14 августа.
Сегодня вернулись из Житомира. Прасковья оглушила сообщением, что у Сережки аппендицит. Была страшная суматоха, возили врача на дачу. Спасибо Якову Леонтьевичу - дал машину, достал доктора. Исключительные люди Леонтьевы!
На столе - счета. И как всегда - какая-нибудь ерунда при приезде. Лежит безграмотная открытка о том, что будто бы не уплачены взносы по соцстраху - угроза прокурором. М. А-чу - письмо из Бюро драмсекции с вопросом, как подвигается его работа над пьесой к 20-летию. Вопроса - пишет ли он вообще эту пьесу - даже не поставлено.
Разбиты вдребезги - не спали две ночи в поезде.
Прасковья сообщила, что писатель Клычков, который живет в нашем доме, арестован. Не знаю Клычкова.
Позвонил Сергей Ермолинский, очень обрадовался приезду нашему.
Какой чудесный Киев - яркий, радостный. По дороге к Степунам мы были там несколько часов, поднимались на Владимирскую горку, мою любимую. А на обратном пути прожили больше недели.
Вечером пошли к Леонтьевым на часок - поблагодарить за их участие к Сережке.
Жизнь в Богунье поначалу была прелестна. Места там очень красивые, купались. Поначалу - кормили. Хотя Гриша Конский, который сидел около меня за столом, всегда говорил громко: вкусно, но мало (окая), или "мало, но вкусно".
Но потом, так как приехала масса родственников - бесплатных, а платных было очень мало людей - перешли на голодный паек. М. А. не вытерпел, и пища при этом пресная, а он привык к острой (да и вообще про наш стол М. А. всегда говорит, что у нас лучший трактир во всей Москве) - мы начали с ним через день ходить пешком в Житомир за закусками, приносили сыр, колбасы, икру, ветчину, ну, конечно, масло - хлеб, водку тоже. И таким образом - М. А. по большей части не ходил ужинать, есть эти все лапшевники, а питался дома. Но потом надоело нам, и мы через три недели уехали.
15 августа.
В Лианозове - у Сергея - М. А., я, Женичка мой и Оля. Бедняга Сережка лежит на кровати в саду, боли.
Оленьку в последний день не пустили в Париж. Почему - непонятно.
М. А. потом меня уверял, что это для того, чтобы Немирович не расцвел в Париже пышным цветом и не наговорил и не наделал бы там массы чепухи. Его надо было устранить от всяких выступлений, а Оля бы старалась всячески его поместить на первое место и т. д.
В городе слухи о писательских арестах. Какой-то Зарудин, Зарубин, потом Бруно Ясенский, Иван Катаев, еще кто-то.
16 августа.
М. А. продиктовал ответ драмсекции - что не работает ни над какой пьесой, так как пьесы его все сняли.
А в ответ на вопрос - не нужна ли вам какая-нибудь помощь? - написал, что помощь, действительно, нужна, что пусть они похлопочут о квартире для него в Лаврушинском и об авансе во Всероскомдраме (у нас действительно нет ни копейки).
Такое же письмо Треневу, как председателю драмсекции.
Пошли во Всероскомдрам, подали заявление М. А. об авансе. Встретили там Ардова, он сказал, что арестован Бухов.
Он на меня всегда производил мерзкое впечатление.
Вечером Ермолинский.
17 августа.
Звонок Тренева утром. Письмо, видимо, произвело впечатление. Квартиры, конечно, не будет.
Тут же поехали на дачу к Сергею.
Под вечер пришел Яков Л.
- Я за вами на машине, поедем на речной вокзал в Химки.
Поехали.
Понравилось на вокзале, и пароходик легкого типа - элегантный, тоже понравился. Яков сказал, что директором МХАТ назначен Боярский, и Егоров уже начал делать ему первые пакости.
18 августа.
Утром звонок Олега Леонидова. О письме М. А. Видимо, произвело все-таки впечатление. Но толку, конечно, не будет. Одни разговоры.
Дмитриев прилетел с Кавказа на аэроплане. Обедали. Сидел до отъезда в Ленинград. М. А. слышал, что в Ленинграде посажен Адриан Пиотровский.
19 августа.
Ездила в Лианозово с доктором на машине. Примерно через месяц Сергея будут оперировать.
20 августа.
Холодный обложной осенний дождь.
После звонка телефонного - Добраницкий. Сказал, что арестован Ангаров. М. А. ему заметил, что Ангаров в его литературных делах (М. А.), в деле с "Иваном Васильевичем", с "Мининым" сыграл очень вредную роль.
Добраницкий очень упорно предсказывает, что судьба М. А. изменится сейчас к лучшему, а М. А. так же упорно в это не верит. Добраницкий:
- А вы жалеете, что в вашем разговоре 1930-го года со Сталиным вы не сказали, что хотите уехать?
- Это я вас могу спросить, жалеть ли мне или нет. Если вы говорите, что писатели немеют на чужбине, то мне не все ли равно, где быть немым - на родине или на чужбине?
21 августа.
Дома одни. М. А. сидит над "Петром".
22 августа.
Зашла в дирекцию ГАБТ за М. А., слышала конец его разговора с Самосудом - что-то не вышло с "Поднятой целиной". Трудно будет М. А. У Самосуда престранная манера работы, он делает все на ходу. Ничем не интересуется, кроме своих дел. Он обаятелен, но, конечно, предатель. Он явно не хочет пустить Асафьева на "Петра". М. А. волнуется, считает, что так поступить с Асафьевым нельзя - он переписывался с ним о "Петре".
Оля рассказывала по телефону об успехе МХАТа в Париже, но голос у нее был такой, что я засомневалась.
23 августа.
Шли с Олей - встретили Добраницкого. Оля аттестовала его дурно. Его одно время хотели назначить во МХАТ директором. Тогда Оля встретила его в штыки.
Вечером мы у Ермолинского. Шахматы.
24 августа.
Днем М. А. над "Петром".
Вечером утомился. Я пошла за Ермолинским, привела его к нам. Шахматы. Ужин.
26 августа.
Днем я на даче.
К обеду пришли Вильямсы - приехали из Пестова. Поездка их в Синоп сорвалась - из Комитета ему сообщили, что он едет в Париж. Но после этого - молчание. Так они в Пестове и просидели.
Вечером явился Гриша Конский, приехал из Богуньи. Вспоминали всякие смешные эпизоды из летней жизни.
27 августа.
К обеду Дмитриев.
Вечером Дмитриев и Яков. Яков сообщил, что Ермолинский подавился костью, сейчас в лечебнице, положение его неясно.
28 августа.
Были в Старо-Екатерининской больнице. Канторович надеется на благоприятный исход - кость извлекли.
29 августа.
Я с Марикой утром в больнице - вторая операция, извлекли еще две кости, положение его плохое. М. А. приехал после операции.
Вечером Мордвинов вызвал М. А. на совещание по поводу "Поднятой целины".
Поразительно - совещание назначено на одиннадцать часов вечера в гостинице "Москва". Самосуда вызвали из номера. А братья Дзержинские появились: Иван в половине первого ночи, а брат его либреттист еще позже. Этот самый либреттист очень испугался, увидев М. А. Зачем? Самосуд шепотом ему объяснил, что Булгаков - консультант ГАБТ. Услышав фамилию - Булгаков - поэт Чуркин, который тоже был при этом, подошел к М. А. и спросил:
- Скажите, вот был когда-то писатель Булгаков, так Вы его…
- А что он писал? Вы про которого Булгакова говорите? - спросил М. А.
- Да я его книжку читал… его пресса очень ругала.
- А пьес у него не было?
- Да, была пьеса, "Дни Турбиных".
- Это я, - говорит М. А.
Чуркин выпучил глаза.
- Позвольте!! Вы даже не были в попутчиках! Вы были еще хуже!..
- Ну, что может быть хуже попутчиков, - ответил М. А.
30 августа.
Звонил Виктор Федорович Смирнов, который когда-то приходил по поводу своего либретто. Сказал, что назначен и. о. председателя ВОКСа. Из слов его, что "Аросев тяжело заболел и больше не вернется", понятно, что бывший председатель ВОКСа Аросев арестован.
Мхатчики приехали из Парижа. Вечером пришел Топленинов - играли в шахматы с М. А.
31 августа.
Звонок Файмонвилла - приглашение придти третьего в шесть часов на коктейль.
Приехали дачные бедняги, Сергей обрадовался "Потапу".
Вечером Гриша Конский. Просил М. А., чтобы он почитал ему из романа о Воланде.
Звонил Мелик - был нездоров.
1 сентября.
М. А. водил Сергея к Арендту. Тот сам болен.
2 сентября.
Чудесный летний день. Водили Сергея в госпиталь - операция будет восьмого.
Вечером навестили Мелика по его просьбе. Он нездоров.
В газетах сообщение о самоубийстве председателя Совнаркома Украины Любченко.
Приходили Оля с Калужским. Он показался мне излишне развязным.
3 сентября.
Настойчивые звонки секретарши Файмонвилла (русской), уговаривает придти, спрашивает о здоровье Сергея, хочет что-то ему подарить…
Мы не пошли.
Вечером Оленька. Сначала не хотела признаться, что МХАТ не прошел в Париже. Но потом сказала:
- Ну да, "Анна Каренина" не имела того успеха, на который МХАТ рассчитывал…
И тут же рассказала, что про Аллу Тарасову французы написали, что она похожа на дебелую марсельянку, - что в белогвардейских газетах писали, что у Еланской такая дикция, что ничего не поймешь, что вместо слова - мерзавец - она произносит "нарзанец", что, конечно, понятен испуг Анны Карениной, когда она увидела в кровати вместо своего маленького сына - пожилую еврейку (Морес) и т. д.
Льет дождь. Поздно. Идем ужинать.
4 сентября.
М. А. пошел к Попову - играть в винт.
5 сентября.
Говорил кто-то М. А., что арестован Абрам Эфрос. Может и нет, очень много врут.
М. А. играет в шахматы у Топленинова.
6 сентября.
М. А. возится с "Петром". Вечером Смирнов принес свое либретто. Производит очень несерьезное впечатление. Говорил, что арестован Литовский. Ну, уж это было бы слишком хорошо.
7 сентября.
Отвезли Сергея в лечебницу. Операция будет завтра утром.
15 сентября.
Все прошло благополучно. Сергей уже дома.
16 сентября.
Отчаявшись добиться у Самосуда прослушивания "Петра", М. А. решил сдать его и отвез Якову Леонтьевичу в театр.
Звонил Иосиф Раевский - просил разрешения придти. Условились на завтра.
17 сентября.
Утром я отвезла экземпляр либретто в Комитет, сдала секретарю Керженцева. Комитет только что переехал в новое помещение на Ильинке. Комнаты неуютные, необжитые. Перед секретарем ни одной бумажки на столе. Делать ему, видно, нечего.
Вечером пришла Оленька, потом часов в десять - Раевский, а еще позже, после "Карениной", - Калужский.
Раевского рассказы о Париже: некоторые все время проторчали на барахолке, покупая всякую дрянь, жадничали, не тратили денег на то, чтобы повидать Париж, и ничего в Париже не увидели, кроме галстуков.
Отвратительно повел себя на обратном пути Израилевский, фу, ты, Ливанов. Он учинил Израилевскому мерзкий скандал. Может поплатиться за это, так как Израилевский подал на него жалобу.
Анекдотическую штуку учинила старуха Халютина. На фестивальной репетиции в фойе стала демонстративно бормотать свою роль в присутствии фестивальных иностранцев. Судаков спросил:
- Вы переменили рисунок роли?
- Ничего я не меняла, а просто наплевали мне в душу, не взяли в Париж, вот я и буду теперь играть формально.
Собрались гнать ее из Театра, но ограничились тем, что сняли с роли.
В нашем парижском посольстве сначала очень косо посмотрели на пиджак Ливанова (когда собралась труппа) - грязный, сальные пятна какие-то, неглаженый. А потом сказали: ну что ж, пусть и такой будет…
Наши актрисы некоторые по полнейшей наивности купили длинные нарядные ночные рубашки и надели их, считая, что это - вечерние платья. Ну, им быстро дали понять…
Хмелев старался говорить все время по-французски, это его конек, но ни один француз его не понял, хотя он все время говорил "n'est - се pas?.."
Потом у него раз безумно разболелись зубы, он просто неистовствовал. Иверов принес ему бутылку коньяку, чтобы он выпил и уснул - на него уж ничего не действовало. К нему в номер пришел Калужский и стал уговаривать выпить, и сам напился до полусмерти.
Кто-то спрашивал в кафе - дайте мне ша-нуар - chat noir вместо кафе-нуар… Словом, довольно бесславные рассказы.
18 сентября.
Сегодня М. А. потерял со Смирновым три часа времени - правил ему либретто. Как это печально.
Совершенно летняя жара, хожу в летнем костюме и белой шляпе.
19 сентября.
Опять приехал Дмитриев (он приезжал восьмого), обедал. Говорил, что в Ленинграде видел Литовского. Значит, Смирнов наврал.
21 сентября.
Добраницкий позвонил, просит его навестить - у него перелом ноги.
Поехали.
Показывал М. А. книги по гражданской войне, которых нет у М. А.
22 сентября.
Биндлер позвонил из Большого, сказал, что есть письмо Керженцева о "Петре".
Поехали за письмом. Это записка с заголовком "О Петре", состоящая из 10 пунктов. Смысл этих пунктов тот, что либретто надо писать наново.
Вечером был Арендт - играл с М. А. в шахматы.
23 сентября.
Мучительные поиски выхода: письмо ли наверх? Бросить ли театр? Откорректировать роман и представить?
Ничего нельзя сделать. Безвыходное положение.
Поехали днем на речном трамвае - успокаивает нервы. Погода прекрасная.
Вечером М. А. на репетиции "Поднятой целины". До часу ночи помогал выправлять текст. Из театра привезли его на машине. С головной болью.
24 сентября.
Напросился Тимофей Волошин, не люблю его. Читал очень плохие свои стихи. Развязен. Судится с Таировым. Тот сделал попытку выгнать его из театра за выступление против него, Таирова, на собрании после "Богатырей".
Днем ездили с М. А. на речном трамвае. Но уже было туманно, моросило.
25 сентября.
Два последних акта "Руслана" слушала, приехав за М. А. в театр. Златогорова очень хороша в Ратмире. Самосуд дирижировал во фраке.
Оттуда поехали к Калужским на новую квартиру - на улице Кирова. Квартира приличная, только крутая лестница. Был Гриша Конский. Оленька подарила М. А. книгу, составленную Марковым и переведенную на французский для Парижа. Прекрасно издана, на дорогой бумаге. Ни одного слова о "Турбиных".
Слух, что арестован Киршон. М. А. этому не верит.
М. А. Булгаков в роли судьи в "Пиквикском клубе". 4 января 1935 г.
26 сентября.
Приехал Дмитриев, привез М. А. испанский экземпляр Дон-Кихота.
По телефону - с Олей и с Виленкиным: из Комитета искусств, из театрального отдела запрашивают экземпляр "Бега". Надо переписывать. Хотя и не верим ни во что.
27 сентября.
Удивительный звонок Смирнова: нужен экземпляр "Бега". Для кого, кто спрашивает? - Говорит, что по телефону сказать не может.
Решили переписывать "Бег".
Днем М. А. ходил на репетицию "Травиаты".
Обедал у нас Дмитриев.
После обеда, как всегда, легли отдохнуть, после чего М. А. стал мне диктовать "Бег".
Позвонил Мелик, попросил разрешения придти. Читал "Петра" (либретто). Сказал, что недостаточно хора, в некоторых местах слишком драматургично.
Потом, попозднее, пришла Минночка и Вильямсы.
М. А. показывал, как дирижирует дирижер в Большом театре (пародия на Мелика).
28 сентября.
М. А. диктует "Бег", сильно сокращает.
Звонил Олеша, спрашивал у М. А. совета по поводу своих болезненных ощущений. Он расстроен нервно, к тому же у него несчастье. Не он говорил, а знаю из газеты и рассказов: его пасынок выбросился из окна, разбился насмерть.
Вечером, на короткое время, перед поездом - Дмитриев с женой.
Потом "Бег" до ночи.
29 сентября.
"Бег" с утра.
М. А. искал фамилию, хотел заменить ту, которая не нравится. Искали: Каравай… Караваев… Пришел Сережка и сказал - "Каравун". М. А. вписал.
Вообще иногда М. А. объявляет мальчикам, что дает рубль за каждую хорошую фамилию. И они начинают судорожно предлагать всякие фамилии (вроде "Ленинграп"…).
А весной была такая игра: мух было мало в квартире и М. А. уверял, что точно живет в квартире только одна старая муха Мария Ивановна. Он предложил мальчикам по рублю за каждую муху. И те стали приносить, причем М. А. иногда, внимательно всмотревшись, говорил - эта уже была. С теплом цена на мух упала сначала до 20 копеек, а потом и до пятачка.
30 сентября.
Целый день "Бег".
Ни звонков, ни писем.
1 октября.
Кончили "Бег".
Позвонила к Виленкину. Старалась расспросить. Но он говорит, что звонила некая Омедор, кажется, из Комитета искусств. Дело, конечно, не в Омедор, это-то ясно. Но в ком?
Вечером М. А. играл в шахматы с Топлениновым. Тот рассказал, что умер Азарий Азарин. Очень жаль, талантлив, порядочен. Не стар.
2 октября.
Приходили от Виленкина из МХАТа за экземпляром. Выдала.
Позвонила Смирнову, что есть экземпляр. Пыталась узнать, с кем он говорил. Безрезультатно.
Ануся уезжает в Крым сниматься в "Айболите". Позвала их вечером к нам. Они пришли с Шебалиным. М. А. говорит за ужином:
- Подошел к полке снять первую попавшуюся книжку. Вышло - "Пессимизм"…
Просили Шебалина поиграть, подошел к роялю, взял несколько аккордов - ничего не помнит наизусть. Обещал следующий раз принести ноты. Петя укушен собакой, ему делают прививки - не пьет водки - нельзя.
3 октября.
Днем приехал Смирнов за "Бегом". Вошел, не снимая пальто, явно боясь расспросов. Расспрашивать не стали. Он успокоился, присел, сняв пальто, и тут пошел разговор. В разговоре М. А. сказал:
- Я работаю на холостом ходу… Я похож на завод, который делает зажигалки…
Смирнов попросил, чтобы мы ему показали рецензии Горького на "Бег", а также Пикеля (который зарезал пьесу). Я показала ему - они вклеены в толстую тетрадь вырезок о М. А. Он оживился и попросил перепечатать отзывы Горького и рецензию Пикеля. И увез это вместе с экземпляром. Загадка.
Вечером М. А. пошел с Сергеем в баню. Потом рассказывал мне, как они волновались в поисках потерянной трешки.