- Что он там на гитаре бренчит - это ерунда. Вы слова слушайте!
Отец у меня был простой человек, прошел фронт…
- Вы слова, слова слушайте!
- А на концертах Высоцкого Вы бывали?
- Да, но один только раз, и дело было так… У Володи уже была громадная популярность, - я тогда работал в МВТУ, и ко мне пристали ребята из комитета комсомола института:
- Пожалуйста, попросите Высоцкого приехать к нам.
Они знали про наши отношения, а я говорю:
- Да мне как-то неудобно пользоваться нашим знакомством… А потом, вы думаете - что у него мало таких приглашений?
Но отговориться мне не удалось.
Мы приехали в театр перед спектаклем, стояла большая толпа, и все просили билетики. И конечно, многие обращались именно к нему - Володя не умел отказывать. Заходим через служебный вход:
- Попросите Высоцкого.
Там сидела такая очень суровая бабка:
- Высоцкого? Сейчас позовем.
Володя выходит:
- Кому я тут нужен? Ой, Циклоп! (Циклоп - это мое прозвище по Большому Каретному). Ты что, хочешь на спектакль? Пошли прямо сейчас.
- Володя, я не по этому делу…
- Быстренько, а то нам уже надо одеваться…
- Вот секретарь комсомольской организации нашего МВТУ…
Володя все понял, и сказал, что раньше марта у нас выступать не сможет…
- Смогу приехать в конце марта часа на полтора. Вот только ради этого человека вам и обещаю.
И показал на меня.
И Володя не подвел. У нас прекрасный Дом культуры, и студенты приняли его великолепно! Все сразу вытащили магнитофоны, и Володя говорит:
- Я вообще-то не люблю это дело, ну ладно, студенты - пишите. Он пел без перерыва два часа, и студенты его буквально на руках вынесли!
Да, но Володя был у нас еще раз, я ничего про это не знал, смотрю - висит афиша. И ко мне со всех сторон начали обращаться, главным образом - наши ребята-трюкачи, потому что попасть на этот концерт было невозможно. (А я как снялся у Кевосяна в "Неуловимых мстителях", так и стал работать в кино трюкачом-каскадером. Вошел во вкус и снимался в нескольких фильмах за год. Мы только начинали как каскадеры, и все было очень интересно.) Вот на этот концерт я и привел своих ребят.
Ну а потом мы встречались редко, да и смерть Левы Кочеряна нас немного развела. Лева заболел очень серьезно, но все же вышел из больницы, - встал на ноги, оклемался… Он даже был на премьере своей картины: "Один шанс из тысячи". В это время Кевосян поехал снимать "Новые приключения неуловимых", и Лева говорит:
- Кес-джан, ты возьми меня с собой!
И тут я на Леву стал кричать:
- Куда тебя несет! Ты что, не знаешь, какая у тебя болезнь? Тебе же нельзя!
Лева же прошел тяжелейший курс лечения какой-то химией…
- Ты не учи меня! И нечего тут сопли разводить! Мне теперь все можно…
И Лева поехал, даже снялся у Кевосяна: он там сидит на корабле в феске, пьет кофе. Это я потом уже понял, что он захотел хоть на пленке остаться живым.
А вскоре Лева снова попал в больницу, но все время убегал оттуда. Выскочит, схватит такси и домой! Лева боролся еще год и семь месяцев.
А Вы знаете, что на Володю ребята очень обиделись? Он же не был на похоронах Левы Кочаряна… Я, честно говоря, не думаю, что это произошло потому, что Володя зазнался… Но с его занятостью, с неожиданными поворотами в жизни - все могло быть. Но тогда мы немного отдалились друг от друга.
С Володей меня еще раз свела судьба через много лет. И снова это было связано с Кочаряном. Когда Лева снял "Один шанс из тысячи", то задумал сделать еще одну картину по роману Вайнеров "Эра милосердия". Вместе с Вайнерами они даже сделали сценарий, и в этом сценарии и для меня была роль, но вскоре Лева заболел…
И вот через девять или десять лет Станислав Говорухин решил снимать этот фильм, и пригласил меня на роль, которую наметил еще Лева Кочарян. И на этом фильме мы с Володей снова встретились.
Первая встреча была очень интересной. Я закончил эпизод, почти всю ночь мы не спали, - а утром должен был лететь в Москву. И примерно в это время прилетел
Володя вместе с Аркадием Свидсрским. Они вышли из самолета и идут мне навстречу. И я взял и схватил его в охапку, даже приподнял немного…
- Да ты что, очумел! Мне же больно!
Володя буквально закричал на меня, а я же не знал, что он болен: никто и никогда не говорил мне об этом, а сам он все время скрывал. Я поставил его на землю:
- Извини, Володя, - я не знал.
И вся наша встреча была испорчена… Я, конечно, обиделся, потому что, когда мы встречались, всегда радовались, бросались друг к другу. В общем, я "психанул" и улетел в Москву.
А потом, когда мы начали вместе сниматься, Володя подошел сам. Он был такой человек, что, если кого обидел, то больше сам переживал…
- Ну, ладно, ты что уж совсем на меня обиделся?..
Мы встречались, разговаривали, вспоминали. Но Володя часто был усталый, мрачный, раздражительный. Он к тому времени здорово изменился - мне показалось, что он очень сдал. Он выглядел старше своих лет, часто плохо себя чувствовал… Даже характер у него изменился: появились какие-то другие черты. Прежняя его веселость бывала уже очень редко.
Вот так мы помирились, все наладилось, но уже каких-то веселых моментов не было. Работал Володя, если честно говорить, на износ… Правда, я помню, что к концу картины он немного ожил. Не знаю, успел ли он посмотреть эту картину… Мы ее закончили, наверное, в марте - апреле, а Володи не стало в июле…
- А как Вы узнали о смерти Высоцкого?
- Ну, как я узнал… Поздно вечером мне позвонил Сви-дерский и сказал, что умер Володя…
- Олег, завтра, часов в семь я тебе позвоню, поедем забирать его из Склифософского.
А мне как обухом по голове ударило:
- Как, что случилось? Почему? Объясни!..
- Нет… Долго рассказывать… Умер у себя на Малой Грузинской… А если там хватит народу, я тебе перезвоню, тогда приезжай прямо в театр.
А у меня какой-то шок, ничего сообразить не могу…
Проснулся я часов в шесть, сижу и жду звонка. И только в восемь часов звонит Свидерский:
- Никуда ехать не надо, все уже сделали, приезжай прямо в театр.
Пригласили, называется. Я приезжаю на Таганку часов в десять утра, а милиция уже не выпускает из метро. Я хоронил Урбанского, Шукшина, но такого же не было! Много народу - да, но чтобы столько!..
Я же не буду объяснять милиционерам, кто я и что я и какое отношение имею к Володе… Стоим мы с сыном на углу и потихонечку-потихонечку протискиваемся… Думаю: не могу я просто так уйти! Не может этого быть, чтобы я не попал в театр! Чтобы я не попрощался с Володей! Хотя, конечно, надежды мало: люди стоят в шесть рядов, а там еще милиция…
- Проходите, граждане, проходите.
И вдруг я вижу: стоит Юра Смирнов с Таганки, а мы с ним вместе снимались. Он стоит с черной повязкой, увидел меня и машет:
- Иди сюда!
А я развожу руками - как? Он протиснулся к нам, взял меня за руку, а я - сына… Вот так мы и прошли. Сначали прошли во двор, там стояли: Лева Поляков, Гурген Тонунц, другие актеры… Там нас всех собрали и через какой-то боковой вход ввели в театр, и мы влились в этот общий поток.
И Вы знаете, что меня больше всего поразило… Много народу - да, много молодежи - понятно, но ведь в этой толпе стояли старушки седенькие, в черных вуалетках… Значит, и им Высоцкий был дорог и нужен.
- А сейчас Вы часто вспоминаете о Большом Каретном?
- Конечно, это были чудесные годы… Вот и сейчас Вам рассказываю - и очень волнуюсь. Я счастлив, что в моей жизни было это время, были эти друзья. Мне есть что вспомнить, и есть чем дорожить.
Май - июнь 1988 г.
Людмила Владимировна АБРАМОВА (I часть)
- История нашего знакомства… Очень долгое время, пока в это не вмешался некий Абычев, она казалась мне замечательной и даже судьбоносной. И Володя сам ее много раз рассказывал. А сейчас мне очень трудно об этом говорить…
Но если следовать фактам, то это было так. Мне предложили - практически без проб - войти в картину "713-й просит посадку". Актриса, которая там работала, отказалась. И я поехала в Ленинград: снималась в Ленинграде я в первый раз, но была там не в первый, - и у меня в Ленинграде было много хороших и интересных знакомств. Поехала с удовольствием, и все мне в Ленинграде страшно нравилось: студия, гостиница… Снималась - в кои веки вгиковцам официально разрешили сниматься! Но я была без денег: оформить-то меня оформили, но пока поставят на зарплату, пока то, пока се… А попросить аванс - мне тогда и в голову не приходило. Денег не было: то немногое, что у меня было, я проела в первые два дня. А уже самые последние деньги я истратила в ресторане гостиницы "Европейская", в "Восточном" зале. В такой компании: художник Гера Левкович, драматург Володин, актер Карасев, - в общем, приятная, дружеская, милейшая компания. Главным образом, мы ели, - не такие уж мы были пьющие люди. Просто хорошо наелись.
И поздно вечером я поехала в гостиницу, они меня провожали. У каждого осталось по три копейки, чтобы успеть до развода мостов переехать на трамвае на ту сторону Невы. И я - уже буквально без единой копейки - подошла к гостинице и встретила Володю. Я его совершенно не знала в лицо, не знала, что он - актер. Ничего не знала. Я увидела перед собой выпившего человека - и пока я думала, как обойти его стороной, - он попросил у меня денег. У Володи была ссадина на голове, и несмотря на холодный, дождливый ленинградский вечер, - он был в расстегнутой рубашке с оторванными пуговицами. Я как-то сразу поняла, что этому человеку надо помочь. Попросила денег у администратора, - она отказала. Потом обошла несколько знакомых, которые жили в гостинице, ни у кого ничего не было.
И тогда я дала Володе свой золотой с аметистом перстень - бабушкин, фамильный, - действительно старинный. Володя отнес перстень в ресторан: там что-то произошло, он разбил посуду, - была какая-то бурная сцена. Его собирались не то сдавать в милицию, не то выселять из гостиницы, не то сообщать на студию. Володя отнес перстень, с условием, что утром он его выкупит. После этого он поднялся ко мне в номер, - там мы и познакомились…
Собственно говоря, мы и познакомились на том, что, войдя в номер, - Володя предложил мне стать его женой. Нельзя сказать, что с моей стороны это была любовь с первой секунды… Все-таки это было очень давно - и когда я сейчас себя тогдашнюю вспоминаю, то думаю, что там было очень много позы. Сколько хорошего, столько и плохого, может быть плохого даже больше. Такая вот поза самовлюбленности, - наверное потому, что меня так внезапно взяли сниматься, - без проб… В общем, не самые хорошие чувства мной руководили тогда.
В тот же вечер, чтобы что-то о себе сказать, заявить себя, - Володя пел. Он пел, а не объяснял мне, что он - актер, что снимается на Ленфильме. А если бы сказал, то мы бы сразу поняли, что снимаемся в одной картине. Говорят, что Володя меня знал, что он видел меня в Москве на вокзале. Об этом вспоминает Миша Туманишвили. Но у меня никаких ассоциаций не было. Он пел "Вышла я, да ножкой топнула…" - и ничего кроме песен и того, что у него не было денег, - я не знала. В моем поступке никакого особенного благородства не было, но я все-таки горжусь, что сразу увидела - это что-то совершенно необыкновенное… Необыкновенное. Все-таки, я училась на актерском факультете, видела настоящих актеров, - это я отличила, это я смогла понять.
А в ту минуту я вообще не думала, что будет какое-то длинное будущее. Да, у меня была решимость: если я выйду замуж, то это все! Но в этом тоже было такое фрондерство… Даже если Володя оказался бы не тем, кем он оказался, - я бы все равно из самоупрямства осталась с ним. Да, наверное бы, осталась. Но довольно скоро я поняла, что сама - первой - я не смогу уйти, - и не только из упрямства перед собой… А просто не смогу. На следующее утро Володя выкупил кольцо и мы вместе поехали на студию. Мы торопились, опаздывали…
- Вы уже знали, что снимаетесь вместе?
- Нет! Если верить тому, что Володя видел меня на вокзале в Москве и запомнил, - он-то знал… А я совершенно не знала. Для меня понимание пришло в тот момент, когда мы оба вытащили ленфильмовские пропуска… Вошли в студию, поднялись на один этаж, зашли в одну группу. И потом мы это между собой не выясняли. Но как будто что-то нас вело, как будто это должно было случиться. Ощущение точности замысла и высшей справедливости…
Мы очень хорошо жили в Ленинграде. Снимались… Ели "некондиционные" пончики в соседней "Пончиковой". Если пончики получались кривые, то их откидывали в брак. И Володя договорился, что все кривые - наши… Но по временам были какие-то деньги. Мы ели в ресторане гостиницы. Кстати, все в гостинице Володю очень любили, несмотря на тот скандал. Все очень любили.
Еще я помню, как Володя очень красиво дрался. Тогда он потряс мое воображение, - почти как пением. Мы сидели в ресторане и ели из одной мисочки двумя вилками - бефстроганов. И вдруг пристал какой-то мужик. Но не успел он начать приставать ко мне, как Володя полез драться… Бог мой! Весь ресторан повскакал с мест, скатерти и графины летали в воздухе! Именно так снимают "каскады" в кино… Володя выскочил из пиджака, выскочил из свитера, четыре человека хватают его с разных сторон, вдруг он уже на столе! А музыканты стояли на сцене и "балдели". В драку они не вмешивались, но молча "болели" за Володю. И когда стало ясно, что он победил всех-йам принесли бесплатный ужин… Все получили удовольствие.
- Высоцкий снимался в Ленинграде, а работал тогда в театре Пушкина. Он ездил в Москву на спектакли?
- В Пушкина он тогда как бы дорабатывал… Мы снимались по времени больше, чем планировалось: актрису сменили, чего-то не успевали… Срок, на который его отпустили в театре, кончился, - и ему надо было играть в спектаклях. Раз-другой он вроде бы ездил, потом как-то не доехал… А потом его просто уволили. Но тогда уволили довольно мирно, кажется, "по собственному желанию". Володя уже очень неохотно туда ездил, а работа в кино ему доставляла удовольствие. А потом в картине было много потрясающих актеров, - потрясающих! И Володя был среди них как равный - не просто по легкой актерской демократии - а потому, что они на самом деле к нему хорошо относились. Ефима Копеляна Володя полюбил, что называется, на всю жизнь. Ефим водил нас в театр, - из-за кулис мы любовались, как он играет в "Скованных цепью". Это было замечательное время…
- Вместе вы в Москву летали?
- Несколько раз мы летали… Летали на ноябрьские праздники. И чтобы не тратить деньги на билеты - студия такие праздничные поездки естественно не оплачивала - мы летели с тем летчиком, который был консультантом на картине. Звали его Спартак… А фамилия… Грине-вич! Спартак Гриневич. Он нас возил в кабине самолета, - безо всяких билетов.
- А окончательное возвращение в Москву?
- Ну что… Мы приехали домой. Конечно, вся моя семья пришла в ужас. Не потому, что Володя показался им глупым, и не потому, что они подумали: он - нечестный и неблагородный человек… Нет. Может быть, и у них было какое-то тщеславие: я - студентка, снимаюсь в главной роли! Может быть, они ждали чего-нибудь необыкновенного… Человек высокого роста, в шикарном костюме придет с цветами и сделает препозицию насчет их дорогого дитя… Во всяком случае, они приняли нас прохладно.
А у меня это отдалось потом тем, что с момента рождения Аркаши я уже думала, что буду чьей-то свекровью… Что мой ребенок кого-то ко мне приведет… И, наверное, это было хорошо, что я увидела, как это ужасно, когда не с первого раза все хорошо.
И Нина Максимовна - Володина мама… Поначалу и она отнеслась к этому сдержанно. Тем более, она-то знала, что Володя еще женат на Изе (Иза Константиновна Высоцкая - первая жена В.С. Высоцкого).
Потом я познакомилась с Семеном Владимировичем Высоцким и тетей Женей, и одновременно с большим количеством родных Володи. В Киев уезжала мать Семена Владимировича - Дарья Алексеевна. И там на вокзале были все: и дядя Леша ((Алексей Владимирович Высоцкий) с тетей Шурой, Лида Сарновна с Виталиком… И мы все познакомились. Там мне показалось немного теплее, но в то же время я почувствовала… Да, праздничная атмосфера, да, семейная торжественность, - а там внутри - бог знает как…
Первое время мне было обидно, что Володю моя семья не очень приняла, - за исключением бабушки, ей он понравился сразу. Было обидно, что я неканоническим способом попала в Володину семью… Но все это на нас не очень влияло. Конечно, всех смущало то, что мы очень долго были не зарегистрированы, не "расписаны". А в то время это было очень важно, - на матсрей-одиночек смотрели очень недоброжелательно. Но вот честно: для нас с Володей никакого значения не имело.
- Отношение Высоцкого к детям?
- Давайте я так скажу: отношение Высоцкого к детям и отношение Высоцкого к женщинам… Детей - даже собственных - Володя немного стеснялся. Не потому, что он к ним плохо относился, - а именно потому, что он уважал их, даже грудных детей уважал. Это звучит смешно, но это так. Уважал… Как мы робеем перед высшим судом, перед высшим авторитетом.
И не потому, что он чувствовал какую-то вину, нет. Но стеснялся детей… Он боялся им не понравиться! Честное слово! Причем с самого начала. Ну, и никогда не подлизывался…
- А отношение к женщинам?
- Пусть меня найдет и плюнет мне в лицо тот, кто сможет доказать, что Володя когда-нибудь за глаза плохо говорил о женщинах. Уверена, что этого не было! Никогда никому не поверю, если кто-то будет это утверждать. Я никогда не слышала, что Володя хоть что-то неуважительное сказал про Изу.
Когда Иза приезжала в Москву, Володя ездил с ней встречаться, - иногда у тети Жени, а чаще у Карины Диа-доровой. И никогда Володя не чувствовал, что совершает неблагородный поступок по отношению ко мне. Я Изу совершенно не знала, - и не то чтобы ревновала, но - удивлялась. И зря удивлялась. Может быть, если бы я не удивлялась, Володе никогда в жизни не пришлось бы говорить мне неправду. И если ему приходилось это делать - это на моей совести, а не на его. Это я вам как перед богом говорю.
- Вернемся к детям. Дети - это много домашней работы: стирка, уборка, пеленки…
- Никогда никакой домашней работой Володя не брезговал. Он и пеленки стирал, и таскал их на руках, и бегал за молоком… Домашнюю работу он любил делать и делал это весело и артистично.
Скучал без детей, беспокоился за них. Как многие отцы, он беспокоился даже больше, чем я - потому что просто не знал, насколько прочны у ребенка руки и ноги. Никогда с детьми не сюсюкал. Не только с нашими, но никогда вообще. Никаких специальных детских словечек не было, - всегда серьезно, как с взрослыми, как с равными…