11 июня.
Вчера проходила часов в семь вечера около филиала. Зашла и прослушала первый акт "Чио-Чио-Сан" - с отвращением, надоела опера вообще.
Пришла домой. Борис Эрдман сидит с Мишей, а потом подошел и Николай Робертович. Миша прочитал им три картины и рассказал всю пьесу. Они считают, что - удача грандиозная. Нравится форма вещи, нравится роль героя.
Николай Робертович подписал, наконец, договор на свой киносценарий. Борис очень доволен своей работой (найденным при этой работе новым) - над 1812 г.
Мы сидели на балконе и мечтали, что сейчас приблизилась полоса везения нашей маленькой компании.
13 июня.
Звонок Ольги - была, оказывается, неделю у Немировича на даче. Дача - в парке, с проведенной горячей водой, изумительной обстановкой. Обслуживающий персонал - пять человек.
- Вл. Ив. не может, ему не по средствам, он сегодня подает заявление, отказывается от дачи (пожалованной к 40-летию).
Она же о переговорах с МХАТом:
- Мне Виталий все рассказал… у вас тут события такие… Я его спросила - часто ли ты взмахивала ресницами?..
Потом звонок Виленкина: высылаю человека с договором. Калишьян уж подписал его, надеемся, что М. А. тоже подпишет.
Звонок некоего Рафаилова, Иосифа Артемьевича, - я директор студии Станиславского, последние его ученики… Просим, чтобы М. А. дал свою последнюю пьесу нам. Мы слышали, что он не очень хочет заключать договор с МХАТом.
Виленкин прислал договор. Подписать нельзя из-за одного пункта: автор обязуется сделать все изменения, дополнения, которые МХАТ найдет нужным - что-то вроде этого, то есть смысл такой.
Вечером у нас Борис. Пришел с конференции режиссеров, рассказывал, что Мейерхольда встретили овацией.
Миша немного почитал из пьесы. Весь вечер - о ней. Миша рассказывал, как будет делать сцену расстрела демонстрации.
Настроение у Миши убийственное.
Наступила жара.
Миша сказал Симонову о пьесе. Задыхнулся, как говорила Настасья.
14 июня.
Днем Миша в Большом - на прослушивании певцов.
Разговоры с Виленкиным. Калишьян согласился вычеркнуть пункт.
Миша над пьесой. Написал начало сцены у губернатора в кабинете. Какая роль!
Вечером пошли в кафе у Арбатской площади - Дом журналиста. Кормили отвратительно.
Душно. Хотя днем лил дождь - никакого облегчения не принес.
15 июня.
Днем Миша в Большом, оттуда в МХАТ - куда пришла и я. Подписал договор.
Вечером - Оля у нас, попросила Мишу почитать. М. А. прочитал первую картину. - Уважил ты меня! - много раз повторяла.
Жара удушающая. Собралась было гроза, но прошла мимо. Погрохотало, немного пролилось влаги и все.
16 июня.
Обедали в Клубе писателей.
Звонок Ольги, говорит про Немировича, что он не спал ночь, думал, почему сняли "Мольера"?!!
Когда Ольга произнесла массу хвалебных вещей про Мишину новую пьесу и пожалела, что, вот, вы, Вл. Ив., ее узнаете только в сентябре, хотя она будет готова в июле, вероятно, - тот закричал: как в сентябре? Вы мне ее немедленно перешлите за границу, как она будет готова. Я буду над ней работать, приеду с готовым планом.
17 июня.
Почти не спала ночь. Сергей разбудил в половине шестого утра, пошла его провожать в лагерь. Волновался, бедняга - неизвестно ведь как будет - не дома!
Потом за Мишей в Большой, где он правил либретто-афишку для "Абессалома". Видела конец последнего акта. Скучно, по-моему, и совсем непонятен сюжет. А музыка примитивна. Сужу по концу, конечно.
Потом обед в Клубе. На Чичерова произвело оглушительное впечатление, когда в ответ на его вопрос Миша ответил, что работает над пьесой о молодом Сталине.
18 июня.
Письмо от Гриши из Киева. Известие о пьесе и о договоре произвело там что-то вроде фейерверка. Пишет, что рабочие сцены окружили Снеткова и спрашивали, о чем пьеса, и он нес им какую-то околесину.
Сейчас вернулись с "Сусанина". Миша не слушал - большая работа (в театре же) над двумя либретто, а я сидела в ложе Б.
Дикая жара. Впечатление, что весь партер и оркестр - белый, так как все непрерывно машут платками, афишками и веерами.
19 июня.
Яков позвонил, приглашая на премьеру "Абессалома".
Попали к третьему акту, пошли было в партер, но так жарко, что нестерпимо - перешли в ложу Б.
На спектакле - Правительство. Я видела И. В. Сталина в белом кителе. Он аплодировал, но мало.
После спектакля к нам пришли Дмитриев и Марина. И я и Миша разговаривали с ним резко и начистоту. Да, он окончательно расшифровался. Как наивно мы обманывались с Мишей много лет! Человек, который думает только о себе, а на всех людей смотрит только с точки зрения, какую из них можно извлечь пользу.
Застали дома телеграмму Маркова из Сочи. Ликует по поводу пьесы!
Всему теперь цену знаем.
21 июня.
Вчера была Ольга вечером. Миша читал ей некоторые картины.
Сегодня - звонок Рапопорта из Вахтанговского, предлагает Мише встречу по поводу "Дон-Кихота". Зачем эта встреча теперь, когда все разъезжаются, совершенно непонятно!
До этого ездили с Мишей в Серебряный Бор. Миша выкупался. Жарко. Туда ехали в открытом линкольне - хорошо, обратно пришлось в автобусе.
Вечером Борис Эрдман.
22 июня.
Были Виленкин и Оля. Миша читал им фрагменты. Вижу, что им нравится.
23 июня.
Миша уехал в Серебряный Бор купаться. Я - хлопотать о покупке заграничной машинки.
Будто бы арестован Мейерхольд.
24 июня.
Упала жара! Миша радуется.
Вечером - "Раймонда" с Семеновой. Танцевала блестяще, раскланивалась обаятельно. Стучала ногой в будку электротехника, чтобы тот дал рампу - вызывали очень долго и тот уже потушил рампу. Кто-то пустил слух, что в публике Мэри Пикфорд, причем ее видели в двух местах.
25 июня.
Не очень жарко. Миша в Большой, опять возня с разными либретто. Я - по поводу машинки в Технопромимпорт. Потом вместе ездили в диетический, но там сегодня пустовато. Я заходила за Мишей в Большой театр, увидала последние картины "Сусанина". У Михайлова - колоссальный успех у публики, да и у оркестрантов, которые тоже долго аплодировали ему.
26 июня.
В газете Большого театра выпад против Миши по поводу опоздания программы "Абессалома", причем он назван заведующим литературной частью. Миша сказал в дирекции - такой у нас должности нет, и никакого отношения к этому опозданию я не имею.
27 июня.
Вчера вечером у Ольги - Качалов, Виленкин, мой Женя и мы. Ольга очень хотела, чтобы Миша читал, но Миша не захватил с собой никакой рукописи. Но Качалов так мило рассказывал всякие смешные рассказы, что Миша попросил Женю съездить за рукописью, и Миша прочитал первые три главы из "Мастера".
Мне понравился Качалов и то, как он слушал - и живо и значительно.
Когда отправились к Ольге - попали под грозу и до нитки промокли. Пришлось из метро возвратиться домой и переодеться.
Сегодня от Мишиного брата из Парижа письмо, сообщает, что уезжает из Парижа в отпуск.
28 июня.
Вчера "Сусаниным" закрылся сезон в Большом. После этого в отдельном кабинете, в "Метрополе" был товарищеский ужин. Самосуд, дирижеры, вообще ведущий состав в театре. Человек около двадцати. Самосуд все время говорил речи, провозглашая тосты за каждого из присутствующих.
Сегодня должны были быть у Качалова - он просил Мишу почитать из пьесы о Сталине. Но все это развалилось, потому что сейчас же тут началась ерунда. Ольга и Виленкин заволновались, что Калишьян обидится. А Калишьяна позвать нельзя, потому что Боярский обидится, вообще чепуха началась!
Сезон кончился, но Мише сегодня пришлось в дирекции читать и совещаться по поводу шапоринских "Декабристов". Шапорину нужны еще две картины, Толстой этих картин не пишет. Они между собой грызутся.
Миша пришел измочаленный.
Толстого не было, конечно. Совещались Самосуд, Мордвинов, Мелик, Шапорин и Миша о том, что надо ускорить получение от Толстого недостающего материала.
Вечером вторая ерунда. Виленкин позвонил к Мише, советуя познакомить Калишьяна с фрагментами пьесы. Миша тогда позвал Калишьяна к себе на завтра. А потом Виленкин в тревоге сам же забил отбой, опять началось - "Боярский обидится" и прочее. Миша разозлился, и разговаривала с Виленкиным я. Он взял на себя отменить это свидание.
29 июня.
Я простужена. По телефону устроила через Якова себе машину ехать завтра к Сергею в лагерь.
Миша был на Москва-реке.
В газетах известие о том, что не прекращаются нападения японцев на монгольской территории и воздушные бои между советско-монгольской авиацией и авиацией японской.
1 июля.
Вчера поехала с Олей на машине в лагерь. Кончилось дело тем, что привезла его обратно в Москву. Он так просил об этом, при этом с волнением, со слезами, что я, конечно, не могла его оставить. Насколько видела, мне там не понравилось - 14 ребят в одной комнате, грязно, неуютно. По немногим словам Сергея, он неохотно говорит такие вещи, поняла, что ребята его дразнили очень, издевались, что он толстый и картавит.
Теперь думаем, куда их отправить. Вызвала Лоли, попросила ее поехать с ним куда-нибудь, скажем, в Анапу.
Миша сегодня днем - на реке. Вечером пришел к нему Дмитриев и они пошли посидеть в кафе журналистов.
А ко мне пришла Марина.
3 июля.
Вчера утром телефонный звонок Хмелева - просит послушать пьесу. Тон повышенный, радостный, наконец опять пьеса М. А. в Театре! и так далее.
Вечером у нас Хмелев, Калишьян, Ольга. Миша читал несколько картин.
Потом ужин с долгим сидением после. Разговоры о пьесе, о МХТ, о системе. Разошлись, когда уж совсем солнце вставало. Рассказ Хмелева. Сталин раз сказал ему: хорошо играете Алексея. Мне даже снятся ваши черные усики (турбинские). Забыть не могу.
Утром звонок Ольги - необыкновенные отзывы о пьесе Калишьяна и Хмелева.
Днем поехали в Серебряный Бор - купаться. Жара. Поехали на ЗИСе, уж очень только дорого - 60 руб. А удобно. Купаться было необычайно приятно.
4 июля.
Днем позвонила в Литературное агентство к Уманскому. Он посоветовал достать в МХАТе бумагу для поддержки в Наркомфине - чтобы не платить 4000 руб. за пишущую машинку. Обычно все писатели получали эту скидку.
Калишьян очень любезно - бумагу дал.
Пока сидели у Ольги - гроза.
6 июля.
Вчера вечером у нас Гриша и Ольга. Гриша упросил М. А. почитать пьесу. Не пойму его. Видимо, оценил очень, но в то же время серьезно хмур. Может быть, оттого, что на роль в ней не надеется.
Вечером идем к Леонтьевым.
Сегодня в газетах о японской провокации.
7 июля.
Говорят, арестован Боярский. Должна сказать, что человек этот мне был очень неприятен всегда.
Вечером придет к нам Борис Эрдман.
9 июля.
Вчера днем Миша должен был идти в ССП на учет. Потом мы обедали там уже в Клубе.
Вечером провожали Вильямсов на вокзал, а оттуда к Калужским.
Сегодня урожай звонков: три раза Калишьян. Просит Мишу прочитать пьесу в Комитете 11-го.
Потом Оля, Федя - с выражениями громадной радости и волнения по поводу Мишиного возвращения в МХАТ.
Хмелев - о том, что пьеса замечательная, что он ее помнит чуть ли не наизусть, что если ему не дадут роли Сталина - для него трагедия.
Некая Шашкова - директор Театра им. Ленинского комсомола - с просьбой дать пьесу им.
11 июля.
Вчера с Борисом Эрдманом пошли поужинать в Жургаз.
Там оказались все: и Олеша, и Шкваркин, и Менделевич, и мхатчики, и вообще знакомые физиономии. Все сидят и едят раков.
К нашему столику все время кто-то подсаживался: несколько раз Олеша, несколько раз Шкваркин, Дорохин, подходили Станицын, Комиссаров, еще какой-то - не помню фамилии. Мхатчики и писатели - конечно - все о пьесе. Уж ей придумывают всякие названия, разговоров масса.
Кончилось все это удивительно неприятно. Пьяный Олеша подозвал вдребезги пьяного некоего писателя Сергея Алымова знакомиться с Булгаковым. Тот, произнеся невозможную ахинею, набросился на Мишу с поцелуями. Миша его отталкивал. Потом мы сразу поднялись и ушли, не прощаясь. Олеша догнал, просил прощения. Мы уехали на ЗИСе домой. Что за люди! Дома Миша долго мыл одеколоном губы, все время выворачивал губы, смотрел в зеркало и говорил - теперь будет сифилис!
12 июля.
Вчера Миша спросил Калишьяна, могу ли и я пойти на чтение. Потом Калишьян приехал за нами и повез в Комитет. Там - Храпченко, Солодовников, Месхетели, Сахновский, Москвин и еще человек пять. Слушали с напряженным вниманием. Пьеса очень понравилась.
Потом обсуждали. Но так мало, что сразу стало ясно, что ее обсуждать-то собственно нечего. Калишьян, уходя, просил Мишу сдать пьесу к 1 августа.
По возвращении сейчас же звонки Хмелева и Долгополова. У последнего - истерическое любопытство.
У нас Борис. Принес две бутылки шампанского.
Вчера было письмо от Виленкина - дружественное и теплое.
Кроме того, сегодня звонок Сахновского, звонок Конского. Вот так пьеса!
Во время читки пьесы - сильнейшая гроза.
13 июля.
Отказ из Наркомфина (по телефону) - просила снять платеж в советских знаках, кроме валюты.
Сергею разрезали фурункул на животе.
14 июля.
Калишьян пригласил Мишу в Театр. Разговор о поправках. Просил пьесу сдать к 25 июля.
В "Советском искусстве" - заметка о Ленинградском, бывшем Александрийском. Даже по нескольким словам о принятом "Дон-Кихоте" видна злобная травля.
15 июля.
Калишьян бьется с названием пьесы, стремясь придать ей сугубо политический характер. Поэтому - перезваниванье по телефону.
В "Литературной газете" - отрывок из пьесы Миндлина "Сервантес". Странные обороты ("Ложат на скамью") и т. д. Ах, Петров, Петров… и "Литературка" печатает.
Долгополовский звонок - жаждет получить сведения о пьесе.
16 июля.
Часов в восемь вечера Сахновский. Все понятно: он хочет ставить пьесу, а Немирович тоже. Будет кутерьма и безобразие, которое устроит Немирович.
17 июля.
Сегодня звонок Калишьяна - справка о книгах о тифлисской семинарии.
Спешная переписка пьесы.
Сережку отправила в Анапу. Оба - и Екатерина Ивановна и он - радовались, как дети. Сережка проявил такую энергию в деле получения машины, что я ахнула - достал частную. Иначе опоздали бы на поезд.
Вечером Миша поехал на винт, но вскоре вернулся. У нас Калужский.
Основное - безумное желание прочесть пьесу.
Слух о том, что зверски зарезана Зинаида Райх.
18 июля.
Ужасно плохо себя чувствую, по-видимому, чем-то отравилась. Температура 37,7. Работать не могу. Волнуемся, успею ли переписать к сроку пьесу. В крайнем случае, надо будет выписать Ольгу из Пестова.
Звонил Калишьян - все о пьесе. Вечером придет к нам Борис Эрдман.
Поиски названия.
19 июля.
Чувствую себя лучше, температура нормальная. Могу писать. Миша утром диктовал. Теперь поехал с Калишьяном в Пестово. Вернется вечером.
20 июля.
Мише понравилось в Пестове, купался. Рассказывал, как встретили его живущие там мхатчики - в связи с пьесой.
Диктовка продолжается беспрерывно. Пьеса чистится, сжимается, украшается.
21 июля.
Миша диктует.
Вечером придет Борис Эрдман.
22 июля.
Сегодня Миша продиктовал девятую картину - у Николая II - начерно.
Миша решил назвать пьесу "Батум".
23 июля.
Перебелил девятую картину. Очень удачна. Потом поехали с Калишьяном в Пестово.
Мне там не понравилось - очень унылый пейзаж, напоминает ленинградские острова в худшем издании. Комары. Вечером - очень холодно из-за массы воды. Мхатчики приклеились к Мише, ходили за ним, как тени.
Калишьян хочет 27-го устроить читку пьесы на партийном собрании.
24 июля.
Пьеса закончена! Проделана была совершенно невероятная работа - за 10 дней он написал девятую картину и вычистил, отредактировал всю пьесу - со значительными изменениями.
Вечером приехал Калишьян, и Миша передал ему три готовых экземпляра.
26 июля.
Звонил Калишьян, сказал, что он прочитал пьесу в ее теперешнем виде и она очень ему понравилась. Напомнил о читке 27-го.
27 июля.
Утром позвонил некий Борщаговский из Киевского украинского театра - о пьесе, конечно. Ему говорили о ней в Комитете.
В четыре часа гроза.
Калишьян прислал машину за нами.
В Театре в новом репетиционном помещении - райком, театральные партийцы и несколько актеров: Станицын, Соснин, Зуева, Калужский, молодые актеры, Свободин, Ольга, еще кое-кто.
Слушали замечательно, после чтения очень долго, стоя, аплодировали. Потом высказыванья. Все очень хорошо. Калишьян в последней речи сказал, что Театр должен ее поставить к 21 декабря.
28 июля.
Вечером у нас Леонтьевы (без Якова, который в Барвихе), а потом позвонили и пришли оба Эрдмана.
29 июля.
Ездили купаться в Серебряный Бор. На обратном пути - гроза.
1 августа.
Звонил Калишьян, что пьеса Комитету в окончательной редакции - очень понравилась и что они послали ее наверх.
Вечером придет к нам Виленкин.
3 августа.
Звонил инспектор по репертуару некий Лобачев - нельзя ли прочитать пьесу о Сталине, периферийные театры хотят ее ставить к 21 декабря.