- Совершенно личные причины. Я думаю, что не только с Володиной стороны - что он там с кем-то пил, с кем-то ссорился, - но и сам театр был при начальном кризисе. Отдельные актеры, может быть, и были хороши, но коллектив, наверное, был слабым. Поляков хорошо помнил "Кривое зеркало", но он не был такой крупной фигурой - фигурой вождя, каким в самом лучшем смысле был Любимов.
- Дебют в "Современнике"-Вы были на этом спектакле?
- Да, была. Володя играл ту роль, которую обычно играл Евстигнеев. У меня есть версия, почему Володю не взяли тогда в "Современник", но тогда мы с Володей, честно говоря, были очень огорчены. И не просто огорчены - был даже какой-то элемент обиды. Но сказать, что Володя играл эту роль ярче, чем Евстигнеев, я не могу. Во-первых, роль очень примитивная, очень неяркая, - в высшей степени не Володина. Эта роль была из того амплуа, что Володя делал в это время в кино, и если бы, не приведи Господь, Володю взяли на эти роли, он бы это и делал всю жизнь.
- А Вы не помните вставку Высоцкого, когда он сказал: - …Петька-Рваный, Левка Кочарян, Толька Утевский…
- Он всех назвал. Там был еще и "Васечек"… Всех, кого мог, назвал. Володя, конечно, не думал этим обогатить роль, - просто хотел порезвиться, пошутить. Такие же вещи он делал в Пушкинском. Я думаю - об этом надо было бы вспомнить. Наверное, у кого-то остались эти воспоминания, как он шутил в убогих ролях. Ну, а почему это было? - Когда мне говорят, что он начал писать песни в студии для "капустников", то пусть они говорят это друг другу… Это еще не было песнями, такие песни пишут все: и Епифанцев, и Вильдан, да кто угодно в то время мог такое состряпать. Это не было песнями, это не было Володей Высоцким. А почему он начал писать песни, которые - Володя Высоцкий? А что делать актеру, когда ему нечего играть? Что делать актеру с большой буквы - Великому А к т ер у, когда ему нечего играть? - Он сам себе начал делать репертуар. То есть, не то чтобы он делал его сознательно: "Дай-ка я сяду и напишу себе репертуар…" Так не было. А когда есть потребность себя высказать, а негде: в "Свиных хвостиках", что ли, или в "Аленьком цветочке"? Вот он и называл своих друзей, придумывал всякие штучки-дрючки, чтобы актеры похохотали. Это не уровень актерского творчества, - это уровень актерских забав. А кто бы ему написал такую пьесу, да еще гениальную - про то, как шли в Монголию, про двух ЗэКа? Кто? Да еще дал сыграть одного ЗэКа, да другого, и повара с половничком? Кто бы ему тогда написал пьесу про штрафников?
Казалось бы, начало шестидесятых годов - такое время темное, пустое в Володиной биографии… Ну нет ничего - совершенно пустое время. И было то, чего не было никогда: ни до, ни после-было свободное время! И была жажда работы, - вот он и создавал свой репертуар.
- Эти первые песни, они появлялись, рождались, записывались по-разному. Всеволод Абдулов говорил мне, что "Штрафные батальоны" были записаны на коробке папирос, когда они ехали в кузове "полуторки" в Ригу со строительства Плявинской ГРЭС. Это было время съемок фильма "На завтрашней улице".
- Не могу с этим согласиться. Песня "Штрафные батальоны" была написана в Москве. Володя спел эту песню на квартире Акимова. Но песни, действительно, выплескивались, - только так тогда они и рождались. Мое любимое воспоминание, одно из главных воспоминаний моей жизни…
После спектакля, к счастью - короткого (это был "Пугачев"), мы поехали в Дом Ученых - там был вечер авторской песни. Поехали потому, что там был Миша Анчаров. Володя его любил. Приехали уже к концу. Вечер проходил в буфете. Какая-то девушка с гитарой пела, по-моему, "Бабий яр" Евтушенко. Миша уже не пел, - он сидел и ждал Володю. Мы сидели вместе, и Анчаров говорил, что он очень любит песню "Тот, что раньше с нею был…", и приводил какие-то самые любимые строчки из этой песни.
Миша очень ценил строчку, которая, как он считал, стоит творчества десятка поэтов:
- … Ударил первым я тогда, так было надо…
Он говорил, что за эту строчку можно отдать несколько поэтических сборников. Для Володи это была дорогая похвала, хотя в это время и похвал и аплодисментов он получал уже достаточно. Это было время "Пугачева", это было время высокого взлета. Самооценки у Володи заниженной не было, но все равно, такие слова от этого человека стоили очень много.
Это было после спектакля, а между репетицией и спектаклем почти наверняка был концерт: свободного времени уже почти не было. Поехали домой на такси совсем уже поздно. Мы вернулись, наверное, часа в два, - прозрачный, но уже рассвет. Тогда не было больших деревьев, в окно падал свет фонаря. Очевидно, Володя думал, что я заснула, а я думала, что он заснул… Покосилась на него, а он даже не мог раздеться - так устал. И он лег в белой сорочке - крахмальная такая сорочка, почти не помятая. И вот я лежу, кошусь на него одним глазом и вижу, как у него сорочка с левой стороны вот так ходит. Я все время боялась, что он перетрудится и сердце у него взорвется. Я с ужасом смотрю, как эта рубашка у него ходуном ходит. Потом он встал, пошел к столу, думая, что я сплю, нащупал гитару, - тот привычный шелестящий звук по ладам… Но в это время он обычно писал на бумаге. И сел писать, и написал: "Их восемь, нас - двое". Это у него заново родилась та песня, тот образ, тот "расклад перед боем".
Это просто значит, что когда он писал "блатные" песни, материал был тот, а накал, понимание жизни, отношение к друзьям - то, что самое главное - у него всегда было одним и тем же. Это писалось тогда, когда появились эти паскудные статьи: "О чем поет Высоцкий" - как раз в то время… "Их восемь, нас - двое", "Летят наши души как два самолета…" Я до сих пор об этом спокойно вспоминать не могу…
Это был 1967 год, конец мая или начало июня: ночи уж очень светлые были…
Это воспоминание почему для меня так важно? Об этих ранних песнях, которые принято называть "блатной стариной", сейчас говорят, что это "точная стилизация", что он хорошо знал "этот язык" и похоже воспроизводил… Да ничего подобного! Он же это создавал! Там никакой стилизации нет - это блатные песни. А тот, кто так говорит, тот, во-первых, пытается зачеркнуть значение натурального блатного фольклора. А натуральный блатной фольклор тоже не воспевает ни жестокости, ни убийства - он тоже пытается оправдать этих людей.
Лирический герой народных блатных песен, о которых мы даже не знаем, кто их написал, - это тоже хороший одинокий человек, которого ждет страшная судьба. Все то же самое! И Володя нисколько не стилизует, не подражает. Он очень быстро, в один прием создает целый массив этого фольклора - и только так это можно понимать. Даже грешно противопоставлять Володины песни - натуральным блатным.
- В 1982 году в США был снят фильм о Высоцком (не помню сейчас названия), в котором Иосиф Брод-ский сказал, что смерть Высоцкого - это потеря для русского языка, а не только для русской поэзии…
- Конечно! Они еще свое слово скажут. Самое главное слово скажет когда-нибудь Андрей Донатович Синявский. Он должен гордиться, что Высоцкий - его ученик. Володина культура и то, что под конец можно назвать его эрудицией, - это заслуга Синявского. Ни от одного человека Володя не воспринял так много, и никому он так не поверил… И Синявский очень серьезно относился к первым песням, - за самую лучшую он держал "Если б водка была на одного…"
Я все не дождусь, а, может, и дождусь, в конце концов, когда этот ранний этап Володиного творчества будет рассмотрен с такой же серьезностью, с таким же искренним восхищением, с такой же высокой оценкой, как и последние вещи… Разве можно говорить, что "Райские яблоки" - это гениально, а "Ты уехала на короткий срок" - не гениально? Да даже и самые смешные песни про "шалав" - они тоже гениальны, а "окурок с-под платформы черт-те с чем напополам" - это не гениально? Это русский язык не потерял?
Есть словарь Пушкина, есть словарь Толстого. Когда-нибудь сделают словарь Высоцкого до 66-го и после 66-го, и тогда мы поймем, что ему дала роль Галилея, роль Хлопуши, что ему дало знакомство с интеллигентнейшим худсоветом Театра на Таганке… Просто разговоры с этими людьми, просто присутствие в этих компаниях. На какое новое качество там он вышел! Но, если в песнях Володи 62-го года так мало слов, то это еще не значит, что он не мог из этих небольших средств извлекать шедевры. Более того, это должно поднимать цену этих шедевров, как феноменов русского языка.
У Володи был плохой голос: диапазон маленький-что он из него сделал! То же самое, что он сделал из языка блатной песни. Там нет интеллигентных слов: "окурок с-под платформы" - это и написано на том языке, на котором они говорили. И не потому, что это было подражание или стилизация - это был Володин язык! И ничего плохого в этом нет! Дурак тот, кто этого не понимает!
Почему никто не вспоминает про Колю - племянника Нины Максимовны Высоцкой? А про Колю надо вспоминать - ведь он был такой чистейшей, такой ангельской души человек! Кристальнейшей чистоты, и ни в чем не повинный, а ведь он был осужден, сидел в лагерях, и очень много текстов песен, блатных песен, Володя знал от него. И Коля вернулся не потому, что его кто-то простил - он был помилован как страшно больной человек. И нище, ни в чем он не озлобился, никогда в жизни не ругал тех, кто его посадил… И тех, кто затащил его в дурацкую компанию - сторожить какую-то капусту, сворованную из ларька… Его это совершенно не озлобило. То есть, мог человек окунуться туда, в эти круги ада - и выйти таким же чистым, с такой же незапятнанной душой, с какой он туда попал…
Так откуда у Володи могли появиться мысли о том, что блатные песни - это воспевание зла и убийства. Да и в какой блатной песне и кто воспевает зло, хотела бы я посмотреть? И у Володи этого никогда не было.
Темперамент з а щ и т ы - он самое большое значение имеет в блатных песнях. И конечно, никогда в жизни Володя настоящего злого человека не оправдывал. Но это совсем отдельная и очень важная тема. Пусть когда-нибудь Синявский скажет об этом.
- Вопрос из ряда традиционных: отношение к поэтам?
- Почти все вспоминают, что Володя любил Межирова. Я думаю, что любимый Володин поэт - не Межиров, хотя Володя вообще любил его стихи, и какие-то межировские вещи его действительно потрясли, например "Мы под Колпино скопом стоим…" Володя очень любил эти стихи - очень! Сам он эти стихи не пел, но услышал эти стихи как песню. Он просто со стула упал! Это было в лю-бимовском кабинете, когда Юрий Петрович собрал акте-ров-певцов, чтобы добавить песни в "Павшие и живые". Вот тогда кто-то эту песню спел. Володя был потрясен, и потрясен именно стиховым материалом этой песни.
- Приход Высоцкого на Таганку - это было радостное событие в Вашей жизни?
- Конечно, радостное. Володя тогда был беспредельно безработным, у него же была запись в трудовой книж-ке - он не имел права работать по профессии, там было написано: "За систематическое нарушение трудовой дисциплины…" В общем, страшно сказать. И единственное, чего я не знаю - кто привел Володю на Таганку.
- Таисия Додина или Станислав Любшин.
- Очень может быть, что именно Тая. Я просто не помню этого момента. Я только помню, что Володя пришел и сказал:
- Да, берут.
И я не верила, что это на самом деле состоялось, и он сам боялся, что не состоялось.
- Пел ли Высоцкий Любимову при первом показе?
- Да, конечно, пел: ведь Любимову он больше был нужен для исполнения зонгов. Юрий Петрович хотел перенести "Доброго человека" на сцену театра, чтобы спектакль потерял студийную окраску, чтобы он стал еще более брех-товским… Снять эту легкую окраску студийности, которая придавала спектаклю какую-то прелесть, но не профессионально-сценическую. Вместо этой свежести Любимов хотел высокого профессионализма. И он искал людей, которые свободно поют с гитарой, легко держатся, легко выходят на сцену из зала… Искал людей именно на брехтовское, на зонговое звучание. И как раз это делал Володя. Это никто не делал, вплоть до того, что брехтовские тексты люди воспринимали потом, как Володины песни… "Была война" или "Голая правда" из "Десяти дней…". Очень многие люди были убеждены, что это Володя написал. Это было до такой степени его…
Володя на Таганку пришел к себе домой. Все, что он делал - весь свой драматургический материал, который он к этому времени наработал, - все это шло туда, к себе домой. И то, что они встретились, то, что их втроем свела судьба: Любимова, Губенко и Володю, - это мог сделать только Бог. Эти трое были созданы друг для друга, и то, что масса людей недооценивает роль Губенко в этом союзе, говорит не к лучшему о воспоминателях.
- Известно, что Высоцкий любил, как его песни поет Губенко…
- Они оба пели при мне. Я с Колей вместе училась в институте и хорошо знаю про их дружбу с Володей. Колю я помню с первого дня во ВГИКе, помню, когда он появился с вещичками… Он уже тогда пел на первой консультации, пел под рояль. Володе очень нравилось его исполнение блатных песен - натуральных блатных, не Володиных. Он много пел во время съемок фильма "Застава Ильича". Вот тогда я услышала Колино исполнение "Вагончика", причем оно Отличалось от общепринятого. Хотя текст был полным, и Коля не знал, что слова написал Михаил Львовский, который в то время работал в нашем институте.
- Губенко ушел из театра на Таганке в 1968 году?
- Нет. Коля ушел раньше, когда только начали репетировать "Галилея". В то время в театре был Саша Калягин - могучий актер. На роль Галилея был назначен он - они репетировали вместе с Володей. В принципе, пьеса была взята для Губенко, но Коля в это время уже уходил: или у него начинались съемки, или он уходил учиться во ВГИК на режиссуру.
- Следующий вопрос тоже приблизительно относится к этому времени: предлагал ли Высоцкий свои песни другим исполнителям?
- Да, предлагал. Я могу назвать людей, кому он предлагал свои песни: Майя Кристалинская, Лариса Мондрус, Вадим Мулерман, Владимир Макаров и Иосиф Кобзон. Я думаю, это было раньше 68-го года - это было лето 64-го года. Это было до того, как Володя плотно уехал на съемки "Завтравшей улицы". Я вот-вот должна была родить Никиту, значит это - конец июля. Это был сад "Эрмитаж", и был концерт, программу которого составлял Павел Леонидов. Он пригласил Володю для того, чтобы с ним пройти в антракте за кулисы. Они пройдут по гримерным артистов, и Володя предложит им тексты. Не песни, а тексты: о мелодиях Высоцкого тогда еще никто не считал возможным говорить. Но Володя пел. Единственное, чего я не могу вспомнить, это - что он пел тогда. Я знаю, что Майе Кристалинской он предлагал "Колыбельную" - песню, которая не сохранилась, записи нет. Слова мой Аркаша помнит, а мелодию… "Колыбельную" он рассчитывал продать то ли в какой-то фильм, то ли на радио, а написал он эту песню, наверное, за год до того.
- Существуют две версии про реакцию Иосифа Кобзона. По одной он сказал: "Молодой человек, эти песни Вы будете сами петь", а по другой - просто дал два-цать пять рублей.
- Это было: и то, и другое. Он сказал:
- Я петь не буду. Ты сам будешь петь свои песни. А сейчас - что могу - вот возьми. Отдашь, когда разбогатеешь.
Я удивляюсь, почему он сам об этом не вспоминает. Я бы на его месте этим гордилась. А может, он - скромный человек, и ему неловко об этом говорить. Но тогда он меня тронул до печенок.
И еще: на этом концерте пел Джорджи Марьянович. Поскольку - при помощи Пашки Леонидова - мы сидели в ложе, прямо носом на сцене, - как Володя смотрел на работу Марьяновича! Как Марьянович выходит на общение, как много он добавляет к тексту песни… Наши певцы, а ведь там были хорошие - Майя Кристалинская, Вадим Мулерман, у Кобзона голос нисколько не уступает Марьяновичу - даже лучше. Но какие же они были обкраденные, малоподвижные - какие-то манекены с часовым механизмом внутри.
А Марьянович ходил по сцене, садился, перекладывал микрофон из руки в руку, делал вид, что вообще не в микрофон поет, а просто так… Строил глазки, - он весь был "на общении". И он же тоже ростом маленький, он тоже старался строить диагонали, такой же жест: или ногу поднять или руку - увеличить себя визуально. Я его, естественно, тогда с Володей не сравнивала, а с тем, как двигался, скажем, Мулерман - он тоже пытался приплясывать: кадавр.
А Марьянович из ничего - из пустяковой советской песенки "Три года ты мне снилась", - он из нее такое сделал! Не забыть.
- Два попутных вопроса: Павел Леонидов-это действительно родственник Высоцкого? И вообще, какова его роль в судьбе Владимира Семеновича?
- Он, по-моему, сын двоюродной сестры Семена Владимировича, и он сыграл роль - многоярусную! - в жизни Володи.
Когда Володя был грудным младенцем, Паша жил на даче Нины Максимовны, и в те моменты, когда у няньки болел живот или она вообще не приходила, Паша Володю нянчил. Еще Пашка вырезал свое имя на садовых скамейках и на деревьях. А главное - он запоем читал фантастику и приключения. Это второй ярус: фантастика и приключения, которые Пашка в детстве читал запоем - не знаю - из чьей библиотеки.
У Володи в детстве увлечение фантастикой и приключениями было очень глубоким, то есть, он не одного Тарзана посмотрел в кино, он все это читал: всего Тарзана, все выпуски Ната Пинкертона, всю настоящую высокую классику приключений - всего Конан Дойля, и не только Шерлока Холмса или "Затерянный мир", - всего! Включая "Белый отряд" и морские рассказы, которых вообще никто не знает. А Володя знал их и тогда, - то есть, в этом вопросе он был эрудирован страшно. И когда он в "Балладе о борьбе" поет о "нужных книжках", они все были, и не без Пашки.
Третий ярус - это когда Паша от всей души пытался помочь Володе какими-то связями. Это не получилось, ну что ж, отрицательный результат - тоже результат. Володя понял, что и репертуар он должен создавать для себя, что свой репертуар он должен петь сам.
Позже мы с Пашей реже виделись: у него своя жизнь сложилась, свои личные дела. Но еще одно важное обстоятельство: Паша был примером человека, который вылечился от того, от чего почти никто не мог вылечиться. Пашей гордились врачи. И каждый раз, когда Володя задумывался: сможет ли сам остановиться, он говорил:
- Ну, ничего. Есть врачи, есть Паша. Его вылечили, и я тоже…
Это тоже было. А записывал он Володю? Володя записывался у кого угодно, если был хороший магнитофон. Своего магнитофона довольно долго не было.
Интересно, куда после смерти Паши делся его архив? Говорят, что его привезли в Союз. Там у него могут быть какие-то Володины рукописи. Я очень допускаю, что в момент, когда Паша водил нас в Эрмитаж, Володя оставил ему рукописи. Все может быть.
- А могут ли быть еще какие-то песни, которые никому не известны?
- "В тюрьме таганской нас стало мало…" Эту песню никто, кроме меня, не помнит…
В тюрьме таганской нас стало мало,
Вести по-бабски нам не пристало.
Вчера я подстаканником
По темечку по белому
Употребил охранника,
- Ну что он, сука, делает?
А недавно существование этой песни подтвердил Таривердиев… Да, она была написана для фильма "Последний жулик"… Просто ищут не там, где надо, каждый роет свой ход, вместо того, чтобы объединиться…
- А текст песни "В тюрьме таганской" существует?
- Он есть, но записан моей рукой, моим почерком, а доказывать Володино авторство я не собираюсь. Это часть моей биографии, моей разрядки, - пусть это со мной и умрет.