Вечером я пришел в полк Галимова. Агитатор полка капитан М. Т. Полтавец рассказал мне о подвиге командира 1-го батальона капитана Мезенцева. Сегодня он дважды водил батальон в атаку. К полудню удалось захватить один из опорных пунктов севернее Вязков. Здесь его тяжело ранило в ноги. Мезенцева хотели отправить в тыл. Но началась немецкая контратака, и раненый комбат лег за пулемет. Когда фашисты ворвались в траншею и бросились к Мезенцеву, он взорвал себя и группу гитлеровцев противотанковой гранатой. Вдохновленные подвигом своего командира, десантники отбили контратаку гитлеровцев.
Ночью, когда я вернулся на НП, генерал Ляпин тихо сказал мне:
- Потери большие. Без артиллерии успеха нам не добиться. Я так и доложил в штаб армии.
Как раз в это время нам сообщили, что в расположение 5-го полка вернулась рота автоматчиков. Это подразделение накануне прорвалось в тыл к немцам. Комдив по телефону выслушал доклад командира роты капитана Карокая. Выяснились важные обстоятельства: противник начал отвод своих частей из Демянска, спешно укреплял оборону Рамушевского коридора. Эти сведения были немедленно переданы в штаб армии.
Наши данные вскоре подтвердились. Немецкое командование, боясь окружения и разгрома, чувствуя угрозу и для ленинградско-волховской группировки, уже 17 февраля начало отвод своих войск из демянского котла. Прикрываясь сильными арьергардами и наращивая оборону Рамушевского коридора, гитлеровцы 21 февраля оставили Демянск и начали отход за реку Ловать, занимая заблаговременно подготовленный рубеж обороны по реке Редья.
Через несколько дней после кровопролитных боев нас сменила 250-я стрелковая дивизия. Вторую гвардейскую воздушнодесантную дивизию отвели в район Слугина. Наступили дни разбора минувших боев, надо было серьезно проанализировать причины неудач. Вскоре мы получили сообщение о том, что генерал П. И. Ляпин и начальник штаба дивизии полковник В. Н. Счинснович отзываются от нас.
Мы понимали, что дивизия не выполнила задачи. Сказались слабая подготовка и организация операции в целом. А немцы стянули сюда все что могли из-под Ржева и Великих Лук и даже из-под Ленинграда. Подвели нас и ранняя весна, распутица, непроходимые болота. К тому же воздушнодесантные дивизии, по существу, с ходу вступившие в бой, не имели никакого опыта боев в болотах. Нам, конечно, за Ловатью было очень тяжело воевать, но мы знали, что помогаем Москве и Ленинграду, оттягивая на себя значительные силы противника.
Вскоре пришел новый боевой приказ - дивизии сосредоточиться для наступления в лесу северо-западнее деревни Ляхново. Надо было взять Ляхново и перерезать шоссейную дорогу Холм - Старая Русса. Противник отводил по этой дороге основную группировку из Демянска. Надо было не дать ему уйти.
Начались ожесточенные бои.
Новый командир дивизии генерал-майор Илья Федорович Дударев большую часть времени проводил в полках. Дважды сам ходил в атаки. С особым вниманием мы следили за полком Галимова, который действовал на нашем правом фланге, на главном направлении. Ему ставилась задача: форсировав реку Парусья, ворваться в Ляхново и перерезать шоссе.
Утром 7 марта после короткого артналета десантники Галимова преодолели реку и завязали бои на окраине деревни Ляхново. Несмотря на отчаянное сопротивление гитлеровцев, батальону, которым командовал Мирошниченко, к вечеру удалось захватить Ляхново и закрепиться. Ночью предстояло развить успех и выйти к шоссейной дороге. Однако сильная контратака противника опрокинула наши расчеты.
Часа в три ночи Галимов доложил, что после кровопролитного ночного боя гитлеровцы оттеснили батальон из Ляхново.
Я отправился в полк, попавший в тяжелое положение. Солдаты закрепились на окраине деревни. Мне доложили, что в ночном бою погиб замполит батальона капитан Саханков. Все очень жалели этого замечательного политработника. Но вечером следующего дня раненого Саханкова подобрали у реки наши солдаты.
Уже готовя эту книгу, я получил письмо от полковника в отставке Н. Я. Саханкова. Вот что он рассказал в этом письме.
"Уже в полночь мы с командиром решили по очереди отдохнуть. Рядом с блиндажом находился погреб, туда первым пошел спать комбат. А уже потом спустился я и заснул как убитый. До этого не спал трое суток. Слышу, трясет меня кто-то. Оказалось, это связист Карликов. "Товарищ капитан, в деревне немцы", - говорит. Слышу - стрельба, крики, взрывы. Хотел было выскочить, но рядом - немецкие голоса.
Решение созрело мгновенно. Взял у Карликова противотанковую гранату и, высунувшись, метнул в группу солдат противника.
Выскочили мы сразу за взрывом. Отбежали в сторону, залегли. По нас открыли огонь. Отстреливаясь, поползли к реке. С трудом оторвались от преследования противника.
Почти у берега реки осколком мины убило Карликова, а меня ранило. Я пытался перетащить его, но лед на реке был слабым. А тут стало рассветать. Провалился и я в воду, едва вылез на берег. За рекой надо еще с километр пройти по глубокому снегу. Убьют, думаю, меня в поле. Зарылся в мокрый снег. Вечером пытался ползти к своим. Но силы покинули, не мог двигаться. Вот в это время меня и подобрали наши солдаты".
Галимов был сам не свой. Неудачи, болезнь сделали его вспыльчивым. Человек он был горячий по характеру и сейчас мог пойти на неоправданный риск.
- Ты будь особо внимателен. Сейчас нельзя в отчаянии идти на любую крайность, терять голову и рисковать людьми, - посоветовал я заместителю командира полка по политчасти подполковнику Владимиру Георгиевичу Вырвичу.
Утром начался сильный минометный и артиллерийский обстрел, непрерывно налетали бомбардировщики противника. В роще, в которой находился полк, не осталось ни одного целого дерева. Переждав обстрел, я перебрался на НП дивизии. А через четыре часа сообщили о гибели Галимова.
Он поднял людей в атаку и погиб.
Можно было понять подполковника Галимова. Вот она, рядом деревня, за ней шоссейная дорога, по которой откатывается на Запад противник. Перерезать дорогу - значит выполнить задачу, закрыть горловину, отрезать ему пути отхода. Ради этого и повел командир в атаку своих солдат. И не его вина, что не смог полк дойти до заветного рубежа. Галимов сделал все что мог, но силы были неравными. Противник не жалел сил и средств, чтобы удержать Рамушсвский коридор и вывести по нему твои войска из демянского мешка.
Вместе с X. X. Галимовым похоронили мы и секретаря дивизионной партийной комиссии майора И. Ф. Захарова. Он с десантниками 7-го полка отбивал контратаку, пошел в рукопашную схватку. Позиции удержали, а тяжело раненный Захаров тут же скончался.
Посоветовавшись, мы с Дударевым решили, что после гибели Галимова мне надо побыть в этой части.
Много внимания мы уделили работе с парторгами рот и их заместителями. Работа с молодыми коммунистами начиналась с выдачи партийного билета. Каждый вступающий в партию давал слово - высоко держать звание коммуниста. Часто тут же получал и партийное поручение.
В боевой обстановке трудно проводить собрания партактива, семинары или инструктажи. Работа с активом велась главным образом индивидуально. Буквально каждого коммуниста в отдельности инструктировали (через ротных политработников и командиров), как надо решать практические вопросы. Например, что надо делать, чтобы солдаты не обморозились, особенно ночью; как сохранить лошадей. Приходилось искать ответ на сотни на первый взгляд мелких вопросов, которые (если их упустить из виду) оборачивались крупными неприятностями.
Постоянных своих помощников мы видели в активистах - коммунистах и комсомольцах, бывалых воинах. Обстрелянный солдат знает войну по боевому опыту, а коммунист в роте - это настоящий вожак воинов.
Молодое пополнение мы воспитывали на примерах героизма наших славных воинов-комсомольцев. Приведу только отдельные выдержки из листовок, рассказывающих о подвигах комсомольцев Северо-Западного фронта.
"...Первой вступила в бой рота молодого командира лейтенанта Куличева, которая занимала оборону на правом фланге полка. Фашисты шли по открытой долине скученно, во весь рост, пьяные. Бойцы Куличева открыли ураганный ружейно-пулеметный огонь. Особенно разителен был огонь пулеметчиков комсомольцев Умерова и Круша. Они сметали метким огнем фашистов. Несмотря на все свое звериное упорство, немцы не смогли продвинуться вперед. Тогда налетели фашистские бомбардировщики, которые с высоты 40-45 метров засыпали бомбами нашу линию обороны. Несколько минут стоял сплошной гул разрывов. В огне боев, сражаясь до последней минуты своей жизни, погибали бойцы и командиры, но не было сломлено их сопротивление. Новые атаки немцев снова отбиты с огромными для врага потерями..."
"...Сын эстонского народа заместитель политрука Арнольд Мери один с пулеметом сдерживал большой отряд противника, пытавшегося захватить штаб соединения. Получив четыре серьезных ранения, Мери не отошел от пулемета до тех пор, пока не прибыло подкрепление и не отбили натиск врага..."
"...Фашистский танк мешал продвижению взвода, бутылок с горючей смесью под руками не было, из пулемета его не подобьешь. Но красноармеец Середа Иван Павлович нашел выход. Он незаметно подполз к вражескому танку, вскочил на него и сильным ударом топора согнул ствол пулемета. Танк вместе с экипажем был захвачен взводом. В другом бою Середа связкой гранат уничтожил еще один вражеский танк..."
"...Отряд действовал в тылу врага. Старший сержант Хаджи-мурза Заурбекович Мильдзихов подкрался к дзоту противника, автоматом и гранатой уничтожил засевших там фашистов; дзот замолк. Он вошел в блиндаж, уничтожил 9 обнаруженных там винтовок и один ручной пулемет, второй ручной пулемет взял с собой и возвратился к командиру с докладом о выполнении приказа. В этом неравном бою Мильдзихов уничтожил много гитлеровцев и был ранен в ногу. Несмотря на ранение, он вынес из тыла противника раненого сержанта Анашкина..."
Правительство высоко оценило боевые подвиги комсомольцев Мери, Середы, Мильдзихова, присвоив им высокое звание Героя Советского Союза.
В землянке у начальника штаба полка собрались командиры батальонов. Замполит полка подполковник Вырвич доложил о готовности выполнить боевую задачу. Мы с Вырвичем решили пойти в цепи батальонов, поднять солдат в атаку, вместе с ними ворваться в Ляхново.
Не скрою, это было не самое разумное решение. Обстановка не требовала, чтобы замполиты полка и дивизии поднимали батальоны в атаку, тем более что их командиры были на месте. Но нас можно было понять. Из армии требовали: взять укрепленный пункт. Нам казалось, что, разгромив немцев у села, мы нарушим всю систему обороты противника, выйдем к шоссе.
Ночью обошли оба батальона, сформированные из остатков полка, побеседовали с бойцами...
На рассвете подняли людей в атаку. Бегом, ведя огонь на ходу, бросились к окопам противника.
Фашисты открыли ураганный огонь. Падали раненые и убитые. Цепь атакующих редела. Но остановить нас было невозможно.
Я бежал в цепи атакующих, охваченный одним чувством - быстрее вперед, во что бы то ни стало ворваться в первую траншею противника и уничтожить его.
Рядом со мной бежал помначштаба полка старший лейтенант Петр Величко. Я только потом узнал, что Володя Вырвич наказал ему ни на минуту, ни на шаг не отходить от меня.
Но на войне всякое бывает. Величко был рядом со мной ранен осколком мины. И мне после атаки пришлось перевязывать его и выносить с поля боя.
Первый батальон ворвался в деревню. Но второй батальон трижды поднимался в атаку, и трижды противник прижимал его к земле. Поредевшие цепи залегли.
Роты закрепились на окраине Ляхново. Раненых отправили в тыл. Я приказал начальнику штаба прекратить атаки, позвонил на НП дивизии, подробно доложил о результатах командиру.
- Да, дела неважные, - обронил Дударев, выслушав мой доклад. - Давай приходи сюда, посоветуемся и доложим наверх.
За эти несколько дней комдив заметно осунулся, лицо посерело.
Когда я пришел на НП, Дударев пододвинул мне карту.
На ней было отмечено положение частей. Красные стрелы пересекали реку, болотистые низины и упирались в высоты. Лишь 5-й полк несколько выдвинулся вперед. Батальон соседнего полка, действующий на левом фланге, вышел в лесу к подножию одной из высот, встретил там сильное сопротивление и залег.
- Атакуем без артиллерийской подготовки, - сказал Дударев. - Поэтому и топчемся на месте. Отсюда и потери.
Я был согласен с командиром, и он доложил свои соображения командующему армией. Нам приказали закрепиться на достигнутых рубежах.
Следующая неделя прошла более-менее спокойно, если не считать беспрерывных обстрелов, бомбежек, контратак.
Так закончилась эта операция. Войскам фронта не удалось полностью выполнить задачу по окружению и уничтожению демянской группировки. Дивизии противника понесли значительные потери в живой силе и особенно в технике, но все же вышли из-под удара, не дали себя окружить в этом демянском мешке.
Чего мы не сделали, где ошиблись? Эти вопросы встали перед командирами и политработниками.
Много было объективных и субъективных причин нашей неудачи. Они сложны и многообразны.
Вот к каким выводам пришли работники Генерального штаба, участвовавшие в этой операции:
"Основными причинами, которые серьезно препятствовали выполнению задачи в данной наступательной операции, были следующие.
Противник, находящийся длительное время в позиционной обороне, достаточно сильно укрепил ее в инженерном отношении, создав многополосную, стройную систему инженерных заграждений фланкирующего и косоприцельного огня ручных и станковых пулеметов, а также огня артиллерии и минометов.
Большинство опорных пунктов и узлов обороны противника были выгодно расположены в тактическом отношении, с хорошим круговым обзором и обстрелом всех подступов к ним. Инженерные сооружения (дзоты, блиндажи) в большинстве своем были достаточно прочны и неуязвимы от прямой наводки артиллерии, что давало возможность сохранять живую силу противника и противодействовать нашему наступлению. Преодоление такой обороны требовало большого количества сил и средств, особенно артиллерии для подавления прочных и глубоко эшелонированных инженерных сооружений.
В ходе боя противник организованно выводил свой части из демянского котла и срочно перенацеливал их на удержание Рамушевского коридора. Здесь для удержания узкого прохода немцы создавали большое превосходство в людях и технике, особенно на участках, где намечался прорыв линии фронта. Это давало противнику возможность не только упорно удерживать свои опорные пункты, срывать наше наступление, но и переходить в контратаки, чем еще больше сдерживалось наступление наших частей.
Своими мощными огневыми налетами противник наносил большие потери нашим войскам как в живой силе, так и в боевом технике, его авиация ежедневно, группами самолетов на небольших высотах, бомбила и обстреливала боевые порядки наших частей, особенно на направлении главного удара.
Огневая система противника, несмотря на неоднократную артиллерийскую подготовку, на большинстве участков оставалась неподавленной и в момент атаки наших подразделений, огневые точки противника продолжали оказывать упорное сопротивление.
В лесу артиллерийские и минометные батареи противника оставались не разведанными, наши атакующие подразделения нередко подвергались внезапному обстрелу.
Боевой состав большинства дивизий был малочисленный. В первые же дни боя наступающие части не в состоянии были с оставшимся боевым составом преодолеть тактическую глубину обороны противника. Командиры дивизий, имея небольшие резервы, не могли в достаточной степени повлиять на ход боя вводом мощных резервов там, где намечался успех наступающих.
Такое положение приводило к быстрому расходованию резервов армии, к частым перегруппировкам, к вынужденному пополнению боевого состава за счет изъятия людей из тыловых подразделений и частей" .
Кроме того, надо признать, что и у нас в дивизии, и у наших соседей, да и у соединения, которое мы сменили, очень слабо была организована разведка всех видов. Перед нашим наступлением немцы отводили основные силы в глубину обороны, а на переднем крае оставляли незначительное боевое охранение. Не зная истинного пачертания переднего края противника, наша артиллерийская подготовка нередко проводилась только по боевому охранению, то есть по ложному переднему краю.
Много было и других причин наших неудач в этой наступательной операции.
И все же, несмотря на все эти трудности и неудачи, февральские и мартовские бои за Ловатью сковали крупные силы врага. Он понес большие потери и вынужден был оставить очень выгодный плацдарм. Наше наступление значительно облегчило положение Ленинградского фронта и самого Ленинграда. После ликвидации демянского выступа войска Западного и Калининского фронтов, не опасаясь удара во фланг, очистили от врага ржевско-вяземский плацдарм. Противник был отброшен на 130-160 километров. Угроза для Москвы была окончательно снята.
Вскоре нашу и другие десантные дивизии вывели в тыл.
Полки возвращались в Черный Дор на погрузку в эшелоны, люди шагали по воде и грязи - весенняя распутица размесила дороги.
Долго мы с Григорием Титовичем Зайцевым обсуждали итоги наших первых боев в болотах за Ловатью. Они были большой школой для всех командиров и политработников. Теперь мы видели недостатки в работе политотдела дивизии. Мы неправильно расставили свои силы, формально распределив работников по полкам и батальонам. По существу, в политотделе никого не осталось. Так партийно-политическая работа лишилась руководящего центра. Работники политотдела шли с батальонами и ротами, мы с ними подчас не имели никакой связи.
Партийно-политическая работа многообразна, а у нас она, по существу, сводилась лишь к личному примеру и к беседам накоротке.
По выходе из боев мы созвали работников политотдела дивизии. Пригласили замполитов полков и батальонов. Совещание проходило на окраине дотла сожженного немцами села, в чудом уцелевшем сарае. За стенами завывал промозглый, холодный ветер. Желтый свет коптилки вырывал из глубины сарая исхудавшие суровые лица.
Совещание открыл Григорий Титович Зайцев.
- Решили собрать вас, - сказал он простуженным голосом, - чтобы уяснить, какие же следует сделать политработникам выводы из первых боев.
Он предложил товарищам высказаться. Разговор получился большим и нужным. Большинство высказываний были самокритичными. Товарищи не только говорили о просчетах, но и сразу же советовали, как их исправить.
Когда все высказались, поднялся Григорий Титович: