В Мессине Миклухо-Маклай познакомился с соотечественником, в биографии которого отразились некоторые существенные черты российской истории второй половины XIX века. Егор Иванович Барановский (1821-1914) достиг высоких ступеней в чиновной иерархии, имел чин тайного советника, был саратовским губернатором. В знак протеста против жестокого подавления Польского восстания 1863 года Барановский подал в отставку и уехал с семьей за границу. Такой шаг был вызван, по крайней мере отчасти, тем обстоятельством, что его мать и жена были польками. В Мессине Егор Иванович являлся представителем русской судоходной компании - Общества пароходства и торговли. Барановские радушно приняли Николая, который разделял их взгляды по польскому вопросу, имел бабушку-польку и много друзей среди поляков. Миклухо-Маклай ввел в дом Барановских Антона Дорна. Молодой немец понравился этому семейству своим свободомыслием, учтивостью, веселым нравом, увлеченностью музыкой и театром. В 1874 году Мария, старшая дочь Егора Ивановича, вышла замуж за Дорна. Мы еще встретимся с Е. И. Барановским в тех главах книги, где говорится о пребывании Миклухо-Маклая в России.
Для развлечения и отдыха Дорн и Миклухо-Маклай совершали экскурсии по северной части Сицилии. В нескольких часах езды от Мессины находится Этна - самый высокий вулкан Европы (3340 метров над уровнем моря). 7 января 1869 года друзья решили взобраться на ее вершину. Если для Антона это было просто интересное приключение, то для Николая покорение Этны имело символическое значение: он не забыл неудачного восхождения на Пико де Тейде, которое нанесло сильный удар по его самолюбию, и хотел реабилитировать себя в своих собственных глазах. Между тем время года для восхождения на Этну было столь же неблагоприятно, как тогда на Тенерифе. В разгар зимы вершина и прилегающие к ней части склонов были покрыты снегом и льдом. Проводники отказывались сопровождать двух неопытных молодых людей, не имевших даже простейшего альпинистского снаряжения, и тогда друзья с присущей им самоуверенностью решили совершить восхождение самостоятельно. Поначалу подъем происходил успешно, и они почти достигли верхнего плато, откуда до вершины (жерла вулкана) оставалось не более 300 метров. Но Николаю и Антону надоело взбираться по лавовым полям, и они решили сократить свой путь, вскарабкавшись по крутому заснеженному скалистому склону. Тут произошло несчастье. Антон поскользнулся и скатился на несколько десятков метров вниз по ледяному, усеянному скалистыми выступами полю. Он отделался сравнительно легко - получил многочисленные ссадины и ушибы, в том числе лица. Спустившись к товарищу и осмотрев его, Николай уговорил пострадавшего подняться на ноги и, бережно поддерживая его, помог добраться до подножия вулкана. Здесь Дорну оказали первую помощь и в экипаже отвезли на железнодорожную станцию. Лечение, занявшее несколько недель, происходило вне Мессины, о чем свидетельствует письмо Дорну, отправленное Миклухо-Маклаем из этого города. В письме, в частности, говорилось, что Николай отчаянно мерзнет в неотапливаемых апартаментах палаццо Витале и почти не получает материал для исследований. "Добыча ничтожна, - жаловался Миклухо-Маклай в январе 1869 года, - совсем ничего не приносят".
Между тем в европейских газетах и журналах появилось множество статей и корреспонденции о подготовке к открытию Суэцкого канала. Этот канал протяженностью в 161 километр, соединив Средиземное и Красное моря, сократил почти на месяц - при тогдашней скорости пароходов - путь из Западной Европы в Южную и Юго-Восточную Азию. Сооружение канала продолжалось десять лет и стоило жизни многим тысячам египетских крестьян-феллахов, которых власти принуждали участвовать в этой огромной стройке, но самому Египту принесло не благосостояние, а усиление зависимости от англофранцузского капитала. Как сообщали газеты, строительные работы были завершены в марте 1869 года, а торжественное открытие канала ожидалось в ноябре того же года.
Сообщения о завершении строительства Суэцкого канала не укрылись от внимания Миклухо-Маклая. Морская фауна Красного моря - в частности, губки - оставалась в то время очень слабоизученной, и молодой ученый вознамерился один безотлагательно предпринять "научную экскурсию" на Красное море, чтобы изучить его животный мир до того, как он начнет подвергаться воздействию средиземноморской фауны. Впрочем, не одни лишь губки и другие низшие морские животные влекли Николая на берега Красного моря; другим стимулом к этому путешествию была проснувшаяся в нем страсть к опасным предприятиям. Конечно, это была не та большая экспедиция в незнаемое, которой грезил наш герой, но здесь, в экстремальных условиях, он мог испытать свою выносливость и силу воли, а исследование будет вкладом в науку и, возможно, принесет ему известность в ученом мире.
Миклухо-Маклай собирался выехать из Мессины в Египет уже в феврале 1869 года, но мешало полное отсутствие денег, которые ему, как школьнику, приходилось выпрашивать у матери. Зная отрицательное отношение Екатерины Семеновны к его ученым занятиям, Николай снова попытался заручиться поддержкой старшего брата. "Я опять прошу мать о деньгах, - писал он Сергею в начале января, - не более, чем я уже писал, но только о высылке их сразу к концу января. Я не очень доволен фауной Мессины и хочу для некоторых исследований перебраться к Красному морю. <…> Мне надо около 500 руб. (minimum). Если бы поездка была бы только фантазия туриста, то я бы не заикнулся об деньгах, но я знаю, что я там должен найти объекты, которые очень важны для моих исследований". Не получив ответа, Николай через три недели снова послал Сергею письмо с просьбой повлиять на мать. "Поездка моя очень важна для моих исследований, - писал он, - и поэтому прошу тебя очень помочь, чем и как можешь, чтобы она состоялась бы".
Наконец в начале марта Екатерина Семеновна прислала сыну деньги, но не 500, а 300 рублей (тысячу франков). "Конечно, при последней присылке, - сообщил он 6 марта Мещерскому, - не обошлось без негодования на мои занятия, которые стоят деньги, портят глаза и не приносят никому пользы. Но все же спасибо матери, что прислала столько, что можно рискнуть - что я и сделаю". Поблагодарив Екатерину Семеновну за полученные деньги и предупредив, что их не хватит на задуманную поездку, Николай с достоинством ответил на ее нотации: "Я убежден, что докажу когда-нибудь Вам, что Вы очень ошибаетесь, считая мои работы бесполезными; доказывать словами не буду".
Простившись с Дорном, Миклухо-Маклай 12 марта 1869 года выехал пароходом из Мессины в египетский порт Александрию.
"Научная экскурсия" на Красное море
Прибыв в середине марта в Александрию, Миклухо-Маклай выехал в египетскую столицу, где задержался на несколько дней. Похоже, только в Каире, из разговоров с живущими там европейцами, он полностью осознал, сколь трудным и рискованным будет задуманное им предприятие.
"Я уже около недели или более в Египте, - писал он Сергею из Каира 21 марта. - Завтра еду в Суэц, а оттуда в Джедду (на Аравийском берегу), где останусь недели 2, оттуда отправлюсь в Суакин, что далее будет - не знаю. Путешествие не совсем безопасно. В Джедду (правильнее: Джидду. - Д. Т.) наезжает тьма арабов, отправляясь в Мекку (2 дня от Джедды). В это время они особенно фанатичны и, кроме того, приезжают из таких стран, которые обыкновенно не имеют и не терпят сношений с европейцами.
Другие две мои станции, Суакин и Массауа (на африканском берегу. - Д. Т.) отличаются страшною жарою (Массауа - самый жаркий город вообще) и нездоровым, особенно для новоприезжих, климатом <…> с прибавкой скверных и неверных путей сообщения, с моим незнанием арабского языка <…> все это делает мою экскурсию в высшей степени зависимой от случая (даже не рационального)". Поэтому Николай просил брата деликатно подготовить мать к тому, что с ним всякое может произойти.
По-видимому, Миклухо-Маклай заранее не знал, что неудачно выбрал время для посещения Джидцы: оно пришлось на месяц зу-л-хиджжа по мусульманскому календарю, когда совершается паломничество (большой хадж) и через этот порт в Мекку устремляются сотни тысяч паломников; в 1869 году зу-л-хиджжа пришелся на период с 15 марта по 13 апреля. В надежде обеспечить свою безопасность, наш герой выучил несколько арабских выражений, обрядился в белый арабский плащ с капюшоном, до блеска обрил голову, вымазал лицо коричневой краской, для вида исполнял мусульманские религиозные обряды. Но эта наивная маскировка скорее создавала для него дополнительную угрозу, так как не могла не вызвать подозрительности у мусульман. Как отмечали европейские путешественники, "в Аравии гораздо доброжелательнее принимали тех, кто прямо заявлял о своем христианстве, чем тех, кто выдавал себя за мусульманина, притом неумело". И действительно, по крайней мере в одном случае - на египетском пароходе, переполненном паломниками, - романтический маскарад едва не стоил Николаю жизни.
"Один из спутников, - сообщает его брат Михаил, вспоминая, очевидно, устный рассказ самого путешественника, - узнав, что брат не мусульманин, стал проповедовать, что его присутствие оскверняет их святое паломничество, что его надо выкинуть вон с парохода; положение становилось критическим. Тогда брат обратился к капитану, который дал ему несколько матросов, которые были мусульманами. Брат, улучив момент, скинул агитатора в трюм и приказал закрыть его. Энергичное действие подействовало на остальных и возбуждение улеглось. Брат спустился к агитатору; оказалось, что он поломал при падении руку. Брат положил ему руку в лубки - и подружился с ним".
Как видим, Миклухо-Маклая спасли выдержка и решительность в чрезвычайной ситуации, сопряженные с доброжелательным отношением к "туземцам", - черты характера, которые будут еще не раз выручать ученого во время его путешествий.
22 марта Миклухо-Маклай выехал из Каира к трассе Суэцкого канала и, продвигаясь на юг вдоль его берегов, прибыл в город Суэц, расположенный у выхода канала в Красное море. "Температура в полдень временами совсем ужасающая, - жаловался он Дорну. - <…> Несколько дней у нас хамсин (нечто вроде сирокко); этот ветер очень неприятен, в 10 шагах от пыли ничего не видно; устаешь, болит голова <…> из-за постоянного напряжения непривычных к этому глаз впадаешь в странное состояние, мысли исчезают из головы, чувствуешь себя ужасно усталым и ни о чем не хочется думать <…> 5 дней тому назад я почувствовал легкий приступ лихорадки, третьего дня и сегодня тоже - потеха начинается!" Так Миклухо-Маклай заболел малярией. Учитывая инкубационный период болезни, можно предполагать, что он заразился еще на острове Сицилия, где в XIX веке малярия была широко распространена. В том же письме Николай сообщил, что у него уже кончаются деньги, и попросил выслать ему в Джидду 400 - 500 франков. Малярия - как и столь же хроническое безденежье - стала неразлучной спутницей путешественника на всю его оставшуюся жизнь.
На "мерзейшем", по выражению путешественника, египетском пароходе Миклухо-Маклай прибыл в начале апреля в Джидду, где оставался 18 дней. Город был переполнен паломниками, но бурлящий людской поток обтекал квартал добротных домов, где находились консульства, а также конторы и жилища богатых европейских и египетских купцов. В Джидде проявилось еще одно свойство Миклухо-Маклая, которое получило развитие в его дальнейших экспедициях, - в трудных условиях быстро знакомиться и завоевывать симпатии "добрых людей", которые, как писал сестре Николай, "готовы и за честь считают помочь ученому". Зажиточный французский негоциант пригласил поселиться в своем доме несколько странного молодого европейца в арабском одеянии, который готов был рисковать жизнью и здоровьем ради изучения каких-то морских тварей. Обретя, как он сообщил сестре, комфортабельное пристанище и получив денежный перевод от Дорна, Миклухо-Маклай смог приступить к своим исследованиям.
По утрам он нанимал парусную плоскодонку с лодочником и двумя ныряльщиками, обычно занимавшимися сбором жемчужных раковин, и отправлялся на коралловые рифы, которые тянулись параллельно берегу примерно в двух-трех километрах от гавани. "Великолепная вещь - коралловый риф, и лов здесь в высшей степени удобен", - сообщал он Дорну. Поочередно ныряя, "живые машины" быстро доставляли в плоскодонку большие куски кораллов, облепленные губками и другими простейшими организмами, так что ученый едва успевал осмотреть добычу и поместить нужные ему образцы в стеклянные сосуды с морской водой. Вечерами в комнате, предоставленной негоциантом, Миклухо-Маклай консервировал и препарировал собранный материал, делал краткие записи. Исследователь работал с полной самоотдачей, ценой напряжения всех сил организма, несмотря на изнуряющий зной и регулярно повторявшиеся приступы малярии.
Из Джидды Миклухо-Маклай отправился на две другие намеченные им "станции" - Массауа и Суакин, посетив по пути несколько островов. Условия для работы здесь оказались еще более трудными, чем в Джидде. В Суакине ученый пользовался гостеприимством губернатора, "очень любезного египетского бея", но чаще ему приходилось ночевать в убогих хижинах или под открытым небом. "Я принужден был проводить ночи под открытым небом с арабами, - писал он Дорну, - и очень часто страдал от голода, да еще лихорадка (малярия. - Д. Т.) и очень сильный конъюнктивит, температура ночью около 35°С (Суакин), насекомые, невозможно отдохнуть". Но именно в Суакине и Массауа Миклухо-Маклаю удалось за несколько дней обнаружить с помощью ныряльщиков несколько интересных разновидностей морских губок.
В конце апреля ученый вернулся в Джидду - истощенный, больной, без копейки денег. Все тот же сердобольный французский негоциант "одолжил" Николаю 200 франков, чтобы он мог добраться до Суэца, куда наш герой прибыл на пароходе, переполненном паломниками, возвращавшимися из Мекки. Здесь, вблизи от Суэца, Миклухо-Маклаю пришлось выдержать пятидневный карантин, во время которого он писал письма родным, друзьям и Геккелю и подводил первые итоги своей "научной экскурсии" на Красное море. "Мое путешествие в научном отношении удалось, - сообщал Николай сестре, - но я никак не ожидал всех трудностей и неудобств, которые пришлось встретить как необходимые аксессуары интересных исследований".
Как уже упоминалось, Миклухо-Маклай задумал эту поездку главным образом для изучения красноморской фауны губок накануне соединения Красного и Средиземного морей. Экстремальные условия негативно повлияли на продолжительность и результативность проведенных работ. Однако путешественник все же сумел собрать интересную коллекцию роговых, кремневых и известковых губок, которая по сей день бережно хранится в Зоологическом музее Российской академии наук в Петербурге. Миклухо-Маклай считал, что ему удалось обнаружить во время этой экспедиции девять новых видов губок, но оставленные им описания настолько кратки, что их едва ли можно считать диагнозами. Современные ученые-спонгиологи не в состоянии установить, какие виды красноморских губок были действительно впервые описаны Миклухо-Маклаем.
Впрочем, Николай занимался на Красном море не только изучением губок. Молодой ученый, получивший медико-биологическое образование и специализировавшийся на проблемах зоологии и сравнительной анатомии, продемонстрировал необычайно широкий научный кругозор, сумев - несмотря на трудности и непродолжительность поездки - сделать интересные наблюдения физико-географического и страноведческого характера. Так, он провел измерения температуры морской воды на рифах между Суакимом и Массауа, пришел к выводу о недавнем и еще продолжавшемся поднятии обоих берегов Красного моря, дал краткую характеристику его важнейших портов и путей сообщения между ними. Но еще важнее было то, что в круг научных интересов Миклухо-Маклая прочно вошли условия жизни, культура и антропологический состав местного населения. Не случайно в протокольном отчете о его докладе, сделанном в РГО в сентябре 1869 года, отмечается, что к краткому очерку Красного моря и его берегов ученый прибавил "несколько любопытных замечаний касательно этнографии этой местности".