25 августа.
М. А. все еще боится ходить один. Проводила его до Театра, потом - зашла за ним. Он мне рассказывал, как произошла встреча К. С.'а. Он приехал в Театр в половину третьего. Актеры встретили его длинными аплодисментами. Речь К. С.'а в нижнем фойе. Сначала о том, что за границей плохо, а у нас хорошо. Что там все мертвы и угнетены, а у нас чувствуется живая жизнь. "Встретишь француженку, и неизвестно, где ее шик?.." Потом - педагогическая часть речи. О том, что нужно работать, потому что… Художественный театр высоко расценивается за границей!.. В заключение - заставил всех поднять руки в знак клятвы, что все хорошо будут работать. Когда кончил, пошел к выходу, увидел М. А. - поцеловались. К. С. обнял М. А. за плечо, и так пошли.
- Что вы пишете сейчас?
М. А. говорит, что он еще явственнее стал шепелявить.
- Ничего, Константин Сергеевич, устал.
- Вам нужно писать… Вот тема, например: некогда все исполнить… и быть порядочным человеком.
Потом вдруг испугался и говорит:
- Впрочем, вы не туда это повернете!
- Вот… все боятся меня…
- Нет, я не боюсь. Я бы сам тоже не туда повернул.
В этот же день разговор с Мамошиным.
- Нужно бы нам поговорить, Михаил Афанасьевич!
- Надеюсь, не о неприятном?
- Нет! О приятном. Чтобы вы не чувствовали, что вы одинокий.
Разговор с Афиногеновым.
- Мих. Аф., почему вы на съезде не бываете?
- Я толпы боюсь.
- А как вообще себя чувствуете?
М. А. рассказал о случае с паспортами.
Афиногенов:
- Как бы вас заполучить ко мне?
- Нет, уж лучше вы ко мне. Я постоянно лежу.
- Какой номер телефона?
Рипси (все в тот же день):
- Мы спрашивали у К. С.'а: Почему вы отказались от "Мольера"? А тот отвечает: - Я и не думал… (Рипси шепотом): Только на большой сцене и с хорошим составом!
У М. А. возник план пьесы о Пушкине. Только он считает необходимым пригласить Вересаева для разработки материала. М. А. испытывает к нему благодарность за то, что тот в тяжелое время сам приехал к М. А. и предложил в долг денег. М. А. хочет этим как бы отблагодарить его, а я чувствую, что ничего хорошего не получится. Нет ничего хуже, когда двое работают.
Вечером М. А. диктовал мне черновые наброски "Ревизора" для кино.
М. А. купил сегодня Станюковича, полного, и Скаррона - "Комический роман". Очень доволен.
29 августа.
В многотиражке "За большевистский фильм" напечатано несколько слов М. А. о работе над сценарием "Мертвых душ" и - портрет М. А. - в монокле! Откуда они взяли эту карточку?! Почему не спросили у нас?
Вчера пришел по делу Загорский (из Киева), внезапно почувствовал себя плохо, остался ночевать.
М. А. пошел с Колей Ляминым к Поповым, а мы с Загорским проговорили до рассвета о М. А.
- Почему М. А. не принял большевизма?.. Сейчас нельзя быть аполитичным, нельзя стоять в стороне, писать инсценировки.
Почему-то говорил что-то вроде:
- Из темного леса… выходит кудесник (писатель - М. А.) и ни за что не хочет большевикам песни петь…
М. А. вернулся с дикой мигренью (очевидно, как всегда, Аннушка зажала еду), лег с грелкой на голове и изредка вставлял свое слово.
Был пятый час утра.
31 августа.
Были с М. А. у Вельса. Флигель во дворе (Волхонка, 8). Стеариновые свечи. Почти никакой обстановки. На столе - холодная закуска, водка, шампанское. Гости все уже были в сборе, когда мы пришли.
Американский Лариосик - румяный толстяк в очках, небольшого роста.
Алексей - крупный американец, славянского типа лицо.
Кроме них - худенькая американка-художница и двое из посольства Буллита. Говорила с ними по-немецки. Американцы пили очень много, но не пьянели. Потом оба секретаря (Боолен Чарльз и Тейер) уехали на вокзал - едут в Ленинград. А актеры пели по-английски песенки из "Турбиных" ("Чарочку", "Олега"…).
Жуховицкий - он, конечно, присутствовал - истязал М. А., чтобы он написал декларативное заявление, что он принимает большевизм.
Была еще одна дама, которую Жуховицкий отрекомендовал совершенно фантастически по своему обыкновению:
- Родственница… (не помню, кому) из Государственной думы…
Дама:
- Я была на премьере "Дней Турбиных" (с ударением на "Тур…"). Радек ушел с первого акта…
Ох, дама! Ох, Жуховицкий!
2 сентября.
Звонил Яков Леонтьевич с совершенно ошеломляющим заявлением - Станиславский уволил его из Театра.
По приезде он вызвал к себе Якова Л., похвалил его за работу, высказал удовольствие, что будет вместе с ним работать в этом сезоне, расцеловался на прощанье…
А на следующий день Егоров сказал Якову, что ввиду того, что Театр расширяется - Леонтьев не годится и будет другой. И пусть Леонтьев подаст заявление об уходе.
Яков сказал, что он с трудом дошел домой и дома свалился. Теперь болен. У него была путевка, он должен был выехать на Кавказ лечиться, - теперь все пошло прахом.
Как же Егоров должен был оклеветать Якова?!
Программа - американская - "Турбиных". В ней: "Your production of Mikhail Bulgakov's "In the Days of the Turbins" will be, I am sure, a landmark in the cultural and artistic approachement of our two countries.
A. Trojanovski.
Ambassador of the USSR".
Сейчас идем в МХАТ на "Турбиных".
6 сентября.
Итак. Второго мы опоздали и пришли ко второй картине. Федя дал места в шестом ряду, слева у среднего прохода. Американцы были налицо. Во втором ряду - Буллит с дочкой. Потом - рядом с Алексеем - Бланш Юрка, немолодая, некрасивая, но заметная, худая, длинная, крашеная блондинка. Чешка. Говорили по-французски. В партере же - Жуховицкий со своей знаменитой родственницей члена Государственной думы.
В первом антракте мы разговаривали с Юрка и Алексеем. Во втором - Вельс подвел Буллита. После чего все, под предводительством Феди Михальского, пошли за кулисы.
Миша рассказывал мне, что за кулисами знакомились с актерами: Хмелевым, Яншиным, другими. Ходили на сцену, на которой была уже выгорожена гимназия. Потом - в зал.
Выяснилось, что в партере сидят еще одни Турбинцы - из Праги. Тоже познакомились с М. А. Сказали, что, по плану фестиваля, они должны были пойти на "Интервенцию", но, узнав о "Турбиных", пришли во МХАТ.
В следующем антракте Буллит опять подошел к нам. Он сказал, что смотрит пьесу в пятый раз, всячески хвалил ее. Он смотрит, имея в руках английский экземпляр пьесы, говорит, что первые спектакли часто смотрел в него, теперь редко.
После спектакля - настойчивое приглашение Жуховицкого ужинать у него.
Пошли американские Турбины (трое) и мы. Круглый стол, свечи, плохой салат, рыба, водка и дама.
Третьего у нас были Леонтьев и Калужский. Бедный Яков совершенно раздавлен.
Енукидзе (они говорили) прислал в Театр распоряжение - оставить Леонтьева в Театре.
Нижний кабинет сначала растерялся, но потом как-то ухитрился даже не ответить.
Четвертого вечером у нас Коля Лямин и Патя Попов. Их распирает любопытство - знакомство с американцами! Они яростно уничтожали рокфор, который Оля днем привезла из Риги и который Миша выдавал им за американский.
Пятого сентября у нас были Оля и Женя Калужский вечером. А днем заезжал Яков Леонтьевич прощаться перед Ессентуками. М. А. с Сережкой были в это время на даче в Болшеве.
Сегодня, шестого, и Екатерина Ивановна и Фрося - выходные. Мы одни, втроем. У М. А. болит живот, чем-то окормили на даче. Сначала он занимался с Сергеем уроками, потом учил его шахматам.
Переложили американский вечер с седьмого на девятое.
По телефону - предлагают М. А. делать для кино "Обломова". М. А. разговаривал вяло.
Вечером заходил сосед - писатель Л. с просьбой напечатать и выправить письмо наверх - не печатают, отовсюду выставили, тяжело живется. Потом записка от А. - тоже из нашего дома - просит денег. Нашлось.
За окном, во дворе, играют на гармонике, поют дикими голосами.
7 сентября.
Съезд писателей закончился несколько дней назад - банкетом в Колонном зале. Рассказывают, что было очень пьяно. Что какой-то нарезавшийся поэт ударил Таирова, обругав его предварительно "эстетом"…
Сегодня суетливый день.
Массаж. Поликлиника. Домой. С М. А. в Театр на репетиции "Пиквика", потом - в город, поиски мебельной материи. Сережкин восторг от пломбира. Опять Театр.
Вышли из конторы, во дворе К. С. - без пальто, в шляпе. (Сказала о замужестве, вспомнили наш разговор в тридцать первом году.)
Станиславский попросил М. А. позвонить утром завтра к нему - надо говорить о "Мольере". Публика останавливалась у ворот, смотрела на Станиславского.
После обеда и сна диктовал "Ревизора".
Мысль - делать картину из "Следопыта". М. А. очень любит эту вещь.
8 сентября.
В "Литературной газете" интервью Бланш Юрка. "Ей очень нравятся "Турбины", сколько в них лирической теплоты, как женственен образ Елены…"
По дороге в Театр встреча с Судаковым.
- Вы знаете, М. А., положение с "Бегом" очень и очень неплохое. Говорят - ставьте. Очень одобряет и Иосиф Виссарионович и Авель Сафронович. Вот только бы Бубнов не стал мешать (?!).
Со слов Оли и Калужского: Калужского снимают с должности заведующего труппой, оставляют только актером. Олю - только секретарем Владимира Ивановича, секретарем же дирекции будет Рипси. Сахновского снимают с должности зам. директора, оставляют режиссером. Павла Маркова совсем вон.
Сахновскому, Калужскому и Оле сделаны уже лестные предложения из других театров.
Они собираются в упор задать вопрос Станиславскому или Егорову - о своей судьбе, и тогда примут решение.
Позвонила к Хмелеву, пригласила его на завтра к нам.
Сегодня пришло из Киева письмо: "Пришлите копию отзыва Горького о "Мольере"".
Из-за границы как-то Фишер прислал фотограмму письма Горького следующего содержания:
"О пьесе М. Булгакова "Мольер" я могу сказать, что - на мой взгляд - это очень хорошая, искусстно сделанная вещь, в которой каждая роль дает исполнителю солидный материал. Автору удалось многое, что еще раз утверждает общее мнение о его талантливости и его способности драматурга. Он отлично написал портрет Мольера на склоне его дней. Мольера уставшего и от неурядиц его личной жизни, и от тяжести славы. Так же хорошо, смело и - я бы сказал - красиво дан Король-Солнце, да и вообще все роли хороши. Я совершенно уверен, что в Художественном театре Москвы пьеса пройдет с успехом, и очень рад, что пьеса эта ставится. Отличная пьеса. Всего доброго. А. Пешков".
Почему, кому давал Горький этот отзыв, так мы и не узнали. Да, правду сказать, и не узнавали.
Так вот, Театр, прознав про этот отзыв, просит выслать его. Если М. А. согласится, перешлю. Но М. А. думает, что не стоит, что вообще лучше, чтобы пьеса пошла раньше во МХАТе.
Тип с "Обломовым" пропал. Все исчезают для нас люди среди бела дня…
10 сентября.
У нас вечером девятого: московские Турбины, американские Турбины, Жуховицкий, конечно; Калужские. Ужин при свечах, пироги, икра, севрюга, телятина, сласти, вино, водка, цветы. Сидели уютно часов до четырех. Станицын хорошо показывал Станиславского, Немировича, Тарханова, Ершова, Булгакова. Первыми пришли Жуховицкий и Ольга с Калужским. Потом - Станицын, Яншин, Хмелев. Потом - американцы - Алексей, Лариосик и режиссер Вельс с художницей-американкой в красной шапочке и стоптанных туфлях.
М. А. сказал, что вечер похож на постройку Вавилонской башни - одновременно говорили на русском, английском, французском и немецком языках. Хмелев на чудовищном французском языке доказывал американскому Алексею, что на Западе не существует искусства, что оно есть только у нас. В доказательство приводил пример - Станиславский… Бланш Юрка, к сожалению, не была, она уехала в Лондон.
Легли спать поздно, так как Оля с Женей не сразу ушли.
Сегодня целый день бродим, как сонные мухи.
Звонил все же насчет "Обломова" Кауфман - придет двенадцатого.
11 сентября.
Были у Поповых. Аннушка пела цыганские вальсы под гитару. - М. А. ищет их для "Бега". Но пойдет ли вообще?
12 сентября.
Суматошный день: Сергей без Лоли, монтеры, новая учительница для Сергея, Елисавета Карповна - массаж, какие-то беспрерывные звонки.
Вечером Жуховицкий - просит какие-то сведения о М. А. для Вельса. Вельс хочет писать статью о Булгакове - в Америке.
В то же время - Кауфман.
Я говорила с Жуховицким, а М. А. все время - с Кауфманом.
13 сентября.
Сегодня по дороге из Театра домой М. А. рассказывал (со слов Топоркова), как Станиславский показывал Петкеру Плюшкина. Что будто бы Плюшкин так подозрителен, так недоверчив к людям, что даже им в лицо не смотрит, а только на ноги посмотрит - и довольно. И когда Чичиков ему что-то приятное говорит, он и не слушает даже, отвернулся, скучно ему. А когда Плюшкин рассказывает Чичикову про капитана, то делает рукой жест, как будто нож держит (мысль: капитан, хотя и соболезнует, а готов зарезать за копейку) и все в таком роде.
14 сентября.
Взяли Сергею новую учительницу - будет готовить его во вторую группу.
Оля по телефону говорила, что в Театре развал, спектакли играются без увлечения: сыграть и с плеч долой! Никто ничего толком не знает, питаются все слухами:
1) Что Москвин напал на Станиславского за все реформы вообще и за Калужского - в частности. Что, может быть, Калужского оставят на его должности. Но Москвин сегодня уезжает за границу.
2) Что Сахновский был, по желанию К. С.'а, два раза у него на день, причем К. С. настаивает, чтобы Сахновский подал письменное прошение освободить его от места заместителя директора - по болезни сердца. Что Сахновский отказался, и Боярский (председатель ЦК Рабиса) одобрил его, сказав, что наверху очень недовольны Станиславским за все его новшества.
3) Что Леонтьева назначают зам. директора Большого театра.
4) Что Станиславский как-то на днях до четырех часов ночи ругал свой нижний кабинет за то, что они его подвели, орал, будто, дико.
15 сентября.
Несколько дней назад М. А. прочитал книжку Оммер де Гелль и сказал, что, по его ощущению, это - фальсификация. Сегодня обедал у нас Патя Попов. Заинтересовался этой мыслью. Они вдвоем стали рыться в книгах, пришли к выводу, что эту подделку произвел Вяземский.
От Пырьева получен сценарий "Мертвых душ". Пырьев внес свои изменения, но как-то очень безграмотно выраженные. А на экземпляре - М. Булгаков.
Вечером на собрании жильцов Шкловский говорил М. А., что он написал и сдал сценарий "Ревизора" тому же "Украинфильму". Позвольте!..
16 сентября.
Вечером - Лямин. Миша читал ему несколько глав романа. А после его ухода - до семи часов утра разговор - все на одну и ту же тему - положение М. А.
17 сентября.
Вечером Горчаков. Сатира просит М. А. из "Блаженства" сделать комедию, в которой бы Иван Грозный действовал в современной Москве. Назвал это обозрением. Когда М. А. сказал, что не хочет писать обозрение, Горчаков сказал, что комедия устраивает их еще больше.
Позднее - Вельс с художницей Милли - пришли прощаться. Завтра они улетают в Берлин, оттуда в Бремен, и на пароходе в Америку. Едут на пароходе в третьем классе. Очень милы. Все время говорят о том, как хорошо будет, когда М. А. приедет в Нью-Йорк.
Угощала их налимьей печенкой, икрой, яичницей и чудесным рижским шоколадом.
Поздно ночью разговаривала с Олей по телефону. "…В театре происходит черт знает что". Ясно, что старик выгоняет Сахновского и Женю и Ольгу. Ясно, что Театр захватит в свои руки Егоров.
Немировича Станиславский устраняет и, по-видимому, устранит. Разговоры К. С.'а поразительны по неискренности. Три часа он говорил бог знает что Жене Калужскому, и когда тот спросил напрямик:
- Вы хотите меня отставить от заведования труппой? - старик ответил:
- Теперь такое время, что заведовать труппой должен нахал.
С Сахновским обошелся еще лучше. Мало того, что выгнал, но еще настаивал, чтобы Сахновский сам написал прошение об отставке по болезни сердца…
Илья - настоящий бандит. Все его разговоры о "Беге" - пустые враки. Сейчас в руках у него, оказывается, последняя пьеса Афиногенова "Портрет".
Да, еще - Оля говорила: когда Марков говорил с К. С.'ом о постановке Чехова в Театре и передал слова Немирова, что Чехова нельзя восстанавливать в том виде, как он раньше шел, а надо по-новому, - Станиславский сказал:
- Это что же? С наклеенными носами?
- Нет, так, как должен и может играть МХАТ, но по-новому, в новых формах…
- Подлизывается!.. Молодящийся старик!
18 сентября.
Выходной день. У нас обедали: Оля, Патя Попов и Сергеева учительница, Ольга Васильевна. Потом пришел и Женя Калужский.
Вечером мы с М. А. пошли к Леонтьевым. Дома были только дамы (Яков Л. - в Ессентуках. Андрей Андреевич был на ночном дежурстве у Крамера, которому отняли ногу - гангрена).
Кроме нас там были еще Шапошниковы.
М. А. и Борис Валентинович после ужина подсели к роялю и стали петь старинные романсы. А мы, четыре дамы, рассказывали друг другу всякую чушь.
В частности, Евгения Григорьевна передавала рассказ Климова - очень вольный.
Впечатление было забавное. От рояля доносятся мужские голоса: "Не искушай меня…", а в это время с дамского стола раздается бас Евгении Григорьевны: "Котам яйца вырезаю!.." - из анекдота климовского.
20 сентября.
Днем долго гуляли с Марианной Толстой. Она мне рассказывала все свои беды, про свою несчастную любовь к Е. А. Просила советов.
Вечером я была на Ржевском - брала ванну. У М. А. - Патя.