– Ты чего до сих пор дрыхнешь? Вчера проболтал с Людой допоздна… Посмотри, какое утро. Свежесть, роса, птички поют… – сказал Володя.
Ваня умылся, оделся, они сели за стол во дворе. Мама дала им молока и свежего хлеба. Позавтракав и собрав необходимое снаряжение, они двинулись на ловлю сусликов…
Охота на сусликов продвигалась успешно. Хотя это был и тяжелый труд, но за месяц удалось подготовить почти четыреста шкурок.
Ваня почти каждый вечер встречался с Людой. Ему нравилась эта худенькая девочка с голубыми глазами, как, наверное, море, о котором она много рассказывала. С ее юмором, присущим только жителям Одессы. Они сидели вечерами на каменном заборе, болтая о своих школах, учителях, одноклассниках. Иногда они проникали на школьный двор, с его садом, таинственным зданием самой школы, которое в темноте казалось особенно громадным. Люда держала Ваню за руку. Он чувствовал, что ее рука слегка дрожит.
– Ты что, боишься? – спросил ее Ваня.
– Немножко…
– Что тебя пугает?
– Очень темно… В городе так не бывает… В городе и ночью все залито светом…
– Это, наверное, красиво… Но у нас здесь все так спокойно, тихо… Слышно только, как сверчки поют… Слышишь?
– Слышу!.. Ваня, а ты когда-нибудь целовался с девочками? – неожиданно спросила Люда.
Ваня растерялся и не знал, что ответить.
– Нет… – выдавил он из себя.
– А у нас в школе мальчики целуют девочек… Хочешь, я тебя поцелую?..
Не успел Ваня ответить, как Люда поцеловала его в щеку. После чего она быстро побежала к дому.
Ваня остался один. Он стоял, прислонившись к акации, прислушиваясь к биению своего сердца, которое учащенно стучало в груди.
"Вот чудная!.." – пронеслось в голове Вани. Он еще ощущал прикосновение ее губ и испытывал от этого какое-то новое чувство радости и смущения.
Ваня вышел со двора школы, подошел к дому Шелестов. Было темно и тихо вокруг дома. В одном из окон мелькнул огонек и погас. Огромный купол неба светился яркими звездами. Постояв несколько минут, он сел на заборчик, на котором они с Людой еще совсем недавно весело болтали. Он сидел, смотрел в небо, и мысли его унеслись куда-то далеко – к звездам, что мерцали загадочным светом высоко над его головой…
На следующий день, вернувшись с поля, во дворе дома его встретила мама.
– Ваня, ты, наверное, еще не слышал? У Шелестов горе.
Ваня почему-то сразу подумал о Люде.
– А что случилось? – с тревогой в голосе спросил он.
– У брата Дмитрия Павловича в Одессе умерла жена. Утром пришла телеграмма, и Шура с девочкой уехали в Одессу. Вот горе-то какое! Девочка осталась без мамы.
Ваню эта новость повергла в какое-то состояние оцепенения. Он стоял и не мог произнести ни одного слова. "Ведь только вчера она была такой веселой, улыбающейся… – пронеслось у него в мыслях. – Как это все не справедливо…"
– И Люда уехала? – невпопад спросил Ваня.
– Я же тебе сказала уже, что уехала Шура с девочкой…
– Ах, да… Я пойду пыль смою… и молока хочу попить.
Чуть позже во двор вошел дядя Митя.
– Гриппо, у моего брата Гриши большое несчастье – умерла жена Светлана… Светочка… Замечательная женщина… Бедный Гриша… Бедный ребенок… Гриппо, дай, мне литр вина, я посижу здесь и выпью за ее душу…
Мама принесла с погреба литр вина. Дядя Митя сел, склонился над наполненным вином стаканом и погрузился в какие-то свои мысли.
К нему вскоре подсел Ваня.
– Вот что я тебе, пацан, скажу за жизнь… Был человек, и нет человека… А мы предполагаем жить… Смерть не обманешь и не спрячешься от нее…
– Дядя Митя, а от чего она умерла?
– Говорят, не выдержало сердце… Говорят… Она могла и сама на себя руки наложить. Как-то она мне призналась, что жизнь для нее стала в тягость, после того как Гриша стал работать на китобазе "Слава". Ведь по 6–7 месяцев его не бывает дома. Вот и сейчас он где-то у берегов Австралии… Трое суток надо добираться на самолете до Одессы…
– А я вот думаю, быть моряком – это так интересно! Столько романтики! Море, дальние страны, неизвестные континенты…
– Вот что я тебе скажу о романтике…
Дядя Митя по привычке перекрестил стакан с вином, сделал несколько глотков и продолжил:
– О романтике я тебе расскажу лучше в следующий раз… Светка – она вела не совсем здоровый образ жизни… Сам понимаешь – торговля, много соблазнов… Курила, иногда и рюмку выпивала… А тут врачи наши… Помню, когда я еще в Одессе жил, у меня вдруг ни с того, ни с сего то здесь закололо, то там защемило…
Дядя Митя скривился, как будто у него и в самом деле что-то заболело. Отпив половину стакана вина, он несколько минут молчал, закрыв глаза.
– Ну, я к врачу, – продолжил он, допивая стакан вина. – Начал с вендиспансера, который был на соседней улице. А с чего еще? Врач меня увидел и сразу: "Берите колбу, зайдите за занавеску и помочитесь…"
Зашел. Он берет колбу, встряхивает и смотрит "на свет". "О, молодой человек! Да у вас тут целый букет!.. Надо долго и именно у меня лечиться…" Короче, настоящий одесский врач – сразу же "ставит на бабки".
Нет, думаю, тут что-то не так. Вроде бы за собой ничего такого не замечал. Вроде ни к чему такому ни руками и даже вообще ничем не прикасался.
Дядя Митя наполнил еще стакан вина и, перекрестив его, выпил наполовину.
– Что дальше делать? Иду в центральную городскую поликлинику – но к обычному врачу.
Опять: "Берите колбу, зайдите за занавеску…" Опять смотрит "на свет"…
"Ну что?" – спрашиваю.
"Ясно, – отвечает. – Быстро поставим вас на ноги, но при условии, что будете все четко выполнять. Согласны?" Потом монотонным голосом: "Значит, записывайте. Устроим провокацию! Есть такой медицинский прием. Но только все строго выполнять, хоть, я понимаю, это и трудно, и противно. Все равно, даже "через себя" надо. Значит, так. Прямо с утра, вместо завтрака, сначала водка, потом пиво, потом опять водка, опять пиво… И так дней пять-шесть. Потом в обед…"
И что-то он хотел еще добавить, но тут я уже не выдержал: "Не понял! Какая же это провокация?!! Я так и без вашей "провокации" живу! А вы говорите дней пять-шесть?!"…
Вот тебе, Ваня, и наши врачи! Разве они могли понять, что творится на душе у Светочки? Такое наговорят за пять минут, что руки опускаются. Ну, кто так лечит? О людях надо думать! Кругом же люди живые… Вот и залечили ее!!!.. Сердце!!!..
Дядя Митя замолчал, снова погрузившись в свои мысли.
– Что-то я сегодня разболтался, – обращаясь к самому себе, сказал дядя Митя.
Он допил вино, поднялся со скамейки и медленно направился к своему дому.
Утром, когда Ваня уже было собрался в поле отлавливать сусликов, его позвала тетя Фрося – соседка напротив, жена плотника. Это была очень интересная женщина, тихая, спокойная, добрая. Жизнь ее придавила к земле, и она ходила, сильно наклонившись. Тем не менее это не мешало ей заниматься пчелами. Она была главным пасечником совхоза, и у нее была собственная пасека на огороде, рядом с домом. Она часто угощала Ваню свежим медом. Вот и сейчас она позвала его:
– Ваня, возьми баночку, я дам тебе свежего меда. Только вчера накачала.
Ваня вошел во двор, отдал баночку и стал ждать. Тетя Фрося спустилась в погреб и вскоре появилась с медом янтарного цвета. Но вместе с медом появились и пчелы, и не одна и не две… Как только тетя Фрося передала Ване баночку с медом, пчелы ринулись на Ваню, нещадно его жаля. Ваня, бросив мед, решил спасаться бегством, бросившись за огород тети Фроси, где росла высокая и густая трава. Добежав, он упал в траву, закрыв голову и лицо руками. Пчелы покружили над Ваней и улетели.
Полежав какое-то время, он поднялся, чувствуя, как лицо его распухает от укусов. Вернувшись домой, он в зеркале себя не узнал: на него смотрело какое-то странное лицо с одним глазом и распухшим носом. Аня, глядя на него, хохотала до слез:
– Ну что, Ваня, наелся меда?! – издевалась она.
– У меня все пройдет, а вот меда тебе я не дам!
– А мне мама уже и без тебя хлеб медом намазала!
Только через четыре дня Ваня отважился показаться на улице.
К середине августа Ване все-таки удалось собрать заветную тысячу шкурок сусликов. Он аккуратно сложил их по сто штук и крепко перевязал бечевкой, упаковав все в небольшой мешок. На попутной машине он доехал в райцентр. В заготконторе приемщица, увидев шкурки сусликов, всплеснула руками и только смогла выговорить:
– Мальчик, это ты сам?
– Да, – с гордостью ответил Ваня. – Я два с половиной месяца их ловил!
Женщина тщательно просмотрела каждую шкурку. Несколько шкурок она отложила в сторону.
– Ну вот, – сказала она, – я принимаю у тебя 992 шкурки. Восемь шкурок у тебя бракованы.
– Тетя, мне нужна справка, что я сдал тысячу шкурок, иначе мне велосипед не продадут, – сказал Ваня с мольбой в голосе.
– Не переживай! Дам я тебе справку, ведь дело не только в количестве сданных шкурок, а главное – в количестве вредителей, которых ты выловил. Именно за это полагается льгота на покупку велосипеда. Шкурки – это только доказательство выловленных грызунов. Вот тебе справка и еще деньги за сданные шкурки. Сумма небольшая, но тебе пригодится…
Ваня, кажется, даже "спасибо" забыл сказать. Он схватил справку и деньги и бегом побежал в культмаг, в котором продавались велосипеды.
В магазине было совсем мало людей. Ваня подошел к продавщице и протянул ей справку.
– Вот это да! – воскликнула она. – Тысяча сусликов! И ты сам их выловил? Молодец! Что же ты хочешь купить на эту справку?
– Велосипед, – почти шепотом ответил Ваня.
– Ну что ж, – выбирай, какой тебе по вкусу, вон они стоят в углу.
Ваня на дрожащих ногах с дрожащими руками отправился к велосипедам. Подойдя, он не стал торопиться, тщательно осмотрел каждый велосипед из пяти, которые стояли прислоненными к стенке. Ване понравился велосипед Харьковского завода с зеркалом, с фарой и генератором. Он весь блестел хромированными деталями.
– Вот этот! – выдохнул он.
– Прекрасный велосипед, – сказала продавщица. – Но и цена его высокая. Он стоит 1200 рублей.
Ваня опустил руку в карман, вынимая оттуда деньги, которые дала ему мама. Он передал их продавщице.
– Мальчик, – пересчитав деньги, сказала она, – здесь только тысяча рублей, этого мало, надо еще двести рублей за этот велосипед. Выбирай другой.
У Вани внутри все оборвалось… Продавщица сочувственно смотрела на него. Но вдруг лицо его просияло улыбкой: он вспомнил о деньгах, которые он получил за шкурки. Вытащив их с другого кармана, он передал их продавщице. Денег хватило вполне, даже осталось еще 50 рублей.
Получив все документы на велосипед, Ваня вывел его на улицу и вышел на полевую дорогу, ведущую домой. Впереди было 12 километров пути. Он решил не откладывать и научиться ездить на велосипеде по пути домой. Трудная это наука, особенно когда некому помочь и поддержать. Но мало-помалу он освоил технику езды, содрав коленки… С половины пути он уже уверенно держался на велосипеде. В село он въехал, гордо восседая на сверкающем на солнце велосипеде. Он ехал, весело крутя педали, на зависть всем ребятишкам, которые встречались на улице.
Въехав во двор своего дома, он спрыгнул с велосипеда рядом с батьком.
– Ты когда это научился ездить на велосипеде? – удивился батько.
– Пока доехал от Цебриково до села.
– Ловко у тебя получилось.
– Ваня, научи и меня кататься, – сказала Аня, подбежав к ним.
– Подрасти немного, – сказал Ваня, – рано тебе еще.
– Сам подрасти! Вон Люда младше тебя, а ростом выше!
– Аня, мы тебя обязательно научим, – сказал батько. – Ты же только в седьмой класс пойдешь. Следующим летом мы и тебе велосипед купим.
– Ваня, как шкурки, все приняли? – спросил батько.
– Только восемь штук забраковали. Мне заплатили 250 рублей за них. Они меня выручили, иначе я бы не купил этот велосипед. А он мне очень понравился.
Ваня взял тряпку и тщательно протер велосипед, от чего он заблестел еще ярче.
Закончилось лето, а вместе с ним и школьные каникулы. Первого сентября Ваня поехал в школу на новом велосипеде. В школе он с радостью увидел, что вместе с ним в одном классе будут учиться его друзья: Ваня Гулий, Вася Копыщик, Коля Капука, Ваня Донченко. Перед школьной линейкой они успели обменяться впечатлениями о летних каникулах, кто где побывал, что видел.
Началась линейка. Перед учебным корпусом выстроились все классы и учителя. Вперед вышел директор школы Платонов Георгий Иванович, который вобрал в себя и преподавателя, и хозяйственника. Как оказалось потом, свой предмет – географию – Георгий Иванович знал глубоко и обстоятельно. Он не просто водил указкой по карте, не просто занимался перечислением "лесов, полей и рек", стран и континентов. Он умел увлечь. Георгий Иванович контролировал учебный процесс во всех направлениях и измерениях. Он знал всю школу по именам и фамилиям. Мог непосредственно явиться в мужской туалет и дать по шее заядлому курильщику или "писателю" на стенах туалета.
На директоре был светлый костюм, из-под пиджака которого виднелась украинская вышиванка.
– Дорогие друзья! – начал свое выступление директор. – Дорогие родители наших первоклашек! Учителя школы, все мы поздравляем вас с началом учебного года. Каникулы закончились, ребята, вы набрались сил и готовы осваивать новые знания. Мы желаем вам в этом успехов. У нас много новичков. Это и ученики первого класса, и часть учеников восьмого класса. Всех вас, ребята, наша школа принимает в свою дружную семью. Мы уверены, что вы найдете здесь верных друзей, товарищей, будете по-настоящему дружить. Обращаю внимание десятиклассников, для которых этот учебный год – последний. Прошу не расслабляться, собраться, напрячь все силы для успешного усвоения материалов по всем предметам и достойно завершить свои школьные годы.
Ну, а теперь я прошу ученицу первого класса Машу Сиренко и десятиклассника Сергея Гаврилюка дать первый звонок на урок в новом учебном году! В добрый путь!!!
Сергей усадил Машу себе на плечо, и она весело зазвонила в школьный звонок.
Все разошлись по своим классам. Ваня успел занять место на первой парте. Рядом с ним села девушка из Горьева, которую оставили на второй год в восьмом классе. Звали ее Лиза Слюсаренко. Это была довольно симпатичная, худенькая девчонка со светлыми волосами и такими же, чуть раскосыми, глазами.
– Ты не против, что я буду с тобой сидеть? – спросила она Ваню. – Я сидела на этом месте и в прошлом году. Просто я заболела и не смогла сдать экзамены.
– Нет! Почему я должен быть против? – ответил Ваня.
В это время в класс вошел директор школы вместе с совсем молодой учительницей. Весь класс встал.
– Здравствуйте, ребята! – сказал директор. – Садитесь! Я хочу представить вам вашего классного руководителя Ольгу Ивановну Галатенко. Одновременно она будет преподавать вам математику. Ольга Ивановна только в этом году окончила Одесский университет, она сама не так давно была такой же ученицей, как и вы. Надеюсь, что вы найдете общий контакт, общий интерес и поддержите ее в начале педагогической карьеры. Договорились?
Класс ответил дружно:
– Договорились!
– Ольга Ивановна, я вас оставляю, желаю успехов и удачи! Ребята, и вам желаю успехов!
После этих слов директор вышел из класса. Класс проводил его вставанием.
Ольга Ивановна в широкой юбке, в цветной кофточке, перетянутой узким ремешком на тонкой талии, выглядела совсем юной. Вряд ли ее можно было назвать красавицей, но выражение ее глаз было каким-то притягивающим.
Она присела на стул возле стола, открыла классный журнал.
– Давайте знакомиться, – сказала она и начала перекличку.
Закончив, она поинтересовалась, у всех ли есть учебники по алгебре, геометрии, тригонометрии, после чего начался урок алгебры…
В течение двух недель Ваня познакомился со всеми своими учителями. Все они были очень доброжелательные, но требовательные. Вообще, в школе царила какая-то атмосфера товарищества. Не было никаких склок в среде преподавателей. Ни бытовых, ни профессиональных. В школе работали настоящие мастера своего дела. Ване на всю жизнь запомнились их интонации, подходы, улыбки поддержки…
Пожалуй, больше всего пришелся ему по душе преподаватель русского языка Матынга Василий Григорьевич. Как можно забыть повседневную, кропотливую его работу по превращению сельского пацана в любителя словесности. Маленького роста, с серьезным физическим недостатком (у него было искривление позвоночника и деформация грудной клетки), он обладал огромным внутренним потенциалом педагога-воспитателя. Причем нестандартным потенциалом. Он никогда не делил класс на тех, кому "надо русский" и кому это, может, не понадобится. Не заставлять учить, а самому дойти до того, что не учить нельзя! Не умничать, не ехидничать, не упрекать, не "вызывать родителей", не заигрывать, а делать свое дело настойчиво и планомерно. Шаг за шагом! Единственная вольность, которую он себе позволял, – в отдельных случаях называть девочек "чертовыми куклами". По отношению к некоторым из них он был совершенно прав.
Василий Григорьевич всегда как бы подсматривал за Ваней, не давая возможности ему расслабиться. Он отмечал даже самые незначительные его успехи. Он научил работать с книгой и думать. Научил, как увязать на бумаге русский язык и литературу в единое целое. Разбор наиболее удачных сочинений превращался в критический анализ – по структуре сочинения, переходу от одной мысли к другой, внутренней логике повествования, борьбе со словами-паразитами… Василий Григорьевич мог дать ключ к пониманию прочитанного или написанного. И этот "ключ" остался с Ваней на всю жизнь…
Именно Василий Григорьевич познакомил Ваню с поэзией Сергея Есенина, которая в те годы была не совсем "открытой". Ваню буквально заворожила поэзия сельского, как и он, но рязанского парня. Особенно лирика поэта. Это мир светлых чувств и юношеских мечтаний, душевных страданий и сердечных дум. Это мир, полный любви к родной природе, к женщине, наполненный щемящей душу благодарностью к жизни. И кого могут оставить равнодушным идущие из сердца поэта слова:
Хороша была Танюша, краше не было в селе,
Красной рюшкою по белу сарафан на подоле.
У оврага за плетнями ходит Таня ввечеру.
Месяц в облачном тумане водит с тучами игру.Вышел парень, поклонился кучерявой головой:
– Ты прощай ли, моя радость, я женился на другой.
Побледнела, словно саван, схолодела, как роса,
Душегубкою змеею развилась ее коса…
Или вот это:
Зеленая прическа,
Девическая грудь.
О, тонкая березка,
Что загляделась в пруд?Что шепчет тебе ветер?
О чем звенит песок?
Иль хочешь в косы-ветви
Ты лунный гребешок?..
Книгу стихов поэта, подаренную ему Василием Григорьевичем, Ваня вскоре знал наизусть. Под влиянием поэзии Есенина он и сам начал робкие попытки стихотворного сочинительства в продолжение своего предыдущего неудачного опыта. Конечно, стихи Вани можно было назвать с большой натяжкой поэзией.
Что-то мурлыча вполголоса,
Дошли они до реки.
Девичьи пушистые волосы
Касались его щеки.