Так рассказывает Аристоксен. Никомах [143] же в остальном согласен с этим рассказом, но утверждает, что заговор возник из-за отсутствия Пифагора. Ибо как только он уехал на Делос к Ферекиду Сиросскому, своему учителю, а тот неожиданно заболел вышеупомянутой вшивой болезнью, и Пифагор ухаживал за ним, именно тогда отвергнутые и заклейменные пифагорейцами напали на них и всех повсюду сожгли, сами же за это были италийцами побиты камнями и выброшены без погребения. Тогда и случилось так, что знание у знающих оскудело, так как сохранялось ими до той поры в сердце невысказанным, среди непосвященных же случайно высказывались лишь трудно понятные и необъясняемые речи. Исключение составляют совсем немногие, которые, оказавшись на чужбине, сохранили некоторые остатки учения, довольно темные и трудно постижимые. (253) Ибо и они, живя в одиночестве и из-за того, что случилось, пав духом сверх меры, разбрелись кто куда и уже не хотели общаться ни с кем из людей. Живя в пустынных местах, куда бы ни забросила их судьба, одинокие и замкнутые, они большей частью довольствовались каждый общением с собой, которое заменяло им все. Но опасаясь, как бы совсем не погибла среди людей философия и сами они не стали бы из-за этого ненавистны богам, если полностью утратят столь великий дар, написав некоторые заметки самого общего и символического характера, собрав записи старших товарищей, а также то, что помнили из этих записей, оставили их, где каждому хотелось умереть, наказав или сыновьям, или дочерям, или женам никому не давать их читать вне дома. Те же сохраняли их в течение довольно долгого времени, преемственно поручая то же самое потомкам. (254) Так как Аполлоний [144] о тех же самых событиях иногда рассказывает иначе и прибавляет много такого, о чем не говорят Аристоксен и Никомах, приведем и его рассказ о заговоре против пифагорейцев. Он говорит, что некоторые стали относиться к Пифагору недоброжелательно сразу же из-за мальчиков. Ибо пока Пифагор беседовал с любым из посетителей, людям это нравилось. Когда же он начал общаться лишь с учениками, остальные к нему охладели. Они были недовольны и тем, что уступили пришельцу, оказавшись слабее, и тем, что они, коренные жители, по их мнению, слишком много терпят, и полагали, что пифагорейский союз возник против них. Затем получилось так, что юноши, будучи родом из семей влиятельных и выделяющихся среди других достатком, с возрастом стали первенствовать не только в частной жизни, но и управлять государственными делами. Они объединились в братство (а было их свыше трехсот), так что оставалась небольшая часть города, которая не жила согласно их обычаям и нравам. (255) Но все-таки, пока горожане завоевывали близлежащую местность и приехал Пифагор, долгое время после колонизации сохранялся порядок, хотя были недовольные и ожидающие удобного случая для переворота. Когда же был завоеван Сибарис и уехал Пифагор, а завоеванные земли распределили по жребию, причем многие не получили тех наделов, которые им хотелось получить, вспыхнула затаенная ненависть, и против пифагорейцев восстало большинство. Зачинщиками мятежа стали люди, наиболее близкие пифагорейцам по родству и домашним связям. Причиной же недовольства послужило то, что многое из сделанного пифагорейцами им, как всем обычным людям, чувствующим, насколько другие отличаются от них, было не по душе. В большинстве случаев они считали оскорбленными лишь себя. Не нравилось им и то, что никто из пифагорейцев не называет Пифагора по имени: пока он был жив, пифагорейцы, если хотели упомянуть о нем, называли его "божественный", когда же он умер, о нем говорили "тот муж", подобно тому как Эвмей у Гомера упоминает об Одиссее:
Гость мой, его и далекого здесь не могу называть я
Просто по имени (так он со мною был милостив)… [145]
(256) Точно так же не нравилось им и то, что те встают с постели не позже восхода солнца; не носят перстня с изображением какого-нибудь бога, но одного бога почитают и молятся ему, чтобы привлечь его внимание, а другого нет, и остерегаются присутствовать при погребении или в каком-нибудь другом нечистом месте; точно так же они не делают ничего безответственного и не обдуманного заранее, но рано утром решают, что будут делать, а ложась спать, перебирают в уме все, что сделали, в процессе обдумывания развивая память; сходно с этим, когда кто-нибудь из участников беседы назначает встречу в каком-нибудь месте и его ждут там, пока он не придет, день и ночь [146] – опять же в этом сказывается (257) привычка пифагорейцев помнить уговор и ничего не говорить попусту, вообще что-нибудь возложенное на тебя доводить до конца; наконец, они призывали не злословить, но подобно тому, как жители Адрии с возвышения наблюдают в благоговейном молчании за птицами, точно так же нужно вести себя во всем. [147] Все это, как я уже говорил раньше, огорчало всех без исключения потому, что они видели, что пифагорейцы, воспитывавшиеся вместе с ними, ведут особый образ жизни. С большим раздражением переносили родственники и то, что пифагорейцы лишь своим единомышленникам подают правую руку, а из близких никому, кроме родителей, и то, что у них общее имущество, а их они чуждаются. Когда родственники начали раздор, остальные жители охотно стали присоединяться к нему. Из членов "совета тысячи" с речами выступили Гиппас, Диодор и Феаг и потребовали, чтобы в органах власти и в народном собрании участвовали все и чтобы архонты отчитывались перед избранными из всего народа представителями; пифагорейцы Алкимах, Динарх, Метон и Демокед возражали и препятствовали им изменить государственное устройство, учрежденное отцами. Победили те, кто говорил в защиту прав большинства. (258) После этого множество людей пришло на собрание, и ораторы Килон и Нинон, обратившись к народу, выступили с обвинениями против пифагорейцев. Первый был из числа зажиточных людей, второй – из малоимущих. После предыдущих выступлений и еще более длинной речи Килона выступил Нинон. Делая вид, что он ознакомился с тайным учением пифагорейцев, он выдумал и написал сочинение, с помощью которого более всего надеялся их оклеветать, и, дав чтецу свою книгу, приказал читать. (259) Она была озаглавлена "Священное слово", а содержание написанного было следующее: "Друзей чтить, как богов, остальных смирять, как зверей. Эту же мысль высказывают в стихах в своих воспоминаниях о Пифагоре его ученики:
Вровень он ставит друзей с богами блаженными неба,
А остальных не считал он даже достойными слова.
(260) Гомера особенно хвалит за стихи, в которых сказано "пастырь народов", ибо это значит, что остальные подобны скоту, Пифагор же сторонник олигархии. Воюют с бобами, как выбранные по жребию полководцы, поручая избранным это дело. Стремятся к тирании, призывая лучше на один день стать быком, чем весь век быть коровой. Восхваляют законы других народов и велят подчиняться тем, которых признают сами". Вообще Нинон представил их философию как заговор против народного большинства и призывал не следовать совету пифагорейцев воздерживаться от права голоса, но обратить внимание на то, почему они вообще не пришли на народное собрание, между тем как убедили "тысячу" учредить свой совет. Поэтому, раз они мешают силой слушать других, не нужно и им позволять говорить, но правой рукой, которую они отказываются подавать, всякий раз когда они поднятием руки или камешком для голосования выражают свое мнение, голосовать против них, считая позором, что триста тысяч жителей, проживающих возле реки Тетраэнта, в самом городе стали жертвой заговора ничтожно малой доли граждан. (261) В конце концов он так взбунтовал слушателей своей клеветой, что те через несколько дней, когда пифагорейцы совершали жертвоприношение Музам в доме неподалеку от храма Аполлона, собравшись толпой, напали на них. Одни из пифагорейцев, предвидя это, не явились, другие во время нападения бежали в харчевню, Демокед же с юношами ушел в Платеи. Мятежники, отменив прежние законы, путем голосования обвинили Демокеда в том, что он собрал молодежь, намереваясь установить тиранию, и пообещали тому, кто убьет его, выдать в награду три таланта. Когда произошло сражение, Демокед был побежден Феагом, и город выплатил Феагу три таланта. (262) После того как в городе и его окрестностях было совершено множество злодеяний, беглецы были подвергнуты судебному разбирательству, и трем городам – Таренту, Метапонту и Кавлонию – было представлено право третейского суда. Посланные из этих городов для вынесения приговора были подкуплены и, как сказано в памятных записях кротонцев, признали беглецов виновными. Схватив всех, кто был недоволен новыми законами, мятежники и их предали суду и постановили изгнать вместе с потомством, говоря, что не нужно совершать бесчестие и отрывать детей от родителей. [148] При этом имущество у них конфисковали, а их земельные наделы поделили заново. (263) По прошествии многих лет, после гибели сторонников Динарха в какой-то другой междоусобице и смерти Литата, главаря мятежников, горожанами овладели сожаление и раскаяние, и они решили вернуть оставшихся в живых пифагорейцев. Выбрав послами жителей из Ахеи, они при их посредничестве помирились с изгнанниками, поставив в Дельфах обетный столб с клятвами. (264) Из пифагорейцев возвратились около шестидесяти человек, не считая уже совсем старых, часть которых, снова занявшись врачеванием и оказывая помощь тем, кто был болен, стали во главе этого возвращения. Случилось так, что оставшиеся в живых имели теперь в глазах большинства хорошую репутацию, и как раз к этому времени относится возникновение поговорки по отношению к преступившим закон: "Теперь судят не так, как при Ниноне". Когда в земли кротонцев вторглись жители Фурий, пифагорейцы помогали своему городу вместе с другими, подвергаясь смертельной опасности. Отношение же горожан так сильно переменилось в противоположную сторону, что праздники в честь Муз всегда сопровождались хвалебными речами в адрес этих мужей, когда приносили общественную жертву в храме Муз, который ранее был построен пифагорейцами и в котором они почитали богинь. Итак, о гонениях на пифагорейцев сказано достаточно.
Глава XXXVI
(265) Все авторы единодушны во мнении, что преемником Пифагора был Аристей, сын Дамофонта, кротонец, современник Пифагора, родившийся почти на семь поколений раньше Платона. Аристей удостоился не только руководства школой, но брака с Феано и воспитания детей благодаря своему исключительному превосходству над другими в понимании основоположений. Ибо, говорят, сам Пифагор стоял во главе школы тридцать девять лет, а всего прожил почти сто лет, руководство же школой передал Аристею из-за преклонного возраста. После Аристея школой руководил Мнемарх, сын Пифагора, Мнемарха сменил Булагор, при котором произошло разграбление Кротона. [149] После него школой руководил Гартид из Кротона, возвратившийся из путешествия, в которое отправился перед войной. Однако из-за несчастья, случившегося с отечеством, он умер. (266) Гартид был единственным пифагорейцем, который умер от горя. У остальных пифагорейцев было в обычае, дожив до глубокой старости, как бы освобождаться от оков тела. Впоследствии, однако, школой руководил Аресан-луканец, спасенный какими-то чужими людьми; [150] к нему приехал Диодор из Аспендия, которого приняли из-за малочисленности людей в школе. Диодор, вернувшись в Элладу, принес туда пифагорейские идеи. Усердными авторами сочинений о пифагорейцах стали Клиний из Гераклеи и Филолай, Феорид и Эврит, оба из Метапонта, и Архит из Тарента. Посторонним и непричастным к самой пифагорейской школе слушателем оказался Эпихарм: приехав в Сиракузы, он, опасаясь тиранической власти Гиерона, воздерживался от открытых занятий философией, выведывая при случае идеи пифагорейцев и тайно, ради развлечения, разглашая основоположения Пифагора.
(267) Из общего числа пифагорейцев одни сделались известными, многие другие, разумеется, остались безымянными. Вот имена сделавшихся известными:
Из Кротона: Гиппострат, Димант, Эгон, Гемон, Силл, Клеосфен, Агелад, Эписил, Фикиад, Экфант, Тимей, Буф, Эрат, Итаней, Родипп, Бриант, Энандр, Миллий, Антимедонт, Агеад, Леофрон, Агил, Онат, Гиппосфен, Клеофрон, Алкмерн, Дамокл, Милон, Менон.
Из Метапонта: Бронтин, Пармиск, Орестад, Леон, Дамармен, Эней, Хилад, Мелесий, Аристей, Лафаон, Эвандр, Агесидам, Ксенокад, Эврифем, Аристомен, Агесарх, Алкий, Ксенофант, Фрасей, Эврит, Эпифрон, Прокл, Антимен, Лакрит, Дамотаг, Пиррон, Рексибий, Алопек, Астил, Лакид, Ганиох, Лакрат, Гликин.
Из Акраганта: Эмпедокл.
Из Элеи: Парменид.
Из Тарента: Филолай, Эврит, Архит, Феодор, Аристипп, Ликон, (Гестией), Полемарх, Астей, Кений, Клеон, Эвримедон, (Аркей), Клинагор, Архипп, Зопир, Эвфин, Дикеарх, Филонид, Фронтид, Лисид, Лисибий, Динократ, Эхекрат, Пактион, Акусилад, Икк, Писикрат, Клеарат, Леонтей, Фриних, Смихий, Аристоклид, Клиний, Габротел, Лисиррод, Геландр, Архемах, Бриас, Мимномах, Акмонид, Дикас, Карофантид.
Из Сибариса: Метоп, Гиппас, Проксен, Эванор, Леанакт, Менестор, Деокл, Эмпед, Тимасий, Птолемей, Эндий, Тирсен.
Из Карфагена: Мильтиад, Анфен, Годий, Леокрит.
С Пароса: Ээтий, Фенекл, Дексифей, Алкимах, Динарх, Метон, Тимей, Тимесианакт, Эвмойр, Фимарид.
Локрийцы: Гиттий, Ксенон, Филодам, Эвет, Эвдик, Сфенонид, Сосистрат, Эвфин, Залевк, Тимар.
Уроженцы Посидонии: Афамант, Сим, Проксен, Кранай, Миес, Бафилай, Федон.
Луканы: братья Оккел и (Оккил), Аресандр, Керамб.
Уроженец Дардана: Малион.
Из Аргоса: Гиппомедон, Тимосфен, Эвелфон, Фрасидам, Критон, Поликтор.
Лаконцы: Автохарид, Клеанор, Эврикрат.
Гипербореец: Абарид.
Из Регия: Аристид, Демосфен, Аристократ, Фитий, Геликаон, Мнесибул, Гиппархид, Эвфосион, Эвфикл, Опсим, Калаид, Семинунтий.
Из Сиракуз: Лептин, Финтий, Дамон.
Самосцы: Мелисс, Лакон, Архипп, Гелорипп, Гелорид, Гиппон.
Уроженцы Кавлонии: Каллиброт, Дикон, Наст, Дримон, Ксент.
Из Флиунта: Диокл, Эхекрат, Полимнаст, Фантон.
Из Сикиона: Полиад, Демон, Стратий, Сосфен.
Киренцы: Прор, Меланипп, Аристангел, Феодор.
Из Кизика: Пифодор, Гиппосфен, Буфер, Ксенофил.
Из Катаны: Харонд, Лисиад.
Из Коринфа: Хрисипп.
Этруск: Навсифой.
Из Афин: Неокрит.
Понтиец: Лирамн.
Итого: двести восемнадцать человек.
Из женщин-пифагореек прославились: Тимиха, жена Миллия, из Кротона, Филтида, дочь Феофрия из Кротона, Биндака, сестра луканов Оккела и (Эккела), Хилонида, дочь Хилона-лаконца, Кратесиклея, лаконянка, жена Клеонора-лаконца, Феано, жена Бронтина из Метапонта, Мия, жена кротонца Милона, Ласфенея из Аркадии, Габротелия, дочь Габротела из Тарента, Эхекратия из Флиунта, Тирсенида из Сибариса, Писиррода из Тарента, Нистеадуса, лаконянка Бойо из Аргоса, Бабелика из Аргоса, Клеэхема, сестра Автохарида-лаконца. Итого: семнадцать.
Примечания
1
По мнению переводчика, более точным вариантом является название "О пифагорейском образе жизни", однако редакция сочла целесообразным оставить название "Жизнь Пифагора" как более распространенное.
2
Кефаления – область на западе Греции в Ионийском море, куда входили острова Сам, Занкиф, Итака и Дулихий.
3
Халкида – вероятно, город Халкида на острове Эвбея. Было несколько городов с таким же названием: Халкида в Этолии, Халкида в южной Элиде. Сам Ямвлих, между прочим, происходил из Халкиды Сирийской.
4
Меламфилл – "Обильный зеленью".
5
В большинстве источников – Мнесарх, а не Мнемарх.
6
Эпименид – критянин по происхождению, мудрец и ясновидящий, обладавший способностью очищать от любой порчи, как телесной, так и душевной. Под его именем ходило множество сочинений в стихах и в прозе ("Теогония", "Оракулы", "Очищения", "О жертвоприношении" и другие). Эвдокс – астроном и геометр, врач и законодатель, пифагореец (V–IV вв. до н. э.). Ксенократ – ученик Платона (IV в. до н. э.), автор "Пифагорейских вопросов".
7
Креофил – самосский поэт, якобы друг Гомера. (Согласно Диогену Лаэртскому, Пифагор обучался на Самосе у Гермодаманта, потомка Креофила. В таком случае Креофил может быть современником Гомера. – Прим. ред. )
8