ich liebe dich… я тьебя льюблю. Ты есть мольодец!
(Немецкая душа, прошедшая в нашем ВГИКе серьезный курс обучения, тоже может стать загадочной.)
Я же ехала, судорожно вцепившись в баранку.
Благо, у них хорошие машины и дороги. Сначала моя скорость была 40 км/ч, потом доросла до 50, потом - 70, потом - 90.
Километров через двести, когда мы остановились перекусить, Доброхотов участливо спросил меня:
- Устала?
Можно было и не спрашивать: пальцы были скрюченными, как будто меня вытащили из морозилки, руки не разгибались, ноги не выпрямлялись.
- Давай я тебя сменю, - предложил Юра.
- А ты водишь машину? - спрашиваю.
- Двадцать лет…
- Так что же ты сразу не сел за руль?!
- Если бы ты этого не сделала, я бы не сел ни за что, - ответил он твердо.
Сказалась закалка бывшего советского разведчика - не делать никаких опрометчивых шагов: а вдруг провокация?
Под вечер мы благополучно прибыли в Гамбург. Решили на фирме пока ничего не говорить о нашем путешествии: я приберегала этот козырь. Когда же ровно через три месяца немцы приехали в Москву подписывать контракт и начали мягко, но жестко выяснять, справлюсь ли я, кляйне фрау, с такой тяжелой в производстве картиной, я выложила им историю моего "управления". Козырь был вытащен в нужный момент. Немцы тут же капитулировали. Контракт был подписан.
Уля
Антона Францевича Герстнера, приехавшего в Россию строить первую железную дорогу, сыграл немецко-австрийский театральный актер Ульрих Плайтген. Он стал пятой из предложенных кандидатур. Две кандидатуры отпали, потому что испугались ехать в Россию. Еще две запросили бешеные деньги.
Как-то мы были в Вене на выборе натуры. К нам в гостиницу пришел долговязый человек с наивным взглядом. Его руки и ноги жили своей, отдельной от него жизнью. Он смеялся, забрасывая голову вверх и булькая, точно кастрюля с кипящей картошкой. Это был Ульрих. Я обомлела и, подобно Татьяне Лариной, выдохнула: "Это он".
Потом он рассказал нам, что в детстве всегда тащил маму гулять туда, где ходили поезда, то есть в душе был железнодорожником с младых ногтей. Рассказал, что очень любит русскую литературу - Толстого, Достоевского, Чехова и почему-то Маяковского, русскую музыку - Чайковского и Шостаковича. А на его рубашке под воротником прятался талисман - маленькая красная звезда. Возможно, Уля нацепил эту звездочку специально для нас - он очень хотел сниматься, - но все равно было приятно.
На съемках Ульрих вел себя безукоризненно. Всегда был готов, никогда не позволял себе быть не в форме. Точно знал свою роль. Причем сложность заключалась в том, что он играл на немецком, а партнеры - на русском, которого Уля не знал вообще. Но он точно знал, какая сцена снимается, о чем она и как по-русски звучат последние слова его партнера.
Днем Уля никогда не обедал, чтобы не расслабляться, и никогда не брал на площадку свою очаровательную жену Анну, чтобы не нервничала.
Обозленным или, скорей, даже раздосадованным я видела Ульриха лишь однажды, когда реквизитор в очередной раз принесла ему пенсне со шнурком не того цвета. Как профессионал он знал, что в кадре не могут появляться разные шнурки. Ульрих так распереживался, что после этого реквизитор Нина стала проявлять к нему особое внимание и "завязала" экпериментировать со шнурками.
Ульрих не ставил себя в привилегированное положение и не предъявлял никаких "буржуазных" требований, кроме туалетной бумаги и минеральной воды в номере. Надо сказать, что даже эти пустяки были в то время проблемой, но мы мужественно справлялись. Ведь что для русского здорово - немцу карачун.
Мы называли его Улей, Улечкой и поначалу трепетно оберегали. А когда сдружились, стали позволять себе подшучивать - на смешанном англо-немецко-жестовом языке. Особенно Леня Ярмольник:
- Ну теперь-то ты в у себя в Германии наконец станешь популярным актером. У самой фрау Суриковой снялся! С самим герром Караченцовым! У тебя теперь жизнь изменится: деньги повалят, приоденешься как человек, квартиру купишь. Немцы звание дадут - заслуженный улей.
Уля смеялся своим булькающим смехом.
Стукач и моль
Леня Ярмольник снялся в роли стукача Тихона Зайцева, служившего у графа Бенкендорфа. Это была наша с ним четвертая картина. Роль Лене нравилась, и он фонтанировал, придумывал, предлагал.
Работать с ним было интересно и надежно. Он никогда не опаздывал, прилетал на съемку из любой географической точки планеты. Однако очень не любил сидеть на площадке без дела. Если, не дай Бог, его вызвали, а площадка еще не готова, он воспринимал это как личное оскорбление.
Используя его обязательность, я максимально насыщала кадр юркой фигурой Тихона Зайцева, который снимался и за себя, и "за того парня", что отсутствовал в данный кинематографический момент. Иногда, правда, Леня бунтовал по этому поводу. Например, я просила:
- Лень, пройди вон там среди гуляющей толпы дворян в шубах.
- А молью не пролететь? - интересовался Ярмольник. - Такая зимняя моль из-под дворянского платья!
Он действительно очень много предлагал. И многое действительно "шло в дело". Предлагая самые рискованные трюки и гэги, Леня первый устремлялся к их осуществлению. Залезал по горло в мерзлую болотную жижу, часами репетировал в холодном венском фонтане, ломая ногти, вскарабкивался на толстенное дерево, как диковинная птица, таился в вороньем гнезде.
В "Чокнутых" второй раз мелькнул голый зад Ярмольника.
Оператор Шувалов смастерил шутку: "Бери Ленин зад на вооружение - теперь он будет твоим талисманом".
В Новгороде Великом, где мы проводили фестиваль "Улыбнись, Россия!" и где меня застал юбилей, Леня подарил мне на день рождения самый экстравагантный подарок - СТРИПТИЗ в собственном исполнении. Правда, до обнародования голого зада на сцене дело не дошло, но идея "главного талисмана" просвечивала в каждом движении.
Филиал "Лейкома"
В команде "Чокнутых" дебютировал актер театра "Ленком" Сергей Степанченко. Раньше он снимался в эпизодических ролях, но тут сыграл по-крупному: силача Федора по кличке Пиранделло. Федор собирал по рублю с проезжающих по сломанному мосту за то, что удерживал мост на своих могучих плечах.
На эту роль пробовался Юра Думчев, мой "крестник", Белое перо из "Человека с бульвара Капуцинов". А ленкомовцы привели Сережу. Хотя ростом он был пониже, но талантом все же погуще.
Теперь он снимается на равных со своими коллегами из "Ленкома" и даже "равнее".
Кстати, о "Ленкоме". В "Чокнутых" я создала небольшой филиал этого театра, поскольку в трех ролях у меня снялись его актеры - Караченцов, Проскурин, Степанченко. А еще одну роль, графа Лобанова-Ростовского, сыграл тоже ленкомовец, ныне, увы, покойный - остроумнейший, интеллигентнейший, матерщиннейший Всеволод Ларионов.
Нет правил, кодексов, законов
Для чокнувшихся от любви.
Мой синеглазый Ларионов!
Не отвергай! Не погуби!
Эту нежную записку я написала ему, завлекая в совместную работу.
Я очень благодарна Марку Захарову, который отпустил всех актеров ко мне на съемку и не только не ревновал, а даже приветствовал.
"Дорогой Марк Анатольевич! - писала я ему сопроводительную записку - дополнение к официальному посланию с просьбой отпустить актеров. - Я счастлива представившейся мне возможностью обратиться к Вам. Ваше грустное и талантливое лицо мелькает иногда на перекрестках моей судьбы. И это для меня тепло, трепетно и, простите, вдохновенно. Я люблю Вас Сегодня - Ваше творчество, Ваших друзей, Ваших актеров. Люблю Вас Завтра - надеюсь. Люблю Вчера. Из того самого Вчера, к которому была причастна, и дарю Вам эту фотографию". (Речь шла о фотографии из картины "Умеете ли вы жить?", где я была ассистентом.)
Вообще ТЕАТР - это Бесконечность со знаком Непререкаемости.
В кино (я не имею в виду лишь Комедию) можно проскочить, обойти на повороте за счет многих случайных совпадений, можно спрятаться за оператора и художника…
Театр обнажает и обнародует. Ты или Есть, или Нет. В театре, мне кажется, обмануть нельзя. За декорации не спрячешься, а репетиции нацелены на режиссера поточней гранатометов. Я люблю и преклоняюсь перед талантливыми театральными режиссерами. Они - вожди.
…Когда-то, посреди успешной научной работы, я сделала отчаянную попытку все бросить и уйти в театр. Я пришла к Юрию Петровичу Любимову, в Театр на Таганке. Смешно… Приехала зимой. На "шпильках", в капронах и меховой шапке. Как пробилась - не помню). Почему он меня слушал - не понимаю. Читала Вознесенского "Травят зайца, несутся суки…". Потом Юрий Петрович сказал устало:
- У меня даже Зина Славина получает восемьдесят рублей. И жить ей негде - квартиры нет. И я помочь ничем ей не могу… Так что не бросайте пока вашей умной науки - матлингвистики.
А уже во времена курсистской молодости я позвонила Марку Захарову - просить о встрече, о совете, о возможном "худручестве" на дипломе. Мы долго говорили по телефону о том о сем. Договорились встретиться. А потом… потом оказалось, что Марка дома нет и что задушевно беседую я с его отцом, школьным учителем физкультуры.
Но не отменять же из-за этого встречу.
Мы с ним съели мороженое и сходили в Кинотеатр повторного фильма, что у Никитских ворот. На прощанье он сказал мне грустно:
- Я думал, вы старше…
Учитель физкультуры показался мне тогда очень одиноким человеком.
А еще я гуляла по ночной Москве с названым братом - Петром Фоменко. Гулять с ним было восхитительно! У Фоменко умная, тяжелая голова и легкие ноги, заносившие его в Неожиданное. Он тогда открыл для меня ночную Москву, подарил мне памятник Гоголю - тот, пронзительный, во дворике. Гоголь, сжигающий рукопись…
…После премьеры "Чокнутых" Захаров пригласил меня в передачу "Киносерпантин". Там у нас с ним состоялся любопытный диалог о кинокомедии. (Впрочем, скорее это был монолог Марка. Он спрашивал и он же отвечал, иногда давая мне возможность вставить пару слов.) Я тогда высказала пожелание, чтобы народные депутаты перед своими заседаниями смотрели фильмы Чаплина. Может, они стали бы менее агрессивными и быстрее нашли общий язык. Марк Анатольевич на это иронично заметил:
- Но Сталин смотрел Чаплина, и это не помогло.
А я читала у бывшего дипломата, сотрудника ООН господина Миллера, что когда на особо острых заседаниях обсуждение заходило в тупик, кто-нибудь старался пошутить посмешнее, рассказать анекдот. Обстановка разряжалась, и вопрос решался легче.
Террорист
Виктор Проскурин играл в картине роль Ивана Ивановича, бисексуала-террориста. Я видела, как гениально он сыграл в спектакле "Палач". Знала его прекрасные киноработы.
Пробы к "Чокнутым" он тоже прошел замечательно. Я уже утвердила его на роль, когда Витя вдруг позвонил и сказал:
- Алла, не бери меня. Ты со мной не справишься.
Я, честно говоря, сначала не поняла, о чем он. Думала, шутит. Но он повторил свою просьбу.
Однако я не испугалась. В моей кинобиографии уже была встреча даже с крокодилом. Мне ли бояться "террориста-бисексуала"?
Стала уговаривать Проскурина: роль-то была бенефисная. Но он стоял на своем. Решила отмолчаться. Созреет - сам позвонит. Но Витя не звонил, и я стала вести переговоры с другим замечательным артистом. Уже склоняла его к сотворчеству и почти склонила. (Очень не люблю актерам отказывать и поэтому, если в человеке уверена, стараюсь не пробовать на эту роль других. Печальный опыт противостояния в "Искренне Ваш" оставил след.) И в тот момент, когда я чуть было уже не назначила встречу, раздался звонок от Проскурина:
- Не передумала? Я буду сниматься.
Но прав он был все-таки, когда отговаривал меня брать его на эту роль.
Витя, конечно, сыграл хорошо - роль и ремесло сделали свое дело. Но все же… не могу сказать, что справилась…
Бенкендорф в тапочках
Граф Александр Христофорович Бенкендорф был одним из тех, кто поддержал и всячески способствовал строительству железной дороги в России. Он даже вошел в состав дирекции Общества железных дорог, добился освобождения их от налогов. Но! Запретил курение на железной дороге, и на всех станциях им были учреждены должности комиссаров - агентов Третьего отделения…
В "Чокнутых" Бенкендорфа сыграл Алексей Жарков. По-моему, безукоризненно.
Леша тщательно готовился к этой роли. Читал литературу. У него даже изменилась походка. И лицо… "Лицо, всегда усталое, имело обманчиво доброе выражение", - писали современники о Бенкендорфе. Мне кажется, Леша был "бенкендорфее" самого Александра Христофоровича.
Жарков долго накапливает свою роль. Мягкой застенчивой походкой приближается к ней. Чуть ссутулившись, слегка улыбаясь, он как бы обнюхивает роль со всех сторон. А потом - ап! "Кнопка зажглась", глаза заблестели, спина выпрямилась, шея стала негнущейся: Бенкендорф готов идти к царю на доклад.
Кстати, с этим докладом был забавный случай. Мы снимали эпизод в Петродворце. Всю съемочную группу обязали обуться в музейные войлочные тапочки, чтобы не портить паркет. Актеров обували на время репетиций.
Начали снимать сцену доклада. Вельможа Бенкендорф шествует к государю сквозь длинную анфиладу комнат.
Государь же (Михаил Боярский), вместо того чтобы величественно принимать главу Третьего отделения, ведет себя несерьезно. Смотрит на сапоги Бенкендорфа. Шевелит усами. А охрана государева просто сползает по стенке.
Оказалось, Жарков забыл снять тапочки, обутые поверх сапог.