- На совещании стахановцев в Москве… Там… Я понял, что сталевар еще не хозяин печи. Начинаю плавку, мастер колдует надо мной, шихту подсчитывает, будто без него не в состоянии управиться. Сварил металл, доводка пошла - не смей без мастера. Выходит, не сталевар я - мальчишка при печке. Плавку варю, а выпускать разрешено только ему… За качество не я - он отвечает. Какой же я хозяин, если командуют мною: начальник цеха - раз, два заместителя, сменный инженер, обер-мастер, сменный мастер - это непосредственно на моем затылке. Да еще прибавьте начальство с шихтового двора, миксера, литейного пролета, которое тоже нос сует к печи.
Энергично распрямил пальцы и руки, будто отбросил от себя все лишнее.
- Года три назад, когда осваивали большегрузные печи, может, так и надо было. Но мы же выросли! В одном нашем цехе восемь молодых грамотных сталеваров. И заправочная машина появилась, и об автоматике поговаривают. Все - вперед, а организация труда топ-топ на месте.
Серго встал, начал ходить по комнате. Из того, что он говорил, Алексей уловил обрывки: "Сталеварский Гегель… Намудрил…" Потом Серго бросил громко через стол:
- Пойми психологию людей - никто не хочет быть сокращенным. Да не столько в этом загвоздка. Скажи, кто сегодня без мастера может выпустить плавку легированной стали? Фамилии назови. Загибай, загибай пальцы!
Алексей растерялся:
- Аврутин. Ну, я. Ну…
- Забуксовал. Получается - из стариков один да из молодых один, а в цехе около сорока сталеваров! А организация? Сменный мастер руководит четырьмя печами, регулирует выпуск плавок. Кто за него сделает, если металл поспеет на двух-трех печах одновременно?
- Сменный инженер.
Не сумел больше Алексей усидеть, поднялся.
- Честное слово, будет сталевар-мастер - качество не пострадает и металла больше дадим. Научится сталевар всему, полноправный хозяин у печи будет, а не пешка.
Любопытство и одобрение смешались в глазах Серго с сожалением.
- Не говори за всех. Половина сталеваров умела бы вести тепловой режим, как ты, - я тотчас приказ бы подписал: внедрить метод Горнова. Но ты же знаешь…
- Сегодня, может быть, и рано, - вздохнул Алексей. - А через год-два?
- Дорогой мой Алеша, то, что ты предлагаешь, это, пожалуй, полное слияние труда умственного и физического. При коммунизме будет такое.
- Через сто лет?
- Зачем так много - куда быстрее сбудется, если война не заставит другим делом заниматься.
Алексей потупился:
- Впустую, значит…
- Не переживай. Смелый человек всегда немножко фантазер. Скажу тебе по секрету: твоя мечта мне нравится. Сталевар-мастер! По образованию это будет техник или инженер. Представляешь себе, Алеша, инженер у печи! - И, смакуя каждый слог, произнес: - Пре-вос-ход-ная мечта!
Но тут же унял свой восторг:
- И все-таки это проблема будущего. Сейчас тебя и меня должно беспокоить другое. В вашем цехе какой средний съем стали?
- Четыре тонны с небольшим.
- А у тебя?
- Бывает семь с половиной, бывает иногда десять.
- Видишь, в два раза больше, чем по цеху. У Макара Мазая в Мариуполе чуть повыше твоего. Я расчет сделал, хочешь посмотреть?
Не успел Алексей ответить, как Серго, положив руку на его плечо, повел в домашний кабинет, к письменному столу, вынул из ящика блокнот:
- Садись. Смотри, что получается.
Производительность всех мартеновских цехов, начиная от гигантов, кончая карликовыми с допотопными печами, была внесена на страницы блокнота. Редкий цех давал съемы выше пяти тонн с квадратного метра пода печи, большинство - четыре, а то и три. Средний съем по стране составлял около четырех тонн.
Серго нагнулся над блокнотом, обвел красным карандашом отдельно выведенную цифру.
- Это средний съем у немцев - к шести приближается, А нам надо обогнать, непременно обогнать фашистскую Германию, не то…
Подчеркнул тремя жирными линиями цифру "шесть", а ниже написал еще одну шестерку с четырьмя нулями.
- Совещался я на днях с учеными-металлургами, сказал им: "В сутки нам нужно не сорок пять тысяч тонн, как сегодня, а шестьдесят тысяч". Они мне ответили: "Через два-три года". А ты как думаешь?
Перелистнул блокнот.
- Возьмем твой цех, прикинем, сколько вы можете выплавлять в сутки на двенадцати печах, скажем, в январе - феврале предстоящего года. Реально, без дутых слов, исходя из того, что вы уже выплавляли.
Выяснилось, что рабочие уже прикидывали, обдумывали и пришли к мысли, что в первом квартале тридцать седьмого года цех может дать по четыре тысячи двести тонн стали в сутки, а ко второй половине года подняться и до пяти тысяч.
- Значит, выйдет! - Серго стиснул плечо Алексея. - Вполне выйдет по стране шестьдесят тысяч!
Алексей чувствовал: в разговоре с ним Серго взвешивал весь государственный план. Вероятно, не с одним из мартеновцев советовался, не сразу появилась эта уверенность. Было любопытно и приятно наблюдать, как Серго открыто, искренне радуется тому, что его мысль совпала с мыслью рабочего.
И тут Алексей увидел под настольным стеклом написанные рукой наркома фразы. Они построились столбиком:
"…связь с массой.
Жить в гуще.
Знать настроения.
Знать все.
Понимать массу.
Уметь подойти.
Завоевать ее абсолютное доверие".
Алексей не знал, чьи это слова, но спрашивать неудобно было. Чувствовал только: в этих словах - весь Серго!
Нарком стал что-то разыскивать в книжном шкафу, стоявшем позади стола. Пока он рылся в книгах, Алексей осмотрел кабинет. Просторный. С полками томов Ленина и Маркса возле рабочего стола. С портретами на стенах. Справа - с мудрым прищуром Ленин. Близко к нему - Киров поглядывает дружески. А Сталин - один на противоположной стене. Во весь рост. Идет из заснеженной глубины в шапке-ушанке, то ли в шубе, то ли в длинном пальто. Хотелось подойти рассмотреть, увеличенная ли фотография в продолговатой раме или живопись, но тут Серго отвернулся от шкафа:
- Мы создали в Ленинграде Броневое бюро. Ижора уже катает противоснарядные броневые листы для танков.
- А когда мы с места стронемся, товарищ нарком? У нас на Магнитке пока одни разговоры, и даже не около…
- У вас проблема сложнее - на малых печах и вы бы сумели. Но посмотреть, как на "кислых" мартенах варят эту сталь, тебе не вредно.
- Поработать бы, а не смотреть!
- Что ж, попрошу поставить подручным к хорошему сталевару. Не обидишься? Сколько у тебя осталось отпускных дней?
- Четырнадцать. Но Любаша…
Смеясь, Серго приблизился к Горнову, потрепал его солидно отросший чуб:
- Мне и Зинаиде Гавриловне не доверяешь? Любаша за эти дни отдохнет, поправится, а соскучится по тебе, совсем хорошо - крепче любить будет. В Магнитку отправлю вас самолетом. Согласен? - И провел Алексея в соседнюю с кабинетом комнатку, в которой Зинаида Гавриловна заблаговременно приготовила для гостя постель. - Спи, ты устал, а завтра кроме полета тебе, возможно, еще предстоит смена у печи - я же тебя, неугомонного, знаю.
И, со строгой нежностью глядя в счастливые глаза Горнова, пожелал ему спокойной ночи.
Часть вторая
ЭХО ИСПАНИИ
КБ ротного зампотеха
1
Не бывало в тридцатые годы смотров боевой техники и маневров Красной Армии, в которых, так или иначе, не участвовали бы изобретения зампотеха танковой роты Николая Цыганова.
Чего греха таить, ему нравилось быть на виду.
Созовут в Москве армейских изобретателей и рационализаторов, Цыганов не постесняется попросить наркома сфотографироваться на память, и будьте покойны - в центре первого ряда, локоть к локтю с Ворошиловым, непременно будет стоять, горделиво вскинув голову с вьющейся шевелюрой, он, Николай Цыганов. Правда, в его горделивости не было и намека на превосходство над кем-нибудь, она мирно уживалась с искренней дружбой с друзьями-изобретателями, приглашенными в Москву. Естественными были легкий поворот головы в сторону Ворошилова и чуть косящий на наркома взгляд - уважительный и благодарный.
Но мечты Цыганова были на десять голов выше его невинного тщеславия!
Он мечтал создать легкий танк, который превзошел бы по проходимости и бронестойкости все имеющиеся машины и те, что проектировались на заводах. Ему доказывали, что без инженерных знаний, вне большого конструкторского коллектива, вне завода с новейшим оборудованием подобные мечты неосуществимы, а он приводил в пример самоучку Эдисона, получившего без участия фирм и конструкторских бюро больше тысячи патентов на изобретения.
Цыганов, конечно, не был так наивен, чтобы претендовать на роль русского Эдисона, думать, что можно в одиночку сконструировать принципиально новый танк. Он надеялся на помощь конструкторов и рабочих Южного завода, часто бывал там, рассказывал о своих замыслах, учился у профессионалов в КБ. Но как-то начальник производства затронул в разговоре больное место танкиста - его техническую малограмотность, будто Цыганов виноват в том, что юность свою протопал в землекопах и только в армии познал азы техники… Такой обиды Цыганов простить не мог. И перестал показываться на заводе.
Все мечты о новом танке Цыганов связывал теперь с созданным им в бригаде КБ. Безотказный Петр Васильев (до армии он работал чертежником на танкостроительном заводе) превращал наброски его идей в чертежи, а механик-водитель Игорь Мальгин с танкистами - бывшими литейщиками, слесарями, сборщиками - в металл, в детали и узлы задуманной машины. Работали в примитивной бригадной мастерской и в маленьких цехах военно-ремонтного заводика, бедного и оборудованием, и кадрами.
Встречу с Игорем Мальгиным, бывшим сборщиком Уралмаша, Цыганов считал своей величайшей удачей.
Игорь прибыл в механизированную бригаду после окончания курсов механиков-водителей. На курсах он изучил все имеющиеся на вооружении типы танков. В бригаде Мальгин быстро освоился, стал инструктором вождения, но однажды зашел в мастерскую к Цыганову и признался:
- Соскучился по станку и по сборке…
С тех пор почти все выходные дни и свободные вечера Мальгин работал с Цыгановым и Васильевым.
Начали они с создания на БТ-7 небывалой ходовой части.
Колесно-гусеничные машины всех серий БТ имели одну пару ведущих колес и могли развивать скорость только на отличных дорогах. А свернет водитель с шоссе на мягкий грунт - и нужно надевать гусеницы. Скорость машины резко падала, да и времени на смену ходовой части уходило около получаса. Разве противник позволит столько копаться? Минута задержки и та может стать роковой!
Цыганов задумал оснастить танк тремя парами ведущих колес. Вскоре экспериментальная машина была готова. Испытания провели на бригадном полигоне и собирались выйти на окружной, но тут случайная находка Игоря Мальгина дала толчок новым поискам.
2
Испытывали листы новой марки стали. Стреляли бронебойными пулями из станкового пулемета.
То ли невзначай, то ли по какому-то наитию Мальгин поставил две карточки - вырезанные из броневого листа четырехугольники - не под прямым углом, а с небольшим наклоном, как бы падающими назад. Удалился в укрытие. С одной и той же дистанции, одинаковым количеством очередей пулеметчик стрелял по каждой карточке. Когда прозвучал отбой, Мальгин с бойцами выбежал из укрытия отмечать попадания.
В двух наклонных карточках не обнаружили сквозных пробоин, только вмятины, а в тех, что стояли, как обычно, под прямым углом, были и сквозные пробоины, и вмятины более глубокие. Пораженный внезапной мыслью Игорь вызвал по полевому телефону с огневого рубежа Цыганова и Васильева.
Через несколько минут втроем считали вмятины и бороздки, измеряли их глубину. Ставили под разным наклоном другие карточки, стреляли тем же количеством очередей и с той же дистанции. Потом опять считали попадания, измеряли, записывали результаты…
До глубокой ночи просидели они в тот день в казарменной комнатке зампотеха. Цыганову не терпелось тут же найти наиболее выгодный угол наклона броневого листа, но вычислить его он не мог. Васильев предложил обратиться за помощью к заводским конструкторам и вместе с ними спроектировать корпус с наклонной броней.
- Хочешь, чтобы украли нашу идею? Никогда к ним не обращусь, мы нашли - мы и сделаем!
- В нашей мастерской такое не собрать, - поддержал Васильева Мальгин.
Цыганов слышать ничего не хотел.
- На ремонтном соберем. Никому ни слова! Только наркому напишу!
Но Цыганов то ли не успел, то ли передумал писать - объявленные в округе маневры заставили отложить начало работ над корпусом машины с наклонной броней.
3
Быть готовым в любой обстановке продемонстрировать командарму новый колесный ход!
Столько напоминали об этом Цыганову, Мальгину и Васильеву, что командарм мерещился им и на маршах бригады, и в обороне, и на выходе к исходному рубежу для наступления. Однажды Васильев даже поднял ложную тревогу - ему показалось, что с КП комбрига отъехал командарм и его машина движется прямо на них. Потом, во время наступления, напряжение сгустилось настолько, что уже не хватало времени думать ни о чем другом, кроме выполнения задач по маневрам.
На подходе к занятой "противником" роще головной танк взвода разведки наскочил на "минированный" участок и, как определили командиры-посредники, "взорвался". Возглавить разведку предстояло теперь Цыганову, и он, скользнув из башни к Мальгину, своему механику-водителю, кратко изложил обстановку: слева от "минированной" дороги - поле, простреливаемое "противником", справа - прикрытая холмом распаханная низина. Мальгину не нужно было объяснять, что по пахоте другие танки не пройдут, пока не наденут гусеничные ленты, а на это экипажи затратят около тридцати минут. За это время "противник" мог перенести огонь из рощи по неподвижным танкам и расстрелять взвод. Пока основные силы батальона, действующего в передовом отряде, не приблизились на дальность действительного огня, надо было скрытно обойти "противника", двигаясь по скату холма, и атаковать его с фланга или с тыла.
- Прикажите замыкающему предупредить комбата: наша машина идет по распаханной низине.
Мальгин знал, как это опасно, но в сложившейся обстановке такое решение было единственно верным.
- Действуй! - согласился Цыганов.
Накануне прошел проливной дождь, чернозем прилипал к колесам, въедался в пустоты. Машина с каждым метром становилась тяжелее, вязла в грязи. Мотор надрывался, и, чтобы он не перегрелся, Игорь вынужден был сбавить скорость.
Сделав полукруг по склону холма, Игорь почувствовал: машина пошла легче. И когда роща оказалась слева, танк рванулся на холм, атаковал артиллерийские позиции "противника".
Цыганов открыл люк башни, чтобы просигналить комбату ракетой: "Путь открыт! Вперед, по стерне". Но руку не поднял, увидев возле танка командарма. Лобастое лицо с грубоватыми крупными чертами было гневным. Цыганов не знал, что командарм, находившийся на НП, следил в бинокль за их танком и был возмущен дерзостью механика-водителя и командира: как рискнули повести по мягкой пахоте боевую машину на колесах?! "Не иначе плутовство какое-то, обман на учениях!" - раздраженно подумал командарм и, когда танк ворвался на холм, пошел к нему. Он был почти убежден, что корпус и башня этой машины из фанеры, а пушка из жести.
Цыганов соскочил на землю, вытянулся:
- Разрешите доложить, товарищ командующий?
Командарм молча и недоверчиво постучал по подкрылкам, броне бортов и башни, поднял руку к пушке и рассмеялся:
- А я-то подозревал липу… Как же ты умудрился не утонуть в трясине?
- Три пары катков сделали ведущими, товарищ командующий! - улыбнулся Цыганов.
- Что ж вы с комбригом скрывали эту машину?
- Только на днях опробовали.
- Ладно, показывай свои три ведущие!
- Здесь, товарищ командующий, не могу…
- Наведаюсь на этой неделе. Похоже, доброго коня ты армии подарил, товарищ Цыганов!
Знакомство
1
Игорь медленно шагал по улице. Тело освобождалось от давящей тяжести, ломоты. Глаза, долгими часами зажатые смотровой щелью, обрели свободу, простор. Определенной цели у него не было - все равно куда идти, на что смотреть. И все же потянуло к городскому парку.
Огромнолобый, скорбный Тарас Шевченко бронзово возвышался на трехгранном пилоне, опустив ласково руки к простоволосой Катерине, к братьям своим, крепостным, к рабочему, крестьянину и солдату, шагающим снизу вверх по уступам постамента со знаменем свободы.
В безлюдной глубине парка Игорь наткнулся на заросшую косицами вьюнков беседку. Поднялся на ступеньку, увидел девушку с книгой. Должно быть, она не слышала шагов.
- Не помешаю?
Она оторвала глаза от книги.
- Как бы я вам не помешала - бормочу немецкий.
Он прошел к противоположной от нее стенке, опустился на скамью и, услышав, как девушка переводит текст из учебника, подумал, что она не сильна в немецком и если встретится неточность, то, пожалуй, можно будет поправить ее.
Ждать пришлось недолго, девушка застряла на слове "убан".
- Унтергрунд бан. Буквально - подземный поезд, а по-нашему - метро, гнедигес фрейлейн. Она улыбнулась:
- Спасибо. У вас уверенное произношение. В школе?..
- На Уралмаше работал с немцем из Берлина - разговаривал с ним часто.
- А у меня через два дня экзамен…
Как у школьницы, вспыхнули щеки и уши, выглядывающие из-под светлых локонов.
- Если не возражаете, попытаюсь вам помочь. Я сегодня свободен до двадцати двух ноль-ноль. Она поднялась, сказала просто:
- Меня зовут Галя Романова.
- Мальгин, - отрекомендовался Игорь, и протянутая рука утонула в его широченной ладони.
Незаметно пролетел час. Галя спохватилась, когда со стороны танцевальной площадки донеслись звуки джаза.
- Хватит зубрежки?
- Танцевать?..
- С удовольствием!
Но оказавшись на запруженной площадке, оробела, держалась от кавалера на расстоянии вытянутой руки, боясь, как бы сапожищи Игоря не раздавили красивые носки ее новеньких туфель.
Опасения были напрасны - и быстрый фокстрот, и медленное танго Игорь провел безукоризненно.
Не сговариваясь, они покинули жаркую тесноту.
Возле летнего театра с пустыми скамьями и опущенным над сценой занавесом Галину остановила знакомая мелодия. Поначалу непонятно было, откуда льются звуки скрипки и виолончели, потом догадалась: репетируют за кулисами, готовятся к концерту.
- Фибих… Это же Фибих! - зашептала Галя, увлекая Игоря по дорожке меж скамьями к первому ряду.
Он поразился ее восторгу.
- Фибих? Не слышал. Напоминает вальс-бостон.
- Нет-нет, это музыкальная поэма для концертного исполнения…